Однако уже в начале XIX века вокруг храма начинают селиться мастера каретники со своими рабочими артелями и места в небольшой церкви стало всем недостаточно. И тогда был выстроен второй предел, расширивший пространство здания. Наступал 1812 год. Французы, занявшие Москву, устроили в церкви склад провианта и возможно это спасло здание от пожара и разрушения.
Церковь Николая Чудотворца в Новой слободе. Конец XIX века.
Уже в 1860-х годах улица получило свое название Долгоруковская (в честь покойного московского генерал-губернатора князя Владимира Андреевича Долгорукова) и стала застраиваться доходными домами. А храм меж тем все больше ветшал.
Возник план полностью перестроить здание, но на этот план наложило запрет Московское Археологическое общество (МАО) так как здание было «одним из стариннейших московских храмов и не подвергался перестройке со времени своего основания». В результате был принят проект архитекторов Н. С. Курдюкова и С. Ф. Воскресенского, согласно которому главный храм оставался нетронутым, зато трапезная и колокольня выстраивались заново.
В 1905 году была выстроена новая колокольня, она была спроектирована с повторением приемов шатровых и ярусных звонниц XVII века. Могучие, прямоугольные в плане ярусы, несут два яруса звона с высокими арочными проемами, вся композиция увенчана изящным шатровым верхом, на котором находились ныне утраченные главка с крестом. В декоре использованы полуколонки, нишки-ширинки, арочки, пояса, карнизы и другие детали. Её и сейчас можно увидеть за зданием «Союзмультфильма».
Но вот настал черед трудных лет, после революции 1917 года из храма было вывезено 17 пудов 8 фунтов золотых и серебряных. Пострадал и настоятель храма, протоиерей Виктор Кедров. В том же 1922 году он был осуждён на I процессе московского духовенства и мирян и приговорён к пяти годам лишения свободы. Но сама церковь была закрыта лишь в 1936 году и Моссовет распорядился устроить в храме Центральный антирелигиозный музей.
И вокруг церкви началось строительство. При перестройке восточная часть церкви вошла в новое пятиэтажное здание, алтарные выступы храма и приделов сохранялись в уровне подвала. К трапезной с приделами и колокольне пристроены современные объемы лестниц. Внутри пятиэтажной части комплекса сохранились некоторые части старого храмового здания (например, пол, выложенный метлахской плиткой) и даже несущие элементы.
Антирелигиозный музей просуществовал недолго и уже в 1944 году, на волне потепления отношений с церковью, он был закрыт, а здание передано комитету кинематографии для киностудии «Союзмультфильм».
И вот уже долгие годы она находится в этом доме. И, хотя, студия в 2000-х годах переехала в новое здание, вопрос о восстановлении несчастной церкви является очень сложным. Специалисты признают культурную ценность за обеими частями постройки – и церковной, и административной. За последней отмечается архитектурно-художественная ценность как образца «сталинского классицизма 1930-х гг.» и историко-культурное значение, так как здесь на протяжении многих лет творили лучшие советские мультипликаторы (Ю. Норштейн, Ф. Хитрук, В. Котеночкин и другие).
Так что, дорогие друзья, остается только мысленным взглядом проникать сквозь кладку и, глядя на старые фотографии, представлять себе, что скрыто за этим фасадом. Вот такая непростая судьба у этого храма. Интересуйтесь Москвой, гуляйте по старым улицам – и они обязательно поделятся с вами своими секретами!
Гнев Полковника
Когда я прохожу мимо ресторанов быстрого питания KFC и бросаю мельком взгляд на улыбающееся лицо стилизованного портрета Гарланда Дэвида Сандерса, мне всегда вспоминается история, описанная в книге Джоша Озерски (Josh Osersky) – «Полковник Сандерс и Американская мечта».
Как всем известно, Сандерс продал свою компанию в 1964 году за два миллиона долларов, сохраняя за собой право оставаться лицом бренда и получая за это 250 тысяч долларов в год. Однако вывод продукции в массмаркет не мог не сказаться на качестве, что сильно коробило пожилого Кентуккийского полковника.
