Космический капкан

– Ваше поведение аморально, – сообщил поэт перебивая Глеба, – сначала вы звоните одной даме затем другой. Предлагаете обоим руку и сердце. А между тем чувства требуют…

– Да пошел ты, – взорвался Глеб, забыв, с кем имеет дело, – пошел со своими чувствами к черту! За ткнись, сволочь косоглазая!

– Ну, почему же. Пусть говорит. – процедил Мари, – это очень интересно. Значит, сначала он звонил одной, потом другой. И я – на втором месте. Интересно, а третий номер у тебя тоже припасен? Низкий негодяй!

– Ничего я не низкий. На пять сантиметров выпи тебя, хотя ты – та еще дылда!

– А та, первая, что же, не захотела тебя видеть? – мстительно спросила Мари. – Промахнулся? Но каков негодяй – позвонить мне второй! Заводи себе сколько хочешь шлюшек в разных портах, но предпочесть мне кого-то.

– Кто не захотел меня видеть? Ты что такое говоришь?! – выкрикнул Глеб. – Ты что этого, косого слушаешь? Да он несет не пойми что!

– Нет, позвольте, – запротестовал лемуриец, – я никогда не унижаю себя и окружающих ложью. Я только хотел сказать, что чувства требуют бережного обращения!

Мари расхохоталась.

– Приезжай ко мне, косоглазенький! Я люблю таких, с чувствами! А этому мерзавцу расцарапай как следует физиономию! Давай, пока линия не рассоединилась!

Глеб вспомнил, что за развлечение Мари сейчас платит он, и выдернул расчетную карточку из автомата. Экран погас. В трубке зазвучали короткие гудки.

– Проклятье, – выругался Глеб и развернулся к лемурийцу. – Ты что, совсем ничего не соображаешь, чмо болотное?

Он осекся, вспомнив, с кем имеет дело.

– Чувства… – начал поэт, нисколько не обидевшись на эпитеты, которыми награждал его Жмых.

– Слушай, ты, – перебил его Глеб, – мне некогда разводить разговоры о всякой ерунде. Меня преследует полиция. И я собираюсь убраться с этой планеты прямо сейчас. Ты понял? Так что отойди в сторону и дай мне дорогу. Вот, у меня и ствол есть. Так что берегись!

Жмых продемонстрировал лемурийцу разряженный «глюк», наполовину вытащив пистолет из кармана брюк.

– Это очень интересно, – кивнул поэт. – Не смею вас задерживать. Счастливого пути.

– Стучать не пойдешь? Смотри, я тебя из-под земли достану!

– Нет, у меня сейчас другие заботы, – объявил лемуриец. – Мне надо поговорить с возлюбленной. Вы так кстати освободили телефон.

Лемуриец приник к трубке и часто задышал в нее, шепча:

Жмых сплюнул и направился под тент в кафе. Там он бросил барсетку с деньгами на стол, поджидая робота-официанта.

– Кваса. Ледяного, – потребовал Глеб. – Бутерброд с салями. Нет, два бутерброда. И еще кваса.

– Заказ принят, – сообщил робот. – Желаете прочесть газету? Послушать новости?

– Включи стереовизор, конечно, – вздохнул Глеб. – Узнаем, что в мире творится.

– Белой рыбы доставить? Фирменное блюдо.

– Я не люблю рыбу. Тем более искусственную. В здешних морях белая рыба отродясь не водилась. Так что за квасом! Быстро!

Робот поспешно укатился, а в тени, над стойкой бара, загорелся большой плоский экран. Худенькая девушка-ведущая упоенно рассказывала:

– Третья городская больница Мамбасу захвачена бандой негодяев. Выйти на контакт с ними властям пока не удается. По всей видимости, подонки с городского «дна» пришли во дворец здоровья за наркотиками. Да так там и остались. Большинству сотрудников и пациентов удалось покинуть ставшее ловушкой здание. По сообщениям из достоверных источников, в больнице остаются доктора Родригес, Санчес и Кротов. Бандиты удерживают также медсестер. Нам известны только их имена: Лиза, Бетти, Каролина, Жозефина. Бетти, по сообщениям тех же источников, ранена.

