Крестный путь Сергея Есенина
Большинство документов не было подвергнуто экспертизе: не исследовано почерковедами, и нет полной уверенности, что они (документы) подлинные и написаны теми лицами, чьи фамилии на них указаны. Многие материалы до сих пор находятся в секретных архивах и исследователям не выдаются.
Полковник МВД Эдуард Хлысталов убедился, что с архивными данными дело обстоит весьма непросто, и тогда он решил начать расследование с доступных материалов. Он стал изучать письма Есенина, воспоминания современников, его близких, родных.
Общеизвестно, например, что Есенин радостно встретил Февральскую, а затем и Октябрьскую революцию, и даже несколько раз пытался вступить в партию большевиков (об этом восторженно свидетельствовали его друзья).
И вдруг попадается письмо Есенина от 4 декабря 1920 года к его другу, Иванову-Разумнику:
«Дорогой Разумник Васильевич!
Простите, ради бога, за то, что не смог Вам ответить на Ваше письмо и открытку. Так всё неожиданно и глупо вышло. Я уже собрался к 25 окт. выехать, и вдруг пришлось вместо Петербурга очутиться в тюрьме ВЧК. Это меня как-то огорошило, оскорбило, и мне долго пришлось выветриваться. Уж очень многое накопилось за эти 2 1/2 г., в которые мы с Вами не виделись. Я очень много раз порывался писать Вам, но наше безалаберное российское житие, похожее на постоялый двор, каждый раз выбивало перо из рук. Я удивляюсь, как ещё я мог написать столько стихов и поэм за это время. Конечно, перестроение внутреннее было велико. Я благодарен всему, что вытянуло моё нутро, положило в формы и дало ему язык. Но я потерял все то, что радовало меня раньше от моего здоровья. Я стал гнилее. Вероятно, кое-что по этому поводу Вы уже слышали…» (Собр. соч. С. Есенина. М., 1970. Т. 3. С. 243.)
Есенин в письме не указывает, сколько он содержался в самой зловещей тюрьме страны. Не пишет и за что его держали в темнице, но этот факт его «огорошил, оскорбил». Вместо радости от достижений революции – настроение противоположное… Судя по письму, 25 октября 1920 года он уже побывал на Лубянке. Письмо датировано 4 декабря.
Неужели поэт два с половиной месяца находился под стражей? Получается, что, если Есенина арестовывали, то было заведено уголовное дело. А раз было дело, значит, его должны были судить. Возможно, дело прекратили, но тогда следователь, необоснованно державший поэта под стражей, должен был сам понести наказание… Вопросов, как говорится, несть числа…
Другой пример. В журнале «Огонёк» (№ 10) за 1929 год был напечатан большой очерк чекиста Т. Самсонова под хлёстким названием – «Роман без вранья» + «Зойкина квартира». Автор, восхищаясь своими решительными действиями, рассказывает, как арестовал Есенина и его спутников и отправил на Лубянку, где даже приказал сделать групповой снимок задержанных. Как говорится, не моргнув глазом, доблестный чекист признаётся миллионам читателей, что держал в одной камере мужчин и женщин. Анализирую собранные материалы. Оказывается, Самсонов арестовывал Есенина в 1921 году. Значит, это был уже второй «визит» поэта на Лубянку, Что он совершил? Может, всему причиной было его пьянство? Но тогда при чём здесь ЧК, которая занималась борьбой с контрреволюцией?! Изучаю все материалы о Есенине, об арестах – ни слова. Может быть, ответ вот в этих его стихах?
…Я из Москвы надолго убежал:С милицией я ладитьНе в сноровке,За всякий мой пивной скандалОни меня держалиВ тигулевке…Нет, здесь речь идёт о задержании милицией. Обычно чем больше расследуешь дело, тем меньше остаётся нерешенных задач. В «Деле Есенина» всё оказалось наоборот: загадки, вопросы и кроссворды плодятся в геометрической прогрессии.
Возьмите известное стихотворение В. Маяковского «Сергею Есенину»:
‹…›Ну, а класс-то жажду запивает квасом?Класс, он тоже выпить не дурак…‹…›Не откроют нам причин потерини петля, ни ножик перочинный.Может, окажись чернила в «Англетере»,вены резать не было б причины.Значит, Есенин вскрыл себе вены, чтобы написать предсмертное письмо. В есениноведении это аксиома. Но, честно говоря, трудно представить, как можно произвести подобную операцию. Ведь кровь в сосудах находится под давлением, и вскрытую вену нужно другой рукой зажимать. А как же макать перо? Пока строчку напишешь, кровью изойдёшь… И тем не менее письмо есть и хранится в Пушкинском Доме в Санкт-Петербурге.