И вот, во время своего визита в Нью-Йорк в 1976 году, Сандерс заявился в компании известного ресторанного критика Мими Шератон (Mimi Sheraton) в одно из сетевых заведений KFC в Гринвич Вилладж. Опробовав полученную курицу мятежный полковник заявил: «Худшая жареная курица, что я видел за всю свою жизнь». Однако самые лучшие эпитеты он оставил для соуса: «Не более чем обычный обойный клейстер!», – заявил он критику.
Прошла неделя, но Сандерс продолжал бушевать. Уже у себя в Кентукки он продолжил развивать тему: «Мой Бог! Они покупают водопроводную воду по пятнадцать или двадцать центов за тысячу галлонов, а затем смешивают её с мукой, крахмалом и получается клей для обоев. Эта штука напоминает грязь из лужи… А уж найти способ заставить меня есть их картошку…».
Конечно это не понравилось новым владельцам компании, старичка (а Сандерсу было уже 86) вызвали в кабинет начальства и жестко прессанули, объяснив, что если он не перестанет бунтовать, то лишат его зарплаты и просто вышвырнут из компании.
Гарланд Дэвид Сандерс
«Антизакаливание»
Пожалуй, самая известная тюрьма в США, функционировавшая с начала 30-х годов по 1963 год – Алькатрас. Известно это «не столь отдаленное» место тем, что находится она на острове в заливе Сан-Франциско и служила местом заточения самых опасных представителей криминалитета Америки, таких как: Альфонсо Габриель «Великий Аль» Капоне и Джордж «Пулемет» Келли.
Но самое интересное отличие данной тюрьмы от других представителей американской пенитенциарной системы было вот в чем – только тут заключенные мылись в душевой приятной теплой водой, в других тюрьмах – только холодной.
Думаете, что это происходило из гуманных побуждений руководства этой элитной кутузки? Как бы ни так. Это было сделано для того, чтобы зеки не закалялись от холодной воды и их разнеженным в тепле телесам было бы труднее пуститься вплавь с острова на большую землю.
И знаете – способ отлично работал! Всего за историю тюрьмы было зафиксировано 36 попыток побега, из них 23 заключенных было поймано, шесть убито при попытке бегства, два выловлены уже утонувшими, а оставшиеся пять пропали без вести и считаются также утонувшими.
Вот такая хитрая система «антизакаливания».
«Вечные» вещи
Скажите, друзья мои, как вы думаете, сколько может гореть одна лампочка накаливания? Думаю, предположите, что – месяц, два, при хорошем стечении обстоятельств – полгода. А вот и нет. Позвольте представить – лампа из города Ливермор, США, горит… 115 лет! Мощность ее всего 4 Вт, висит она в гараже пожарной части и служит для подсветки оборудования.
За последние 50 лет она выключалась лишь один раз в 1976 году и то – на 20 минут, пока её перевешивали на другой объект. Подарил ее пожарной части в 1901 году владелец местной энергетической компании Денис Бернал и тогда она освещала стойла лошадей для пожарных повозок. Затем ее несколько раз перемещали с одной пожарной станции на другую. В настоящий момент ее можно увидеть в пожарной станции №6 по адресу 4550 Ист-Авеню.
Ну да ладно, лампочка – это хорошо, а скажите – сколько может проработать электрическая батарейка? Мы уже привыкли, что наши телефоны разряжаются за несколько часов, а из старых пальчиковых батареек можно, наверное, построить башню до Луны. Однако же, в Кларендонской лаборатории Оксфордского университета стоит электрический звонок, который работает от одной батареи уже более… 176 лет! И без перерыва звенит аж с 1840 года.
По подсчетам ученых он уже прозвенел с дня сборки 10 миллиардов раз. Работает он на так называемой «сухой батарее», одной из первых электрических батарей. Она была изобретена Джузеппе Замбони в начале 1800-х годов – в ней используются перемежающиеся слои серебра, цинка, серы, и других материалов, которые генерируют слабый электрический ток. Но точной конструкции никто не знает, а разобрать звонок ученые боятся – это прервет многолетний эксперимент. Правда вот услышать звон невозможно, так как заряд батареи очень мал, всего 1 наноампер используется для движения молоточка в звонке. Но движение его хорошо заметно и ученые думают, что скорее износятся чаши, о которые он стучит, чем кончится заряд в батареях.
Тяжелая доля взяточника
В Древней Греции была денежная единица, которая называлась «обол», она так же была единицей веса, сначала производимая из серебра, затем из меди в виде монет и весившая примерно 0,65 грамма.
Везде, но не в Спарте! Там обол представлял собой длинный и тяжелый железный прут (спартанцы называли их еще пеланоры), что делало воровство и взяточничество крайне трудным и физически тяжелым занятием.
Вот и представьте себе крупную взятку чиновнику в виде хорошей такой кипы железных арматурин.
«Точное время…»
Скажите, а вы не задумывались, как тяжело было устанавливать точное время на своих часах в отсутствии радио и телефона?
В Лондоне, к примеру, сотни людей ежедневно приходили к обсерватории в Гринвиче, где располагались единственные самые точные часы в Англии, сверяли свои тикающие приборы и вновь отправлялись в город. Это было крайне неудобно.
Один из работников Королевской обсерватории, Генри Белвиль, решил упростить жизнь лондонцам и сделать на этом свой бизнес. Начиная с 1836 года он каждое утро настраивал свой хронометр, который назывался «Арнольд», по имени часовщика, его создавшего (а часы эти и сами по себе – произведение искусства), согласно часам обсерватории и объезжал затем около двухсот своих клиентов, затем, чтобы с точностью до секунды настроить их часы. Отличаясь пунктуальностью и точностью Белвиль приобрел репутацию лучшего «продавца точного времени» и сверять у него часы стало не только необходимостью, но и модой, знаком приобщения к высшему обществу.
После его смерти в 1856 году бизнес продолжила его вдова Мария и вышла на пенсию только 42 года спустя, когда семейное дело продолжила их дочь – Рут Белвиль, которая так же обходила своих клиентов с теми же самыми часами «Арнольд».
В 1908 году, Джон Уинн, владелец компании, которая планировала разрекламировать новинку того времени – телеграф, обвинил Рут в клевете и обмане. К счастью, речь Джона имела противоположный эффект. Т.к. клиентами Белвилей были богатые и влиятельные люди, которых сервис Рут и её родителей никогда не подводил, речь Джона была высмеяна, и тем самым Рут получила ещё больше клиентов.
Даже после распространения радио, многие состоятельные жители Лондона хотели видеть Рут каждое утро в своих домах, это был признак статуса. Но в 1940-ом году началась война, да и Рут уже была очень немолода. Поэтому услугу пришлось закрыть. Её бывшие клиенты, даже после её выхода на заслуженный отдых «продавщицы точного времени», помогали ей материально, пока Рут не скончалась в 1944-ом в возрасте 90 лет. Знаменитые часы семьи Белвиль «Арнольд» она завещала лондонскому Научному Музею, где они и экспонируются до сих пор в отделе, который носит название Музей Часовщиков.
Хронометр «Арнольд».
«бубенчики» вашингтона
В Музее Метрополитен в Нью-Йорке есть гигантская по размеру картина (4,5х6,5 метра) «Вашингтон переправляется через Делавэр» или «Вашингтон пересекает Делавэр» (англ. Washington Crossing the Delaware) – написанная немецким и американским художником Эмануэлем Лойце (Emanuel Leutze, 1816—1868) в 1851 году.
Картина посвящена известному историческому событию времён Войны за независимость США – форсированию реки Делавэр в рождественскую ночь с 25 на 26 декабря 1776 года, предпринятому Джорджем Вашингтоном и его отрядом. Став классической иллюстрацией исторического события, она часто перепечатывалась в школьных учебниках.
«Вашингтон переправляется через Делавэр» Эмануэль Лойце, 1851 г.
Но некоторых ретивых педагогов привлекал один участок на этом гигантском полотне – а именно область паха Вашингтона, где были изображены два округлых украшения цепочки от часов красного цвета. Известны случаи, когда школьные администраторы требовали «подвергнуть цензуре» изображения этой картины, поскольку им казалось, что эта деталь, прикреплённая к штанам Вашингтона, могла вызвать у некоторых учеников ассоциации с мужскими гениталиями. В некоторых случаях организовывалась даже массовая закраска этой детали вручную в выпущенных тысячными тиражами учебных пособиях.
Вот такая история. Думаю, это хороший пример того, что различным «критикам» искать пороки надо не в произведениях искусства, а прежде всего в самих себе.
Что у трезвого на уме…
Согласитесь, нередко так бывает, что долгие споры не приводят в конце концов в желаемому консенсусу. Либо же, полученное в результате жарких споров соглашение не выдерживает в результате проверки временем. Увы, идеального решения данной проблемы не придумано, но хотите узнать, как с этим справлялись люди в Древней Персии?
Да очень просто. Любое решение принималось в два этапа: этап трезвого обсуждения и этап обсуждения пьяного. Причем последовательность в данном случае не имела значения. Либо спорщики с вечера садились за стол и в веселой, непринужденной обстановке за кубком вина приходили к решению, а на утро хозяин дома предоставлял на суд протрезвевших заседателей принятое накануне соглашение. Либо, уже после долгих мучительных споров на трезвую голову, персы присаживались к столу и проводили проверку вином принятым решениям.
Конечно же, в современных условиях такой метод не выдерживает критики – пьянствовать я не предлагаю. Но напротив, по некоторым решениям видно, что у нас подчас забывают о существовании «трезвого» этапа обсуждения.
история джина
Английский джин, что-то есть в этом напитке романтичное: туманные берега Темзы, герои романов Роберта Стивенсона и какая-то экзистенциальная тоска под названием «сплин»… Однако же, в свое время джин стал настоящим бичом английского общества, вызывая бурные дискуссии о способах борьбе с этим напитком на самом высоком уровне.
Итак, с чего же все началось. А началось все в Голландии и не без участия одного доктора по имени Франциск Сильвий (Franciscus Sylvius). Как и многие, дожившие до наших дней спиртные напитки, изначально джин назначали употреблять в лечебных целях. Англичане же по достоинству оценили все свойства этого напитка сражаясь на стороне голландцев в Восьмидесятилетней войне (помните мой пост о картине «Ночной дозор»? ), они не могли не заметить, что выпитый перед битвой джин оказывает успокаивающее действие. Считается, что с тех времен и пошло английское выражение «голландская храбрость» (Dutch courage), означающее храбрость в подпитии. Видимо, именно такие «храбрецы» и изображены на полотне Рембрандта, ну да не будем отвлекаться.
Англичанам джин пришелся очень по душе. Да и притом, как вы помните, во время «Славной революции» в 1688 году голландский экспедиционный корпус высадился в Англии и сверг короля Якова II Стюарта, поставив на трон голландца Вильгельма Орландского, ставшего королем Англии Вильгельмом третьим. Вместе с новым королем приплыл и джин. Изобретательный разум британцев даже изменил рецептуру напитка, начав добавлять к джину… скипидар! (Зачем? Ответ прост – «для аромата», однако, сразу предупреждаю экспериментаторов – сегодня это делать крайне не рекомендуется!) И вот тут в Англии сложилась идеальная для джина экономико-социальная ситуация.
В первой половине XVIII века рост населения приостановился, а нововведения в сельском хозяйстве обеспечили устойчивый излишек зерна, который очень легко превращался в джин. И вот тут возникла «джиномания» – когда повальное увлечение дешевым спиртным (а джин тогда стоил дешевле чая) привело к очень опасным последствиям. Немного утрированную, но тем более впечатляющую картину всеобщего увлечения джином наглядно изобразил знаменитый Уильям Хогарт в своем пронзительном эстампе «Переулок джина» – картина напоминает все семь кругов ада, увиденные с высоты шпиля Св. Георгия, – резко контрастирующем с честной и веселой «Улицей пива», которую он изобразил на второй парной гравюре.
«Джиномания» привела к разгулу преступности. Изучение материалов Саутуоркского суда показывает, что в XVII веке ее уровень (особенно это касалось количества убийств) в шесть раз превышал современный. По воспоминаниям доктора Джонсона, крупного и сильного мужчины, повсюду ходил с крепкой дубиной и однажды она помогла ему отбиться от четверых разбойников. Хорас Уолпол жаловался, что «всякий раз, выходя на улицу – пусть хоть и в дневное время, – рискуешь ввязаться в драку». В ту пору даже высокое положение в обществе не спасало от опасности: известен случай, когда членов королевской фамилии среди бела дня ограбили прямо на улице. По ночам же выходить из дома было и вовсе смертельно опасно
По большому счету «джиномания» являлась не единственным фактором, порождавшим кошмарное беззаконие, которое царило на улицах Лондона. Но она сама по себе была страшным явлением, поскольку нередко приводила к летальному исходу и таким образом серьезно угрожала демографической обстановке в столице.
И вот тогда парламент принял знаменитый «Закон о джине». Это произошло в 1751 году и с той поры свободная продажа джина в Англии была запрещена и производилась только под контролем государства. Вот такой непростой это напиток с дурной репутацией английского смутьяна голландских корней!
осторожно – мины!
А вот скажите, дорогие мои друзья, вы суеверны? Плюете ли вы через левое плечо, избегаете ли переходить дорогу гордо идущей черной кошке и желаете ли друзьям «ни пуха, ни пера» перед очередным испытанием?
А вот немецкие танкисты в Африке во время Второй мировой войны в суеверия верили. Среди них появилась примета, что удача в бою будет сопутствовать тому экипажу, чей танк переедет верблюжью «лепешку». И понеслись гремя и бряцая немецкие танки на перегонки с жуками-навозниками к вожделенным экскрементам.
Этот момент не остался без внимания британских солдат и уже в скором времени военная промышленность Англии стала выпускать противотанковые мины, замаскированные под этот продукт жизнедеятельности верблюда.
Тут уж и немцам пришлось призадуматься, однако, от своей привычки они не отступились, хоть и стали присматриваться к «лепешкам» более внимательно. А вот тут британцы, я думаю, поступили очень изобретательно – они стали выпускать мины, замаскированные под верблюжий навоз со следами проехавшего по нему танка! Просто гениально.
Вот такой опасной бывает вера в приметы.
русские гавайи
Интересный факт: оказывается, русские поселения не ограничивались Аляской и Калифорнией, попытки основать форпост Российской империи были даже… на Гавайях. И события эти связаны с именем одного неординарного человека – Георга Антона Алоиса Шеффера.
Родился он в 1779 году в Германии, изучал в Мюнхене фармакологию и работал затем себе аптекарем, пока в 1804 году не решил стать врачом. Сказано – сделано, получил он в 1808 году звание доктора медицины и в том же году эмигрировал с женой в Россию. В Петербурге он прожил 4 года, получил за свои заслуги титул барона, заодно стал магистром Ордена масонов, а затем, в роковом 1812 году переехал с семьей в Москву.
Здесь судьба доктора делает известный крен, на улице он случайно встречает друга своей молодости, известного изобретателя-авантюриста Франца Леппиха, что занимался в ту пору постройкой неслыханного и фантастического оружия для Александра I – аэростата на 40 человек с ракетным вооружением (но это темя доя отдельного поста). Леппих назначает его на должность «директора физических и химических принадлежностей» своей фабрики и тот приступает с воодушевлением к новым обязанностям.
Но тут начинается война, французы занимают Москву, и Шеффер теряет в пожаре большую часть своего имущества, тут присоединяется и душевное расстройство его супруги, все это вместе сподвигло бывшего фармацевта вступить в Российско-Американскую компанию и заняться экспансией интересов России в Америке.
А вот тут начинается самое интересное. Перенесемся темерь на Гавайи, где 31 января 1815 года Российское судно «Беринг» («Атауальпа») зашло в гавань Ваймеа на острове Кауаи для пополнения запасов воды и продовольствия. Во время стоянки неожиданно губернатор Кауаи Каумуалии объявил о конфискации судна и груза на сумму 100000 рублей.
В ответ на это руководитель Российско-Американской компании А. А. Баранов тут же послал на выручку вооружённую экспедицию на корабле «Открытие» с Шеффером на борту. Вначале он прибыл на Оаху, где его дружелюбно встретил король Камехамеха. Там Шеффер лечил королевскую семью, но постепенно король стал подозревать его в не совсем честных намерениях и это вынудило доктора применить другую стратегию. Шеффер направился напрямую на остров Кауаи, приготовившись силой освободить корабль. Но оружия там не потребовалось – местный король Каумулали был готов вернуть корабль и груз даром. Король искал могущественного покровителя в его желании быть независимым от Камехамеха и решил использовать в этом качестве Россию. Это полностью совпадало и с намерениями Шеффера завладеть островом и использовать его как промежуточный порт для кораблей Российско-Американской компании. В течение нескольких месяцев Шеффер утверждал русское присутствие на Кауаи и в результате получил королевский подарок – долину Ханалеи на севере острова, которую он переименовал в Шефферталь, а реку Ханапепе – в Дон.
Здесь он поставил три форта – Елизавета, Александр и Барклай. На территории Елизаветинской крепости была построена первая на Гавайях небольшая православная церковь, а на территории Александровской – часовня. Шеффер написал официальный запрос императору Александру I от лица короля о присоединении земель под его юрисдикцию. Открыл торговлю с местным населением и над землей «гавайщины» поднялся флаг Российской империи. Правда вот ненадолго.
Вскоре на рейде появились американские корабли. Американцы построили на землях Каумуалии свою факторию и, стремясь вытеснить русских, перекупали все товары, обещанные им королём. Они даже предприняли попытку спустить российский флаг в селении Ваимеа (Кауаи), но знамя защитили воины Каумуалии.
Наконец американцы объявили Каумуалии и островитянам, что ведут войну с русскими и, если русские не будут изгнаны с островов, приведут 5 военных кораблей. Из-под командования Шеффера ушли почти все находившиеся у него на службе американцы и англичане. 17 (29) июня 1817 после вооруженного столкновения, в котором трое русских и несколько гавайцев были убиты, Шеффер и его люди были вынуждены покинуть остров.
Направленное в Главное правление Российско-американской компании Барановым послание Шеффера достигло адресата лишь 14 (26) августа 1817. Хоть и желая превращения островов в российскую колонию, но не решаясь действовать самостоятельно, директора компании В. В. Крамер и А. И. Северин направили донесение императору и министру иностранных дел К. В. Нессельроде. В феврале 1818 Нессельроде изложил окончательное решение:
«Государь император изволит полагать, что приобретение сих островов и добровольное их поступление в его покровительство не только не может принесть России никакой существенной пользы, но, напротив, во многих отношениях сопряжено с весьма важными неудобствами…»
Подобное решение находилось в соответствии с общим направлением политики России того времени. Отказываясь от приобретений на Тихом океане, Александр I рассчитывал удержать Великобританию от захватов территории распадающейся Испанской колониальной империи. Кроме того, правительство не хотело ухудшать отношения с США перед началом переговоров по включению их в состав Священного союза.