«Эге, да у меня есть некоторая фора, – усмехнулся Глеб. – Пока полицейские воюют с несуществующими бандитами, я успею убраться с этой планеты. А доктора, стало быть, звали Кротов. Ну, Кротов, попадись мне еще!»

Затарахтел спиртовой двигатель, и вскоре возле кафе «Белорыбица» остановился старый-престарый автомобиль. Похоже, в нем даже кондиционера не имелось. Во всяком случае, окна были открыты настежь.

Дверь открылась, и под палящее солнце вылез потный и замученный Свиня – грязноватый мужичок лет сорока. Он быстро преодолел несколько метров и опустился на кресло перед Жмыхом.

– Показывай! – буркнул Свиня вместо «здравствуйте».

– На, – знакомый с манерами партнера Жмых сунул ему под нос серьги кассирши Мамба-банка.

– Пятнадцать, – коротко бросил Свиня.

– Ты их за шестьдесят сбудешь! Давай хоть тридцать!

– Двадцать пять.

– Ладно. Пистолет не возьмешь? «Глюк»? Свиня достал из кармана грязные купюры, оглядел Глеба.

– Не нужен мне твой «глюк». Оружие – не мой профиль. А ты когти рвешь? Куда собрался?

– На Процион. Меня там любимая ждет, – соврал Жмых. Никогда не помешает пустить погоню по ложному следу. А Свиня сдаст его без душевных терзаний.

Прикатился робот-официант. На его тележке стояли две большие кружки с квасом, лежали бутерброды с салями. Свиня сразу же ухватил кружку. Протянул руку и к бутербродам, но Глеб поспешно схватил оба, положил один на другой и начал жевать.

– Любимая, значит?

– Ну да. Женюсь на ней.

– Ну и дурак, – коротко ответил Свиня.

– Чего это?

– Умные люди канают на Дроэдем.

– Что? Как ты сказал?

– Дроэдем, – повторил Свиня. – Рай на земле. Андроиды вкалывали там лет тридцать. Или пятьдесят. Золотые шахты, изумрудные копи, хлопковые плантации, стада овец. Там есть все, что нужно для роскоши. И куча богатеев, которые спонсировали проект. Жилье стоит копейки. Настроили много, а желающих переезжать пока мало.

– Угу, – недоверчиво кивнул Глеб. – Рассказывай. Что ж народ туда не попер, если там так классно?

– Никто еще фишку не просек, – сообщил Свиня. – Я и сам собираюсь туда податься. Через пару недель. Где богатеи – там и мои клиенты. Потому как богатеев грабить каждому хочется. Что толку воровать пирожки на рынке в Мамбасу?

– Что-то ты разошелся, Свиня. Говорить как человек стал, – заметил Глеб.

– Ну, – усмехнулся Свиня, показав кривые зубы.

– А рейсы туда есть? – спросил Глеб.

– Рейсы есть, да только личность твоя засвечена, – процедил Свиня. – Я радио в дороге слушал. Так твои приметы там излагали – только держись. Вплоть до пиджака. Кстати, пиджак куда дел? Я бы его купил рублей за пять.

– Другу оставил, – фыркнул Глеб. Сообщение Свини ему совсем не понравилось.

– Извините, что нарушаю ваше уединение, – раздался вдруг голосок из-за спины Жмыха.

Глеб едва не подпрыгнул. Да и у Свини отвисла челюсть.

– А, это опять ты?! Чего надо?!

– Я тут случайно услышал ваш разговор. У меня к вам есть дело.

– Он не из полиции? – поинтересовался Свиня.

– Вроде нет.

– Все равно, я канаю.

– Счастливо вам канать, – улыбнулся лемуриец. Глеб прощаться не стал. Все равно ответной вежливости от Свини не дождешься.

Скупщик краденого покосился на поэта сердито: в словах вежливого лемурийца ему почудилась издевка.

– Так вот, о делах, – начал поэт. – У меня есть к вам некое предложение. Дело в том, что я хочу свалить отсюда вместе с вами!

