Райский C.A.D.
Поначалу трудно было привыкнуть и приходилось учиться и практиковаться от зари до глубокой ночи, лишь проваливаясь в глубокое забытье на четыре-пять часов. Но уже спустя пару месяцев организм перестроился и стало оставаться свободное время для общения. Или вот как сейчас – постоять и помедитировать на закат. Хотя, честно сказать, такое занятие – часть общей программы. И как всегда в одиночестве можно попытаться подобрать звучание этого заката, попробовав изобразить его голосом.
В комнату без стука ввалился Кубер, искрошив на мелкие кусочки цепочку воспоминаний, связывающую Стима и Мстислава Левича – так когда-то его звали. Звенья отдельных воспоминаний мгновенно исчезли в никуда, отгородив призрачной дымкой прежнюю жизнь Стима, и загнав ее обратно в тень, откуда она казалась абсолютно нереальной, как будто видение своей прошлой жизни в магическом хрустальном шаре.
– Что, Кубер, опять в форумах висишь? Нашел новую удаленную любовь? – спросил Стим, немного неуютно чувствующий себя после возвращения из путешествия в прошлое.
– А то! Как обычно, зову ее с собой в уютную нору отправиться, – Кубер ответил немного отвлеченно, было видно, что его голова занята совсем другим.
– Что-то случилось, Куб? – Стим перестал подшучивать над другом.
– Тут одна тема есть к тебе, – начал издалека Кубер. Стим заподозрил что-то неладное – уж больно редко его обычно веселый приятель выглядел таким серьезным.
– Ты помнишь разговор о Сиреневом корпусе? – продолжал Кубер. – О том, что находится там, «ниже плинтуса» как ты говорил. Так вот тут я вскопал кое-что про это. Оказывается, в Сиреневом корпусе как минимум несколько этажей под землей сокрыто от глаз.
– И что? – Стим чуял, что дальнейший разговор приобретет неприятный для него оттенок. Он знал своего друга как облупленного и уже ожидал очередной авантюры с его стороны.
– А то, что все они напичканы самыми современными машинами. Нам такие и не снились! Ты бы сказал, что это как минимум Септиумы. Они должно быть стоят миллионы баксов.
– Ну и что? Может, там просто проводят исследования на одном из передовых краев науки. Не зря у нас программирование – одна из самых главных тем. А может это просто огромный банк данных. – Стим всячески пытался придумать убедительную причину.
– Какой банк данных, процессор ты мой перегретый! Туда можно весь Интернет запихать! Я теперь ничего не понимаю, понимаешь? – Кубер был явно возбужден. Он ходил по комнате вокруг Стима как детский паровозик. – Мы ж все-таки не в Силиконовой долине живем.
– Ну и все равно не поймешь! Чего ж тут непонятного? – пытался отделаться шуткой Стим.
– Вот тут ты не прав. Я ж все-таки не Буратино деревянный. Есть один способ. – Кубер если уж начал себя хвалить, значит, разогрелся не на шутку.
– Лады, вываливай, что надумал, – Стим обратился во внимание. Он хорошо успел узнать Кубера и понял, что бывший хакер никогда в нем не зачахнет. Как был Кубер легок до всякого рода авантюр, так и умрет с этим. Это в крови, это характер, это у него жестко прописано в голове, вмонтировано так, что что-то с этим сделать можно будет лишь в следующей жизни, если нас в этом не обманули.
– Я придумал, как можно взломать их компьютеры и скопировать какие-нибудь файлики, пару папочек там.
– Кубер, ты что хочешь, чтобы мы с тобой завтра с треском вылетели из САДа?
– Извини, Стим, не согласен с формулировкой. Давай лучше буду доделанный. Я так все хорошо продумал, неделю не спал, все голову ломал. Я же мастер с многолетним опытом работ. Ты ж знаешь! В общем, слушай. Мы с Графом…
– Что? Куб! Ты, старый развратник! Ты совратил и этого святого человека?
– Да все не так страшно, Стим! Мы с Графом отвлекаем внимание, а ты просто по-быстрому копируешь файлы.
– Кто? Я? Ты сам то понял, что только что сказал? Как это – я? Вы, значит, кидаетесь из-за угла снежками, а я пробираюсь на территорию противника, и меня тепленького берут! – Теперь уже и Стим стал заводиться не на шутку.
