Дикая охота

За пару секунд Кобылин добрался до покосившегося забора из потемневших деревянных реек, за которым скрывался небольшой садик у дома, напоминавшего сарай. Не останавливаясь, охотник с разбега вломился в хлипкий забор, тот захрустел, поддался, и Алексей вместе с обломками реек рухнул в снег. Рванулся прыжком с места – к домику, до которого оставалось десяток шагов, не больше. Ему было нужно опередить эту тварь на десяток секунд. Всего десяток, не больше…

Домик, размером с однокомнатную квартиру хрущевки, был сложен из белых кирпичей, и у него имелось только одно окно – старое, с прогнившей рамой, с самыми обычными стеклами. Покосившееся деревянное крыльцо было засыпано снегом, до железной двери с навесным замком было не добраться, но туда Кобылин и не собирался.

Одним длинным прыжком он подскочил к окну и с размаху ткнул в него дробовиком. Осколки стекла брызнули во все стороны искрящимся фонтаном, один зацепил щеку, но Кобылин не обратил на это внимания, он шуровал дробовиком в оконном проеме как простой палкой, сметая торчащие осколки. Потом ухватился рукой за центральную рейку, уперся ногой в стену и рванул на себя. Гнилое дерево заскрежетало, поддалось и сломалось, выплеснув в лицо охотнику ворох трухи. Кобылин швырнул дробовик в черный проем, подскочил, хватаясь за деревянные края, и нырнул в окно, упав животом на узкий подоконник.

В спину ударила ледяная волна холода, забралась под куртку, резанула по разгоряченной спине. Кобылин, заорав, рванулся вперед, нырнул головой в темноту и рухнул на пол, опрокинув хлипкий деревянный стул.

Тотчас дом вздрогнул – что-то с мокрым шлепком ударило в его стену, тяжело и мощно, как океанская волна. Сразу стало темно – окно словно заткнули пробкой, и на Кобылина, возившегося в темноте на полу, посыпался снег.

Раскинув руки, Алекс нашарил ледяной дробовик, поднялся на ноги, чуть не опрокинул простой деревянный стол, и тут же в стену дома ударила вторая волна снега. В полутьме Алексей увидел, как из разбитого окна на пол комнаты потоком изливается мокрый снег. Не раздумывая, он схватил стол и притиснул его к окну, пытаясь хоть как-то заткнуть снежный фонтан. А потом, не дожидаясь следующего удара, рванулся в темноту, к входной двери.

Путаясь ногами в хламе, разбросанном по полу, натыкаясь на ведра и табуретки, Алексей с грохотом прорвался сквозь вязкую темноту и уткнулся лицом в брезентовое полотнище, свисавшее с потолка. Это подобие входа в палатку должно было спасать дачников от сквозняков из распахнутой летом двери, но сейчас оно лишь мешало охотнику, лихорадочно шарящему руками по сторонам.

Новый удар сотряс дом, и Кобылин услышал, как загрохотал деревянный стол, отброшенный в глубь комнаты потоком снега, ввалившимся в окно. Алексей шарахнулся в сторону и чуть не сбил лестницу – обычную садовую лестницу, прислоненную к голой кирпичной стене у самого входа в дом. Именно ее он и искал.

Вскинув руки, Кобылин ухватился за верхнюю перекладину, рывком подтянулся и в мгновенье ока взлетел на чердак. Здесь было намного светлее – крыша оказалась дырявой и сквозь прорехи в листах рубероида, наброшенных на деревянные ребра крыши, лился дневной свет. Тяжело дыша, Алексей перебрался через баррикаду из старых стульев и деревянных ящиков, расшвырял ногами сноп мокрого и подгнившего сена и, перемахнув через барьер из туго набитых мешков, оказался у дальней стены чердака.

Доски под ногами вздрогнули – в кирпичную стену снова ударила снежная волна. Охотник сунул дробовик в разрезанную подкладку новой куртки, выхватил нож, раскрыл длинное лезвие и одним взмахом рассек лист рубероида, служившего крышей этому сараю. Нож увяз в липкой дряни, так и не разрезав лист до конца, но Кобылин сунул руку в получившуюся дыру, раздвинул ее края и глянул в образовавшуюся прореху. То, что он увидел, его обрадовало – через узкую дорожку, буквально в десяти метрах отсюда, высился кирпичный забор, за которым виднелся большой особняк.

Времени у Кобылина не было, это он прекрасно осознавал, поэтому без затей двинул ногой по широкой доске, к которой был прибит рубероид. Доска треснула, поддалась, и охотник навалился на нее плечом. Подгнившее дерево затрещало, рубероид лопнул, и Кобылин вылетел из дыры в крыше, оставив на обломках доски капюшон от куртки.

Падение было недолгим. Алекс даже не успел испугаться, что упадет на какую-нибудь тяпку, забытую нерадивым огородником. Он только успел об этом подумать, как рухнул в глубокий снег, раскинув руки крестом. Прямо грудью, плашмя, как падают в кино. И тут же, не обращая внимания на боль в растянутом плече, рванул с места вперед, разгребая снег руками как заправский пловец.

Вздымая волны снега, Кобылин выскочил из сугроба и на четвереньках рванул через заснеженную дорогу к двухметровому кирпичному забору, что маячил впереди. Холода он уже не чувствовал, думал только о том, чтобы не попасть в яму и не вывихнуть ногу. У забора он оказался в два прыжка и с разбега кинулся на желтую стену. Вскинув руки, он птицей взлетел вверх, ухватился за край забора… И тут же упал обратно, набрав полные горсти мокрого снега.

Отплевываясь, Кобылин сел, потом со стоном приподнялся, чувствуя, как боль пульсирует в выбитом на прошлой охоте плече. Тогда ему чуть не выдернуло руку из сустава, и сейчас травма давала о себе знать. Тяжело дыша, он рывком поднялся на ноги и присел, услышав оглушительный треск за спиной.

Обернувшись, Кобылин нервно облизнул губы. Маленький домик, из которого он только что выбрался, покосился набок. Крыша съехала в сторону, превратившись в исковерканный ком черного рубероида, из которого, как ребра, торчали сломанные доски. А там, под ними, шевелилось что-то белое, как ожившая пена прибоя.

В лицо Алексу дохнул неземной холод – звенящий, острый, способный разрезать кожу как ножом. Кобылин стиснул зубы, обернулся к забору, смерил его долгим взглядом и отступил на шаг. Потом, понимая, что у него остался последний шанс, прыгнул вперед.

На этот раз он сделал пару шагов, подпрыгнул, уперся ногой в боковину четырехугольного заборного столба, оттолкнулся от него и швырнул свое тело как можно выше. В последний момент Кобылин успел извернуться и закинуть левую руку на забор по самый локоть. Повиснув на согнутой руке, он вскинул правую, ухватился за верхний кирпич и заскреб ботинками по забору, пытаясь подняться выше. Руки скользили, но Алексей рвался вверх, царапая ногтями обледеневшие кирпичи. Потом правая нога нашарила чуть выступающий кирпич – всего лишь крохотную ступеньку, на которую и встать-то было нельзя. Но Кобылину, отчаянно хотевшему жить, хватило и этого – оттолкнувшись носком ботинка, он взмыл над забором, навалился на него животом и сдавленно охнул, когда дробовик впился в ребра.

Приподнявшись на руках, Кобылин закинул на забор правую ногу и бросил взгляд вниз. Внутренний двор, скрывавшийся за забором особняка, не очень-то его удивил. Это оказалось пустое белое пространство, наглухо засыпанное снегом. Вот только в нем виднелись странные почерневшие воронки, словно двор бомбила вражеская авиация. От закрытых ворот к широкому кирпичному крыльцу с двустворчатой деревянной дверью вела узкая, едва заметная тропинка. Даже не тропинка – так, след одного человека, но Алексею хватило и этого. Здесь были люди. Живые. Значит, и он может выжить.

Перемахнув через забор, Кобылин спрыгнул в снег и провалился по самую грудь. Размахивая руками, он выбрался из сугроба и, отчаянно отплевываясь, начал пробираться к дому – напрямик, через пустой двор, на котором даже деревья не росли. Дом, огромный, как древний замок, нависал над двориком. Три этажа красного кирпича, строгие окна, закрытые наглухо белыми раздвижными ставнями. Справа к дому примыкал огромный сарай с покатой крышей – по широким воротам Кобылин определил, что это гараж. Машины на три, не меньше. Кто-то из местных неплохо жил, судя по воплощенным мечтам. Но сейчас Алексея больше волновали крепкие стены дома, а не доходы его владельца. Вот что волновало его, продирающегося сквозь снежный покров на дворе, – выдержат ли кирпичные стены удар той проклятой снежной волны. И как далеко она отсюда.

Когда он добрался до середины двора, в спину ударила уже знакомая волна холода. Алексей рывком выпрыгнул из снега, как полюющая лиса, рванулся скачками к крыльцу, но не успел. Краем глаза он еще заметил, как за плечами вырастает белый снежный вал, а потом что-то толкнуло его в спину и швырнуло лицом в снег.

Кобылин забарахтался в ледяном месиве, попытался встать, но руки по плечи утонули в снегу. Его потащило вперед, потом швырнуло обратно, перевернуло на спину – точно как океанская волна, играющая с неумелым пловцом. Алексей рванулся вперед, но на грудь ему упала волна снега, что залепил лицо и набился в рот. Он замахал руками, но сверху упала еще одна волна, и Кобылин начал тонуть в мокром месиве.

Свет померк, на грудь навалилась свинцовая тяжесть, и Алексея притиснуло к земле. Снег давил сверху плотным мокрым одеялом, его тяжесть не давала шевелиться, не давала вздохнуть, и через миг охотник оказался плотно упакован в тугой снежный кокон. Холода он не чувствовал. Чувствовал удушье – воздуха уже не хватало, а перед глазами плыли разноцветные круги.

Алексей напряг плечи, пытаясь подтянуть руки к лицу, но не смог пошевелиться. Вокруг стало темно, легкие свело судорогой, и охотник захрипел в своей снежной могиле, понимая, что отсюда ему уже не выбраться.

И тогда пришел свет.

Кобылин, увидевший зыбкое сияние, мягко сочащееся сквозь толщу снега, перестал дышать. Ждал, когда появится она – девчонка с белой прядью в черных волосах. Придет ли она к нему или будет дожидаться там, наверху? Он знал, что получит ответ на этот вопрос через пару секунд, но все равно волновался. Как это будет? Как?

Стало светлее. Снег, облепивший лицо Кобылина, вдруг потеплел, словно наверху развели огромный костер. Почувствовав на лице влагу, охотник замотал головой, рванулся вверх и сел среди развороченного сугроба, жадно хватая воздух раскрытым ртом. Он ничего не видел – снег по-прежнему облеплял лицо холодной мокрой маской. Зато слышал тугой гул и хруст шагов по снегу.

Жадно втянув воздух, пахнущий гарью, Кобылин вскинул руки и смахнул с лица мокрые комья подтаявшего снега. И сдавленно застонал от открывшейся картины.

Спиной к нему стоял невысокий, плотно сложенный мужик, походивший на медведя, напялившего длинный кожаный плащ. Длинные кучерявые лохмы вились по плечам, ниспадая на странную конструкцию, висевшую за плечами. Она напоминала старый, еще советский туристический рюкзак, в который запихнули большой железный баллон красного цвета. К баллону серым скотчем была примотана большая коробка, из которой шел гибкий шланг, скрывавшийся под мышкой у мужика. Руки тот держал перед собой, и не зря – прямо на глазах Алексея от здоровяка в сторону ворот ударила пятиметровая струя огня, что с воем лизнула снег, оставив в нем талую проплешину. Больше никаких следов – похоже, это была не горючая жидкость, а просто газ.

– Твою мать, – выдохнул Кобылин. – Ну, вы уже совсем…

Здоровяк обернулся, и Алексей увидел искореженное злой гримасой лицо Григория. Растрепанная борода стояла дыбом, а в руках охотник сжимал длинную трубу, к которой была примотана скотчем ручная горелка.

– В дом! – проревел Григорий, взмахнув трубой. – Бегом, бегом…

Кобылин со стоном вскочил на ноги и бросился к крыльцу, оскальзываясь на ходу. За спиной вновь заревело пламя – Борода прикрывал отход друга, скользившего на подтаявшем снегу. Бежать было тяжело – все тело болело, перед глазами плавала муть, но Кобылин одним рывком одолел сугробы перед крыльцом и взлетел по мокрым ступеням к деревянной двери. Рывком распахнув ее, нырнул в темноту и чуть не разбил голову о вторую дверь – железную, грубо сваренную из железных листов.

– Параноики, – простонал Кобылин, с трудом распахивая тяжеленную дверь и протискиваясь в открывшуюся щель.

Ввалившись в огромный светлый зал, он тут же замер и вскинул руки – ему в лицо глянул черный зрачок оружейного ствола. Его сжимал высокий парень лет тридцати – широкоплечий коротко стриженный блондин с лихорадочным румянцем на щеках. Парня всего трясло, и ружье, оказавшееся гладкоствольным карабином, ходило в его руках ходуном. Целился он от бедра, сжимая оружие двумя руками, и Кобылин тут шумно сглотнул, представляя, что в любую секунду может получить в лицо порцию крупной свинцовой дроби.

– Тихо, парень, тихо, – проворковал он. – Я свой. Не надо нервничать.

При этом он успел бросить быстрый взгляд за спину здоровяку, пытаясь оценить ситуацию. Первый этаж особняка впечатлял – это оказался огромный зал, простирающийся от одной стены здания до другой, этакая прихожая, в которой можно давать званые обеды. Светлый паркет, светлые, обитые вагонкой стены, в дальнем углу деревянная винтовая лестница на второй этаж. По бокам в стенах виднелись двери, по две с каждой стороны. Простенько, незамысловато – явно сэкономили на дизайнере. Вдоль стен – диваны с наваленным тряпьем, пара комодов, шкаф с зеркальными дверцами…

– Спокойней, – попросил Кобылин, заметив, что парень вздрогнул, когда во дворе вновь загудел огнемет. – Ты кто? Как тебя зовут?

– Саня, – неожиданным басом отозвался парень и вдруг со вздохом опустил ствол.

– А я Леха, – в тон парню отозвался Кобылин, медленно опуская руки.

– Кобылин, да? – с надеждой выдохнул блондин, окидывая взглядом разодранную куртку охотника.

За спиной Алексея заскрипела железная дверь, и ответить он не успел. Шагнув в сторону, он вовремя убрался с дороги Бороды, что ввалился в коттедж с железной трубой наперевес.

– Леша, дверь, – бросил он, шагая по паркету. – Саня, твою дивизию, ты где должен быть?

Кобылин, бросившийся закрывать дверь, услышал лишь невнятное бормотание парня с карабином, что начал путано оправдываться. Наружная деревянная дверь закрылась без проблем, а с внутренней пришлось повозиться. Кобылин потянул ее на себя, но засов удалось задвинуть, лишь хорошенько дернув железное чудовище.

Обернувшись, Алексей увидел чудесную картину – Гриша, сжимавший в руках свое чудовищное орудие, что-то строго выговаривал парню с винтовкой. Борода напоминал сильно подросшего и одичавшего гнома – отросшие волосы разлохмачены, борода стоит дыбом, старое кожаное пальто, на пару размеров больше чем надо, свисает до самого пола.

– Температура упала, – рычал охотник. – Саня, я же тебе сказал, следи за котлом! И спрячь свою пукалку, пока никого не подстрелил!

Кобылин потер ладонями застывшие щеки, разгоняя кровь. Только сейчас он почувствовал, как тепло в доме. Не то что тепло, скорее жарко. Онемевшие руки и щеки уже начало щипать, и Кобылин понимал, что это только начало. А Борода все продолжал орать на парня, у которого уже даже шея налилась кровью и покраснела.

– Гриша, – позвал он, отнимая руки от лица. – У тебя тут баня есть?

Борода, поперхнувшись посреди очередной тирады, резко обернулся к другу и вытаращил глаза.

– Баня? – зловещим шепотом переспросил он.

– Да, она самая, – безмятежно отозвался Кобылин, отряхивая снег с колен. – Знаешь, с веничком там, с камешками…

– Баня, – севшим голосом обреченно повторил Борода.

– Всю дорогу о ней думал, – признался Кобылин, поглядывая на Саню, застывшего с открытым ртом. – А то запсел я на этих чердаках. Еду и думаю, значит, как мыться буду. С березовым веничком и мочалкой, это чтоб обязательно, в приказном порядке.

Григорий медленно выдохнул, запустил лапу в бороду, а потом заржал.

– Кобылин, – прорычал он, подходя ближе и обнимая его за плечи свободной рукой. – Леха! Вот за что тебя люблю, так это за оптимизм.

Охотник похлопал друга по плечу и ухмыльнулся.

– Рад тебя видеть, Гриша, – сказал он. – Живой и при деле. Ну, рассказывай, что тут за фигня творится?

Борода сразу помрачнел, перестал улыбаться и нервно забарабанил пальцами по длинному стволу своего орудия.

– Вот что, – наконец сказал он, скидывая с плеча лямку и сгружая огнемет на пол, словно простой вещмешок. – Давай сначала дело, потом разговоры. Саня!

Здоровяк, судорожно сжимавший карабин, вздрогнул, как от удара. Его оттопыренные уши сияли алым, как стоп-сигналы, но при этом парень хмурился – видно, не привык выслушивать нравоучения.

– Что? – басом осведомился он.

– Прошу тебя, сходи в подвал, проверь котел, – миролюбиво произнес успокоившийся Григорий. – А я проведу Алексея по дому да расскажу ему, что к чему.

Саня кинул быстрый взгляд на Кобылина, потом демонстративно пожал плечами, взял карабин под мышку и побрел к винтовой лестнице, что вела, как догадался Алекс, и наверх и вниз.

– Чудовищная планировка, – шепнул Кобылин другу. – Ни на секунду не подумал, что это твой дом.

– Оно верно, – буркнул Борода, проверяя, заперта ли дверь. – Дом этого обормота. И это он во всем виноват.

– В чем? – быстро спросил Кобылин.

– Видишь ли, Леха, – медленно сказал Борода, увлекая охотника за собой. – У нас тут Карачун.

– Это я уже понял, – отозвался Кобылин. – А подробнее?

– Натуральный Карачун, – со вздохом повторил Григорий и, наткнувшись на серьезный взгляд друга, пояснил: – Карачун – это дух холода и тьмы. Этакий злой бог. Это если вкратце, не углубляясь в путаные легенды.

– Так, – произнес Кобылин, оглядываясь на огнемет, лежащий на полу у входа. – Здесь безопасно?

– Сейчас да, – ответил Григорий. – В дом им не попасть, пока здесь тепло. Уже проверено.

– Злой дух холода и тьмы, – протянул Алексей. – И он не в настроении, как я понял, да?

– Может, и не он, – задумчиво протянул Григорий. – Но в целом что-то похожее. Местный дух, хранитель местности, имеющий отношение к зиме и холоду. Саня, мать его за ногу, своим строительством растревожил, вот этот дух и пошел вразнос. Выпустил мелких тварей, что могут замораживать все вокруг. И заморозил, к чертям, весь поселок.

– Сколько? – отрывисто спросил Кобылин.

– Десять душ – точно, – хмуро отозвался Борода. – Еще семерых я вывел, когда сообразил, что происходит.

– Позавчера началось?

– Да, – Григорий кивнул. – С тех пор сидим тут, поддаем жару и нос не высовываем наружу.

– Значит, они боятся тепла, – пробормотал Кобылин.

– Боятся, – отозвался Борода. – И огня.

– Кстати, где ты взял огнемет? – спохватился охотник. – Только не говори, что с собой привез.

– Собрал в первый же день, – буркнул Борода. – У этого обормота тут гараж вполдома и мастерская в нем.

– А чего на газу? Не мог горючки намешать?

– А толку-то. Лучше так – быстро и горячо. Отпугивает гаденышей на раз. Они не материальные, горючка к ним не прилипнет, а вот полоснуть огоньком – это им как серпом по…

– По чему? – с живым интересом осведомился Кобылин.

– В том-то и дело, не по чему, – с огорчением признался Борода. – Давай сюда.

Григорий услужливо распахнул перед ним большую деревянную дверь с медной ручкой, и взору Кобылина предстала огромная комната. Вдоль стен стояла бытовая техника – стиральная машина рядом с раковиной, стойка с посудой, два холодильника, столики… Увидев газовую плиту с вытяжкой, Кобылин сообразил, что это кухня. Посреди комнаты стоял огромный круглый стол, за которым сидело четверо человек, закутанных в невообразимое тряпье. Они довольно бодро прихлебывали чай из одинаковых белых пластиковых кружек и о чем-то бубнили. Присмотревшись, Кобылин с удивлением опознал в теплой компании трех старух и одного древнего дедка с седыми усами, тронутыми никотиновой желтизной.

– Это все? – тихо ужаснулся Кобылин.

– Еще сам Саня да Петрович дежурит в гараже, – так же тихо отозвался Борода.

Старики, увидев гостей, загомонили. Говорили быстро, хором, да так, что ничего толком нельзя было разобрать, в основном жаловались, но на что именно – охотник так и не понял. Кажется, на все разом. Кобылин аж попятился под таким акустическим натиском.

– Тихо! – гаркнул Гриша, шагнув к столу. – Хорош бубнить. Давайте еще чайку, грейтесь, пока есть чем.

Кобылин покосился на газовую плиту, на которой горели все конфорки, и тихонько попятился к выходу. Борода тем временем успокаивал вцепившуюся в его рукав старуху – маленькую, сгорбленную, весившую, казалось, не больше птицы. Но из-под вязаной шапки бодро блестели живые глаза, а сухонькая ручка крепко держала рукав кожаного пальто Бороды.

Под шум и гомон Кобылин незаметно выскользнул в коридор. Ему было немного не по себе, он не привык общаться со стариками. Да и вообще отвык уже от людского общества. Он понимал, почему Гриша показал ему людей – их присутствие нужно учитывать, если начнется настоящая охота. Чего он не понимал – почему Борода еще ничего не сделал.

Задумчиво оглянувшись на дверь, за которой рассерженными пчелами гудели старики, Алексей прошелся к самой дальней двери и распахнул ее. Перед ним открылся еще один коридор, что заканчивался широкой железной дверью. Кобылин подошел к ней, толкнул – не заперто. Осторожно приоткрыв дверь, глянул в образовавшуюся щель и удивленно присвистнул.

Огромный гараж был залит белым светом ламп, вкрученных прямо в потолок. Вдоль стен стояли железные шкафы, у широкого верстака, что примостился у дальней стены, были раскиданы грязные тряпки и куски пластика. Дверь гаража, что должна была уходить вверх, сейчас была плотно закрыта, но прямо перед ней стояла большая черная машина. Огромный джип, в который, по мнению Кобылина, можно было без проблем запихать десяток человек. Рядом с машиной, прямо на полу, сидел еще один старик. Привалившись спиной к блестящему боку машины, он сладко спал, громко похрапывая.

Заслышав шаги за спиной, Кобылин резко обернулся, но потом, услышав знакомое шарканье, расслабился. Борода все еще сильно хромал при ходьбе, и его походку Алексей давно научился узнавать.

Когда Гриша, сопя и отдуваясь, вывалился из двери, Кобылин прижал палец к губам – мол, не буди деда. Борода кивнул, подошел ближе и зашептал в самое ухо охотника:

– Умаялся Петрович. Ему бы с остальными сидеть, но очень уж в бой рвался, старая пехота. Пристроил вот его, как мог.

– Понятно, – сдержанно отозвался Кобылин и ткнул пальцем в джип: – Машина на ходу?

– А то, – буркнул Гриша. – Новый «Чероки». Пять и семь литров объем движка, полноприводная трансмиссия, пневмоподвеска, что может поднимать тачку на четверть метра вверх, увеличивая дорожный просвет. Машина – зверь.

– А чего людей не вывез? – тихо осведомился Кобылин. – Все бы влезли.

– Ворота, – отозвался Борода. – Надо открывать гараж, прикрывать его со двора, потом ворота. Это тебе повезло, что за тобой один погнался. Если все трое навалились бы, я за всеми не поспел бы. Вот и народ в одиночку не получается прикрыть. С моей ногой особо не побегаешь, а тут ловкость нужна, по снегу-то скакать.

– Ясно, – вздохнул Кобылин, – чего не позвонил?

– Не работают тут мобильники. Вообще плохо берут из-за линии передачи, а неделю назад вовсе перестали – видать, сгорел тут какой-то усилитель, или как эта хрень называется? А городских линий сюда не тянули никогда. Никому не надо.

– И на что ты надеялся?

– На тебя, Леша. Знал, что ты придешь.

Кобылин невесело усмехнулся и покачал головой. То, что он оказался здесь, – невероятное стечение обстоятельств. Если бы не призрачная манящая баня…

– Мог бы и не дождаться, – сказал он. – Об этом думал?

– Думал, – признался Борода. – Да ничего не надумал. Был тут у нас еще один мужик, типа местного председателя. Смелый такой. Решил не дожидаться помощи, а рвануть в город. Дал ему ключи от своей шохи, она у меня мороз без проблем переносит. Вот этот дурик, что все мозги мне выел, и рванул за помощью. Не встречал?

– Встречал, – сдержанно отозвался охотник. – У ворот. В твоей тачке.

– Понятно, – буркнул Борода, отводя взгляд. – Так я и думал.

– Ну, вот я и здесь, – сказал Кобылин. – Дождался ты меня, поздравляю. Что будем дальше делать?

– Есть одна задумка, – шепотом признался Борода. – Посадить всех в тачку, прорваться к воротам и рвануть подальше отсюда. В городе сдать всю богадельню, кроме моей Марфы, и раствориться в лучах заката, так сказать.

– Марфа? – удивился Кобылин. – Какая Марфа?

– Сестра тещи, та самая, – со вздохом отозвался Борода. – Теща-то давно преставилась, царство ей небесное. Жена в Питере, наукой все занимается. А Марфу стало некому навещать. Вот моя грымза-то из Питера мне и накапала, что, мол, надо старушку вывезти из этих ебеней да отправить к ней.

Кобылин, который почему-то уверился, что родственница Гриши не пережила нападение зимы, лишь покачал головой.

– Вот ведь, – сказал он. – Это та сухонькая, что за рукав тебя цапнула?

– Она и есть, – отозвался Гриша. – Та еще бабка, кого угодно до смерти заговорит, хоть на поле боя ее выпускай, в качестве оружия массового поражения. Сама из ближайшей деревни, жила там, пока деревенька не вымерла во время перестройки. Потом вот тут ей домик организовали.