– Сколько? – рявкнул потерявший терпение Макс.
Как и все в Одессе, он говорил исключительно по-русски, но без характерного акцента, свойственного местным жителям. Будучи потомственным хохлом, Макс ненавидел все украинское, впрочем, все русское он ненавидел тоже. Городом его мечты являлся Нью-Йорк, в котором он ни разу не был. На его загорелой груди красовался медальон в виде серебряного доллара. Расстегнутая на три пуговицы рубаха смахивала на гавайскую. Прилизанные черные волосы блестели, как у заправского голливудского сутенера, претендующего на главную роль в фильме категории «Б».
Вдоволь налюбовавшись его щегольскими косыми бачками, тетка, наконец, приняла решение.
– Триста пятьдесят гривен за обоих, – заявила она.
Проторчав у входа на рынок с раннего утра до позднего вечера, эта дура решила, что поймала удачу за хвост. Но просчиталась. Не на того напала.
Макс не собирался платить такие сумасшедшие деньги за пару поганых щенков, даже если бы к ним прилагалась самая древняя в мире родословная. Он прекрасно обходился без четвероногих друзей. Двуногих у него тоже не было. О Нью-Йорке лучше мечтать в одиночку – дешевле выходит.
– Ишь, губы раскатала, – проворчал Макс и пошел прочь.
В тот момент, когда он приготовился сесть в свой старый черный «Мустанг», опомнившаяся тетка крикнула:
– Сто за одного!
– Не смеши народ.
– За обоих!
– Да подавись ты своими ризеншницелями…
* * *Витиевато выругавшись, Макс тронул машину с места и покатил куда глаза глядят. Он ехал осторожно, памятуя о бесшабашных одесских таксистах и вагоновожатых, повально страдающих дальтонизмом, усугубленным куриной слепотой. К тому же колеса «Форда» то и дело выскакивали на булыжные мостовые, пересекающие главную магистраль, и тогда в салоне начиналась зубодробительная болтанка. Отслужившую свое колымагу давно было пора менять на что-нибудь более приличное, но деньги еще только предстояло заработать. Вместе с видом на счастливое американское жительство.
– Если они и после этого не выдадут мне грин-кард, – пробормотал Макс, – то я… то я не знаю, что сделаю…
Он действительно не знал. Да и что он мог, жалкий неудачник без роду, без племени? Ни богатых родственников, ни солидных связей – Макс болтался по жизни, как его серебряный медальон на цепочке. Зато прилежно изучал английский, надеясь в скором будущем поприветствовать новых соотечественников на их родном языке.
«Хай. Май нэйм из Макс. Глэд ту си ю, диэр фрэндз».
Попрактиковавшись немного, Макс включил радио. Мощные динамики с готовностью выдали лихой рок-н-ролльный мотивчик:
Чем ниже падешь, тем выше взлетишь.Чем выше взлетишь, тем ниже падешь.Судя по дребезжащему голосу вокалиста, тот свое давно отлетал-отпадал. Макс заставил его заткнуться на полуслове и насупился, вглядываясь в сумерки. Времени осталось в обрез. Хоть бери и лови кошек голыми руками. Или собак. Интересно, куда это запропастилась вся бродячая живность? Специально попряталась, Максу назло? Или же у мурок с бобиками существует свой комендантский час?
На середине этих размышлений «Форд» взвизгнул, выражая тем самым свое негодование по поводу чересчур резкого нажатия на тормоза. Макс подался вперед. Его внимание было приковано к старому фотографу, бредущему вдоль Итальянского бульвара с понурой мартышкой на плече. Патлы, точно у заправского хиппи, фигура и походка, как у узника Бухенвальда. Пенсионер, недобитый реформами. Ходячий пережиток тоталитаризма.
– И когда вы уже передохнете? – прошептал Макс, утапливая педаль газа.
Колеса «Форда» завизжали снова – на этот раз, бешено прокрутившись, прежде чем сорваться с места. Поравнявшись со стариком, Макс высунулся в окно и, не отпуская руль, схватил поводок, свисающий с шеи мартышки чуть ли не до земли. Сдернутый с хозяйского плеча, зверек заверещал, продолжая сжимать в лапах кукурузный початок. Так, вместе со своим сокровищем, и был втянут внутрь несущегося в направлении моря автомобиля.
Закрыв окно, Макс пристроил притихшую мартышку на пассажирское сиденье и посмотрел в зеркало заднего вида. Там подпрыгивала и раскачивалась стремительно уменьшающаяся фигурка старика. Вот умора! Этот старый хрен с подагрическими коленками пытался догнать автомобиль!
