Мент для новых русских

– Это точно, – согласился Тотошка, – он, даже если бы захотел, теперь не сможет вспомнить, где у него деньги лежат.

– А где он, кстати, – спросил Доктор.

– Пошел прогуляться, – ответила Ирина, – осмотреться.

– Походить перед обедом для аппетита, – хихикнул Тотошка.

Ирина промолчала, но весь ее вид ясно продемонстрировал, что делает это она из последних сил. Тотошка и сам почувствовал, что хватил лишку и замолчал. Проблема и правду становилась серьезной. Спасенный парень напрочь не помнил ничего о себе.

После своего счастливого пробуждения он был подвергнут допросу почти всеми жителями Норы, но, ко всеобщему разочарованию, ничего внятного рассказать о себе не смог.

Простой и благородный способ обогащения Ирины и Тотошки оказался под угрозой. Кто-то из Крыс посочувствовал старикам, кто-то позлорадствовал. Ирина, улучив минуту, все высказала деду о его уме и предусмотрительности. Тотошка не возражал. Он просто кротко спросил у Ирины, что теперь дальше делать.

«Гнать его к чертовой матери!» – решительно заявила было Ирина, но потом немного сникла.

Гнать нахлебника, конечно, стоило, но куда и, самое главное, как? Кроме этого где-то в глубине давно не чищенной души и у Ирины, и у Тотошки холодным червячком копошилось чувство вины. Его деньги, доллары, были надежно спрятаны стариками.

И старики понимали, что с этими деньгами парню было бы гораздо проще найти свои следы и людей, которые напомнили бы ему его прошлое.

Решение проблемы было отложено до возвращения парня с прогулки.

– Имя ему надо хоть какое-нибудь придумать, – задумчиво сказал Доктор, – без имени человеку нельзя.

– Нельзя, – подтвердил Тотошка.

– И ты туда же, козел старый! – снова взорвалась Ирина, – Без имени человеку нельзя! Сами вон обходитесь собачьими кличками! Тотошка, апорт! Доктор, сидеть!

– Так то – мы, – неожиданно серьезно сказал Тотошка, – а то – люди.

– Как ни прискорбно, Ирочка, но нас с вами к людям уже отнести нельзя, – согласился Доктор, – хоть обижайтесь, хоть нет.

– Так пусть тебя люди и кормят, Айболит задрипанный! – Ирина зло сплюнула и пнула ногой некстати подвернувшийся под ноги картонный ящик.

– А я, между прочим, не напрашиваюсь, – гордо сказал Доктор, – в этой вашей кастрюле, если мне не изменяет память, варится и моя картошка с куском мяса, который я сегодня утром принес.

– А миски ты не помыл? Все за вас делать нужно, бездельники, – Ирина взяла со стола, сложенного из трех зиловских покрышек, накрытых сверху листом фанеры, стопу мисок и ушла в кусты, к струйке воды, вытекавшей из склона оврага, и которую Крысы гордо именовали родником.

– Не обращай на нее внимания, – сказал Тотошка, – это она только на словах…

– Да знаю я, не первый год знакомы.

– И не жадная она. Вон нашему найденышу с собой дала денег. Мне столько никогда не давала, – Тотошка покачал головой, вспоминая, каких трудов обычно ему стоило получить у Ирины хоть маленькую толику наличности.

– Ирина умная женщина. Теперь этот ваш Тарзан может решить – оставаться ему у вас, или уехать куда подальше. Обратиться в ту же милицию.

– Вот чего не хватало! Начнут таскать: кто, куда, откуда, как?

Доктор задумчиво покивал. Отношения с милицией у него, как и у всех остальных Крыс, были напряженными. Время от времени стражи порядка, вдохновленные приказами сверху, либо начинали гнать Крыс из Норы, либо принимались изгонять их из мест возможного заработка. И то, как милиция могла использовать случай с потерявшим память, можно было себе только представить. Причем, ничего хорошего при этом в голову не лезло.

– Как же его все-таки называть? – сам у себя спросил Доктор.

– Да что он, шавка, чтобы ему кликуху цеплять, сам себе и придумает, – заключил Тотошка. – Ты мне вот лучше скажи, он вернется? Как думаешь?

– Не знаю, – ответил серьезно Доктор, – не знаю. И вернется к нему память или нет – тоже не знаю. Честно.

В кустах шумно завозились.

– Могу поспорить, это наши близнецы идут, – Доктор оглянулся через плечо.

– И не с пустыми руками, – сказал, присмотревшись, Тотошка, – откуда это вы, красавцы?