– Вместе со мной?! – опешил Жмых. – Это еще зачем?!

– Во-первых, одному тяжело управляться с кораблем, – пояснил лемуриец. – Во-вторых – мы можем пригодиться друг другу. Вы… Как это называется у русских? Хлеб крошеный.

– Что? – поразился Жмых.

– Булка тертая.

– Булка? Булки знаешь у кого? Еще и тертые. Да на астероиде таких, как ты…

– Калач! – радостно прокричал лемуриец. – Вы – калач!

– А, тертый калач, – успокоился Глеб. – Это точно. Я – калач тертый. И что с того?

– Мы можем помочь друг другу. Соглашайтесь.

– Соглашаться на что? – поинтересовался Жмыхи скривился. – Ты вообще соображаешь, с кем базары подобные трешь? На кого булки свои крошишь, амфибия скользкая? Я, между прочим, человек авторитетный. У меня две отсидки от звонка до звонка. Я бурду вот этим самым горлом кушал. А еще два срока в учреждении полусанаторного типа отмотал. Ты понял, сочинитель вялых виршей, с кем связался?

В ответ лемуриец энергично закивал:

– Вы-то мне и нужны.

– Ты мне не выкай! – рассердился Глеб. – Я хоть и постарше тебя в плане жизненного опыта и объема мозговых извилин буду, а все же не хами, парниша, усек?

– Хорошо, хорошо. Так вы, то есть ты, согласен?

– Согласен смыться отсюда с тобой вместе? Ну, положим. Что дальше?

– Мы должны угнать корабль! – сообщил лемуриец, обаятельно улыбнулся и взъерошил гриву волос.

– Ты, паря, того, не чокнутый часом? – заинтересовался Жмых. – Вот так сразу взять – и угнать корабль?!

– Если ты согласен, я изложу тебе подробности своего плана. Нашего плана. Ты – кулич тертый. Ты мне поможешь. И я тебе помогу.

– Я-то калач тертый. Ты понял? Калач, а никак не кулич, не бублик какой-нибудь. А вот насчет твоей тертости у меня сильные сомнения имеются. И не только по поводу тертости. Еще я за мозг твой воспаленный серьезно беспокоюсь. Сдается мне, паря, мозгом ты несколько ушибленный.

– Не сомневайтесь, уважаемый!

– А я и не сомневаюсь. Ушибленный, как пить дать. Да и корабль угонять – это чересчур как-то даже на слух. Другое дело – билет по липовым бумагам оформить.

– Взять корабль – не проблема! – сообщил поэт.

– Ты, стало быть, по-крупному работаешь? – осведомился Жмых, оглядывая поэта с недоверием.

– Сережками не промышляю.

– Сережки – только подработка, – оскорбился Глеб, – языкастый ты парень, как я погляжу. А поначалу тормоз тормозом мне показался.

– Стало быть, слабо тебе со мной лететь? – продолжал наседать на Глеба поэт.

– Ты меня на слабо не бери, борзописец лохматый. Да, валить мне из Мамбасу надо. И валить как можно скорее. Но ты мне доверия не внушаешь. Вот что печально.

– Напрасно. Мы с давним приятелем давно собирались отсюда сорваться. Ему тоже очень нужно было покинуть эту планету как можно скорее. Но, к несчастью, с ним случилась неприятность. Я обнаружил сегодня утром его тело. – Поэт вздохнул. – Выглядел он совсем нехорошо. И вызвал у меня, существа тончайшей душевной организации, весьма острый приступ расстройства.

«В гробу я видел такую тонкую душевную организацию, – подумал Жмых, – сам же, небось, его и пришил. Только зачем мне рога мочить?»

Тут он услышал, как в отдалении уже знакомо взвыла сирена. «Совсем затравили, псы легавые!»

– Ладно, как попасть в зону вылета?! – буркнул он. – На месте разберемся – или зайцами на лайнер межзвездный пролезем, или, и правда, челночок какой-нибудь прихватим да на орбитальную станцию подадимся. Там юрисдикция своя.

