Книга Русский акцент - читать онлайн бесплатно, автор Самуил Наумович Ходоров. Cтраница 9
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Русский акцент
Русский акцент
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Русский акцент

Когда Борис переступил порог кабинета, навстречу ему поднялся невысокий явно европейской наружности уже немолодой человек. Впоследствии выяснилось, что Рон Адлер, действительно, родился в Англии, там получил образование и защитил докторскую диссертацию по геодезии. Он протянул Борису руку и, указывая на старинное кресло у продолговатого журнального столика, пригласил присесть. Тут же, поменявшая свой надменный облик на обворожительное выражение лица, рыжеволосая Орит поставила перед ними две чашечки ароматного кофе с маленькими печеньями.

– Не скрою, доктор Буткевич, – начал разговор Рон Адлер, – что мне очень приятно принимать у себя учёного-геодезиста из Советского Союза. Перед тем, как я просмотрю ваши документы, пожалуйста, расскажите о себе. Какой университет вы окончили, где работали, какая тема вашей докторской диссертации, какова область научных исследований и в каких журналах вы публиковали свои работы.

Воодушевлённый тёплым приёмом, Борис обстоятельно рассказывал о своей производственной и научно-педагогической деятельности в области геодезии. Доктор Адлер внимательно слушал его, делая скидку на ошибки в его ивритском речитативе. Когда Борис закончил, он, отстраняя свою руку от кофейной чашки, весело всплеснул ею и радостно воскликнул:

– Доктор Буткевич, где же вы были раньше, вы даже не представляете, какая вы находка для нашей организации. Несмотря на то, что у нас уже работают несколько докторов из СССР, нам такие люди как вы не то, что нужны, а просто необходимы. Я предлагаю вам пока должность ведущего специалиста в фотограмметрическом отделе. Будете заниматься обработкой аэрофотоснимков и изготовлением на их основе картографического материала. Через полтора года начальник отдела уходит на пенсию и у вас будут все шансы занять его место.

Борис вспомнил, как по окончанию полевого сезона в Заполярье в зимний период всех инженеров перевели в фотограмметрический отдел, как он сидел за окуляром стереографа, монотонно вычерчивая на фотоснимках рельеф отснятой местности. Это была поистине рутинная работа, и он, обратившись к главному инженеру, сказал тогда:

– Я понимаю, что я не вправе отказываться от консервативной и шаблонной работы, но режьте меня на куски, её я выполнять просто не в состоянии.

Тогда технический руководитель экспедиции проявил понимание и определил Бориса в проектно-вычислительный отдел, где он занимался творческой работой по проектированию геодезических сетей и математической обработкой данных измерений. И вот сейчас, поистине, история развивается по спирали: ему предлагают работу такого же плана, можно сказать, производственную казёнщину. Пока Борис предавался давним воспоминаниям, генеральный директор, заметив, что радужные оттенки лица его собеседника приобрели бледноватые блики, осторожно промолвил:

– Простите, доктор Буткевич, я что-то не так сказал.

– Да всё так, – встрепенулся Борис и неожиданно для себя выпалил, – только аэрофотогеодезия это не моя стихия, хотелось бы, если можно, заниматься проектированием и математической обработкой данных.

– Я что-то не понял, господин Буткевич, – удивился генеральный директор, – вы, что отказываетесь от перспективы в ближайшее время стать начальником одного из ведущих отделов института.

– Видите ли, доктор Адлер, – вспыхнул Борис, – я, наверное, не из той страны приехал, да и, похоже, ментальность у меня другая. Но, с вашего позволения, я предпочитаю, с одной стороны, заниматься тем, что мне интересно, а с другой, работать в той области, где смогу принести наибольшую пользу, если это, разумеется, возможно.

– Ментальность у вас, конечно не израильская, – согласился доктор Адлер, – у нас люди думают, прежде всего, о карьерном росте. Но ваши аргументы заслуживают внимания. Думаю, что изыщем возможность определить вас в проектно-вычислительный отдел. Надеюсь, что сумеете навести там должный порядок. Ну а карьера, возможно, догонит вас по пути вашей успешной деятельности в нашем институте.

