Только лишь гости

Так что в лагере более чем хватало тех, кто мог таскать и поднимать камни, класть раствор, делать простые измерения. Но только Элаю были известны все секреты стены, и, зачастую, без него нельзя было обойтись. Пока он разбирался с одним вопросом, появлялись ещё с полдесятка других. Работа шла и днём, и ночью, и Элай, спроси его кто-нибудь, уже не мог бы ответить, как давно он спал или ел. Он помнил и видел только стену.

И она поднималась. Прошло пять дней, и стена выросла на четверть. Много больше, чем они ожидали, но вдвое меньше, чем требовалось. И стало очевидно, что стена ещё не достигнет нужной высоты, когда об её подножье лавиной ударят тролли, по телам сородичей карабкаясь прямо к небу.

Так что на исходе пятого дня, проверяя выполненную работу, Элай, наконец-то, почувствовал, как отчаяние выползает из сердца и разливается по телу. Это ощущалось как холод, как странная дрожь, глухим звоном зазвучало в ушах и сумраком встало перед глазами.

Очнулся Элай уже в своём шатре; рядом с ним на маленьком стуле, неловко съёжившись, дремал Кольб.

Элай сел и тут же снова почувствовал звон в ушах, а в глазах у него замелькали чёрные точки. Услышав шорох, проснулся старик и заворчал:

– Ты совсем сдурел, что ли, старший инженер? Доработался до обморока…

Элай сглотнул и потёр глаза; дурнота немного отступила.

– Я… – он попытался что-то ответить, но ворочать языком было сложно. Да и во всём теле разливалась слабость.

– У тебя замены нет, – сказал Кольб. – Вот ты прыгаешь всюду, а не понимаешь, что если с тобой что случится… у тебя замены здесь нет.

Элай опять хотел что-то сказать, но только открыл и закрыл рот.

– Утром ответишь, – Кольб слегка толкнул его в грудь, и Элай улёгся обратно на постель. Сил сопротивляться не было. Стоило ему закрыть глаза, и он сразу уснул.

Кольб удостоверился, что Элай спит, и, кряхтя, поднялся с табурета и вышел из палатки. Работа продолжалась и ночью, прямо сейчас заступала новая смена людей. Альвы же трудились без остановки.

Следующий уровень, уже рассчитанный старшим инженером, удастся поднять и без участия Элая, а дальше либо будить его, либо отдыхать придётся всем. Какая разница, в самом деле, если успеть им явно не дано.

Утром должен прибыть Тайр с новостями. Наверняка, привезёт ещё одно сообщение в кожаном конверте. Может быть, там даже будет написано, что тролли повернули, замедлились, остановились, или укроителям каким-то образом удалось ускорить своё приближение. Говорят, надежда есть всегда, но Кольб был уверен, что в этот раз нет её вообще. Но люди пусть надеются, хотя бы отработают эти несколько часов.

И если за ночь не удастся придумать что-то… какое-то чудо, то лучше бы распустить людей, пусть спасаются у цвергов. Хотя Элай вряд ли пойдёт на такое, он будет работать до конца и других поведёт за собой.

Кольб медленно шёл по лагерю; он тоже мало спал в последнее время, а из-за возраста переносил напряжение хуже остальных. Передвигаясь от палатки к палатке, останавливаясь иногда, чтобы, держась за натянутые канаты, прислушаться к происходящему вокруг, он думал: догадываются ли люди, насколько всё безнадёжно? До него долетали обрывки коротких фраз, произнесённых усталыми голосами, или ворчание тех, кто уже начал разговаривать сам с собой, жалуясь на безвыходную ситуацию.

Наконец Кольб добрался до стены; люди только разбирали брошенные предыдущей сменой инструменты, альвы подтаскивали камни к участку, выстраивая их в строгом порядке, чтобы было удобнее поднимать один за одним для возведения нового уровня. Ещё один камень в стене, и ещё один… Альвы и раньше вызывали у Кольба любопытство. Орден молчаливо одобрял неприязнь к ним. Нет, сильнее: отвращение. Монахи всегда поддерживали в людях уверенность, что нет хуже судьбы, чем стать альвом. Что это хуже чем смерть. И все «подавшиеся в головешки» объявлялись мёртвыми. Хотя продолжали жить.

Альвов же такое отношение будто и не трогало вовсе. А может и да – как их понять? Древние как будто всегда готовы поделиться своей философией, но по-настоящему что-то узнать о них сложно. Они не были скрытными, они просто не могли объяснить то, что объяснить в принципе не получится. Некоторые вещи можно узнать только на своём опыте, а это был путь в один конец. Что такого они поняли, раз теперь им всё равно, где и кем быть?

Существа, достигшие такого, что Ордену только снится, стали мусорщиками цивилизации. Они делают работу, от которой воротят нос остальные, готовы занимать самое последнее место в обществе. У них нет амбиций и практически нет эмоций – только слабое эхо. За всё это они должны были получить что-то взамен.

Смерти Кольб не особо боялся, слишком уж стар он был, но сейчас, когда она подошла как никогда близко, секрет древних всё сильнее мучил его.

Пока мастер задумчиво наблюдал за работой альвов, один из них уступил своё место собрату и неспешно направился к Кольбу, но на полпути свернул и оказался в тени палатки с инструментами. Старик почувствовал на себе недвижимый взгляд и невольно сделал шаг в ту же сторону. Сердце мастера забилось сильнее, когда он приблизился к альву – истинному, насколько он мог разглядеть в сумраке, небеснорождённому, из тех, кто стали свидетелями начала человеческой цивилизации здесь и, может быть, однажды увидят и её конец.

– Мастер Кольб, – прошелестел древний. – Мы скажем, как есть.

– Да, – кивнул старик, не представляя, о чём идёт речь.

– Стену невозможно закончить, – продолжил альв. – Мы видели, как мастер Элай упал. Он уже не сможет работать, как раньше.

– Мы бы не закончили, даже если бы Элай вообще не спал, – с горечью ответил Кольб, всё ещё не понимая, куда клонит альв. Неужели древние решили бросить стройку, рассудив, что всё бессмысленно?

– Да, потому что одного старшего инженера недостаточно, – согласился собеседник. – Нужны другие, разделяющие его знание. Его и ваше.

– Где ж их взять? – удручённо проворчал Кольб.

– Мы можем помочь, – сообщил альв. – Меня зовут Атананиэль, я небеснорождённый, и я могу давать имена.

Кольб посмотрел ему в глаза… в то, что служило ему глазами. Всё равно, что смотреть в колодец времени. Он понял, что́ хотят предложить альвы.

Под утро, когда сон стал менее глубоким, Элай увидел старый кошмар – эхо детского воспоминания. Он снова был маленьким мальчиком, опять оказался в Кальдере тем чудовищным летом, когда засуха забрала десятую часть горожан, и ещё столько же ушло к альвам. «Подались в головешки», – как говорил отец. Дети всегда боялись альвов, но не могли совладать с любопытством. Бегали смотреть на ходячие чёрные мощи, или кидали в них камни, или осторожно следили за ними на расстоянии. Всё равно больше в Кальдере не было ничего интересного. Только колонны снабжения ещё, но они приходили редко.

И вот, в конце того лета альвы покидали Кальдеру, ведь их стало слишком много для маленького города, и все люди пришли посмотреть на исход головешек. Маленьким Элай не понимал, что людей к воротам привело не просто любопытство, а мучительная необходимость увидеть потерянных близких среди почти неразличимых фигур. Увидеть в последний раз. Для Элая это было лишь интересное событие, которых так мало в городишке на краю страны. Но его любопытство сменилось ужасом в один миг… он увидел того, кого хорошо знал, увидел друга своего отца, дядю Дайниса.

На этом моменте воспоминание и превратилось в кошмар. Вдруг все остальные альвы слились в одну грязно-серую колыхающуюся пелену, и выцветшее и почерневшее лицо Дайниса вытянулось, нависло над Элаем; блёклые глаза, в которых прятался чуждый огонь, превратились в огромные ямы, два омута, и страх, безумный и недетский, затопил всё вокруг, стирая фигуры родных, стирая город с лица земли…

Элай почти проснулся, но разум его по-прежнему блуждал в прошлом, ещё оставаясь во власти ушедшего сна. Теперь Элай вспоминал, как его отправили на разбор Жёлтой стены; как он прощался с женой и детьми, и видела в глазах Елены не тоску, а едва скрываемое облегчение; как странно было вернуться в Кальдеру по той самой длинной, вечной пустынной ленте единственной дороги, по которой два десятка лет назад его отец вывел свою семью из опустевшего города.