– Об этом я как раз и хотел с вами поговорить. У меня давно все просчитано. И самым наилучшим образом распланировано. В общем-то, есть целых два способа…

– Даешь первый. – Глеб обернулся, ожидая, что над платной стоянкой вот-вот появятся полицейские вертолеты и катера.

– Первый способ не слишком привлекателен с точки зрения гигиены. Но мы все же можем им воспользоваться. В настоящий момент канализационный колодец должен быть открыт. За небольшую сумму я договорился с одним из служащих аэропорта, что он случайно забудет запереть крышку на молекулярный замок. Миновав колодец, мы без лишних проблем выберемся непосредственно в туалетную комнату пассажирского крейсера.

– В сортир? Из колодца?

– Конечно. Вылетали когда-нибудь на пассажирских крейсерах? Видели уборные? Или вы полагаете, что сливные трубы этих туалетов узкие? Уверяю вас, туда можно протащить даже слона!

– Мы-то не слоны, – вздохнул Глеб. – Но канализационный колодец?! – Он с сомнением поглядел на свои когда-то белые брюки и сплюнул далеко в сторону, – ладно, валяй веди. Время не ждет.

– Есть и другой вариант, не такой надежный, но…

– Нет, – отрезал Глеб, – Главное – не попасться! Пошли, я сказал, нечего время терять.

– Но…

– Никаких «но», быстро в тоннель! И кончай разговаривать, как диктор из визиометра. Излагай по-человечески. Чтобы коротко и ясно.

– Хорошо, если вы так настаиваете, я постараюсь придать своей речи примитивный окрас, – поэт сделал приглашающий жест и стремительно зашагал прочь от платной стоянки.

Скрепя сердце Глеб последовал за ним. Осуществлять космический перелет в компании лемурийца ему совсем не улыбалось, но не хотелось упускать столь неожиданно представившийся шанс смыться из Мамбасу. Здесь на него объявлена настоящая охота. Совсем озверела полиция. К тому же поэт пока не успел продемонстрировать дурной нрав. Оставалась надежда на то, что этот лемуриец особенный, он не станет впадать в боевой раж из-за случайно сказанного слова и бросаться на всякого с целью убить.

«Придется следить за базаром, – решил Глеб. – А как выберемся из Мамбасу, постараюсь от него избавиться».

– «Постараюсь придать примитивный окрас», – передразнил он поэта. Вот ведь муфлон корявый!

Спустившись по лестнице, они оказались по щиколотку в навозной жиже. Запах здесь стоял такой, что Глеб пошатнулся и схватился за стену, измазав ладонь чем-то бурым.

– Ты же говорил, канализационный колодец свободен, – выдавил он.

– А что, ты видишь охрану? Или решетки? Колодец свободен.

– Решеток нет. Охраны тоже. Но тут полно дерьма! – Оно тебя волнует? Нет. Может быть, оно гонится за тобой? Преследует? Разговаривает с тобой? Плывет себе потихоньку по своим делам и никому не мешает.

– Я думал, оно может помешать существу с такой тонкой духовной организацией, как у тебя.

– Чепуха, – равнодушно бросил поэт. – Нет роз без шипов, нет любви без смерти. Вам ли, опытному человеку, этого не знать?

– Что ты мне опять выкаешь, как почетному пенсионеру?! – Глеб помрачнел еще больше. – Я, кажется, ненамного старше тебя – только ходок да задержаний больше. – Подумал и добавил: – Наверное. Будешь говорить мне «ты» или нет?

– Я честно старался не раздражать вас. Или тебя. Воспитание не позволяет мне говорить «ты» незнакомым людям.

– Меня Глеб зовут, – представился Жмых, – теперь я уже не незнакомый. Можешь звать меня по имени и на «ты».

– И все же мы еще очень мало знакомы.

– С тобой что, поделиться моей биографией, чтобы ты начал называть меня на «ты»? А фамилия моя Жмых. И погоняло – Жмых. Хорошо жить с такой красочной и сочной фамилией! Тебя зовут – Жмых. И ты не обижаешься. А вот знал я, к примеру, парня, так у него кликуха была Навоз.