– Твой хозяин просто марафонец какой-то, – сказал Макс мартышке. – Это он в тебя такой прыткий?
Мартышка оскалила желтые клыки и попыталась цапнуть поднесенную к ее мордочке руку. Тогда вместо того, чтобы погладить злобную тварь, Макс ударил ее кулаком по голове и повернул налево, объезжая Театр музкомедии. Потом вправо, еще раз вправо и опять налево. Теперь «Форд» медленно катил по приморской улице Отрадная. Летом здесь бывало многолюдно, но осенью народ предпочитал валяться дома на диванах, а не на пляжах.
От моря тянуло сыростью. Спускающийся к нему «Форд» скрипел и раскачивался на колдобинах кривого переулочка. Расположенные по обе его стороны пансионаты давно опустели. О том, какая бурная жизнь происходила здесь еще какую-то неделю назад, свидетельствовали разбросанные повсюду бутылки и жестянки. Использованных презервативов валялось лишь немногим меньше, чем пробок, а окурков было столько, что впору налаживать производство табачных изделий.
Прибрежная площадка, на которой остановился Макс, недавно служила стратегической точкой для торговцев напитками, мороженым и шашлыками. Теперь тут гулял ветер да шуршали обрывки газет и полиэтилена. Обгоревший мангал напоминал подбитый танк, а рваные женские трусы, свисающие с него, – белый флаг, выброшенный неизвестно кем, неизвестно на какой минуте сопротивления. Полная капитуляция. Еще несколько дней, и осень вступит в свои права.
Неизбежная, как смерть.
* * *– Ну что, резус-макака, – ласково спросил Макс у ощерившейся мартышки, – скучаешь небось по жарким странам?
Вместо изъявлений благодарности мартышка тявкнула и попыталась цапнуть его за палец. Пришлось приподнять ее на поводке и как следует встряхнуть, чтобы помнила свое место. Затем Макс заглушил мотор и, удерживая барахтающееся мохнатое тельце на весу, выбрался наружу. Окинул критическим взглядом окрестности. Ни души. Но даже если кто-то заметит приткнувшийся на площадке автомобиль, то ничего страшного. Мало ли в Одессе любителей секса на колесах?
Как в том анекдоте, когда водитель мчащейся на полной скорости машины левой рукой держится за руль, а правой шарит под юбкой пассажирки. «Эй, – кричит она, – что вы делаете, мужчина? Немедленно возьмитесь двумя руками!» – «С ума сошла, – возмущается водитель. – И как же я тогда буду править?»
Ухмыльнувшись, Макс отнес мартышку подальше, опустил ее на землю и обмотал конец поводка вокруг ржавой ножки мангала. Зверек неистово вырывался, но был слишком слаб, чтобы убежать. Издаваемые им вопли действовали Максу на нервы.
Вернувшись к автомобилю, он взял с заднего сиденья барсетку и открыл ее. Достал оттуда три металлические трубки толщиной с палец. Соединенные между собой винтовой резьбой, они образовали металлический стержень длиной сантиметров двадцать. Завершив сборку, Макс с бесконечными предосторожностями вынул из обложенной ватой коробочки стеклянную ампулу и вставил её в отверстие трубки. На конце трубки был вмонтирован курок. При нажатии на него приводился в движение ударник, разбивающий ампулу и высвобождающий поршень, который выбрасывал содержимое ампулы наружу. Макс еще ни разу не пользовался этим оружием и, честно говоря, побаивался безобидной на вид штуковины. Во рту у него скопилась обильная слюна, которую приходилось постоянно сплевывать под ноги.
Не выпуская трубку, он вынул из нагрудного кармана рубахи крошечную пилюлю и положил ее на язык. Это был атропин, употребляющийся обычно в качестве болеутоляющего средства. Но у Макса ничего не болело. Молодой мужчина в расцвете сил, он просто принимал необходимые меры предосторожности. Не приведи господь что-нибудь перепутать. Тогда сам окажешься на месте безмозглой мартышки.
– Чем выше взлетишь, тем ниже падешь, – пропел Макс, приблизившись к жертве на расстояние вытянутой руки. – Чем ниже падешь, тем выше взлетишь…
Он снова сплюнул и прицелился. Мартышка, как завороженная, уставилась в направленную на нее трубку и замерла.
– Умница, – сказал Макс и спустил курок.