– Стим, я же тебя не брошу, родного! У тебя будет весь необходимый пакет! И мы с Графом будем палить из пушек, и с самолетов, и с подводных лодок, а ты в танке въедешь тихонько пока все в дыму и сорвешь пару яблочек. А потом вернешься, запустишь «гусеницу» – особую программу, которая заметет все следы твоего пребывания на чужой стороне, и сама себя сотрет. Доказательств не будет. Гарантия – пятьсот процентов!
– Ох уж эти обещания! Хотя бы в пять раз меньшее оказалось правдой, – ответил Стим, мысленно разделив пятьсот на сто. – А как тебе удалось подбить на это Графа? Он же никогда раньше не участвовал в таких аферах.
– А просто спросил его, есть ли у него полная уверенность в том, что нам всем уготована благородная миссия. А что, если из нас, по каким-то неизвестным нам причинам, готовят машины для уничтожения? Зазомбируют как следует, например, напичкают дерьмом нам неизвестным. Так вот, Граф не знал, что ответить. И я не знаю. Но уж точно сделаю попытку найти ответ.
– Но, Кубер, наши учителя не могут нас предать. Я это просто чувствую.
– Согласен, Стим. Но ты же не можешь поручиться, что они не окажутся точно в такой же ситуации, как и мы. Ведь не забывай, что как ни крути, а мы находимся на территории воинской части. Ну, так что скажешь ты, Стим?
Кубер наконец перестал кружить вокруг Стима, остановился и уставился прямо в его бездонные голубые глаза. Стим набрал побольше воздуха в грудь, затаил на какое-то время дыхание, и ответил:
– Лады, Кубер, тащи свою тяжелую артиллерию, и что там у тебя в запасе есть. Полезли в чужой сад, яблочки воровать.
D:/Ловушка.cad
Эль замерла в неподвижности, словно окаменевшее ископаемое, напоминавшее о существовавшей когда-то жизни, давно ставшее музейным экспонатом.
Как странно получается: ломаешь голову долгие дни напролет, мучаешься, ищешь ответы, а все происходит как-то молниеносно и само собой, без участия твоих мозгов. И из-за чего? Из-за какого-то всплеска волны? Из-за стада маленьких морских белых барашков, скатившихся дружно на санях с морской горы! Почему какая-то безумная мелочь, на которой не только нельзя строить серьезные предположения, но и рассказать-то кому-нибудь стыдно, но именно она может перевернуть все представления с ног на голову за две трети секунды. И пока блещет эта молния озарения, все вокруг становится кристально ясно; все видится таким, какое оно есть. И еще некоторое время остается точный отпечаток этого момента в голове. А дальше… А дальше наш знакомый постоялец, прописанный на постоянное место жительства по всем известному адресу: Черепная Коробка, дом 1, выходит на балкон как на сцену. И говорит:
– Постойте, постойте! А, собственно, что было? Я вот ничего не видел. А кто-то успел что-нибудь заметить? Или просто показалось?
Под его давлением все участники событий расходятся по домам не солоно хлебавши, пасуя перед этим бессовестным типом. Если бы только не одно маленькое «но», проживающее в таком хитром месте, куда никто не может пробраться.
– Ага! – раздается тоненький голосок этого маленького «но». – Я все видело!
Наш серьезный жилец Черепной Коробки может теперь сколь угодно долго орать, сыпать сверху тяжелые аргументы, выливать факты, опускать гири доводов на веревках с завязанными на ней узлами логических доказательств. ПОЗДНО! Обратного хода нет.
У Эль в какие-то малые доли мгновения произошел переворот в голове. Она продолжала все так же стоять на той же самой площадке, она все так же смотрела вдаль на играющие в салки маленькие волны и на шныряющие между ними большие, неторопливо спешащие по своим волновым делам. Но все было в этом не так!
Что же изменилось в этот ничтожный момент? Что-то внутри нее или в окружающем мире? Она не могла понять, да и не старалась. Ведь это теперь было абсолютно не важно. Главное – это то, что теперь все привычные представления валялись вокруг нее разбитыми стеклянными осколками.
Мир ненастоящий! Она в ловушке! Кто ее здесь держит? Зачем? Как она сюда попала?