– Мы…

– Это… – Кошкины потоптались возле костра, держа перед собой объемистые картонные коробки.

– Имущество можете поставить на землю, – скомандовал Тотошка, – что это там у вас?

Он встал со своей табуретки, неторопливо подошел к коробкам, осторожно опущенным Кошкиными на землю, и заглянул.

– Ни хрена себе! – вырвалось у Тотошки.

Доктор, подошедший на секунду позже, выразился примерно в том же духе:

– Мать моя!

Потом оба подозрительно посмотрели на близнецов.

– Стибрили? – спросил Тотошка.

– Где украли? – спросил Доктор.

– Что украли? – громогласно спросила Ирина, вернувшаяся с вымытой посудой к столу, – Кошкины, что ль, украли?

– Сама посмотри, – сказал Тотошка, – не иначе, супермаркет возле метро вынесли почти весь наши близнецы. Наконец-то и им Бог немного соображения послал.

Ирина наклонилась над одним из ящиков, осторожно переложила какие-то пакеты, потом выпрямилась и сердито посмотрела на Кошкиных, снизу вверх:

– Вам что, в детстве не говорили, дубины безголовые, что таким дуракам как вы, воровать нельзя? Вас же сразу же посадят, а из зоны вы не вернетесь. Там и сгинете. А я вас разве не предупреждала? Ну? Где украли?

– Это как они только успели… – покачал головой Доктор, присевший возле ящиков на корточках, – и выпивка, и закуска, и даже мыло, зубная щетка и паста…

– Чего? – обернулась Ирина.

– Паста, говорю, зубная и щетка. И еще туалетная бумага.

Все замолчали, переваривая новое открытие. Если с ворованными продуктами, с большой натяжкой, Кошкины еще как-то ассоциировались, то с зубной пастой и туалетной бумагой…

– Это, наверное, кто-то купил, а они позаимствовали, – предположил Доктор.

– Да перестаньте вы мычать! – Ирина, наконец, не смогла больше терпеть неопределенного мычания близнецов, и две звонкие оплеухи припечатались к небритым физиономиям Кошкиных.

– Да мы…

– Не это… Не воровали…

– Нам он…

– Ну, этот – жест в сторону шалаша, – этот дал.

– Возьмите, говорит…

– Ирине отдайте…

– Мы и принесли… – Кошкины попятились от Ирины, не переставая оправдываться.

– Ты сколько нашему приемному денег дала? – спросил Тотошка, вытаскивая из коробки бутылку и внимательно рассматривая на свет этикетку, – Ничего себе!

– Совершенно с вами согласен, – удивленным голосом сказал Доктор, – какое бы сегодня хорошее настроение ни было у нашей хозяйки, но то, что она дала бы денег на бутылку такого напитка…

– Положи на место! – приказала Ирина.

– Я только посмотреть!

– И кроме этого, Кошкины сказали, что им приказано отнести это к тебе.

– Сказали – мазали! – отрезала Ирина, – Будете ужинать супом.

– А? – Тотошка указал взглядом на бутылку.

– Не засохнешь.

– Минуточку, – Доктор решил поставить все точки над «i», – Что вам еще сказал Маугли?

– А? – литературные познания Кошкиных не распространялись настолько далеко.

– Ну, подкидыш наш, этот вот, – Доктор повторил жест в сторону шалаша, который недавно проделал один из близнецов.

– А, – Кошкины синхронно кивнули.

– Что он вам еще сказал?

– Это…

– Сказал…

– Что сказал?

– Сказал, чтобы это…

– Ели…

– Что в коробках…

Силы Кошкиных подошли к концу, и они замолчали, тяжело переводя дыхание.

– Слышала? – спросил обрадованный Тотошка, – Сказал наш подкидыш, чтобы все, значит, ели.

– Тебе туалетную бумагу зубной пастой намазать? – хладнокровно осведомилась Ирина.

– Змея…

– Напрасно вы так, Ирина, ведь Кошкины достаточно внятно… – сказал Доктор.

Кошкины на минуту оторвались от тазика с супом, который перед ними только что поставила Ирина, и покивали давно нечесаными головами.

– А близнецы никогда не врут, – подвел черту Доктор.

– У них на это мозгов не хватает, – поддержал Тотошка.

Ирина промолчала, и сожитель решил принять это молчание, как утвердительный ответ. Он тихонько встал с ящика и медленно стал пробираться к коробкам. Даже братья Кошкины перестали хлебать варево и напряженно уставились на Тотошку. Доктор нервно потер руки.