Клац! Это было похоже на щелчок игрушечного пистолета. Мартышка тоненько заскулила, уронила головку на тщедушную грудь и завалилась на бок, судорожно открывая и закрывая пасть. Точно ребенок, которого внезапно сморил сон.
Мохнатое тельце еще вздрагивало, когда опомнившийся Макс метнулся к машине. Схватив трясущимися руками барсетку, он достал оттуда ампулу с противоядием, которое следовало принимать после каждого использования пневматического оружия. Он так нервничал, что уронил ампулу на пол «Форда» и едва нашел ее на ощупь. К счастью, склянка не разбилась. Постанывая от нетерпения, Макс отломил острый кончик ампулы и вылил ее содержимое на язык.
– Ух-х…
Бесцветная жидкость имела горьковатый привкус. Нитрат амила. В сочетании с принятым перед выстрелом атропином снадобье полностью исключало смертельный исход. Для стрелявшего, разумеется. У жертвы никаких шансов выжить не было. Выброшенная из трубки синильная кислота убивала наверняка, причем не оставляя никаких следов насилия. Мгновенная закупорка кровеносных сосудов, и пишите письма с того света. Главное – приблизиться к жертве на расстояние полуметра, остальное – дело техники.
Макс швырнул склянку из-под нитрата амила на землю и раздавил ее подошвой. Окинул прощальным взглядом бездыханный трупик мартышки. Уселся за руль, включил зажигание, выполнил элегантный разворот на посыпанной гравием площадке, щелкнул клавишей приемника.
Радиодевочки с готовностью затянули свое бесшабашное: «Мы посмотрим, ху из ху, ху из ху, ху из ху…» Камешки захрустели под колесами, как косточки маленьких обезьянок, к которым Макс не испытывал ни любви, ни ненависти. Эмоции лучше приберечь на потом, когда он очутится в Нью-Йорке с набором кредитных карточек в специальном отделении портмоне. А пока что нужно просто выполнять свою работу и не забывать вовремя принимать атропин и нитрат амила. Остальное приложится.
III. Работа у нас такая, забота у нас простая…
Летучая мышь пронеслась у самого носа Макса, едва не задев его крылом. Он передернулся. В детстве ему рассказывали, что эти твари – бывшие ласточки, заколдованные злым волшебником. Выследят загулявшегося допоздна мальчика и вцепятся ему в волосы, не оторвешь. А зубы у них острые-острые, как иголки…
Опасливо поглядывая на ночное небо, Макс переступил с ноги на ногу. В злых волшебников он давно не верил, но летучие мыши внушали ему суеверный ужас. Карликовые химеры, прикидывающиеся слепыми, чтобы усыплять бдительность своих жертв. И зачем только Господь создал этих уродин? Мало ему было обычных пернатых?
Размышления Макса были прерваны неожиданным скрипом. Это распахнулась дверь подъезда, выпуская наружу высокую мужскую фигуру в белых штанах. Некоторое время штаны оставались неподвижными, потом, шурша, тронулись с места.
Макс быстро осмотрелся. В маленьком дворике никого не было. Лишь некоторые окна расположенных буквой «П» домов желтели электрическим светом. Большинство же оконных проемов оставались темными или озарялись голубоватыми всполохами включенных телевизоров. Только последний идиот потащится на улицу в столь поздний час, решил Макс. Такой, как Тарас Пинчук, двадцатилетний оболтус, ведущий ночной образ жизни. Дома ему, видите ли, не сидится. Молодой бандит, что с него возьмешь. Апломба – вагон и маленькая тележка, а жизненного опыта – с гулькин нос.
Дождавшись, пока белые штаны Тараса удалятся на пару десятков метров, Макс вышел из тени платана и, постепенно наращивая темп, двинулся следом. Его ноги, обутые в мокасины, ступали по асфальту беззвучно. Под языком медленно таяла заблаговременно сунутая туда таблетка. Бумажный кулек, сжимаемый правой рукой, выглядел совершенно безобидно. Может быть, человек креветок на ходу кушает. А может быть, подсолнухи или арахис. Губы Макса, тронутые мимолетной усмешкой, дрогнули и снова вытянулись в прямую линию. Его мокасины все ускоряли и ускоряли ход.
Тарас, привычки которого были тщательно отслежены и изучены, направлялся к веренице гаражей, в одном из которых стоял его толстозадый «Бьюик». Шикарная тачка. В Одессе-маме таких раз-два и обчелся. «Новому владельцу «Бьюика» можно только позавидовать, а он очень скоро появится – новый владелец», – сказал себе Макс.