– Эй, вы! – крикнула Эль, обращая свое лицо к небу, куда мы по привычке шлем свои молитвы вперемешку с проклятиями. – Кто бы вы не были! Я хочу знать: кто я, где я, что со мной? Слышите? Если я сейчас же не получу ответа, то я… – Она растерялась, немного озираясь вокруг. – Я прыгну с этой стены прямо сейчас! Раз, два,…
Эль начала считать даже не огласив конечной цифры, должной увенчать этот последний отсчет. На счете «три» она сделала резкий рывок к барьеру навстречу заходящему солнцу. И сразу после ее первого шага произошло то, чего она могла меньше всего предположить. Все что угодно: голос с неба, снисхождение с небес, ладони, хватающей ее за руку. Только не это! Все вокруг ЗАМЕРЛО. Вместе с ее собственным телом. Как будто кто-то великий поставил весь мир на паузу…
***
– Алло! – темнокожий человек лет под шестьдесят снял трубку. Он всем своим видом подчеркивал, что принадлежит миру науки: своими очками в красивой оправе, и явно проступающей лысиной, продолжающей и без того большой лоб, и торчащей из кармана белого халата ручкой и чересчур умным взглядом.
– Хортон! – донесся поскрипывающий голос из трубки, явно принадлежащий человеку, стоящему выше по социальной лестнице, судя по властной интонации. Хортон вздрогнул – он явно узнал звонившего.
– А, день добрый, мистер Такинаки! Рад слышать вас! Как ваши дела?
– Это я у тебя хочу поинтересоваться, Хортон!
– Все идет по плану. Завтра переходим ко второму этапу – открываем шлюз.
– Почему завтра? Ведь должно быть сегодня! – Трубка скрипела все сильнее и недовольнее.
– Это был старый вариант плана. Новый я прикладывал к отчету на прошлой неделе. Все под контролем.
– Хортон, у меня клиенты ждут результатов сегодня. И это самое главное. Завтра может быть поздно! Запускай все сегодня, и плевал я на все твои заморочки и изменения в планах. Понял? – не дождавшись ответа, человек с другой стороны океана повесил трубку.
Ученый откинулся в кресле, заложив руки за голову. Такая поза его немного успокаивала. Особенно, когда при этом он протягивал ноги на стол, что произошло и сейчас. Стол его запросто мог сойти за макет комнаты с архивом документов, в котором порылась шайка грабителей, искавших спрятанные документы. Смешались отпечатанные листы с графиками, клочки бумаги, написанные от руки, пустые одноразовые стаканы со скомканной упаковкой внутри, полуполные и полупустые пачки сигарет, записные книжки, компакт-диски в пластиковых коробочках. Кое-где валялись ручки, а угол стола украшала почерневшая шкурка банана. А теперь совсем рядом с пепельницей красовались и черные ботинки хозяина всего этого чудесного беспорядка.
Это была его маленькая месть тому, что в голове приходилось держать все мысли в полном порядке. Ведь он, как руководитель огромного подразделения, ответственный за сотни и тысячи людей, а теперь, может, и за все человечество, не имел права на ошибку.
Хортон достал очередную сигарету, и зажал ее зубами. Затем неторопливо как в замедленном кино чиркнул спичкой – Хортон не признавал зажигалки ни в каком виде – и стал смотреть на горящую древесную плоть, как будто это корчилось в предсмертных муках на огне живое существо. Он смотрел на огонь, как на единственного друга, с которым он мог откровенно поделиться своими переживаниями – такая плата за сверхсекретность преследовала его последние лет двадцать. Но дружба с кем-либо, тем более с огнем – штука опасная. Почувствовав острую боль на кончиках пальцев, Хортон выронил обугленную спичку на стол, а затем ей вслед полетела и сигарета, оставшаяся спасенной.
«Почему я всю жизнь должен делать все против своей воли?» – спросил себя Хортон. Затем он достал из ящика стола потрепанный диктофон и нажал «REC».
– Анжела! Это я, профессор Оливер Хортон. – Он специально назвался, на случай, если эту запись будут прослушивать посторонние люди. – Пришло время тебе многое рассказать, поскольку дело принимает опасный оборот и обратной дороги уже нет. Ты сама решишь, как правильно распорядиться этой записью. Если ты ее слушаешь, то, значит, я уже тебе не помощник. Когда в деле замешаны огромные деньги – не миновать беды. И любой может оказаться затоптанным огромными лапищами этого жадного монстра – жажды еще большей наживы.