– В этом колодце он бы, наверное, чувствовал себя в своей стихии, – отметил лемуриец.

Глеб захохотал, эхо отразилось от стен, и его смех унесся вдаль по коридору. Он продолжал хохотать и даже согнулся, придерживая руками живот.

– Ой, ха-ха-ха, не ожидал от тебя. А ты веселый парень, как я погляжу.

– Есть немного, – согласился с улыбкой лемуриец, – итак, ты готов идти, Жмых?

– Не знаю, – ответил Глеб и поднял ногу. Жижа отозвалась громким «хлюп». – Неужто это все могли сотворить пассажиры одного-единственного лайнера, будь они неладны?

– Согласно постановлению земного правительства, загрязнение цивилизованного космоса запрещено. – Лемуриец пожал плечами. – Вот и везут все дерьмо сюда.

– Да знаю я про это постановление. – Глеб решительно шагнул вперед, потом еще и еще раз. Вонь буквально сбивала с ног.

«Пропахнешь тут на всю оставшуюся жизнь, – подумал он, – никогда не отмоешься. И станешь крайне непопулярным у женщин. Сможешь встречаться только с теми, у которых хронический насморк. И день за днем слушать, как эти соплюшки сморкаются».

Мурашки побежали у Жмыха по спине.

Через пару десятков шагов тоннель терялся во мраке.

– Ясное дело, – буркнул Глеб и свирепо зыркнул на поэта, – кому придет в голову освещать канализацию. Ты фонарик хотя бы захватил? Дай-ка я угадаю. Конечно, нет?

– Увы, нет, – отозвался поэт.

– Увы, нет?! – рассердился Жмых. – Лучше бы увы, да. И что же, нам теперь топать в темноте?

– Ты сам выбрал этот путь.

– Угу, – покорно кивнул Жмых. – Слышь, лемуриец, а зовут-то тебя как? Я тебе представился, а ты – ни гуту. Это у вас в роду вежливость такая или один ты инкогнито хранишь?

Лемуриец пожевал тонкими губами.

– Нет. Я просто считал – может быть, тебе мое имя вовсе и не интересно? Так что же я буду навязываться?

– Ты, стало быть, сильно вежливый. Или весь на понтах? Ну, так мне интересно. Точнее, может, мне и не очень интересно, но надо же тебя как-то к миске с баландой звать? Все-таки вместе чалимся.

– Меня зовут Лукас. Лукас Раук.

Глеб хмыкнул, остановился, вгляделся в лицо лемурийца, едва различимое во тьме.

– Не пойму – ты что, издеваешься? У тебя имя, как у латиноса.

– Я получал паспорт в латинской зоне.

– Да что мне твой паспорт? Кликуха у тебя есть? Или как тебя по-настоящему зовут?

Лемуриец угрожающе зашипел.

– Эй, эй, да я не имел в виду ничего плохого! – пошел на попятный Жмых. – Не хочешь говорить – не надо. Буду тебя хоть Родригесом звать.

– А я и не сказал ничего плохого, – заявил Лукас. – Так меня зовут по-лемурийски. Вряд ли ты сможешь произнести.

– Ну, почему же, – на мгновение задумался Глеб. – Шшшзвдзвжжж!!!

– Нет, совсем не так, – печально опустил уголки губ лемуриец. – Даже близко не похоже. А клички у меня нет. Я же не закоренелый бандит.

– Ясно, – хмыкнул Глеб. – Слушай, твоя река из дерьма никак не заканчивается! А только становится глубже. Темно уже, как… В общем, не важно где. И просвета не видно.

– Думаю, идти уже недалеко.

– Ладно, пошли, тьфу ты. – Во рту после болтовни в канализации стояла такая мерзость, что оставалось только все время отплевываться.

– Запах действительно не очень приятный, – будто бы только что заметил лемуриец.

– А ты думал, канализация пахнет фиалками? – Раздраженно поинтересовался Глеб.

– Кстати, в природе существуют цветы, имеющие запах испражнений, – с улыбкой на лице заявил Лукас.