Взгляд Ирины тяжело скользнул по Тотошке, потом остановился на коробках…

– Ладно, черт с вами, – Ирина махнула рукой и поставила на стол три кружки, – наливай.

– Вот это совсем другое дело! – оживился Тотошка, – это правильно. Закусочку тоже брать?

– Бери, – вздохнула Ирина.

– Рыбки или балычок? – Доктор мгновенно оказался возле коробок.

– Балычок, – сказала Ирина.

– Точно, сколько той жизни, – Тотошка отвинтил пробку с бутылки и принюхался, блаженно закрыв глаза.

– Помню, в семьдесят втором… – начал Доктор.

– Может, он вспомнил о себе все, и вот теперь решил отметить это дело? Отблагодарить? – вслух подумала Ирина.

– Ага, ага, – Тотошка мелко покивал головой, торопливо разливая в кружки коньяк.

– Вряд ли, – сказал Доктор, не отрывая взгляда от кружки, – зачем бы он стал покупать туалетную бумагу, зубную пасту, щетку? Для нас? Не похоже. Только для себя… Да осторожнее, ты!

Тотошка поставил бутылку и печально поглядел на лужицу коньяка на столе.

– Заставь дурака… – проворчала Ирина и взяла свою кружку.

– За что выпьем? – Доктор поднял кружку почти над головой.

– За присутствующих здесь дам! – хихикнул Тотошка.

Кошкины одновременно прикончили свою порцию супа и теперь с интересом присматривались ко всему происходящему.

– Козел, – сказала Ирина.

– Чего ты? – Тотошка осознал, что перегнул палку и попытался исправить ошибку, – Ты ж и, это, тоже… ну, почти… дама.

– Я предлагаю выпить за нашего найденыша! – провозгласил Доктор, – Пусть он станет символом новой, хорошей жизни, которая…

– Рай на земле, – бросила Ирина.

– Нет, вы не правы, мы первый раз пьем здесь такой напиток. Помню, в семьдесят втором…

– Пей уже, пророк, – оборвала его Ирина.

Тотошка поспешил и поперхнулся. Он мучительно закашлялся, засипел, на глазах выступили слезы.

Доктор выпил свою порцию коньяка медленно, словно процеживая напиток сквозь зубы. Глаза его были мечтательно закрыты.

– Да, – сказал Доктор, допив, – это великолепно. Просто великолепно.

– Ешь, давай, – приказала Ирина, выпившая коньяк без эмоций, как воду, – и ты, козел старый, тоже закусывай, а то развезет…

Ирина отрезала два толстых куска балыка и сунула их Кошкиным. Те повертели в руках непривычную еду, потом разом сунули куски в рот. Зачавкали. Одновременно проглотили. И снова посмотрели на Ирину.

– Хватит вам, вас проглотов не прокормишь. Что в вас, что в огонь, только сильнее горит.

– А может, Доктор и прав? – откашлявшись и закусив, сказал Тотошка, – Может, и вправду, парень нам чего-нибудь поможет? В старости поддержит…

– Ты себе лучше снегурочку в декабре слепи. Или я тебе колобка испеку.

– Вечно ты, ненормальная, – обиделся Тотошка, – вот где он, по-твоему, денег на все это взял?

– Украл.

– Скажешь сразу – украл!

– А где еще он мог столько сразу взять? – Ирина отрезала еще два куска балыка и дала Кошкиным, – Заработать?

– Боюсь, что тут Ирина права, – Доктор отодвинул опустевшую миску и потянулся за мясом, – и украл, судя по всему, немало. А это создает угрозу поисков вора. Это вам не палку колбасы украсть. И даже не бутылку водки. Тут деньги.

– Думаешь, наш парень вор?

– Не знаю.

– Да чего там рассуждать, придет, сразу и узнаем. Он, может, просто в карты выиграл, – Тотошку немного повело от коньяка, движения стали порывистыми и неточными.

– У метро, на лоходроме! – съязвила Ирина.

– Вот тут почти точно нет, чтобы выиграть на лоходроме, нужно быть волшебником, – уверенно сказал Доктор.

Даже Кошкины кивнули. На лоходроме были жесткие правила, а самое главное из них гласило: «Лохи не выигрывают». Немногие случаи попыток некоторых клиентов уйти, не закончив игры, оборачивались насильственной экспроприацией оставшихся средств.

– Вот придет, мы у него спросим, – заявил Тотошка, – а сейчас, предлагаю по второй кружечке.

– Хватит тебе, разошелся уже совсем!