Ученый достал из пачки новую сигарету, забыв про ту, что осталась целой, и машинально прикурил, нажав на паузу. Он окинул взглядом свой кабинет, который на первый взгляд казался более просторным, чем был на самом деле. Всему виной – хитрое освещение, создающее иллюзию, что в кабинете большие окна, хотя это было не так. Да и многочисленные зеркала также способствовали этому эффекту. Профессор посмотрел в угол кабинета. Там находилась черная консоль, поверхность которой отражала яркие окна. Это был запасной терминал, ведущий туда, в самые недра эксперимента. По нему можно было проникнуть в самую суть, в самое сердце, обойдя основной канал связи. Про него знали только несколько человек. Может быть, придет время, и необходимо будет воспользоваться этим порталом, чтобы проникнуть туда, в другой мир. Сделав глубокую затяжку, Хортон понял, что немного собрался и может продолжать.
– Как ты знаешь, Анжела, я являюсь одним из руководителей «Проекта L» вот уже более десяти лет. Все, в том числе и ты, Анжела, думали, что это чистой воды фантастика. Так оно и было когда-то. Я и сам не верил в него до конца. Конечно, можно перенести сознание людей на электронный носитель и создать тем самым новую расу на планете Земля – расу бессмертных существ, мгновенно обучающихся, мгновенно перемещающихся в пространстве, могущих быть в разных местах одновременно. Это вполне возможно лет через пятьдесят. Так я думал когда-то. Так думаешь ты. Но мы недооценили, что в развитии бывают иногда резкие скачки, переводящие на качественно новый уровень. Что и получилось. Появились такие новые технологии, о которых еще несколько лет назад нам и мечтать не приходилось.
Хортон с шумом затянулся, потушил окурок и продолжил:
– Я не говорил тебе, но я всегда работал в «Проекте L» и никогда его не покидал. И теперь настало время, когда мы оказались впереди всей планеты. Хотя, возможно, мы же ее и погубим.
Хортон вспомнил времена, когда заголовки газет пестрели словами «бессмертие», «компьютерная раса», «телепортация». Казалось, это было так давно, а всего-то пролетело несколько лет. Вся тема была сознательно уведена в тень, и о ней благополучно забыли, как, например, забыли о теме освоения космического пространства. О тех же полетах на Луну. И никто не знает, каким боком потом что выльется. Ведь никто даже предположить не мог, что 25 миллиардов долларов, потраченные на шесть высадок на Луну, окупятся только с помощью тефлоновых покрытий на сковородках – единственно полезным результатом всей этой кутерьмы. А уж предполагать, что выйдет из «Проекта L» можно сколько угодно. Но только знать наверняка нельзя.
Профессор нее знал точно, зачем он делает эту запись. Поможет ли она ему? Поможет ли она кому-то другому? Не зря ли он вовлекает в эту опасную игру еще и Анжелу – единственного человека, которому он может доверять? Они с Анжелой расстались уже более десяти лет назад, прожив вместе довольно счастливо двадцать пять лет. Дети уже стали совсем взрослыми, у каждого их них была своя жизнь. А он в свое время между работой и семьей выбрал работу. И теперь он был одиноким жалким стариком, не смотря на то, что он уважаемый профессор, руководитель одного из самых амбициозных проектов века. Как человек он был никому не нужен. И из миллионов людей, живущих на Земле, единственный, кто питал к нему хоть какие-то крохи жалости – это была как раз Анжела. И имеет ли он право теперь, после того, что она для него сделала подвергать ее риску? Наверное, правильный ответ – нет. Но что такое правильно, а что нет? Кто бы мог сказать? А если проект выйдет из-под контроля? И кому-то придется искать концы, чтобы хоть что-то предпринять для совершения правильного действия.
По своему опыту Хортон знал, что для того, чтобы справиться с проблемой, необходимо знать о том, как она появилась. И только тогда можно что-то сделать. Выход всегда там же, где вход. И именно поэтому профессор сейчас пытался расставить все по полкам для воображаемого человека, кто будет прослушивать эту запись. Кому Анжела сочтет нужным продемонстрировать ее. А может быть все напрасно? И зря он перестраховывается.
– Профессор Хортон! – раздался голос из вне, обрушившийся на дверь кабинета Хортона вместе с мощными ударами кулаков.