– Очень ценная информация. Лучше бы в природе имелось дерьмо, от которого так и несет тонким ароматом духов.

Шагов через пятьдесят впереди заплясали лучи фонарей.

– Опа! К нам идут фонари, – заключил Глеб. – С одной стороны, это хорошо, а с другой – вдруг они вооружены?

– Разве что резиновыми дубинками, – откликнулся лемуриец.

– Почему? Ты знаешь, кто это?

– Служба ассенизации космопорта, – сообщил поэт, – нам немного не повезло. Как раз сейчас они делают обход тоннеля. Я всегда говорил, все в жизни зависит от слепого случая. А дубинки им нужны, чтобы отбиваться от крыс.

– Тут еще и крысы водятся? – опасливо вжал голову в плечи Жмых.

– Да. Мутанты. С кролика размером. Но их мало. Редко встретишь крысу в здешних тоннелях. Дело случая, как я уже говорил.

Глеб снова сплюнул, еще более яростно.

– Это в твоей жизни все от слепого случая зависит. А в моей жизни я сам решаю, когда и что должно произойти. – Он замолчал на мгновение и неожиданно заорал, да так, что лемуриец вздрогнул всем телом: – Эй вы, скорее сюда, нам нужна помощь!

– Кто здесь?! – испуганно закричали с другой стороны. Для них вопль из темного тоннеля, похоже, тоже стал неожиданностью. Пятна света побежали по стенам и высветили поочередно сначала бледное лицо лемурийца, затем растянутую в широкой неестественной улыбке физиономию Жмыха.

– Мы здесь, друзья, – проорал он. – Дубинки с вами? Потому что мой приятель зацепился за какую-то железяку, которая никак не хочет его отпускать.

– При чем тут дубинки? – шепотом поинтересовался лемуриец.

– При том, – ответил Глеб и выкрикнул: – Эй, вы, так дубинки с вами или нет?

– Кто вы такие? – пришел с небольшой задержкой ответ.

– Да не слепи ты нас фонарем, дурак. Подойди поближе да посмотри сам, кто мы такие. – Глеб пощупал в кармане «глюк», надеясь хрястнуть ассенизаторов рукояткой по макушкам, как только представится удобный случай. Но доставать пистолет из кармана не стал. Ассенизаторов не разглядишь, может, у них в руках оружие? Тогда, увидев пистолет, они сразу начнут стрелять.

– И вообще, – нашелся Жмых. – Знаете, кто мы такие? Мы… Вы вот проверяете канализацию, а мы пришли проверять вас! Ясно?

– Точно, – вякнул поэт, – мы вас сейчас хорошенько проверим!

– Ты же не унижаешь себя ложью, – выдавил Глеб, несколько удивленный выступлением лемурийца.

– Сейчас другой случай.

Вскоре, привыкнув к свету, бьющему им в лица, Жмых и Лукас смогли рассмотреть двух крепышей в форме космопорта и высоких рыбацких сапогах. Голенища сапог доходили им до самого паха. Один из крепышей ростом был огромен, почти подпирал потолок. Другой, напротив, был маленького роста, но наружность имел угрожающую. Тяжелая нижняя челюсть и большие хрящеватые уши выдавали агрессивность натуры. Остановившись поодаль, ассенизаторы с подозрением разглядывали гостей канализационной системы космопорта.

– Проверяющие? В таком виде? Нас на мякине не проведешь! – отрывисто заявил высокий ассенизатор и сдернул с пояса парализатор.

– Дубинки, говоришь, у них только. – Глеб задумчиво посмотрел на лемурийца. – У тебя, вообще, с головой как, поэт? Влип я из-за тебя в историю.

– План составлял не я, – поэт дернул плечами.

– А кто?

– Приятель мой! Но с него теперь уже не спросишь.

Глеб хотел было обругать поэта последними словами, потом вспомнил, что случилось с приятелем лемурийца, и счел за благо промолчать, хотя на языке так и вертелись очень славные многоэтажные выражения и просто обидные слова.

– К стенке, – приказал высокий ассенизатор.

– Так сразу и к стенке, – хмыкнул Глеб. – Вы, часом, не расстрелять нас собираетесь? Документы бы хоть проверили.