Хлысталов обратился туда с запросом: исследовалось ли оно криминалистами? Действительно ли письмо написано кровью человека и рукой Есенина? Несколько месяцев волокиты и отписок, потом короткий ответ – нет, исследования не проводились. Но ведь без этой процедуры ни один документ нельзя считать подлинным. Сразу же после гибели поэта его приятель, В. Князев, написал стихотворение, которое начинается следующей строфой:
В маленькой мертвецкой у окнаЗолотая голова на плахе:Полоса на шее не видна,Только кровь чернеет на рубахе…Очень точные слова сказал В. Князев о безвременной кончине великого поэта: «Золотая голова на плахе…». Это горькая правда жизни: в морге на деревянную подставку кладут не только лихие, но и «золотые» головы. Но почему у покойного Есенина не видна странгуляционная борозда? Она на шее повесившегося не исчезает, имеет ярко выраженный красно-фиолетовый цвет. Что это, поэтический приём В. Князева или непосредственное наблюдение? Мог ли он видеть труп поэта? После тщательной проверки архивных документов Хлысталов установил, что В. Князев не только видел труп в морге, но и выполнял неприятную обязанность сопровождать тело поэта в морг, дежурить возле трупа, а также получать там вещи покойника. Но почему же наблюдательный человек не заметил полосы? Возможно, она была светлого цвета?! За свою многолетнюю следственную практику Хлысталову не раз приходилось иметь дело с инсценировками самоубийства. Встречались такие факты, когда преступники убивали человека, а затем, чтобы скрыть злодеяние, накидывали на шею петлю и подвешивали тело, надеясь обмануть следователей и судмедэкспертов. Изобличить их было легко: странгуляционная борозда имела более светлый цвет или совсем отсутствовала. Некоторые современники, в том числе и те, что были в номере гостиницы, утверждали, что Есенин сначала вскрыл себе вены, намереваясь покончить с собой, но потом «у него не хватило характера», и он повесился. Эти сообщения доверия не вызывали. Ведь чтобы поступить так, он должен был искать верёвку со вскрытыми уже венами и залить кровью себя и всё вокруг. На фотографии крови не видно. Возникают и другие вопросы. Мог ли человек в таком состоянии действовать руками, передвигаться по комнате, отвязывать верёвку, потом привязывать её? А могла ли верёвка выдержать тяжесть тела? Поэт А. Жаров по горячим следам написал такие строчки:
Это всё-таки немного странно.Вот попробуй тут не удивись:На простом шнуре от чемоданаКончилась твоя шальная жизнь…Одни называли предметом самоубийства ремень, другие – верёвку, третьи – шнур. По расчётам Хлысталова, его минимальная длина должна была быть два метра. Наверное, никто не встречал чемодана, который завязывался бы таким образом. Кроме того, Есенин был слишком уважал себя, чтобы иметь подобный чемодан. Но где же он взял двухметровый шнур?
И уж совсем непонятно, почему Есенин поехал в Ленинград? Чтобы там снять номер и убить себя? Кроме того, поэт постоянно носил с собой револьвер. Это произошло после того, как во время вояжа на юг России сотрудник ГПУ Блюмкин чуть не застрелил его в ходе словесной перепалки. Если он задумал покончить жизнь самоубийством, он мог сделать это в Москве и убить себя из оружия…
Собирая материал о гибели Есенина, знакомясь со множеством публикаций о поэте, полковник с Петровки обнаружил одну печальную закономерность: на всех опубликованных до последнего времени фотографиях отсутствовали следы травм на лице поэта. Печатались только такие снимки, на которых травмы были не видны или тщательно заретушированы. Стереотипы сознания сильны. Хлысталов всё ещё не мог отказаться от мысли, что Есенин в опьянении совершил нечто такое, что поставило его в безвыходное положение, и он покончил с собой.
Но когда он установил, что никакого конфликта у Есенина не было, он не пил и предсмертного письма не писал, то полковник, по его словам, был поражён. Хлысталов больше не мог спокойно жить. Он стал разыскивать дело о расследовании гибели поэта Сергея Есенина. Пришлось обойти архивы МВД СССР, прокуратуры, Комитета государственной безопасности – дела нигде не было. Обратился за помощью через московские и ленинградские газеты к общественности, но столкнулся с холодным равнодушием. Ничем ему не помогли ни есениноведы, ни музейные работники, ни коллекционеры. Оказалось, никакого расследования причин трагической гибели поэта и не производилось. В архиве Института мировой литературы им. Горького есть папка с документами. Их сохранила для потомков жена Есенина – Софья Андреевна Толстая, бережно собиравшая каждую бумажку, имевшую отношение к поэту. Как ей удалось получить в милиции эти материалы и почему они вообще уцелели, эту тайну мы, наверное, никогда не узнаем.
Вот эти документы (с сохранением стиля и знаков препинания).
«АКТ»28 декабря 1925 года составлен настоящий акт мною уч. надзирателем 2-го от. Л. Г. М. Н. Горбовым в присутствии управляющего гостиницей Интернационал тов. Назаров и понятых. Согласно телефонного сообщения управляющего гостиницей граж. Назарова В. Мих, о повесившемся гражданине в номере гостиницы. Прибыв на место мною был обнаружен висевший на трубе центрального отопления мужчина в следующем виде, шея затянута была не мёртвой петлёй, а только правой стороны шеи, лицо обращено к трубе, и кистью правой руки захватила за трубу, труп висел под самым потолком и ноги были около 1 1/2 метров, около места где обнаружен повесившийся лежала опрокинутая тумба, и канделябр стоящий на ней лежал на полу. При снятии трупа с верёвки и при осмотре его было обнаружено на правой руке повыше локтя с ладонной стороны порез на левой руке на кисти царапины, под левым глазом синяк, одет в серые брюки, ночную рубашку, чёрные носки и чёрные лакированные туфли. По предъявленным документам, повесившимся оказался Есенин Сергей Александрович, писатель, приехавший из Москвы 24 декабря 1925 года».
Ниже этого текста в «АКТе» дописано:
«Удостоверение за № 42-8516 и доверенность на получение 640 рублей на имя Эрлиха».
В качестве понятых расписались поэт Всеволод Рождественский, критик П. Медведев, литератор М. Фроман. Ниже имеется подпись В. Эрлиха, она, видимо, была выполнена позже всех, когда он предъявил удостоверение и доверенность участковому надзирателю.
Вот резюме Хлысталова: «С профессиональной точки зрения документ вызывает недоумение. Во-первых, Н. Горбов обязан был составить не акт, а протокол осмотра места происшествия. Во-вторых, непременно указать время осмотра, фамилии и адрес понятых. Его следовало начинать обязательно в присутствии понятых, чтобы они потом подтвердили правильность записи в протоколе. Осмотр трупа Н. Горбов был обязан произвести с участием судебно-медицинского эксперта или в крайнем случае – врача. В протоколе ни о том, ни о другом – ни слова.
Участковый надзиратель фактически не осмотрел места происшествия: не зафиксировал наличия крови на полу и письменном столе, не выяснил, чем была разрезана у трупа правая рука, откуда была взята верёвка для повешения, не описал состояния вещей погибшего, наличия денег, не приобщил к делу вещественные доказательства (верёвку, бритву, другие предметы).
Н. Горбов не отметил очень важного обстоятельства: горел ли электрический свет, когда обнаружили погибшего? Не выяснил надзиратель состояния замков и запоров на входной двери и окнах; не написал о том, как попали в гостиничный номер лица, обнаружившие труп… Лицо мёртвого Есенина было изуродовано, обожжено, под левым глазом имелся синяк. Всё это требовало объяснений и принятия немедленных следственных действий. Видимо, сразу же возникло подозрение в убийстве поэта, потому что в гостиницу приезжал агент уголовного розыска 1-й бригады Ф. Иванов. Эта бригада расследовала уголовные дела о тягчайших преступлениях против личности. Однако чем занимался этот сыщик на месте происшествия, какие проводил следственные или оперативные действия, пока выяснить не удалось…»
«Акт» Н. Горбова Эдуард Хлысталов исследовал с особой тщательностью. Поскольку указанных там лиц уже нет в живых, пришлось обратиться к архивным источникам, воспоминаниям участников событий того хмурого зимнего утра. Поэт Вс. Рождественский и литературный критик П. Медведев писали, что для них сообщение о гибели Есенина в Ленинграде явилось полнейшей неожиданностью, В то утро в городе было холодно, дул холодный ветер со снегом – метель, а в Союзе поэтов люди сидели в одежде.
П. Медведев поднял трубку телефона, и Вс. Рождественский увидел, как исказилось его лицо от страшной новости. Кто звонил в Союз поэтов, до сих пор неизвестно. Рождественский и Медведев побежали в гостиницу «Интернационал» и появились там одними из первых (П. Медведев в 1930-х годах был уничтожен как враг народа).
Вот что написал Вс. Рождественский:
«Прямо против порога, несколько наискосок, лежало на ковре судорожно вытянутое тело. Правая рука была слегка поднята и окостенела в непривычном изгибе. Распухшее лицо было страшным – в нём ничто уже не напоминало прежнего Сергея. Только знакомая лёгкая желтизна волос по-прежнему косо закрывала лоб. Одет он был в модные, недавно разглаженные брюки. Щегольской пиджак висел тут же, на спинке стула. И мне особенно бросились в глаза узкие, раздвинутые углом носки лакированных ботинок. На маленьком плюшевом диване, за круглым столиком с графином воды сидел милиционер в туго подпоясанной шинели, водя огрызком карандаша по бумаге, писал протокол. Он словно обрадовался нашему прибытию и тотчас же заставил нас подписаться как свидетелей. В этом сухом документе всё было сказано кратко и точно, и от этого бессмысленный факт самоубийства показался мне ещё более нелепым и страшным».
Эдуард Хлысталов так прокомментировал воспоминания свидетеля-поэта:
«Вс. Рождественский мог указать на краткость составленного Н. Горбовым документа (акта), но о его точности судить не имел права. Он, Медведев и Фроман пришли в гостиничный номер, когда труп Есенина лежал на полу. Висел ли он в петле, они не видели. Сейчас поздно упрекать Вс. Рождественского и остальных в необдуманности, с которой они подписали злополучный акт. Видимо, случившееся так их потрясло, что забыли о юридической стороне события…»
Отметим, что Вс. Рождественский высоко ценил С. А. Есенина, оставил о нём прекрасные воспоминания, заставил нас ещё раз задуматься о горькой судьбе русского поэта, когда написал: «Сидел милиционер в туго подпоясанной шинели, водя огрызком карандаша по бумаге, писал протокол…». Участковый надзиратель Н. Горбов на месте происшествия даже не снял шинели. У криминалистов есть понятие «профессиональная деформация». У Горбова налицо и социальная деформация. Ему всё равно, чьё тело лежит у его ног: преступника или великого русского поэта…
СПРАВКАГорбов Николай Михайлович, 1885 года рождения, уроженец Ленинграда, работал в милиции всего пять месяцев рядовым милиционером.
Приказа о зачислении его на должность надзирателя не найдено. 15.06.1929 года был арестован и пропал без вести.
Э. А. Хлысталов подводит неутешительный итог:
«Вот какая получалась картина. Единственный официальный документ с места гибели Есенина нельзя было воспринимать как свидетельство не только самоубийства, но даже факта повешения. Трое понятых трупа поэта в петле не видели, участковый же вполне мог написать в «Акте» всё что угодно. Вероятность безалаберного отношения властей к смерти неоднозначной фигуры, как Есенин, я исключаю полностью, значит, набор оплошностей и неувязок в ходе дознания был заведомо инспирирован. Для чего? Ответ возможен один: чтобы скрыть причину и обстоятельства гибели поэта. Когда у следователя возникают подозрения в убийстве, он начинает изучать дело заново. Только обычно он это предпринимает более или менее по горячим следам, мне же пришлось проводить дознание более полувека спустя, когда большинства участников не было в живых».
В гостинице первые две ночи у Есенина оставался Вольф Эрлих (со слов Эрлиха). Возможно, ночевал и третью. По словам Эрлиха, 27 декабря, в воскресенье, Есенин утром принял ванну (в номере ванны никогда не было!). В присутствии Е. Устиновой он передал В. Эрлиху листок. Когда Устинова попросила разрешения прочитать, Есенин не разрешил. По мнению Елизаветы и по утверждению Эрлиха, на листке было кровью написано стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…». Устиновой Есенин сказал, что в номере не было чернил и он написал стихи кровью. Показал ей кисть руки, где она увидела свежие царапины. Примерно с двух часов в номере Есенина организовали праздничный стол. Ели приготовленного гуся, пили чай. Спиртных напитков не было. В номере присутствовали: Эрлих, Ушаковы, писатель Измайлов, Устиновы, художник Мансуров. Ненадолго заходил поэт Иван Приблудный, и никто не заметил каких-либо психических отклонений у Есенина, способных склонить его к самоубийству. К шести часам вечера остались втроём: Есенин, Ушаков и Эрлих. По свидетельству Эрлиха, примерно в восемь часов он ушёл домой (ул. Некрасова, дом 29, кв. 8). Дойдя до Невского проспекта, вспомнил, что забыл портфель, и возвратился. Ушакова уже не было. Есенин, спокойный, сидел за столом и просматривал рукописи со стихами. Эрлих взял портфель и ушёл.
Утром 28 декабря Е. Устинова спустилась к номеру Есенина и постучала в дверь. Ответа не было. Она стала настойчиво стучать, никто не отзывался. Через какое-то время подошёл В. Эрлих. Стали стучать вдвоём. Почувствовав недоброе, Елизавета вызвала управляющего гостиницей В. М. Назарова. Тот, изрядно повозившись, открыл замок и, не заглядывая в номер, ушёл. Устинова и Эрлих вошли, ничего подозрительного не заметив. Устинова прошла по комнате. Вольф положил пальто на кушетку. Устинова подняла голову вверх и увидела подвешенный труп поэта… Они быстро вышли.
Назаров позвонил в отделение милиции. Очень скоро на месте происшествия появился участковый надзиратель Н. Горбов, который и составил приведённый ранее акт…
Теперь (с помощью полковника Э. А. Хлысталова) попытаемся ответить на вопросы, от которых теперь не уйти.
«Когда наступила смерть? Почему милиционер решил, что Есенин покончил жизнь самоубийством? Какими он обладал доказательствами, чтобы не считать, что поэта убили, а потом повесили? Ведь надзиратель видел, что „шея затянута была не мёртвой петлёй”… Наверное, он должен был сразу же выяснить, кто ударил покойного по лицу („под левым глазом синяк”) перед повешением, почему оно обожжено и многое другое…
Из многочисленных воспоминаний очевидцев, публикаций газет, документов можно сделать вывод, что все вещи Есенина были разбросаны по полу, ящики раскрыты, на столе и в других местах подтёки крови. И одежда на мёртвом была в беспорядке, что тоже свидетельствовало о возможности насилия.
Что же сделал Н. Горбов? Он раздал чистые бланки протоколов допросов В. Эрлиху, Е. Устиновой, Г. Устинову и В. Назарову, и те написали всё, что хотели. Правда, я считаю, что показания В. Эрлиха записал агент уголовного розыска Ф. Иванов. (Иванов Фёдор Иванович, 1887 года рождения, алкоголик, был уволен из милиции, потом восстановлен. Позже осуждён к восьми годам лишения свободы и погиб в лагерях.)
В протоколе опроса В. Эрлиха указано, что он знает Есенина около года и бывал у него в номере все четыре дня, что замок в номер Есенина открывал служащий гостиницы, что ключ торчал с внутренней стороны замка.
Возникает вопрос: каким образом Назаров открыл дверь в номер? Судя по фотографиям, замок в двери был врезной. В своих воспоминаниях, написанных через несколько дней, Устинова указывала, что Назаров открыл дверь отмычкой. Открыть отмычкой врезной замок со вставленным изнутри ключом нельзя. Если Назаров (Назаров Василий Михайлович, 29 лет, член РКП, из рабочих, уроженец Тульской губернии) открывал замок отмычкой, следовательно, ключа в замке не было. В противном случае Назаров мог отпереть дверь самодельным приспособлением. Оно напоминает пассатижи со сточенными концами для захвата кончика ключа. Такими приспособлениями открывают закрытые изнутри замки с оставленными в них ключами квартирные воры. Закрыть таким способом замок со стороны коридора ещё легче, чем открыть. В этом случае ключ будет со стороны комнаты. Если же ключа в замке не было, то отмычкой открыть и закрыть дверь «специалисту» не составляет никакого труда.