– Да, Ричард! – Хортон выключил диктофон, убрал его в ящик стола и пошел открывать дверь. – Что случилось? К чему такой шум?
– В системе произошли изменения, профессор! Вам срочно нужно подойти. Я даже поставил программу на паузу, – В дверях стоял невысокий белобрысый молодой человек, который весь суетился, переминался с ноги на ногу, вытаскивал руки из карманов халата и убирал их обратно. Он был так взволнован, что и не пытался скрыть свое волнение.
– Что? На паузу? Ты что, идиот? – Хортон пулей выскочил из своего кабинета, громко хлопнув дверью, и побежал по коридору. Он был похож на Маленького Мука, который в своих сапогах-скороходах спешил в Главный зал.
С:/Проблемы.cad
– Я понимаю, что кулаками махать много проще, чем внедриться в суть такой науки, как скажем, квантовая механика или теория относительности Эйнштейна. Немногие ученые на самом деле там разбираются прекрасно, как хотят показать. Вот взять атом любого вещества. Это крошечные электроны, вращающиеся вокруг ядра, как планеты вокруг солнца. А теперь сложите вместе вот такие вот «мини солнечные системы». И эту вот пустоту мы называем твердым телом! Вот если рассмотреть эту вот стену в супермикроскоп, то увидим, что там вообще ничего нет! Пустота! Так почему же мы не можем пройти сквозь нее? Вопрос к вам, на который вы мне ответите позже. Или, если вам угодно, вот вам альтернативное задание: научиться летать. Ведь мы же опираемся на пустоту, когда стоим на полу, и не падаем. Точно так же можно опираться на воздух, он такой же плотный или такой же пустой. Так что если почувствуете себя слишком умными, то можете попробовать полетать.
Учитель Аркадий шагал по рядам небольшого класса, заложив руки за спину и запрокинув голову. Его седые волосы были немного всклокочены, а рот скалился, как будто ему было больно. Глаза Учителя смотрели сквозь толстые очки куда-то внутрь атомного ядра. Часто казалось, что он разговаривает сам с собой, но как ни странно всегда все прекрасно слышал. Дойдя до конца комнаты, он повернулся и продолжил:
– Согласно Программе, вам не требуется становиться специалистами по всем этим темам, как ни жаль. Мое мнение в этом вопросе другое, вы его прекрасно знаете, но, тем не менее, вы должны прекрасно разбираться в сути всех теорий. Включая новейшие веяния. Одно из них мы сегодня разберем подробно. Автором его является один московский ученый…
Стим пытался сосредоточиться на том, что говорит Учитель Аркадий, но мысли то и дело возвращались к вчерашнему разговору с Кубером. Внутри сразу начинался легкий мандраж. «Конечно, Кубер асс в этих делах, ему проще, – думал Стим, – навалил мне всяких программ, как фея золушку предупредил, что после операции все растает. А сам как бы на вторых ролях. Хотя мы с Графом не сумеем корректно отвлечь внимание, это уж он тут непревзойденный мастер по всяким штучкам. Только бы все получилось!»
– Мстислав! Как вы думаете, почему? – Учитель Аркадий никогда не пользовался Никами и кличками учеников, а называл их всегда только по именам. Стим понял, что потерял нить лекции, но не растерялся:
– Простите, Учитель, но у меня нет на этот счет своего мнения.
– В этом нет ничего странного. Многие ученые сломали над этим вопросом головы. – Аркадий продолжал маячить перед глазами.
«Как все-таки хорошо, что в САДу не ставят оценок!» – подумал Стим. Действительно, система обучения здесь не предполагала, что кто-то должен быть лучше или хуже. Все считались изначально достойными и равными, но со своей индивидуальностью. Вот это всем ученикам очень нравилось. Хотя такой подход требовал очень высокой ответственности. Высокое доверие к тебе подгоняет гораздо эффективнее, чем традиционная система кнута и пряника.
– Так вот, – донесся до Стима откуда-то с неведомых высот немного скрипучий голос Учителя Аркадия, – Эта теория описывает материальный мир, состоящий из атомов, молекул, различных элементарных частиц как просто некие возмущения в общем информационном поле, которое, в свою очередь является порождением еще более тонкой структуры, называемую первичным торсионным полем. Но об этом чуть позже.
