Чили 1970–1973 гг. Прерванная модернизация

В 1920 году благодаря введению в стране квот на добычу селитры положение несколько стабилизировалось, но уже в 1921-м добыча опять снизилась более чем на 1 миллион тонн. Если в ценах 1960 года стоимость чилийского экспорта селитры составила в 1918 году 312,6 миллиона долларов, то в 1921-м – 106,4 миллиона.

Постепенно основой чилийского бюджета вместо селитры становилась медь. В конце 20-х годов Чили контролировала примерно 16 % мирового рынка этого металла[57].

Тяжелейший кризис и огромная популярность среди рабочих революции в России привели к радикализации пролетарского движения в стране. В 1919 году ФОЧ приняла программное заявление о необходимости завоевания рабочими политической власти в Чили. Количество членов самой федерации выросло более чем на 20 тысяч человек и достигло 60 тысяч[58]. По другим данным, в рабочей федерации было до 150 тысяч членов.

В 1921 году съезд ФОЧ в Ранкагуа подавляющим большинством голосов (120 против 12) постановил присоединиться к коммунистической всемирной профсоюзной организации – Профинтерну. В этом же году были внесены изменения в декларацию принципов ФОЧ – профцентр выступил за ликвидацию капитализма.

Профсоюзы легко собирали на митинги и манифестации десятки тысяч человек. ФОЧ активно поддерживали студенты и организации батраков-«инкилинос». Например, в демонстрации против голода, нищеты и роста цен в Сантьяго в августе 1919 года под красными знаменами участвовали до 100 тысяч человек. Таких массовых политических акций в истории Чили еще не было.

Власти, как обычно, использовали против манифестантов войска и полицию, но сил у «парламентского режима» уже не хватало. Расстрелять из пулеметов демонстрацию в несколько десятков тысяч человек было физически невозможно. В Чили создалась революционная ситуация.

В феврале 1921 года армия расстреляла бастующих шахтеров английского предприятия в Сан-Грегорио (провинция Антофагаста – оплот Рекабаррена и его сторонников). Были убиты 22 человека. Активно защищавшиеся рабочие, в свою очередь, убили хозяина шахты Джонса и командующего военным отрядом лейтенанта Аргадонью. Отряд карателей был полностью разгромлен. Однако на следующий день в Сан-Грегорио прибыл более крупный военный отряд, зверски расстрелявший из пулеметов более 500 рабочих.

Все в Чили понимали, что президентские выборы 1920 года не будут похожи на предыдущие фарсы времен «парламентского режима». Рекабаррен активно агитировал за то, чтобы многочисленные рабочие организации выдвинули своего кандидата на пост главы государства.

Однако тут на политическую арену неожиданно ворвался талантливый демагог – 52-летний адвокат Артуро Алессандри, «лев из Тарапаки», как называли его сторонники.

Алессандри происходил из семьи богатых землевладельцев и с юных лет примкнул к Либеральной партии. С 1897-го по 1915 год был депутатом Конгресса, с 1915 года – сенатором. Поработал он и в правительстве: в 1908 году занимал пост министра общественных работ, в 1913-м – министра финансов.

Он не стеснялся в выражениях, требуя вымести из Чили поганой метлой олигархов (хотя сам же был видным деятелем «парламентского режима») и улучшить жизнь простого народа. Послушать великого демагога стекались тысячи людей, в том числе и рабочих. Алессандри называл правящий класс страны «позолоченными канальями». До сих пор его считают самым харизматичным политиком Чили. Обстоятельный и честный Рекабаррен («человек с обликом учителя», как его называли) явно проигрывал Алессандри на ниве политического шоу-бизнеса. «Лев из Тарапаки» отделывался на митингах хлесткими, но не очень конкретными лозунгами, главным из которых был следующий: «Ненависть не создает ничего – продуктивна только любовь».

Алессандри был выдвинут в кандидаты на пост президента оппозиционным блоком – Либеральным альянсом, куда помимо собственно либералов вошла и Радикальная партия. Под влиянием духа времени программа альянса учитывала многие требования рабочих, например введение 8-часового рабочего дня. Сам Алессандри признавал, что рост рабочего движения в Чили был напрямую связан с событиями в России: «Утверждение большевизма в России после первой мировой войны привело к тому, что в нашей стране широко распространялась пропаганда, дававшая понять нашему пролетариату и средним слоям, что они являлись бесправными рабами в своей собственной стране»[59].

Правящая олигархия выдвинула кандидатом в президенты Луиса Боргоньо, но время господства финансовых тузов в Чили прошло раз и навсегда.

Буквально за пару недель до выборов социалисты все же выдвинули Рекабаррена на пост президента, но это был скорее символический жест. Все рабочие были преисполнены решимости голосовать за Алессандри. К тому же тот заявил, что не допустит больше применения силы против стачечников: «Я скорее умру, но не допущу, чтобы пролилась капля крови хотя бы одного сына из народа»[60]. Это было сказано за два месяца до расстрела шахтеров в Сан-Грегорио.

Итак, в 1920 году в стране впервые рабочими и представителями средних слоев был избран президент с радикальной реформаторской программой.

Алессандри ввел 8-часовой рабочий день (правда, это положение не соблюдали большинство предпринимателей – массовая безработица позволяла им немедленно увольнять слишком активных рабочих) и социальное страхование. 1 мая был объявлен государственным праздником. Президент как истинный либерал декретировал окончательное отделение церкви от государства. Страна проводила относительно независимую от США внешнюю политику.

Все эти меры, с одной стороны, вызвали неприятие землевладельцев, церкви и части армейской верхушки. Они воспринимали Алессандри как представителя интересов «моей дорогой черни» (так именовал трудящихся сам «лев из Тарапаки») и наследника идей Бальмаседы.

С другой стороны, бойня в Сан-Грегорио (оказавшаяся не единственной – Алессандри так же активно применял силу против забастовщиков, как и его предшественники) вызвала резкую критику президента рабочими организациями. Алессандри быстро растерял поддержку электората и был вынужден лавировать между различными политическими силами в Конгрессе.

В конце декабря 1921 года в Ранкагуа открылся IV съезд Социалистической рабочей партии. Уже 2 января 1922 года съезд постановил переименовать партию в Коммунистическую и присоединиться к Коминтерну. Таким образом, Чили оказалась фактически единственной страной кроме России, где все социал-демократы перешли на коммунистические позиции. В большинстве других стран коммунистами стали лишь меньшинство бывших членов единых рабочих партий. Большинство же оставались на реформистских позициях Второго интернационала.

Главная заслуга в таком развитии событий, бесспорно, принадлежит Рекабаррену. Следует подчеркнуть, что он отказывался занимать в партии пост лидера. Скромность этого человека была поистине необычной не только для Чили, но и для общемировой политической практики того времени.

Чилийские коммунисты сразу стали самой влиятельной силой среди рабочих, особенно шахтеров. В 20-е годы на некоторых шахтах Консепьсона 50 % трудящихся были членами компартии[61]. Партия никогда не была маргинальной группой – с ней считались с самого момента основания.

В 1922 году Рекабаррен ездил в Москву как делегат конгресса Профинтерна и по возвращении в Чили в январе 1923 года развернул активную пропаганду в пользу Советской России. Но руководство основанной самим же Рекабарреном компартии подвергло его резкой критике за «мягкость» и «социал-демократические привычки». Будучи крайне честным и порядочным человеком, Рекабаррен очень тяжело воспринял критику товарищей. Он отказался баллотироваться в Конгресс в 1924 году, а 19 декабря того же года покончил жизнь самоубийством в Сантьяго. Ему было всего 48 лет.

В 1924 году Чили оказалась парализованной конфликтом между консервативным большинством Конгресса и президентом. Как и во времена Бальмаседы, Конгресс отказывался утверждать практически все законопроекты главы государства. На парламентских выборах в марте 1924 года Либеральный альянс Алессандри одержал победу над противниками президента, объединенными в консервативный союз.

Тогда представители консервативного блока, в который входили представители самых богатых чилийских кланов, решили свергнуть Алессандри с помощью военных.

Еще в 1900 году чилийская армия стала призывной. Большинство и солдат и унтер-офицеров были представителями рабочих и крестьянских масс, а младшие и средние офицеры, вплоть до майора, – выходцами из средних слоев. Ни те ни другие не могли рассматриваться как надежная база правящей олигархии. Однако высшее офицерство было консервативно настроено. Многие полковники, генералы и адмиралы после Тихоокеанской войны видели в армии особую касту, более приспособленную к управлению страной, чем гражданские политики.

Около 1910 года в офицерской среде образовалась тайная политическая организация – Военная лига[62]. Она готовила военный переворот и рассматривала в качестве своего кандидата историка Гонсало Бульнеса, который исследовал Тихоокеанскую войну.

В 1919 году правительство раскрыло новый реакционный военный заговор, участники которого хотели освободить Чили от «большевистских тенденций». Были арестованы около 60 офицеров.

В 1924 году консервативно настроенные депутаты и финансовая олигархия образовали тайный штаб заговора – «гражданский революционный комитет»[63]. Комитет наладил связи с командованием ВМС (например, с адмиралом Сублетте), которое было настроено гораздо консервативнее армейского. Было решено свергнуть Алессандри, распустить Конгресс и в условиях военной диктатуры провести новые президентские выборы. Заговорщикам оставалось наметить только конкретный день выступления. В июле – августе 1924 года к заговору присоединились и несколько генералов сухопутных сил.

Однако не дремал и сам Алессандри. Он здраво рассудил, что большинство солдат, сержантов и младших офицеров отнюдь не поддерживают коррумпированный «парламентский режим», лишь служащий ширмой компрадорской олигархии. Президент стал активно ликвидировать в армии и на флоте полковничьи и генеральские должности, назначая командирами полков, кораблей и военных баз майоров и даже капитанов. Естественно, младшие офицеры, в большинстве – выходцы из небогатых семей, стояли горой за «льва из Тарапаки».

В июне 1924 года группа прогрессивно настроенных младших и средних офицеров стала регулярно собираться для обсуждения политических вопросов в «Военном клубе» на главном проспекте чилийской столице – Аламеда. Тон на этих совещаниях задавали майоры Карлос Ибаньес и Мармадуке Грове.

Таким образом, и президент, и олигархия готовили на осень 1924 года военное выступление, каждый в свою пользу.

Начать решил «гражданский революционный комитет».

Поводом для выступления военных послужило решение Конгресса повысить денежное содержание депутатов, в то время как зарплаты большинства государственных служащих в Чили не хватало даже на полуголодное существование.

2 сентября 1924 года группа молодых офицеров из 56 человек во главе с Карлосом Ибаньесом[64] и Мармадуке Грове явилась в парламент с холодным оружием и выступила с публичным протестом против низкого жалованья военнослужащих. Военные демонстративно аплодировали тем депутатам, которые высказывались против введения денежного вознаграждения для парламентариев. Инцидент получил название «бряцание саблями»[65]. Генералы и адмиралы, участвовавшие в консервативном заговоре, отводили офицерам лишь роль провокаторов, не зная, что у тех есть и собственные политические планы. 4 сентября генеральный инспектор армии генерал Луис Альтамирано уведомил кабинет министров, что командование вооруженных сил поддерживает демарш офицеров. Командующий столичным гарнизоном генерал Педро Дартнелл также заявил, что никаких мер дисциплинарного воздействия против офицеров принято не будет.

Карлос Ибаньес

5 сентября военные по предложению Ибаньеса образовали хунту, которая потребовала от президента немедленного увольнения трех министров (в том числе военного), принятия трудового кодекса и повышения зарплат для военных. Алессандри назначил главой нового кабинета министров генерала Альтамирано, и тот ультимативно потребовал от Конгресса принятия восьми законов, в частности, о бюджете на 1924 год, об обязательном страховании рабочих, о свободной организации профсоюзов и о трудовых договорах. Не забыли военные повысить жалованье себе и полицейским. Депутаты противиться не осмелились.

Таким образом, военные выступили с прогрессивных позиций. Хунта не считала себя правительственным органом, а выступала лишь как представитель интересов военных кругов. В ее заявлении было сказано о неукоснительном уважении гражданских властей и о том, что у самой хунты нет никаких политических целей. Свое выступление военные обосновали стремлением спасти нацию от коррумпированных политиков – это можно было расценить как удар именно по консервативному блоку.

Мармадуке Грове

Итак, Алессандри выиграл первый раунд противостояния, имея на своей стороне армию. Однако консерваторы тоже нанесли свой удар – в ночь на 8 сентября в хунту были введены представители ВМС, связанные с «гражданским революционным комитетом»[66]. В хунте зазвучали явно враждебные президенту нотки.

9 сентября 1924 года Алессандри подал в отставку и укрылся в американском посольстве. Однако Конгресс отставки не принял и взамен предоставил президенту «отпуск» на полгода.

11 сентября власть на время «отсутствия» президента взяла военная хунта, получившая название «сентябрьской». Теперь хунта уже именовала себя правительственной. Казалось, заговор консерваторов по устранению от власти Алессандри с помощью военных полностью удался.

Сами военные всячески подчеркивали, что взяли власть законным путем. Ведь после бегства президента власть по Конституции перешла к министру внутренних дел, которым был глава хунты генерал Альтамирано.

Алессандри с горечью писал: он никогда бы не поверил, что офицеры, выходцы из средних слоев, превратятся в послушных лакеев олигархии[67].

Однако саму хунту раздирали противоречия. Прогрессивное крыло военных возглавляли Грове и Ибаньес, наладившие контакты с рабочими организациями. Оба офицера выступали за скорейшее возвращение «реформаторского» президента Алессандри к власти. С этой целью Грове и Ибаньес совершили 23 января 1925 года новый переворот, арестовав прежнего главу хунты Альтамирано. Они ликвидировали парламентский режим, увеличили срок полномочий президента с 5 до 6 лет и предоставили главе государства право единолично утверждать состав кабинета министров. Таким образом, офицеры расчистили Алессандри путь к независимому от консервативного Конгресса образу правления.

Характерно, что консервативно настроенное командование ВМС попыталось оказать сопротивление перевороту 23 января, однако матросы и старшины были не готовы к подавлению своих армейских коллег в Сантьяго. В конце концов, новая хунта укрепилась у власти, заявив, что состоит из приверженцев «сентябрьской революции», преданной высшими офицерами.

27 февраля 1925 года консерваторы попробовали поднять мятеж в пехотном полку «Вальдивия», и хунта выслала из страны ряд ведущих консервативных политиков[68].

Путешествовавший по Европе «лев из Тарапаки» согласился вернуться при условии беспрекословного подчинения ему армии. 18 сентября 1925 года была утверждена новая Конституция Чили, и страна превратилась в президентскую республику. Президент избирался на 6 лет (без права переизбрания), сенаторы – на 8, депутаты Конгресса – на 4. Президент единолично присваивал воинские звания офицерам вплоть до полковника, высших офицеров он назначал с согласия сената.[69]

Сразу после провозглашения Конституции возник конфликт между президентом и военным министров Ибаньесом, который и сам был не прочь занять пост главы государства. К тому же президент опять активно расстреливал рабочие демонстрации – и прогрессивные офицеры во главе с Грове сожалели, что вернули Алессандри к власти.

В марте 1925 года забастовали рабочие селитряной шахты Марусия в провинции Антофагаста, требовавшие повышения заработной платы и нормальной продолжительности рабочего дня. Вскоре неподалеку от шахты было найдено тело убитого английского инженера, которого рабочие ненавидели за привычку к рукоприкладству. Компания – владелец рудника без всякого суда арестовала и казнила одного боливийского инженера. Правительство послало на Марусию 40 солдат во главе с капитаном Хильберто Тронкосо, «героем» «бойни в Сан-Грегорио» (его называли «гиеной Сан-Грегорио»).

Солдаты вошли в Марусию как в захваченный вражеский город, стреляя по всему, что двигалось. В ответ рабочие начали забрасывать их динамитными шашками. Военным пришлось ретироваться. Вскоре армейский батальон из 300 солдат и офицеров по всем правилам военного искусства атаковал поселок ночью, активно используя пулеметы. Точное количество погибших рабочих так и осталось неизвестно, но их явно было несколько сотен (все население городка не превышало 2400 человек). Сами шахтеры смогли убить 36 солдат и ранить 64.

В ноябре 1925 года прошли первые президентские выборы по новой Конституции. Левые силы сформировали Социально-республиканский союз лиц наемного труда, в который вошли радикалы, демократы, профсоюзы и часть либералов – сторонников Алессандри. Кандидатом блока на пост президента стал министр труда Хосе Сантос Салас, которого поддержали и коммунисты. Салас, однако, недальновидно отказался от формальной поддержки рабочих организаций и выборы проиграл. К власти пришел ставленник консервативной олигархии Фигероа, набравший 180 тысяч голосов (более 70 %)[70]. На состоявшихся в октябре 1925 года парламентских выборах сразу несколько коммунистов были избраны депутатами Конгресса, а один даже стал сенатором.

Министр внутренних дел Ибаньес (по латиноамериканской политической традиции человек, занимавший этот пост, был своего рода «первым министром», самым влиятельным после президента членом кабинета), игравший тогда роль борца за интересы народа, в феврале 1927 года просто отправил президента в отставку и установил в стране военную диктатуру. Сделавшись после отставки Фигероа вице-президентом, Ибаньес назначил новые президентские выборы, но все партии, кроме коммунистов, отказались в них участвовать.

Кандидат коммунистов соратник Рекабаррена Элиас Лаферте был арестован Ибаньесом во время предвыборной кампании и сослан на южный отдаленный остров (такая же участь постигнет генерального секретаря компартии Луиса Корвалана после военного переворота 11 сентября 1973 года). Неудивительно, что в результате таких «выборов» 22 мая 1927 года Ибаньес набрал 98 % голосов. Еще в марте 1927 года Коммунистическая партия Чили была объявлена вне закона.

Ибаньес правил с помощью президентских декретов, по своему усмотрению менял депутатов, активно арестовывал политических оппонентов, причем в числе жертв оказался и его былой друг и соратник Мармадуке Грове. Вскоре Ибаньеса стали называть «Муссолини Нового Света», и он этим званием гордился. Следует отметить, что в 20-е годы Муссолини как реформатор-антикоммунист был очень популярен среди правящего класса Европы. Им, например, восторгался Черчилль.

Диктаторские методы правления Ибаньес сочетал с социальной демагогией, выставляя себя сторонником маленьких людей и противником олигархии. Он создал проправительственные профсоюзы – Республиканскую конфедерацию гражданского действия. Одновременно в 1927–1928 годах были арестованы руководители наиболее массового профцентра страны – ФОЧ.

Ибаньес набрал в США кредитов[71] и начал обширную программу общественных работ, которые объявлялись им панацеей от безработицы. Для обеспечения своей диктаторской власти он объединил все полицейские силы страны в единый Корпус карабинеров, ставший своего рода политической охранкой.

Все эти меры не смогли, однако, сдержать рост оппозиционных настроений в стране.

Одним из бескомпромиссных противников Ибаньеса был тогда еще никому не известный студент Сальвадор Альенде.

Сальвадор Альенде Госсенс родился 26 июня 1909 года в Вальпараисо в семье адвоката Сальвадора Альенде Кастро и Лауры Госсенс Урибе.

Самым видным представителем рода Альенде на тот момент был дед будущего президента Рамон, масон и борец за либеральные идеалы, получивший прозвище «красный Альенде». Во время Тихоокеанской войны депутат Конгресса Рамон Альенде ушел рядовым добровольцем в армию и участвовал во многих кровопролитных боях. Позднее он возглавил санитарную службу вооруженных сил, причем эту работу выполнял на общественных началах, отказавшись от жалованья[72]. «Красный Альенде» умер, не достигнув и сорокалетнего возраста, и гроб с его телом несли самые видные политики Чили.

Альенде были уважаемой в Чили, но небогатой семьей. Отец Сальвадора тоже был масоном и человеком прогрессивных убеждений. Мать же, как и подавляющее большинство чилийских женщин, – ревностной католичкой. Это она настояла, чтобы сыну дали христианское имя Сальвадор (то есть «спаситель»). Говорят, что в детстве Чичо, как ласково называли мальчика дома, привели на экскурсию в президентский дворец «Ла Монеда», но он заявил, что не хочет туда заходить. Тогда маленький Сальвадор мечтал стать «уасо» – конным пастухом, чилийским аналогом аргентинского гаучо и американского ковбоя, символом мужества и независимости.

Когда семья Альенде жила в Такне, она подружилась с командиром местного гарнизона Карлосом Ибаньесом дель Кампо. По совету жены Ибаньеса донны Росы Альенде решили направить Сальвадора на учебу в престижную столичную гимназию – Национальный институт (эта гимназия давала право на поступление в университет).

Альенде прекрасно учился и был классическим отличником. В то же время он любил заниматься спортом, рос живым и очень любознательным. Как и большинство юношей того времени, Сальвадор Альенде писал стихи.

Отец Альенде водил дружбу и со «львом из Тарапаки» – воистину, политическая элита Чили была очень узким клубом, где все друг друга знали. Иногда Алессандри приезжал в дом дяди Сальвадора Альенде, который опекал племянника в Сантьяго. У «льва» был сын Хорхе – «львенок», инженер по профессии. Хорхе был на 12 лет старше Сальвадора, и оба они тогда не подозревали, что в будущем станут соперниками в борьбе за пост президента Чили.

В 1922 году отец Альенде перебрался в Вальпараисо, где получил доходную должность начальника государственной нотариальной конторы крупнейшего порта страны. В Вальпараисо переехал из Сантьяго и Сальвадор. На политическое созревание Чичо большое влияние оказал сапожник-анархист Хуан Демарчи, к которому будущий президент частенько захаживал после уроков в школе. Демарчи восторженно отзывался о большевиках, считая их наиболее радикальными анархистами (на испанский язык слово «большевики» часто переводили как «максималисты», что давало анархистам Латинской Америки повод считать соратников Ленина своими единомышленниками)[73].

В 1924 году Сальвадор Альенде с отличием окончил лицей, став одновременно чемпионом Чили по десятиборью и плаванию среди юниоров. На семейном совете решили, что по образцу великого деда Сальвадор должен избрать карьеру врача. В то время получить в Чили высшее медицинское образование можно было только в Университете Сантьяго.

Но, так как любой чилиец в возрасте 18 лет подлежал призыву в армию, Сальвадор Альенде решил пройти обязательную службу еще до поступления в университет, чтобы потом не прерывать учебу. Служил Альенде в элитном кирасирском полку неподалеку от Вальпараисо и был прекрасным солдатом. Он метко стрелял и отлично управлялся с лошадью.

Учеба в университете, которую Альенде начал в 1926 году, совпала с мощными политическими потрясениями в стране, героями которых были друг семьи Карлос Ибаньес и родственник Сальвадора Мармадуке Грове (его величали «дон Марма»). Брат Грове Эдуардо был женат на сестре Сальвадора Инес. Мармадуке Грове часто бывал в доме Альенде, и молодой Сальвадор был свидетелем дискуссий на различные политические темы, которые охотно вел прогрессивный полковник.

В 20-е годы столичный университет, находившийся недалеко от президентского дворца, часто становился очагом беспорядков и оппозиционных демонстраций. Студенты боролись за свое право принимать участие в управлении университетом, за отставку преподавателей-ретроградов. Но уже в то время студенты активно поддерживали и рабочие митинги, а также деятельность политической оппозиции, требовавшей восстановления демократии в стране.

Альенде был одним из признанных лидеров столичного студенчества. Он возглавлял левую студенческую организацию «Авансе» («Наступление»), входил в университетский совет – высший орган студенческого самоуправления. В университете Сальвадор впервые познакомился с трудами классиков марксизма. Особенно сильное впечатление на него произвели «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса и работы Ленина «Государство и революция» и «Империализм как высшая стадия капитализма». За руководство одной из студенческих забастовок Альенде даже был временно исключен из университета[74].