Из-за деревьев внезапно почти выбежал Конь:

– Жрете?

– Обедаем, – поправил его подобревший от выпитого Тотошка.

– Там на нас наехали, – выпалил Конь, – там еще Петровичу врезали, лежит, не шевелится. Ты, Доктор, пойди глянь.

– Кто наехал? – спросила Ирина, – Менты?

– Хуже, быки от ночного клуба, говорят, хозяин клуба приказал всем сваливать. Петрович, было, заикнулся, что не пойдем – вот и схлопотал. Пошли.

– Сидеть здесь! – приказала Ирина вставшим Кошкиным, – Сидеть тут и ждать! Понятно?

Кошкины кивнули. Туда, где могла произойти драка, Крысы Кошкиных не пускали. И всячески уводили от возможных потасовок.

У близнецов был еще один пунктик – они не переносили, когда люди били друг друга. В этом случае братья брали инициативу в свои руки и не успокаивались, пока драчуны не переставали шевелиться.

Ответных ударов Кошкины просто не чувствовали. Доктор, потыкав их, в свое время, несколько раз иголками, заявил, что у пациентов очень высокий болевой порог, настолько высокий, что лично он, Доктор, не станет даже пытаться этого порога достичь.

Посему Кошкиных оставили возле печи с приказом следить и никуда не отходить, а сами быстро пошли к месту очередной неприятности. К наездам милиции, санитарных врачей и прочих представителей власти Крысы привыкли давно. В самых тяжелых случаях при темном социалистическом прошлом кое-кто мог сесть на год-два за тунеядство, в не менее темном капиталистическом настоящем большую часть Крыс могли загнать в санприемник, продезинфицировать и попытаться некоторых из них засунуть в лечебницы или дома престарелых.

Максимальным сроком восстановления популяции Крыс в Норе был срок в две недели.

Так что сегодняшний наезд представителей криминалитета был событием, близким к эпохальным.

Значимость визита Крысы осознали, особенно после того, как один из визитеров отправил Петровича в нокаут. За несдержанный язык и взрывной характер Петровича недолюбливали сами Крысы. Иногда даже, когда Петрович, с точки зрения Норы, преступал приличия, его били свои, но предельно аккуратно, так, чтобы напомнить правила общежития, но при этом не нанести ущерб трудоспособности.

Сейчас же Петрович лежал, не шевелясь, а тот, кто его вырубил несколькими ударами, стоял над ним, разглядывая лица Крыс, словно выбирая, кому еще попортить эти самые лица.

Героя звали Глыбой. Сколько он себя помнил, он всегда занимался боксом, особых спортивных вершин не достиг, но умение одним ударом организовать ближнему своему широкий диапазон повреждений от перелома челюсти, до сотрясения мозга, выдвинули его в первые ряды исполнителей суровой воли Геннадия Федоровича.

На сегодняшний вечер воля Геннадия Федоровича требовала припугнуть этот бомжатник, а потом проследить, чтобы все эти Крысы покинули места обитания.

– И не вздумай никого мочить или еще какой хипеш поднимать. Чтоб все было тихо, без мокроты, но так, чтобы к завтрашнему дню никого в овраге уже не было, – сказал шеф. Глыба остограмился в баре и убыл в Нору.

Если бы в свое время Глыба не прогуливал практически все занятия в школе, он бы мог представить себя конкистодором среди несчастных индейцев. Сейчас же его переполняло просто чувство собственного превосходства и силы. Настроение у него было бы еще лучше, если бы ему в напарники Геннадий Федорович не дал Димыча.

Глыба признавал за Димычем множество достоинств, уважительно относился к таланту Димыча придумать план и отправить по этому плану на тот свет любого заказанного человека, но мочить все равно никто никого не собирался. Значит, присутствие Димыча в овраге не только не помогало, но даже мешало. Как круто выглядел бы Глыба, в одиночку разогнавший Нору.

Димыч, правда, в разборку не вмешивался, держался чуть позади, подстраховывая.

– Еще раз повторяю, – Глыба повысил голос и усмехнулся, – чтобы завтра к вечеру никого здесь не было. Куда хотите – на Хутора к цыганам, на другой конец города, в Лесопарк, но ежели я кого здесь застану – тут и зарою. И вот это вот чудо, – Глыба ткнул ногой в лежащего Петровича, – будет по сравнению с вами еще красавчиком.

Крысы помимо воли взглянули на залитое кровью лицо Петровича. По их рядам пронесся сдавленный стон. В то, что Глыба говорит правду, поверили все и сразу. А это значило, что привычное место придется покидать.