В то время, когда лицо Бориса засветилось неприкрытым ликованием, генеральный директор по громкоговорящей связи приказал секретарше вызвать своего заместителя по кадрам. Через несколько минут в кабинет вошёл худощавый мужчина со следами былой воинской выправки. Оказалось, что он отставной подполковник Армии Обороны Израиля, а сейчас возглавлял службу общих вопросов института. Рон Адлер, указав ему на Бориса, приказным, не требующим отлагательства, тоном тут же распорядился:

– Значит так, господин Дойчер, знакомься, доктор Борис Буткевич. Немедленно оформляй его на работу в проектно-вычислительный отдел нашего института.

Шимон Дойчер внимательно взглянул на своего шефа и скороговоркой выпалил:

– О каком оформлении может идти речь, господин Адлер, когда у нас в штатном расписании ни одного вакантного места.

Радостное выражение лица Бориса мгновенно сменилось тоской и унынием. В прежней жизни ему не приходилось в поисках работы обивать пороги столь значительного количества кабинетов управляющего персонала, как здесь. Однако, известный Борису из математической статистики, закон больших чисел в его случае почему-то не срабатывал и не приводил к положительному результату. Вот и сейчас в атмосфере представительного офиса повеяло дежурным фиаско. Пока Борис готовился взять себя в руки, чтобы пережить очередное поражение, генеральный директор, прервав затянувшуюся паузу, резко выкрикнул в сторону своего заместителя:

– Послушай меня внимательно, Шимон, получается, что в твоём штатном расписании имеются места только для бездельников, слоняющихся по институту в поисках места, где можно отлынивать от работы, а для достойного человека даже щёлочки не находится в этом твоём пресловутом табеле рабочих мест.

– Выходит, что не имеется даже маленькой дырочки, – сокрушённо подтвердил Дойчер.

– Я тебе покажу дырочки, – неожиданно взорвался Адлер, – знать ничего не знаю, тебе государство платит совсем не маленькую зарплату за то, чтобы ты обеспечивал наш институт кадрами, а не праздношатающимися лентяями.

– А куда мне прикажете девать этих праздношатающихся? – перебил Адлера его зам, – вы же сами понимаете, что нет никакой возможности освободить их от занимаемых должностей.

Борис ещё не знал, что в государственной службе Израиля существовало печально известное понятие «квиют», что в переводе с иврита означало «постоянство» на работе. Похоже, что такой термин не присутствует ни в одной стране нашей голубой планеты. Бытует он в Израиле только в предприятиях государственного и общественного сектора. Смысл его сводится к тому, чтобы гарантировать невозможность увольнения работника. Уволить могут только разве что в каких-то экстраординарных случаях, граничащих с преступлением. Но даже и здесь, при увольнении такого «квиютчика», государство обязано выплатить ему огромную компенсационную сумму для дальнейшего безбедного существования. По сути дела, с получением «квиюта» государственный служащий становится в большинстве случаев полностью безнаказанным и может превратиться в пассивного, безынициативного и созерцательного работника. При определённых обстоятельствах «квиют» это некая индульгенция на пожизненное безделье. Разумеется, это относится не ко всем работникам, получившим это пагубный, прежде всего для государства, статус. Однако, даже «квиютчики», которые по складу характера желают проявить элементарную ответственность или активность в своей рабочей деятельности, на фоне всепоглощающего пофигизма и недобросовестности по отношению к своим служебным обязанностям, вынуждены смириться с атмосферой должностного беспредела. «Квиют» является злостной напастью не только для государства, а по большей части для его главной составляющей: для народа. Зачастую в государственных учреждениях процветает вседозволенность чиновников, их бесцеремонное, порой граничащее с неприкрытым хамством, по отношению к посетителям, поведение. При этом как народ, так и сами чиновники прекрасно понимают, что никого и никогда за все эти глумящиеся провинности не уволят, благодаря всё тому же «квиюту». Вместе с тем далеко не все представители всё того же народа догадываются, что всё это «квиютное» чиновничество, на самом деле, функционирует за их счёт. Ведь, в конечном итоге, оно, в подавляющем большинстве случаев, ничего не производит и, поэтому, не получает никакой прибыли, часть которой могла бы стать их зарплатой.