Шагающих друг за другом мужчин разделяли каких-нибудь три шага.
– Пчхи!
Резкий звук заставил Макса шарахнуться в сторону.
Почувствовав движение за своей спиной, Тарас обернулся. Его нос блестел в лунном свете. Округлившиеся глаза казались двумя дырами.
– Э-э-пчхи! – вырвалось из него снова.
– Насморк? – участливо спросил Макс. Теперь он был совершенно спокоен, вот только сердце колотилось с такой силой, словно намеревалось проломить грудную клетку и вывалиться наружу.
– Тебе оно надо? – угрожающе спросил Тарас, вытирая верхнюю губу рукавом рубахи.
Перстни на его пальцах образовывали нечто вроде кастета. Если схлопотать таким кулаком по физиономии, мало не покажется. Если же удар придется в висок, то вообще ничего не покажется. Мгновенно отключишься и вряд ли очухаешься снова.
Макс дружелюбно осклабился:
– Есть отличное лекарство…
Перстни, унизывающие пальцы Тараса, стиснутые в кулак, неприятно заскрежетали:
– Какое, на хрен, лекарство?
– Очень эффективное. – Макс шагнул вперед, вытянув перед собой сверток. – Взгляни.
– Что там у тебя? – проворчал Тарас, готовясь в любой момент отразить нападение. Кулак с перстнями поднялся на уровень плеча. Вторая рука нырнула под выпростанную рубаху, явно нащупывая там рукоять пистолета.
Макс вскинул брови и улыбнулся еще шире, давая понять, что не имеет враждебных намерений.
– Ты взгляни, взгляни, – повторил он, не переставая ухмыляться.
Тарас слегка расслабился:
– Белены объелся, чувак?
– Э, белена – ерунда. Есть средства куда более радикальные.
– От насморка?
– И от него в том числе.
Невольно подчиняясь любопытству, Тарас осторожно потянулся к протянутому свертку. В то же мгновение Макс набрал полную грудь воздуха и спустил курок спрятанной внутри свертка трубки. Клац!
– Гааа…
Тарас Пинчук широко открыл рот, но более членораздельного звука издать так и не сумел. Несколько секунд он стоял неподвижно, затем качнулся вперед и рухнул на асфальт. Ноги упавшего разошлись циркулем, из его глотки повалила пена. Точно стиральная машина внутри заработала, только это была одна видимость. Кончился Тарас. Ничего внутри него не функционировало.
Вот тебе и венец творения. Чем человек лучше какой-то обезьяны, скажите на милость?
Удостоверившись, что его жертва не подает признаков жизни, Макс поспешно отбил кончик спасительной ампулы и проглотил ее содержимое.
Облизнулся.
Озирнулся.
С облегчением перевел дух.
Выбросил пустую ампулу.
Сунул руки в карманы и направился в подворотню, за которой дожидался его верный «Мустанг».
Из открытых окон доносились голоса телевизионных и реальных персонажей. Среди них выделялись возгласы какой-то женщины, повторяющей на разные лады:
– Ой, не могу… Ой, не могу… Ой, не могу…
Возгласы сопровождались ожесточенным скрипом кровати: иэх-х, иэх-х, иэх-х. Создавалось такое впечатление, что бедняжку распиливают напополам, разложив ее на верстаке. Наверняка многие спальни города служили сейчас такого рода мастерскими по строганию все новых и новых детишек, но этой ночью Макс играл за другую команду. Не увеличивал человеческое поголовье, а сокращал его по мере сил и возможностей.
– Пока что один-ноль в мою пользу, – прошептал он, прежде чем раствориться во мраке.
* * *Если бы не исправная вентиляционная система, то дым в игорном зале стоял бы коромыслом. Курили почти все, включая работников казино, которым это категорически воспрещалось. В пепельницах тлели окурки, забытые охваченными азартом игроками. Поминутно вставляя в губы новые сигареты, они клацали зажигалками, как взводимыми курками пистолетов. Бокалы с напитками пустели и наполнялись, словно по волшебству.
– Тринадцать!
Зычный голос крупье заставил Макса поморщиться. От беспрестанного мельтешения рулетки у него разболелась голова. Вот уже битый час он торчал в опостылевшей «Жемчужине», машинально перебирая разноцветные жетоны, которые не спешил выкладывать на игровое поле. Сооружая из них очередную башенку, он украдкой рассматривал человека, сидящего напротив.