– Тем, кто только пришел, – Глыба сурово взглянул на подошедших сбоку Ирину, Тотошку и Доктора, в сопровождении Коня, – тоже скажите. Чтобы никто случайно не пострадал.

Довольный гладко и официально построенной фразой, Глыба захохотал и оглянулся на Димыча. Тот кивнул.

– Ну, покеда! – Глыба посмотрел на часы, – Нам пора.

Никто из Крыс не пошевелился, пока посетители не скрылись за деревьями.

Первым с места сдвинулся Доктор. Он присел на корточки над Петровичем, присвистнул.

– Вот и все, – сказал Старый, выполняющий обычно в Норе роль третейского судьи.

Какая-то баба всхлипнула.

– Че ревешь, дура! – прикрикнула на нее Ирина.

– А че делать? Завтра вон как придет, как начнет…

– И пожаловаться некому, – добавил кто-то из стариков.

– Отцу Варфоломею пожалуйся, он тебе на Ночлежке ямку посуше выберет и отпоет.

Теперь заговорили все разом. Понять что-либо из всего этого гомона было невозможно, но общая мысль сводилась к неизбежности исхода из Норы.

Ирина махнула рукой и двинулась к своему шалашу. За ней поплелся Тотошка. Опьянение уже прошло, и мысли у Тотошки были одна темнее другой. Отправляться на Хутора к цыганам, как посоветовал Глыба, было бессмысленно и опасно. Цыганский барон рассматривал Крыс как конкурентов, и помощи от него ждать не приходилось. Лесопарк тоже отпадал по причине большой удаленности от рынков и центра города.

– Может, того… вправду к Варфоломею попросимся? – неуверенно спросил Тотошка.

– Ну, нас он, может, еще потерпит. А всех остальных. И сколько мы там сможем на Ночлежке прожить? Месяц? Два?

– Это точно, – вздохнул Тотошка.

– Добрый вечер, – фигура постояльца вынырнула из кустов совершенно бесшумно.

– Хреновый вечер, – сказал Тотошка, – за выпивку спасибо, а вечер все равно хреновый.

– Что случилось? – спросил парень.

– Ничего хорошего, – Тотошка в двух словах описал все, произошедшее в Норе, и парой сочных выражений обрисовал безрадостные перспективы. – Сказал, завтра придет, проверит.

– Тебя-то как зовут? – вмешалась Ирина, – Вспомнил? Где живешь?

– Не вспомнил, – ответил парень.

– Тогда придется тебе, парень, имя самому придумать, и самому шукать где приткнуться, – тяжело вздохнул Тотошка.

– Придется, – сказал парень задумчиво.

– Пошли, допьем твое угощение, с горя! – предложил Тотошка.

– Значит так, – внезапно решительным тоном сказал парень, – Звать меня будем Михаил. Без фамилии пока обойдемся. Всем скажите, чтоб пока, до моего возвращения ничего не предпринимали. До утра я вернусь.

– Ты чего задумал, парень? – насторожилась Ирина.

– Ничего, все нормально. Говорите, двое было гостей?

– Двое, один такой здоровый, сказал, что его зовут Глыбой, а второй тоже, крепкий такой, только не боксер. В рубашке такой, джинсовой и в брюках, тоже джинсах. Голубых, – быстро ответил Тотошка, – Только ты за ними не ходи. Не нужно…

– До утра я вернусь, – сказал Михаил, повернулся и упругим шагом двинулся вверх по крутому склону оврага.

– Второго, вроде, Димычем боксер звал, – крикнул вдогонку Тотошка.

– Чего улыбаешься, идиот старый? – подала, наконец, голос Ирина.

– Чего-чего, может, все еще и нормально получится. Вон как Михаил кинулся.

– Что получится? Что он им сделает? Все вы, мужики, не головой думаете…

– А чем? – съехидничал Тотошка.

– Чем попало. Иди, лучше, скажи всем, чтобы до утра подождали собираться.

– Думаешь, у него что-нибудь получится?

– Не знаю. – Ирина тяжело вздохнула, – Ты его глаза разглядел?

– Глаза как глаза. А чего?

– Ничего. Страшные у него были глаза. Неживые.

– Придумаешь тоже, – оборвал сожительницу Тотошка и двинулся предупреждать всех.

«Страшные глаза» – Тотошка хмыкнул, придумает старуха. Однако обычно Ирина в людях не ошибалась. Тотошка покачал головой. И что оно будет?