– Надо будет, расстреляем, – угрюмо сообщил маленький. – И документы проверим. А сейчас – мордой к стене!

– Ваше поведение негуманно, – отметил лемуриец. – Общественность вас осудит.

– Вот дам тебе сейчас по роже, узнаешь, кто из нас негуманный, – неожиданно обиделся маленький. – Здесь канализация! Понял? Ты вообще можешь отсюда не выйти!

– К стенке, – повторил высокий.

Пришлось подчиниться. Ассенизаторы повесили фонарь на так кстати торчащий из стены крюк и спешно обыскали пленников. Отобрали барсетку с деньгами, извлекли из кармана Глеба пустой «глюк». К счастью, оружие Глеба заинтересовало их гораздо больше, чем содержимое барсетки.

– Пистолет, – заключил высокий.

– Да какой пистолет? Похож просто, – ответил Жмых, – на самом деле это тренажер мышцы указательного пальца. Он у меня усыхает. Вот я его и тренирую постоянно.

– Гляди-ка, шутит, собака, – хмыкнул маленький ассенизатор, обладавший, по-видимому, неплохим чувством юмора – чертой, столь необходимой всем ассенизаторам, – и ударил Глеба под ребра так, Что тот скрипнул зубами и покосился на мучителя с ненавистью. Для одного-единственного дня побоев ему хватило с избытком. | – Этому тоже двинуть? – поинтересовался высокий.

– Конечно, дай ему по роже. Чего тебе стоять без дела.

«Не заметили, что имеют дело с лемурийцем», – отметил для себя Жмых и мысленно расплылся в улыбке.

Ассенизатор ударил поэта, но не по лицу, а по спине, зато кулаком, да так сильно, что тот жалобно вскрикнул и упал на колени, разбрызгивая зловонную жижу.

– Еще хочешь, гы?! – поинтересовался высокий. – Говори, кто такой? Почему по вверенной нам территории шастаешь?

– По всему видно, что хочет еще по печени получить, – поддержал его маленький. – Дай-ка теперь я его стукну.

– Не трогайте его, – вмешался Глеб, заметив, что лемуриец подозрительно долго стоит на коленях и качает головой из стороны в сторону. – Здесь я главный! И вообще, я большой человек там, наверху!

– Ты что, вздумал нам угрожать?! – Маленький ассенизатор развернулся и отвесил Глебу звонкую пощечину. – Наверху ты хоть президент Мамба-банка. А в этих тоннелях имеется только дерьмо и ассенизаторы. На ассенизатора ты не похож. Статью не вышел.

– Где уж мне, – покорно протянул Жмых.

– Значит, статус свой понимаешь? Жмых смолчал.

– А я похож на ассенизатора? – с надеждой осведомился Лукас.

– Нет, – покачал головой низкорослый. – Хотя комплекция у тебя более подходящая.

– Что мы с ними чикаемся? – неожиданно разъярился высокий. Схватив лемурийца за ухо, он начал его выкручивать, повторяя: – Ну, говори, кто такой! Все равно ведь все потом расскажешь. Так уж лучше нам. Ничего пистолетик. – Высокий покрутил «глюк»перед глазами, – славная вещица. – Он прицелился в Глеба, делая вид, что вот-вот выстрелит. – Смотри, сейчас пальну, и будешь ходить с дыркой в голове. А через нее одна твоя извилина будет всем видна. Будешь потом рассказывать, как в канализации тебе башку продырявили. Гы.

Все произошло в считаные секунды. Голова высокого ассенизатора вдруг мотнулась в сторону. Одна нога взлетела вверх, ударилась о стену, он развернулся вокруг своей оси и рухнул на спину, подняв целый фонтан брызг. Второй резко повернулся к поэту и отшатнулся в страхе. Лицо лемурийца выражало бесконечную злобу, глаза обратились в узкие щелки, в них не было ничего, кроме ненависти к врагам. Рот кривился и исходил пеной. Поэт сжимал и разжимал кулаки и шипел, словно готовая броситься гремучая змея.