Андрей Пинчук был немного ниже ростом, чем его брат, старше и плотнее. Его черные глаза выделялись на пухлом белом лице, как две изюмины, воткнутые в сдобную булку. Под ними набрякли сизые мешки. Еще один любитель ночной жизни. Сейчас ты playboy, а вскоре станешь play off, подумал Макс. Отключишься навсегда.
Он перевел взгляд на спутницу Андрея, стройную, но чересчур тощую девицу в облегающем пуловере и голубых, тоже облегающих, брючках-клеш. У нее была прическа кое-как обсохшей русалки и совершенно рыбьи глаза. Нимфа, только что сошедшая с подиума. Майская утопленница. Свое главное достоинство – бюст неожиданно внушительного размера – девица старательно выпячивала навстречу каждому заинтересованному взгляду. Что ж, она не зря гордилась своими сиськами. Можно было не сомневаться, что они до отказа заполнены первоклассным силиконом.
Нет, решил Макс, такая каучуковая штучка не по мне. Уж лучше пользоваться куклами из секс-шопа. Они, по крайней мере, не говорящие.
Спутница же Андрея не умолкала ни на минуту. Помимо всего прочего Макс узнал, что она танцует в варьете при казино, и шоу скоро начнется. Значит, девица пойдет дрыгать ногами, а ее кавалер удалится домой в гордом одиночестве. Судя по ходу игры, такой поворот событий был очень даже вероятен. Андрей Пинчук проигрался в пух и прах, оставив в кассе «Жемчужины» не менее трех тысяч зелени.
Подонок, подумал Макс. Просаживает папины денежки, как свои собственные. Между тем если бы все игроки скинулись хотя бы по сотне, то на образовавшуюся сумму можно было бы накормить целую армию голодных бомжей. Где же тут справедливость?
«Здесь, – ответил себе Макс, – погладив барсетку, стоящую рядом. – Вот она, высшая справедливость».
– Двадцать! – провозгласил крупье, собирая лопаткой жетоны. Выражение лица у него при этом было брезгливое. С такой харей впору куриный помет сгребать.
Впрочем, собравшиеся вокруг рулетки тоже не проявили восторга. Совсем еще молоденькая девчонка громко выматерилась. Мужчины дружно щелкнули зажигалками. Что касается Андрея Пинчука, так тот едва не опрокинулся вместе со стулом, на спинку которого откинулся.
– Вот же невезуха, – прошипел он, восстановив равновесие.
– Нужно было ставить на цвет, – авторитетно заявила подружка.
– А если я дальтоник? – Смешок, который издал Андрей, прозвучал, как скрежет барахлящего стартера.
– Тогда поставь на чет-нечет, – предложила девица.
– Отцепись со своими советами, – раздраженно сказал Андрей.
У него осталась лишь жалкая стопка бело-розовых фишек. Стиснув их в кулаке, Андрей встал и направился к выходу. Девица, повисшая на его руке, волочилась следом. Макс чуть не застонал от отчаяния. Черт, они все-таки уходят вместе. А как же производственная дисциплина?
Не обращая внимания на осуждающий взгляд крупье, Макс выбрался из-за стола и двинулся за парочкой. Настроение у него испортилось. Своим одноразовым оружием он не мог убить двух человек одновременно, к тому же это не входило в его задачу. Инициатива, как известно, наказуема.
Пока он обменивал жетоны на деньги, Андрей со своей русалкой уже успели выйти наружу. Она продолжала цепляться за руку своего кавалера, как утопающая за соломинку. Так он и доволок ее до стоянки автомашин перед казино, где оба уселись в белую красавицу «БМВ». Макс, потрусивший к своему «Форду», ничего не понимал. Близился час ночи, и шоу, в котором не могла не участвовать длинноногая русалка, должно было начаться с минуты на минуту. Неужели сегодня она не собирается гарцевать на сцене? В таком случае деньги, заплаченные за вход в казино, потрачены зря. Сколько же будет продолжаться эта разорительная полоса неудач? – спросил себя Макс и не нашел ответа.
«БМВ» Пинчука тронулась с места и, вместо того чтобы вырулить на боковую дорожку, соединяющуюся с автострадой, медленно покатила вдоль фасада здания и скрылась за углом. Оставив в покое свой автомобиль, Макс припустил следом, расстегивая на ходу барсетку.
За углом находился тупик, заставленный ржавыми мусорными баками. На прижавшегося к стене Макса уставилось несколько пар кошачьих глаз, светящихся в темноте. А вот огни «БМВ» были погашены. Оказывается, русалка просто решила тепло попрощаться со своим кавалером, прежде чем выйти на сцену. Делает ему вульгарный минет, для которого придумано романтическое название «французский поцелуй»? Похоже на то. Скорее всего Андрей Пинчук расплатится с ней жетонами, которые так и не обменял на деньги.