Аркадий обвел присутствующих взглядом. Он испытывал явное удовлетворение, когда пользовался новыми терминами. Видимо предвкушая длительное объяснение его значения. А уж когда впереди такое красивое словцо! Торсионные поля! Все его слышали, но опять-таки мало кто понимает о чем речь! Научная проповедь тем временем продолжалась:
– Элементы информационного поля не имеют массы и ненаблюдаемы для нас в своем невозмущенном состоянии. Но они связаны все вместе в единую голографическую структуру. В которой информация передается мгновенно. Имеется в виду следующее: если разрезать обычную фотографию пополам, то получим две половины одного целого. А если же разделить пополам голограмму, то получим две идентичные голограммы, каждая из которых содержит в себе оригинал. Вселенная – такая же огромная голограмма. Каждая ее часть связана с любой другой и с целым. И изменение одного влечет мгновенное изменение всего.
С этими словами Учитель Аркадий резко и со смачным хрустом сломал в руке карандаш. Честно говоря, на присутствующих это явно произвело должный эффект. Особенно на Иваноби, который от неожиданности выронил громкое «Ой!». И это только подчеркнуло смысл слов: сразу показалось, что после этого незначительного акта вандализма мир переменился. Довольный произведенным эффектом, Аркадий продолжал:
– Рождение и исчезновение частиц – суть изменения в поле информации. Тот, кто сумеет покорить информацию – завладеет миром! Только представьте, что еще совсем недавно на наших глазах происходила гонка вооружений. Какой детский лепет! Сейчас в выигрыше останется тот, у кого быстрее разовьется компьютерная техника. И кто сможет управлять через информацию материей.
– Скажите, Учитель, но ведь это все похоже на фантастику! – раздался голос Рыжего. – Нам до этого еще ого-го как далеко! У нас такие низкие мощности компьютеров.
– Знаешь, Антон, а ведь в любой момент может произойти прорыв в технологии, и тогда…
Учитель так посмотрел на потолок, как будто увидел сквозь него парящего в небесах Нострадамуса, который вещал одними губами что-то очень важное, касающееся рывка в компьютерных технологиях. Тут он резко отвел взгляд от потолка. Неизвестно, упал ли в этот момент Нострадамус с небес, но Аркадий точно вернулся к настоящему моменту, поправил очки и повернулся к сидящему ближе всего к нему Марку:
– Марк, раздай вот эти книги всем. А мы пока немного прервемся, а затем разберем домашнюю работу.
***
В столовой, похожей на небольшой уютный ресторанчик, только что без официантов в углу около окна сидели трое. Обычная картина в обеденный перерыв. Лишь только заговорщицкий блеск в глазах этих троих нарушал привычное течение жизни.
– Что-то мне, ребята, стало не по себе после сегодняшней лекции, – сказал Стим, приканчивая здоровенную порцию риса с грибами – питание в САДу было исключительно вегетарианским и строилось по индивидуальному плану, который составлял врач-аюрведист для каждого ученика. Считалось, что здоровье, из всего физического образа жизни, в первую очередь зависит от питания. «Что толку лечиться, если ты неправильно питаешься?» – любил говорить он. И тут же прибавлял: «А зачем тебе лечиться, если ты питаешься правильно?» В общем, в САДу за здоровьем своих учеников следили, так что практически никто не болел.
– И у меня нехорошее предчувствие, – добавил Граф, который только еще разбирался с первым блюдом. Он никогда и ни в чем не торопился без надобности. Особенно в еде. – Как будто что-то от нас все-таки скрывают.
– Надо же, – продолжал Стим, – как раз актуальней темы для нас нет. Прям как специально. Может, все-таки правда, что мы тут как слепые кролики, губы раскатали, а попали прямо в самое пекло? Что скажешь, Кубер?
Кубер долго тянул свой любимый напиток – зеленый чай с лимоном, медом и имбирем, который он когда-то вычитал в Интернете на форуме любителей всякой экзотики. Он где-то раздобыл корень имбиря и носил с собой, чтобы можно было при удобном случае настругать немного в чай. Первое время Кубер охотно предлагал всем свою добавку, но так как все, попробовав один раз, на второй отказывались, он давно перестал это делать.
Пауза провисла над столом, как будто в ливень намокший брезентовый потолок палатки, который вот-вот даст течь. Затем, прожевав кусочек имбиря и бросив в рот щепотку тмина – неизменный атрибут каждого стола, сказал: