Золото Дункеля

Глава 4

В Глуховку возвращались в молчании. Не то от усталости, не то от оглушающего рокота мотора, а может, от вида покачивающегося внизу, в проеме носового отсека, серого свертка, с которого Дарья не сводила глаз – так или иначе, говорить не хотелось. Только, когда слева показались избы поселка и мотор, недовольно чихнув, перестал реветь, Павел, обернувшись, спросил Трофима:

– И куда мы теперь?

Даша удивленно покосилась:

– Разве не домой?

Павел кивнул на сверток:

– А с этим как?

Трофим развернул лодку в сторону гаражей и пожал плечами:

– Васильич у реки живет; если у себя – сразу и отдадим…Если нет – зайдем в его контору…

Дом участкового действительно находился невдалеке от лодочных гаражей. В одном из них, разгрузившись, рыбаки сложили походный скарб, выкатили из-под навеса старенький, с разбитой люлькой ИЖ и, оседлав его, застрекотали надрывно и гулко по склону холма к деревне. Въехав на вершину, свернули на главную улицу, тянувшуюся параллельно берегу, проехали еще немного и вскоре, пофыркав глушителем, остановились у небольшого бревенчатого дома, отличавшегося от остальных разве что широкой остекленной верандой. Во дворе маячила чья-то согнувшаяся фигура.

– Жена Васильича, – сказал Трофим, заглушив мотоцикл. – Сейчас и спросим.

Он перекинул ногу через сиденье, соскочил и, подмигнув молодоженам, направился к забору.

– Теть Нюр! – зычно прокричал он, закидывая руки поверх ограды. – Здорово ли живете?

Круглая мешковатая фигура в фуфайке разогнулась и медленно повернулась:

– Ты, что ли, Трошка? Да ничего живем. И тебе того же…

– Теть Нюр, а Васильич не дома?

– У себя, в конторе с утра. Скоро уж и прийти должен, обедать.

Женщина подошла к забору и, щуря усталое морщинистое лицо, спросила:

– А это кто с тобой?

– Не узнаешь, теть Нюр? Дашка с мужем приехала. Ездили вот порыбалить.

– Дарья? Что ты! Какая стала! Красавица… Здравствуй, Даша! Погостить, что ли?

Даша сошла с люльки:

– Погостить, теть Нюра, здравствуйте!

– Здравствуй, здравствуй, милая… Меня и не помнишь небось?

Ямочки на щеках девушки округлились:

– Как же не помнить, теть Нюра, помню! Как же можно забыть?

– Так ведь поди лет семь прошло… – Она кивнула на стоявшего позади Павла. – Говорили – замуж вышла… Не он ли это? Как звать-то?

– Павлом.

– Здравствуйте! – смущенно улыбаясь, кивнул Павел.

– Здравствуй! Москвич, значит? Когда же пожениться успели?

– Три месяца назад.

– Как хорошо-то! Медовый месяц, значит… У нас решили провести?

– Да вот решили. Отпуск взяли.

– Хорошо. И какой же твоя фамилия стала?

– Клычкова, теть Нюр.

Женщина встрепенулась:

– Так вы, может, зайдете? И Васильич скоро явится…

– Нет, теть Нюр, – замотал головой Трофим, – поедем. Только вернулись. А к Васильичу мы сейчас завернем – контора все одно по пути.

– Ну, смотрите. Время будет – заглядывайте…

– Зайдем!

Мотоцикл покатил по безлюдной улице – вдоль заборов с калитками и лавками, мимо серых изб с садами и амбарами… Вскоре свернули налево, в узкий проулок, проехали еще несколько дворов и, наконец, чихнув мотором, притормозили у крыльца неказистого дома, окна которого в отличие от других изб были без ставен и обычных занавесок.

Трофим вытащил ключ зажигания.

– Приехали! Пошли вместе, что ли? Только захвати ее… эту штуку… – кивнул он Павлу.

Трофим вошел в избу без стука, пройдя по узким сеням, остановился перед обитой войлоком дверью и подождал замешкавшихся родственников.

В просторной комнате, напротив входа, стоял заваленный бумагами стол, над доброй третью которого нависал широкий запыленный плафон старомодной канцелярской лампы. На передней стенке висел пожелтевший портрет «железного Феликса»; вдоль правой стены – почти до двери в смежную комнату – ряд потемневших от времени стульев.