И это снова напомнило об исходе альвов, а вслед пришла мысль, что детский кошмар вернулся не просто так. Ведь, похоже, Кальдера, бывшая местом рождения Элая, станет теперь и местом его гибели.

…Потом Элай проснулся полностью и понял, что вся ночь потеряна. Нетвёрдым шагом – не слишком-то ему помогли несколько часов сна, он выбрался из шатра и посмотрел на стену: так и есть, работа в его отсутствие остановилась. Даже из центра лагеря он мог увидеть, что нужно делать переход на новый ряд, а значит – активировать особую комбинацию крайних камней, которую кроме него никто не знал. И тогда бы за ночь рабочие могли бы поднять ещё два или даже три ряда, и кладка бы выросла на человеческий рост.

Элай поплёлся к стене, тщетно пытаясь заставить ноги переступать хоть немного быстрее, но уже через десяток шагов почувствовал чью-то руку, сжимающую плечо, и услышал голос Кольба:

– Я не буду ходить вокруг да около, Элай, – печально сказал старый мастер, будто вынырнувший из тени. – Мы уже не успеем.

Элай сделал попытку вырваться, но ещё одна рука удержала его:

– Мы говорили с альвами ночью, – это уже Эдвина. Её голос был полон и ужаса, и решительности, и печали. – Они предлагают то, что может сработать. Почти наверняка сработает.

Элай остановился и оглянулся: все его мастера стояли рядом с ним, а он даже не заметил, как они подошли. Он пригляделся и понял, что никогда не видел у людей таких лиц – испуг и твёрдость во взглядах на фоне смертельной усталости. «Сон в руку», – подумал он. И ещё: «Не стоило тогда загадывать про три недели».

– Что они предлагают?

– Они могут разделять знание, доступное одному, – ответила Эдвина тихо. – Им не нужно учиться, они просто могут разделить наше знание – наше, а главное твоё. Им не нужны слова, чтобы работать слаженно, они слышат друг друга на большом расстоянии. И они могут работать без отдыха, без еды очень долго. Мы сможем поднять стену на достаточную высоту за несколько дней.

– И вся загвоздка в том, что они могут делиться знанием только друг с другом, – добавил Кольб.

Элай закрыл глаза. Вполне ясно, к чему они клонят. Наверное, это судьба.

– И сколько занимает… это…

Он не договорил, но мастера его поняли.

– Недолго. Не больше часа, как говорят альвы, – ответил кто-то.

«Елена», – подумал Элай. И спустя один удар сердца: «Мальчишки». Солнечное сплетение свело холодной судорогой: он уже никогда их не увидит. Но ещё раньше, чем он додумал эту мысль, иное чувство заставило его кивнуть.

И после он сразу принял решение. Чувства не важны, важны факты. Так он и остальные смогут выполнить долг. И сделать это не раз: они получат все тайны, сохранённые альвами, вернут знание, утерянное людьми. Не о чем тут думать. Так Элай и сказал:

– Тогда о чём тут думать? – но всё же в его голосе не было уверенности, лишь усталость. – Чем больше мы будем думать, тем больше начнём бояться. Я уже чувствую приближение страха… как и все вы, наверное. Но мы сможем остановить орду.

Кто-то из мастеров тоже кивнул, кто-то что-то прошептал в знак согласия.

– Они ждут нас в пещере, недалеко от стены, – сказал Кольб. – Они обещали, что мы не пожалеем.

– Люди никогда не сдаются…

– Мы не сомневались в вашем решении…

– Это хороший выбор…

– Сделайте его ради знания…

– Вы обретёте больше, чем потеряете…

Элаю казалось, что шелестящие слова доносятся отовсюду, из теней, от камней, даже от земли; он как будто слегка утратил ориентацию в пространстве, идя вслед за Кольбом по широкому, прохладному, сумрачному коридору в пещеру, где обосновались альвы.