Фактически зарплата государственных служащих формируется за счёт налогоплательщика, т. е. за счёт того самого народа, над которым они сплошь и рядом измываются. Больше того, за счёт народа, когда они выходят на не вполне заслуженный отдых, они получают совсем не маленькие, так называемые, бюджетные пенсии. Но и это ещё не всё, государственные служащие имеют ещё целый каскад льготных прерогатив, которые даже не снятся работникам частных фирм и компаний. На их языке это называется социальными льготами. К ним, в первую очередь, относится фонд повышения квалификации работника. Для работника, имеющего «квиют», организация за свой счёт каждый месяц отчисляет десять процентов от его зарплаты в этот фонд. В реальности никто этот фонд по целевому назначению, т. е. для повышения своей квалификации, не использует, а по прошествии шести лет спокойно можно без налога получить на руки, накопленные за счёт государства, деньги. При зарплате близкой к средней, эта сумма может достигать 50-60 тысяч шекелей. И так каждые шесть лет. Совсем неплохо получать такой подарок за полубезделье. Кроме этого совсем неплохого в денежном отношении подарка, работники государственного сектора ежегодно получают фиксированные суммы, которые могут превышать пять тысяч шекелей, на оздоровление и приобретение одежды. Причём никого не интересует, куда будут расходоваться эти деньги: на покупку лекарств, на одежный шопинг или поездку заграницу. Ещё одна составляющая социальной льготы – это, так называемый, «канонут». В русском звучании это слово означает «готовность». Спрашивается: готовность к чему? Вопрос, действительно, правомерный. На него существует мотивированный ответ: готовность к непредвиденным или экстренным событиям, которые могут произойти. В более простом изложении – это прибытие служащего на работу во внеурочные часы, если это непредвиденное всё-таки произойдёт. Для подавляющего большинства работников за десятки лет производственной деятельности ничего непредсказуемого в организации не происходило, что в никоей степени не мешало получать им каждый месяц прибавку к зарплате, порой превышающую тысячу шекелей, только за вероятность их появления на место не существующих событий. Кроме перечисленного им оплачивают расходы за пользование личным автотранспортом, что включает в себя оплату страхового полиса, техобслуживания и затрат на бензин. Вдобавок государственное предприятие финансирует своим работникам пользование личным телефоном. К преимуществам государственной службы следовало отнести ещё и такие, в общем-то, значительные мелочи, как не очень дешёвые обязательные подарки на весенний праздник «Пейсах» (Пасха) и осенний – «(Рош Ашана») еврейский Новый год. Нельзя не упомянуть и специальный банк «Яхав» для государственных служащих, который, по сравнению с другими банками, оказывал своим клиентам существенные скидки при проведении различных операций. В особой степени это касалось в предоставлении льготных, по сути дела, практически беспроцентных ссуд, что являлось существенным подспорьем для приобретения автомобиля, ремонта квартиры, поездки за границу и т. д. Таким образом, получалось, что при всех обстоятельствах, практически любая должность на госпредприятии являлась, чуть ли не элитной по сравнению с частным сектором.

Но Борис ещё не знал об этом. В текущий момент до его слуха донеслась только высокая тональность голоса Рона Адлера, направленная в сторону своего заместителя по кадрам:

– Итак, Шимон, знать ничего не хочу, через две недели доктор Буткевич должен начать работать в нашем институте.

– Но, позвольте, господин директор, – заканючил Шимон.

– Не позволю, – оборвал его Адлер, – я вдруг вспомнил, что мне ещё месяц назад звонил из Техниона профессор Браверман и настоятельно рекомендовал принять русского учёного на работу. Речь тогда шла именно о докторе Буткевиче. Так что, Шимон, никаких отговорок, действуй.

Надо отдать должное отставному подполковнику Шимону Дойчеру: он действительно начал действовать, видимо, в израильской армии его научили находить выход из нестандартных ситуаций. Господин Дойчер догадался позвонить в министерство абсорбции, которое занималось новыми репатриантами. Именно там ему подсказали, что для учёных репатриантов, имеющих учёные степени кандидата или доктора наук, существует специальный фонд Шапиро, названный так по имени его инициатора. Из этого фонда выделяется специальная стипендия, которая выплачивается в виде зарплаты, при условии, что они находят работодателя. Последнее являлось самым сложным, поскольку совсем непросто было убедить организацию призвать в свои ряды людей, занимающихся научно-исследовательской работой. При этом немалая часть учёных, прибывших из СССР, в прежней жизни преподавали абсолютно бесполезные для Израиля дисциплины: историю КПСС, марксистско-ленинскую философию, научный коммунизм, политэкономию социализма, научный атеизм, русскую и украинскую филологию. Многие учёные были узкими специалистами в машиностроении, металлургии, станкостроении и горнодобывающей промышленности. Вероятность использования, как первых, так и вторых в израильской науке или в народном хозяйстве была равна абсолютному нулю не только теоретически, а и чисто в практическом спектре. В этом плане Борису просто классически повезло: геодезия в Израиле была востребована как в научном, так и прикладном плане. Уже через две недели ему позвонил Шимон Дойчер и пригласил его в отдел кадров заполнить документы.

Это оказалось не таким уж простым делом и не только из-за трудностей с ивритом. Советская анкета или листок по учёту кадров просто блекли перед внушительной стопкой разноцветных листков, испещрённых нескончаемым каскадом колонок, граф, табличек и строк. Всё это предстояло заполнить убористым почерком без помарок и описок на семитском языке. В одной из строк этого образца неженатому соискателю рабочего места предлагалось даже сообщить адрес и телефон любовницы, при условии, разумеется, если таковая имелась в наличии. Кроме того требовались трое физических, реально существующих, лиц, с указанием номеров их паспортов, домашнего адреса и телефона, рекомендующих претендента на указанную должность. Борис до конца жизни не справился бы с угнетающим потоком этой канцелярщины, если бы не сердобольная работница отдела кадров по имени Ирис, которую родители привезли в Израиль двадцать лет назад в возрасте девяти лет и которая успела в закарпатском городе Мукачево закончить два класса русской общеобразовательной школы. Понятно, что за это время она успела забыть даже то, что знала и что её фразеологический словарь русского языка вряд ли превышал лексикон Эллочки Людоедки из бессмертных «Двенадцати стульев». Тем не менее, в какой-то степени она понимала, что говорил Борис на своём смешанном русско-ивритском наречии. Не прошло и трёх напряжённых часов, как ему с помощью обаятельной Ирис всё-таки удалось одолеть этот бумажно-бюрократический бастион. Борису всё время казалось, что премьер-министру, равно, как и его министрам, при приёме на эти высокие должности приходилось заполнять гораздо меньше документов. В финале выполненной работы он уже начал было испытывать чувство глубокого удовлетворения, соизмеримое разве что с ощущением после сдвига огромного валуна с высочайшей горы, но тут Шимон протянул ему ещё ворох каких-то листочков с красочным грифом «Министерство абсорбции (стипендия Шапиро)». Он попросил в течение двух дней заполнить их и прислать ему.

Когда уже дома, после просмотра этого образца израильской бюрократии, до Бориса дошло, что требуется подробно описать все его научные исследования, изложенные как в диссертации, так и в статьях, у него волосы встали дыбом. Даже Татьяна, тихо радующаяся что её Боря, наконец-то, нашёл желанную работу, не могла не обратить внимания на изменившееся выражение его лица.

– Что случилось, Боря? – встревожено спросила она.

– Да, понимаешь, Танюша, эти черти, просят меня прислать описание всех моих научных исследований, сделанных мною за пятнадцать лет.

– И не стыдно тебе, Боря, – чуть не расплакалась Татьяна, – те, кого ты называешь чертями, предоставляют тебе работу, о которой, по твоим же словам, и мечтать не мог, а ты в одночасье проклинаешь их.

– Ты, как всегда права, дорогая, – огрызнулся Борис, – но что, прикажешь мне делать с моими научными трудами.

– Кто же виноват, – рассмеялась Татьяна, – что ты написал так много научных статей, вот теперь сам и расхлёбывай всю свою науку. Я уверена, что ты, как всегда, что-то придумаешь.

Борис не придумал ничего лучшего, как взять себя в руки, купить русско-ивритский словарь и засесть за перевод автореферата своей кандидатской диссертации. За два отведенных ему дня он, конечно же, не управился. Необратимый и трудоёмкий процесс перевода занял у него полторы недели при двенадцатичасовом рабочем дне. Но дело было сделано. Качество перевода, попросту говоря, было никаким. Ведь изъять необходимые слова из словаря было совсем не сложно, а вот составить из них искомое предложение представлялось более тяжёлым, чем выполненные им теоретические изыскания, которые он переводил. Бумаги были отправлены в Министерство абсорбции, и поскольку никаких рекламаций на них не поступало, Борис понял, что там их, скорее всего, никто так и не удосужился прочесть.

Глава 13. Ещё два интервью на работу

Когда вопрос о новой работе Бориса был практически решён, он наткнулся в израильской газете сразу на два объявления. Одно из них уведомляло о том, что беер шевскому филиалу Земельного управления Израиля требуется на работу начальник отдела кадастровых измерений. Второе – возвещало, что Электрическая компания ищет инженера-геодезиста. Вот так оно бывает, когда надо – ничего, а когда не очень, то всё сразу. Борис послал своё резюме сразу по двум объявлениям скорее даже из спортивного интереса, чем из реальной необходимости, мол, посмотрим, что из этого выйдет.

Первое из них сработало утром следующего дня: приятный мужской голос представился лицом, отвечающим за геодезию в Земельном управлении. Он тут же спросил Бориса, может ли он приехать вечером в Тель-Авив для предварительного интервью. Борис не возражал. Показалось странным только, что его приглашают для переговоров не в офис фирмы, а, по-видимому, в частную квартиру. Частная квартира оказалось вовсе не квартирой, а трёхэтажной белокаменной виллой в северном Тель-Авиве. Борис и Татьяна, которую он взял с собой, по его же выражению, для «поддержки штанов», ещё не знали, что именно северная, а не центральная, не южная и не восточная, часть Тель-Авива является самой престижной и элегантной частью города. Именно в северном Тель-Авиве нашла свой жилищный приют наиболее богатое сословие израильских семей высокого достатка. Когда супруги Буткевичи, смущённо переминаясь с ноги на ногу, переступили входную, резную дверь этого боярского, по русской терминологии, терема, у Татьяны случился не такой уж и лёгкий шок. Прерывая напряжённое дыхание, она всё-таки успела шепнуть супругу:

– Ты посмотри, Боренька, живут же люди. Может, если ты получишь место у этого богатого работодателя, то и у нас будет такой дворец.

Сегодняшняя реалия складывалась так, что до неба было гораздо ближе, чем до белого дворца. Тем временем в огромном холле гостей усадили за ручной работы журнальный столик, на котором стоял эксклюзивный кофейный сервиз, какие-то невиданные пирожные и средиземноморские фрукты. Татьяна обратила внимание, что всё было выставлено с изысканным вкусом, который не столько поражает взор, сколько ласкает и привлекает его. Зэев и Орит, так звали хозяев виллы, оказались не только интеллигентными, но ещё и приятными людьми. Оказалось, что их родители приехали в Израиль ещё в прошлом веке из Литвы. На русском языке они не говорили, однако ивритское имя Зэев переводится как волк, что созвучно русскому имени Володя. Именно поэтому, многие приехавшие из СССР Владимиры по приезду в Израиль, сменили своё имя на коротко звучащее Зэев. После распития традиционного кофе, чтобы не мешать мужу перейти к сути дела, Орит увлекла Татьяну наверх показывать свои роскошные апартаменты. Интервью, которое длилось не более четверти часа, больше напоминало дружескую беседу, в которой один дружелюбно задавал интересующие его вопросы, а другой не спеша отвечал на них. Ознакомившись в заключении с документами Бориса, Зэев осторожно подвёл итоговую черту своего интервьюирования, сказав:

– Судя по всему, вы подходите нам и я буду рад с вами сотрудничать. Однако прежде чем сказать, что вы приняты на работу, я должен представить вас нашему генеральному директору, такой у нас порядок.

Зэев крепко пожал Борису руку, сообщив на прощание, что он ждёт его завтра в десять утра в Иерусалиме.

На следующее утро в назначенное время Борис приехал в Иерусалим в Земельное управление. Он догадывался, что это управление ведает всеми землями, принадлежащими государству, а также земельными участками, переданными во владение государства. По этой более чем веской причине управление земельными ресурсами являлось в системе государственного позиционирования чуть ли не самой важной структурой. Когда Зэев представлял Бориса директору управления, было заметно, что генеральный куда-то торопился по своим неотложным делам. Он мельком взглянул на Бориса и рассеяно протянул ему руку. Когда Зэев сообщил ему, что он представляет кандидата на должность начальника геодезического отдела в их филиале в Беер Шеве, генеральный, вскользь просмотрев документы Бориса, коротко спросил:

– Ты проверил, Зэев, господин Буткевич подходит нам.

Зэев также коротко, почти по-военному, ответил:

– Я, наконец, нашёл специалиста, которого так долго искал.

Генеральный директор поставил свою подпись на какой-то бумаге, поданной ему Зэевом, и, снова протянув Борису руку, радостно возвестил:

– Поздравляю! В добрый час! Можете завтра приступать к работе.

На следующий день Борис явился в Земельное управление в, уже родной ему, Беер-Шеве. Директор филиала уже был наслышан о новом работнике, репатрианте из Советского Союза. Он радушно встретил Бориса и вместо традиционного «Шалом» попытался сказать даже русское «Здравствуйте». Московские филологи вряд ли были бы в восторге от его семитского произношения, но важно было, что контакт между ними был налажен практически сразу. Директор препроводил Бориса к своему заместителю, который в течение нескольких часов вводил его в курс дела. После этого вводного курса Борис вышел на перекур с головной болью. Ну, никак он не мог ожидать, что геодезическая работа в отделе составит от силы 20 %, а остальные 80 % приходится на долю земельнокадастровой юриспруденции, которую он не знал, и которую надо будет познавать в процессе. Учитывая, что Земельный кодекс Израиля написан не на русском языке, а на иврите, это представлялось совсем нелёгкой задачей. Непонятно было только почему его, нового репатрианта, с начальным уровнем иврита рекомендовали на эту работу. В итоге Борис, как заправский экстрасенс, послал в свои мозговые извилины мысленную установку:

– Думай, доктор Буткевич, нужна ли тебе такая работа? Вопрос даже не в том, справишься ли ты? Если захочешь, ты осилишь всё, я в тебя верю. Дилемма в другом: нравится ли тебе такая работа, захочешь ли ты посвятить ей оставшуюся жизнь? Сможешь ли принять нелюбимую работу как постоянный атрибут своего бытия? Вот в чём вопрос, думай, хорошо думай, доктор Буткевич!

Принцип «всё или ничего» продолжал проявляться в повседневье Бориса применительно к своей первой части «всё сразу». Когда он вернулся из Земельного управления, дома его ждало письмо, из текста которого следовало, что завтра его ждут на интервью в Электрической компании в Тель-Авиве. Спортивный интерес Бориса к своему трудоустройству стал перерастать в нечто большее, в нечто похожее на необузданную страсть или ничем не подтверждённый азарт. Он даже подумал, что если ему случится когда-нибудь писать роман о своей абсорбции, то первая часть его будет называться «Поиск работы в Израиле», а вторая – «Работа в Израиле». Да и в этом нет ничего удивительного, ведь именно работа является неотъемлемым атрибутом в деятельности любого человека и занимает главную часть его жизни. И нет, наверное, большего счастья в жизни, исключая составляющую семьи и детей, когда работа является любимой. И нет большего блаженства и удовлетворения в жизни, если желание прийти на работу и с удовольствием проработать там положенное время совпадает с желанием вернуться домой к любимым жене и детям. Обо всём этом размышлял Борис, сидя за рулём своей белоснежки «Субару», по дороге в Тель-Авив, пока не подъехал к многоэтажному, из стекла и бетона, офисному зданию электрической компании.