За столом, склонив голову, сидел мужчина лет сорока пяти в милицейской куртке; на плечах одинокими полосками краснели погоны старшего лейтенанта. Мужчина поднял тронутую сединой голову и посмотрел на вошедших добрыми серыми глазами.

– Здравствуй, дядь Захар! – бодро поздоровался Трофим.

– Здравствуй, молодец! – ответил милиционер, уставившись на смущенно вошедшую за ним пару. – А это никак Дарья со своим мужем?

– Знаете уже?

Милиционер усмехнулся:

– Как не знать? Вся округа говорит…

– Ладно тебе, Захар Васильевич! Дело у нас, поговорить надо…

– Ну, раз надо – садитесь. Берите стулья, да подсаживайтесь.

– Спасибо, – почему-то покраснев, сказала Даша.

Они придвинули стулья.

– Зовут-то как? – спросил Дарью участковый, кивнув на парня.

– Павел.

– Это хорошо… – улыбнулся милиционер. – Ну, слушаю вас, пострелы. Какое такое дело у вас?

Ребята переглянулись.

– Здесь вот какая штука, Захар Васильевич… – начал Трофим. – Мы тут на Гнилуху ходили, порыбалить…

– На Гнилуху? – поднял брови участковый. – И что вас туда-то понесло?

– Пашке захотелось… Короче, стали мы бредень таскать… так Пашка оступился – да под воду с головой!

– Это криминал… – усмехнулся Захар Васильевич.

– Да погоди, дядь Захар: оступился-то он от крика, вот ее, – Трофим кивнул на сестру. – Она закричала – и тот оступился…

Участковый с любопытством поглядел на девушку:

– И с чего же кричала?

– Так ведь череп она нашла на берегу человеческий! – не дав ей ответить, воскликнул парень.

– Череп?

– Вот он… Паша – давай!

Павел привстал, осторожно выставил круглый сверток перед милиционером и развернул его.

Лицо участкового стало серьезным.

– Однако подарочек…

– Смотри, дядь Захар, – подскочил парень, – здесь и отверстие есть… Никак пуля?

Милиционер поднялся, осмотрел потемневшие останки; вытащив со стакана карандаш, развернул им череп лобовой частью на себя, затем вновь развернул.

– Что скажешь, дядь Захар?

Дядя Захар молча рассматривал отверстие в затылочной части.

– Череп – это серьезно, – пробурчал он. – Где нашли-то? Небось у поляны?

– У поляны.

– Худое место, однако… Череп старый… совсем даже… На Гнилухе пропадало два охотника… но этот – совсем старый… – Захар Васильевич поднял голову. – Что-нибудь еще находили?

Ребята вновь переглянулись.

– Находили! – не удержалась Даша.

Участковый вопросительно посмотрел на нее, затем уставился на Павла.

– Он нашел… – смутившись, торопливо кивнул на Трофима Павел. Васильич перевел взгляд на охотника.

– В прошлом году еще было – пострелять ходил, дядя Захар. С километра два отошел от мыса, где Гнилуха петлю делает, вверх по течению, значит, и у камня, на берегу, нашел вот это…

Трофим расстегнул пуговицу нагрудного кармана и осторожно достал завернутую пластину.

– На кобуре, видно, была прибита, маузера… Здесь и буквы есть… смотри! – Трофим ткнул пальцем в находку. – Павел говорит, что здесь написано: «За храбрость штабс-капитану Дунк. Ю. 1918 год»…

– Это только предположение, конечно, – замялся Павел.

– Понятно… – протянул Захар Васильевич, не отрывая глаз с пластины. – «Дунк. Ю.»… Неужели… правда?

– Что именно?

– Да, так… ходили здесь слухи… до меня еще. Так вы хотите сказать, этот «Дунк» как-то связан с черепом? – Он показал глазами на сверток.

– Возможно, это подскажет экспертиза? Если совпадают по времени, то быть может… – Павел замолчал, почувствовав, что невольно дает советы профессионалу.

– Это, конечно… – словно не заметив этого, согласился Захар Васильевич. Он отложил пластину, опустился на стул и окинул ребят взглядом:

– Поговаривали здесь об одном штабс-капитане…

– Штабс-капитане? – переспросила Даша.

– О нем… Хотя уже и не вспомнить в связи с чем… Кажется, что-то искал в этих местах… Знаете что… – участковый помедлил, – находки ваши останутся, пожалуй, у меня. Мы их на экспертизу отправим. Но что касается пластины с буквами… с ней надо сходить к деду Прохору…

– Прохору? – отчего-то смутился Трофим.

– К нему. А что это ты так раскраснелся? – усмехнулся Захар Васильевич. – Уж никак внучка прохоровская запала?

– Ничего не запала! – вспыхнул Трофим. – Скажешь еще, дядя Захар!

Супруги переглянулись.

– А зря, – как ни в чем ни бывало, заметил милиционер. – Девка она – ничего…

– Дядя Захар! – взвизгнул Трофим.

– Ладно, ладно… Это ваши дела. Только Прохор кое-что знает об этой истории…

– Какой истории? – спросила Дарья. – Он знает, кто погиб там… на реке?

– А вот у него и спросим… Если кто и знает о капитане, так это он. – Он помолчал. – Давайте так сделаем. Сейчас сходим поснедаем, а после я наведаюсь к старику. Ну а понадобитесь – кликну вас. Добро? Только – чур! – по поселку небылицы не разносить! Уговор?

Трофим быстро заморгал:

– Уговор-то уговор, Захар Васильевич, да только мы точно понадобимся!

– Уверен? – улыбнулся участковый.

– Уверен, Захар Васильевич. Дед точно захочет узнать чего-нибудь еще!

– Охота вам время терять? Только вернулись ведь.

– Мы не устали, – поспешно заверил Павел. – Правда, Даш?

Даша неопределенно кивнула.

– Вот видите!

Захар Васильевич лукаво повел глазами по лицам нежданных гостей.

– Ну, бог с вами! Делайте свои дела – да через час – у деда. Идет?

– Идет!

Через час они стояли у калитки прохоровского дома. Погода, начавшая меняться еще с утра, теперь окончательно испортилась: небо заволокло свинцовыми тучами, готовыми пролиться осенним дождем, вокруг потемнело, холодный ветер нервными порывами заходил по опустевшим дворам, поднимая то там, то здесь столбы пыли и листьев.

– Что-то запаздывает участковый, – поеживаясь, сказал Павел.

– Придет, – буркнул Трофим. – Васильич человек аккуратный.

– Шла бы ты домой, – поправляя воротник жены, сказал Павел, – прохладно…

Даша покачала головой:

– Нет, я с вами.

– Смотри, а то шла бы…

– Во! – фыркнул Трофим, презрительно уставившись за спины жавшихся друг к другу супругов. – Идет, коза!

Павел и Дарья обернулись: по улице, с набитой продуктами авоськой, в мужской охотничьей куртке шла миловидная девушка лет семнадцати – тонкие черты лица, легкий румянец на щеках, полные чувственные губы… Но высоко поднятая голова, уверенная поступь, смелый взгляд больших карих глаз, сверкающих из-под натянутой до бровей шапочки – все это предавало ей вид независимой, знающей себе цену недотроги.

– Кто это? – поинтересовалась Даша.

– Настя, внучка прохоровская… Язва еще та!

В голосе Трофима послышались нотки скрытого восхищения, явно не вязавшиеся со смыслом произнесенных им слов. Молодожены переглянулись и вопросительно уставились на Трошку.

– Сами увидите! – торопливо добавил тот.

Девушка тем временем замедлила шаг.

– Чего это вы здесь? – нарочито ни на кого не глядя, спросила она.

– Ты бы поздоровалась сперва – люди из Москвы приехали! Для приличия, что ли! – проворчал Трофим.

– Здравствуйте, дорогие москвичи! – повернувшись к супругам, картинно поклонилась Настя. – Добро пожаловать в нашу Глуховку! – Она выпрямилась и, как ни в чем не бывало, спросила обалдевшего Трошку:

– Что теперь? Собрались-то чего?

– Не боись, не к тебе!

– И на том спасибо!

– К деду мы твоему, Прохору Николаевичу. Дома ли?

– А где ему быть? С постояльцами небось… А вам-то что?

– Дело у нас к нему важное. Сейчас и Васильич подойдет…

Девушка фыркнула и, гордо пройдя мимо ребят, отворила калитку. Уже у крыльца она обернулась:

– Заходите, что ли… чего стоять-то на ветру…

– Нет уж, мы подождем Захара! Вместе зайдем!

Настя, не ответив, хлопнула дверью.

– Видали? – выдавил Трофим. – Ерш, да и только! – И вдруг потеплевшим голосом добавил: – Смела, как черт… Одна на зверя ходит – ни хрена не боится!

– Сама на зверя? – недоверчиво спросила Даша. – Совсем ведь девчонкой была!

– Ага. Прошлой зимой двух волков забила – прохоровская порода… Даром, что девчонка…

– Нравится? – спросил Павел.

– Кто? Она? Скажешь еще! – быстро проговорил Трофим. – Собачимся каждый день!

– Так уж и каждый день?

– Так ведь соседи! Хошь не хошь, а глаза мозолит!

Разговор прервал голос участкового:

– Заждались, пострелы?

Друзья обернулись.

– Не очень, – ответила за всех Дарья.

– Зашел в контору, справился о «вертушке»: через три дня отправим ваши «сюрпризы» в центр… – Участковый кивнул в сторону дома. – Хозяин-то у себя?

– Настя говорит – у себя, – ответил Трофим.

– Настя? Видели, что ли?

– Успели уже… Она всегда, как гвоздь в…

Трофим осекся и покосился на Дашу.

Васильич усмехнулся:

– Раз дома – пошли…

В небольшой, но уютной комнате, пахнущей деревом, щами и еще чем-то неуловимым, чем обычно пахнут старые избы, их встретил высокий, ссутулившийся старик лет семидесяти. Поначалу он Павлу не понравился: с виду обычный ворчливый и злой старикашка – крупное землянистого цвета лицо; из-под сползающих на глаза седых нечесаных лохм – хмурый пронизывающий взгляд; в серо-желтых от седины и курения усах и бороде – скупая полоска темных губ… В довершение – противный скрип суставов и могучие плечи. Ни дать ни взять – дряхлое, корявое, но все еще крепкое дерево…

Он стоял в телогрейке; на ногах вместо тапочек – обрезанные по щиколотку валенки. Смотрел на входящих людей угрюмо, неприветливо.

Но вот в комнату прошел Захар Васильевич, и дед неожиданно преобразился. В глубине бесцветных глаз сверкнули искорки, в бороде шевельнулась улыбка, и он, вдруг оживши, на удивление добродушно проговорил хриплым баском:

– Гостей-то сколько! Здравствуйте, здравствуйте… в избу проходите, сделайте милость… У порога стоять – только время терять…

Все поздоровались. Старик, повернувшись, прошаркал короткими валенками к столу и жестом пригласил всех сесть:

– В ногах правды нет… Сейчас и подхарчимся заодно… Уже солнце на ели, а мы все не ели… Настя! – прокричал он в сторону кухни. – Тащи-ка нам на стол чего!

– Нет-нет, Прохор Николаевич, – замотал головой Захар Васильевич, – только из-за стола, спасибо!

– Ну, чайку тогда…

– Чайку можно.

– Настя! Чаю!

Все расселись. Дед перевел взгляд на Дарью.

– Уж не Звонарева дочка? – поинтересовался он.

– Она самая – Дашка, – закивал Трофим. – Не узнал?

– Как сказать… Узнал вроде, но уж больно хороша стала. Приехала, значит… – Он взглянул на Павла. – Ну а ты, мил-человек, чей же будешь?

– Это муж мой – Павел, – ответила за него Даша.

– Муж и жена, получается?

– Да-да, – закивали молодожены.

– Я вас сразу узнала, – сказала, улыбнувшись, Даша.

– Вот даже как?

– Только… – она смутилась.

– Борода, что ли, поседела? Хм… Время, дочка, тем только и красит… Дерево – листвой, а нас – сединой. Стареем… Павел, значит?

– Павел.

– Хорошее имя, апостольское…

Из кухни, гремя подстаканниками, вышла Настя. Ни на кого не глядя, она опустила посуду перед дедом и затем, шустро оббежав гостей, расставила стаканы.

– Чего не здороваешься? – незлобно проворчал старик.

– И ты туда же? – не глядя на него, фыркнула внучка. – Один уже спрашивал сегодня… Сговорились, что ли? Здрасте, Захар Васильевич…

Она демонстративно кивнула участковому и, гордо повернувшись, прошла на кухню.

– А с остальными, что же?

– Видались уже! – прокричала она из-за двери.

– Вот коза-то выросла! – усмехнулся Прохор. – Достанется же кому-то …

Он покосился на Трофима; тот сразу отвернулся к окну. Дед, хмыкнув, кивнул на парня и лукаво подмигнул Захару:

– Вот, значит, какие дела, Васильич!

Участковый, улыбнувшись, развел руками: что, мол, поделаешь…

Прохор, кряхтя, повернулся к приоткрытой двери смежной комнаты.

– Иваныч, а ты снедать будешь? – прокричал он.

За ней кто-то кашлянул:

– Нет пока, Прохор Николаевич, позже. Не буду мешать…

– Ну, смотри… Охотники у меня гостят, – пояснил Прохор, – из столицы. Этот – Савелий Иванович… С приятелем приехал – тот на реке сейчас. Хорошие люди, солидные…

Настя внесла самовар.

– Варенья не забудь, земляничного, – напомнил дед.

– Не забуду, – буркнула уже из кухни внучка.

Через некоторое время на столе появились горшочки со сладостями и огромное блюдо с горой пышущих жаром пирожков.

– Однако хозяйка… – похвалил довольный Прохор, когда девушка вышла. – Жаль, что родителей нет… Со следующего года в город поедет, учиться. Хочет, на медсестру… Ну, не стесняйтесь, гости дорогие, угощайтесь… Чай у нас добрый, таежный…

Он потянулся к самовару и снял заварочный чайник. Подставляя стакан под краник, спросил:

– Так чем старый Прохор обязан таким почетом? Ведь не только решили старика проведать…

– Не только, Прохор Николаевич, – подливая заварки, согласился участковый. – Ребята, вот, на Гнилухе рыбачили…

– На Гнилухе-то? – Старик отпил чай. – И что же?

– Нарыбалили одну находку – череп человеческий, прострелянный, похоже… На поляне, что у самого устья…

Прохор молча отпил чай. Васильич также сделал глоток.

– Но мы, в общем-то, не за тем, Николаич. С этим-то мы разберемся… Дело у нас другое: Трошка, вот, невдалеке от того места одну штуковину нашел…

– Пластину, Прохор Николаевич, – вставил Трофим, – от кобуры наградной…

Участковый недовольно глянул на перебившего его парня и покачал головой.

– Так вот, Прохор Николаевич, хлопцы считают, что она от маузера некоего штабс-капитана… Вот, глянь…

Он развернул сверток и протянул находку старику. Тот неторопливо поднес пластину к глазам, уставился, но тут же вернул:

– Не вижу я… Что на ней?

– Можно? – спросил Павел.

Захар Васильевич кивнул. Павел придвинул стул:

– Прохор Николаевич, судя по оставшимся буквам, мы думаем, что надпись была такая: «За храбрость штабс-капитану Дунк. Ю. 1918 год»… – Павел помедлил. – Только, кто этот «Дунк. Ю.» – сказать трудно. Захар Васильевич говорит, что вы что-то знаете…

Старик вновь отхлебнул напиток и, поставив стакан, медленно отодвинул его в сторону.

– Дункель это … – произнес он. – Штабс-капитан Дункель… Имени не знаю…

Стало тихо.

– Прохор Николаевич, – осторожно начал Захар, – ходили здесь разные слухи… Это не о нем?..

Дед отвалился на спинку стула и неторопливо скрестил руки.

– Может, и о нем…

– А что это за история? – спросила Даша.

Прохор скосил на нее глаз.

– История, может, и была, а может и нет… Не знаю. Мне-то отец про нее рассказывал, а ему и самому пятнадцати не было, когда она случилась…

– Что за история все-таки? – не удержался Трофим.

– История нужна, значит? – Прохор обвел гостей взглядом. – История-то занятная… Только с далека начинается… Вам по порядку али как?

– По порядку! – закивали все.

– Ну, раз по порядку… – Старик некоторое время молчал, поглаживаю бороду. – Ладно, слушайте…

На этот раз старик молчал долго, словно собираясь с мыслями. Наконец, отвалившись на спинку стула, он стал говорить:

– В революцию дело было… Хозяйничал здесь мироед один – Чалый, кажется. Всю пушнину округи скупал, всех промысловиков в кулаке держал. Ну а как дело дошло до этой самой революции, а потом и Гражданской, хозяйство его, понятно, зашаталось. Но вот какая штука выходила: он, как ни в чем не бывало, так и ходил хозяином – ничто его не брало; даже когда сельсовет глуховский появился, советская власть, так сказать… А при Колчаке-то, он и вовсе всех придавил! Ненадолго, правда – тут и того Колчака бить стали. Но в девятнадцатом году вдруг останавливается у него отряд, из белых, значит, человек семь вроде. А за главного в том отряде – вот этот самый Дункель, штабс-капитан, и был… Многое уже позабылось в жизни, а вот, подишь ты, фамилия намертво в память врезалась!

Прохор усмехнулся и, казалось, стал думать о своем. Но потом встрепенулся.

– Говорят, – осень была, вот как сейчас, – вновь заговорил он. – При отряде – телега… – Он неторопливо взялся за подстаканник, мелкими глотками отпил чай. – В ней, в телеге, как отец сказывал, – не то мешки какие-то, не то ящики. Папаша мой, Николай Михайлович, сам видел – у Чалого при дворе состоял. Один он у матери был: отец со средним братом в тайге пропали, старший брат – на войне был; вот и батрачил с малолетства, мать кормил… Так вот. Встал на постой этот самый Дункель у Чалого, богача, и стоял с неделю, наверное…

Старик вдруг смолк, о чем-то задумавшись, но ненадолго – из дверного проема неожиданно вынырнула голова Насти:

– Дед, ты чего умолк? Болит что?

Прохор повернулся всем туловищем:

– И ты слушаешь, что ли?

– Как ни слушать, если уши есть! И не слыхала я что-то этой истории… Болит?

– Пройдет сейчас… заломило в ноге что-то… К непогоде никак… – На этот раз он, кряхтя и вытягивая под столом ногу, поморщился.

– Это и вся история? – спросил Трофим.

Старик помотал головой:

– Не вся… Через неделю Дункель с людьми своими зашевелился. Вроде как засобирался уходить. В поселке даже вздохнули спокойней, хотя, надо сказать, вели себя беляки тихо, никого не трогали. И действительно: вскоре Дункель с людьми ушел в тайгу, к Собачей горе. И вроде как и бог с ними! Да только удивила всех одна странность… – Старик помолчал. – Дня через три-четыре – вернулся из лесу солдатик, от Дункеля, значит, попросил трех лошадей с провожатым. Чалый также подивился, но дал: думал, для женщин кони нужны…

– Женщин? – переспросил Васильич. – С ними что же – женщины были?

– Отец говорил – были. Одна постарше, другая ребенок еще, возраста его самого, или чуть постарше; сестры вроде бы. Отца и послали вместе с солдатом да провожатым – тем самым, что и привел беляков в Глуховку. А нашли они их все там же – на поляне, у Гнилухи… Тогда-то он и узнал, что Дункель на Собачью гору собрался. Только женщин и еще одного офицера – прапорщика, кажется, с ними уже не было… И лошадей их тоже не видел. Так-то вот!

– Неужели этот череп… кого-то из них? – Даша запнулась. Прохор внимательно посмотрел на нее.

Дед пожал плечами.

– Не знаю, врать не стану… Может, и их кого, может, и нет. Дело темное… А вы чаёк-то пейте, с пирожками Настиными… Уж и остыли небось…

Трофим заерзал на стуле:

– Прохор Николаевич, а что с этим Дункелем сталось?

Старик сощурился:

– А здесь, парень, самое паршивое и есть. Пока мой покойный отец на Гнилуху ходил, Чалый в деревне убийством занялся: двух людей убил – председателя сельсовета да брата его. Забылось уже, а ведь это корень ваш, с Дарьей-то. Прабабка-то ваша – Таисья – дочерью была того первого председателя.