«А вот от меня ты так дешево не отделаешься, – мысленно сказал Макс Андрею. – У нас с тобой другая ставка. Твоя никчемная жизнь».
* * *Крепко зажмурившись, Марго думала о приятном.
Ее муж – знаменитый актер, нет, лучше музыкант, чтобы во всем блестящем и при белом лимузине. И вот они приезжают на презентацию его нового альбома… нет, лучше фильма. Вокруг масса народу, но внимание всех приковано к Марго, одетой в совершенно обалденное платье с во-о-от такущим вырезом и голой спиной. И вот они идут сквозь толпу, и все ахают и сразу расступаются, потому что она такая красивая, что просто спасу нет. На ее голове сияет бриллиантовая диадема, как у принцессы Дианы, только лучше. И она вся такая стройная, волнующая, вихляющаяся при ходьбе. У меня разболелась голова, томно говорит она, поехали скорее домой, милый. Терпеть не могу все эти дурацкие презентации, ну сколько можно.
Немедленно подают белый… нет, розовый лимузин. И ее муж – теперь он знаменитый кутюрье, но не гомик, еще чего не хватало, – ее муж даже спотыкается, так спешит распахнуть дверцу перед своей ненаглядной. За рулем – шофер, молоденький и ужасно симпатичный. Он безнадежно влюблен в Марго, поэтому у него краснеют уши, когда он слышит возню за своей спиной. Это пылающий страстью супруг награждает ее жаркими поцелуями. Их губы впиваются друг в друга, производя сочные звуки, долетающие до красных ушей шофера. Чмок-чмок.
Мужская пятерня придержала увлекшуюся Марго за волосы.
– Эй, хватит, – донесся до нее прерывистый голос Андрея. – Я кончил, угомонись.
Выдохнув сквозь стиснутые зубы, он откинул голову на спинку сиденья. Марго повозилась еще немного внизу и тоже приняла сидячую позу.
– А ты сла-а-аденький, – промурлыкала она, снимая прилипшую к напомаженным губам волосину.
– И калорийный в придачу, – проворчал Андрей, избегая глядеть на девушку. – Теперь можешь два дня ничего не есть. Экономия.
– Издеваешься?
– Научно установленный факт. – Андрей ухмыльнулся. – В мужской сперме содержится столько же калорий, сколько в пирожном, – продолжал резвиться он.
– Ничего себе! – Прозрачные глаза Марго затуманились. – Так и растолстеть недолго.
– Ну, это тебе не грозит. – Андрей покровительственно потрепал ее по волосам. Из-за обилия геля они на ощупь напоминали спутанную проволоку.
– Тебе легко говорить. А я, выходит, рискую испортить фигуру. Пять пирожных в день – кошмар! – Марго сокрушенно покачала головой.
Ухмылка исчезла с лица Андрея.
– У тебя сегодня было пять клиентов? – спросил он.
– Нет, но я скушала за завтраком два эклера, – покаялась девушка.
– Н-да, это уже перебор, – нахмурился Андрей. – Твой братец ввел меня в заблуждение.
– Он сказал, что я не ем сладкого?
– Он сказал мне, что ты чуть ли не целка, а на тебе клейма негде ставить, – сердито произнес Андрей. – Знаешь, мне пора. – Сунув девушке нагревшиеся в кармане фишки, он подтолкнул ее к выходу. – Чао, солнышко. Береги себя для новых свершений.
Марго машинально приняла подношение, выбралась из машины и побрела прочь.
Походка ее была понурой. Уж очень разительно отличалась проза жизни от девичьих грез.
* * *Пропустив мимо себя порочную нимфу из казино, Макс скользнул за угол и быстро зашагал к белой иномарке, которая неуклюже разворачивалась в тесном закутке, провонявшем гнилью и кошачьей мочой. Лопались раздавленные пакеты, тарахтели разлетающиеся из-под колес пивные жестянки. Свет фар выхватывал фрагменты графити на облезлой стене.
– Стой, – произнес Макс, преграждая машине дорогу. – Да стой же! – повторил он, вскидывая руку на манер салютующего гитлеровца.
Освещенный автомобильными фарами, он выглядел незыблемым, как изваяние. Его фигуру окаймлял ореол золотистого света. Позади стелилась черная тень.