Вызванный в «Англетер» управляющий Назаров ведёт себя по меньшей мере странно. Пятый номер относился к высокому разряду, в нём останавливались состоятельные люди, имевшие дорогие вещи. Управляющий гостиницей открывает дверь посторонним лицам и уходит, не заботясь ни о сохранности имущества, ни о том, как они закроют номер, если там не окажется постояльца. Озадачивает и такое обстоятельство. Тело висело как раз напротив двери, и не заметить его можно было лишь при одном условии: в комнате было темно. Тогда становится понятно, почему Устинова и Эрлих вошли в номер как ни в чём не бывало и не сразу заметили повешенного.
Для решения загадки гостиницы «Англетер» это решающее обстоятельство.
В полнейшей темноте Есенин вряд ли смог бы повеситься. Стало быть, свет выключил кто-то другой».
Э. А. Хлысталов оставил важное свидетельство:
«В процессе своего исследования я получил письменные показания научного сотрудника Эрмитажа В. А. Головко. В них говорится о том, что до войны он учился в техникуме и их преподаватель В. В. Шилов доверительно рассказал ему следующую историю. За день до смерти Есенина Шилов договорился с ним о встрече в гостинице. Шилов долго стучал, но никто ему не открыл.
Он стал дожидаться в вестибюле и увидел, что из номера Есенина вышли двое мужчин, закрыли за собой дверь и направились к выходу. Шилов видел, как они сели в поджидавшую их автомашину и уехали. А на следующий день все узнали о самоубийстве поэта. Шилов утверждал, что Есенина убили. (Проверить утверждения Шилова нельзя, он погиб на фронте.)».
Сразу после трагического события газеты опубликовали, что на месте происшествия был некий врач, который назвал время наступления смерти поэта: по одним утверждениям – за 5–6, по другим – за 6–7 часов до обнаружения трупа. Но ни в одном документе или воспоминании, ни в одной газете не приводится фамилия этого врача и какие-либо другие сведения о нём.
Однако именно это заявление мифического врача принято за истину, и все люди мира считают, что смерть поэта наступила около пяти часов утра 28 декабря 1925 года. Кстати, это время очень удобно для подкрепления версии о самоубийстве.
Вписанное в милицейский протокол утверждение В. Эрлиха о том, что ключ от замка был изнутри, вкупе с часом смерти создаёт определённую картину: то, что всё-таки случилось в номере, – дело рук его одинокого жильца. И все постарались забыть, что судебно-медицинский эксперт этот час смерти не подтвердил.
Остаётся невыясненным и другой важнейший момент. Судя по акту, мёртвый Есенин схватился за трубу. Живой человек, естественно, может держать руку поднятой, но когда наступает смерть, то она непременно под собственной тяжестью опускается вдоль туловища.
Логично предположить, что смерть застала поэта в другом, невертикальном, положении и что трупное окоченение произошло именно тогда, а уж потом тело подвесили. Совсем непонятно и то, почему верёвка, привязанная к вертикальной трубе, не съехала вместе с телом вниз…
Вопросы, вопросы…
Десять лет неустанных поисков…
Вот ещё одна из загадок, напечатанная в «Новой вечерней газете» (Ленинград): «Поэт висел в петле с „восковым лицом”».
По мнению Хлысталова, ему приходилось видеть сотни висельников, но ни у одного не было бледного лица. У висельника оно, как правило, имеет багрово-синюшный цвет, с признаками, прямо указывающими на наступление смерти от асфиксии.
Или такой пассаж в воспоминаниях Г. Устинова, приводившего слова судмедэксперта: «Говорят, что вскрытием установлена его мгновенная смерть от разрыва позвонков».
Кстати, об этом же утверждает Е. Наумов в своей монографии: «Есенин умер не от удушья, а от разрыва шейных позвонков». Разрыв шейных позвонков у человека может произойти от полученной травмы, неосторожного падения и тому подобное и совсем необязательно – от повешения.
Но в «Памятке о Сергее Есенине», напечатанной по горячим следам, уже не говорится о разрыве шейных позвонков: «Установлено, что Есенин умер от удушья, причём потеря крови, вследствие надрезов на венах, могла, в свою очередь, способствовать обморочному состоянию. Кровавые натёки на ногах свидетельствуют о том, что Есенин долго висел в петле. Вскрытием также установлено, что никаких аномальностей в мозгу Есенина не было. По заключению экспертов труп Есенина провисел около 6–7 часов».