Судьба в подарок

– Я твой Художник.

– Зачем мне художник? Я и так неплохо рисую. Или ты научишь меня лучше?

– Я не учу рисовать, я сам рисую. Я рисую твою судьбу.

– Такого быть не может, я сама рисую свою судьбу!

1

В Галерее множество Художников упорно трудились над своими рисунками. Было очень душно, но никто не обращал на это внимания, поскольку за всеми строгим взглядом ясных голубых глаз следил Главный Магистр Судьбоведения и любое неповиновение наказывалось лишением возможности пересдать тяжёлый экзамен.

Ягель осторожно и медленно водил тонкой кистью по полотну, словно вытягивал из банки ложку мёда. По его лицу лениво стекали капельки пота, но Ягель не обращал на это внимания. Он мельком посмотрел на огромные настенные часы, мерно и безразлично ко всему отсчитывающие минуты, и издал тревожный вздох. До конца экзамена оставалась каких-нибудь пара минут, и Ягель явно был не в восторге от своей работы. Он посмотрел на сидящего рядом друга, и тот подмигнул ему.

– У вас осталось не более пяти минут, – строго поторопил своих подопечных Главный Магистр. – Заканчивайте и сдавайте работы.

Ягель в отчаянии кинул кисть в специальную баночку с водой и встал, разглядывая получившуюся работу. Времени (да и желания) на исправления всё равно уже не осталось, и Ягель решил не испытывать терпение Главного Магистра, поэтому дал рисунку высохнуть и, положив его на широкий стол из тёмного дуба, вышел из галереи.

– Получилось? – Ягель услышал сзади взволнованный голос своего лучшего друга Пабло. – Магистр сказал, результаты можно будет узнать завтра утром.

Ягель повернулся к нему. Пабло светился от возбуждения и был похож на прикроватный ночник.

– Я не уверен, что справился, – Ягель покачал головой. – Точнее будет сказать, уверен, что не справился. Сегодня не мой день.

Пабло хлопнул его по плечу.

– Да ладно тебе, подождём до завтра. Как говорится, надежда умирает последней. А мне вот уже не терпится получить Золотую кисть и начать настоящую работу с Человеком.

Ягель усмехнулся.

– И чего тебя так тянет к Людям? Неужели нет достойной работы в Полисе? Многие выпускники нашли себя именно в Полисе и сейчас, насколько я знаю, вполне довольны своей жизнью. Не обязательно же быть бессмертным Художником судеб!

Пабло резко остановился и с недоверием посмотрел на друга.

– Да ты что, это же наше призвание! – он сказал это с таким пафосом и вызовом, что Ягель невольно поёжился и задумался.

А ведь Пабло действительно верит в эту чушь про бессмертное призвание, которую им чуть ли не каждый семинар вливали в уши лучшие умы Полиса. Но теперь всё, обучение закончено, осталось только сдать этот чёртов экзамен и получить долгожданную свободу. В отличие от своего друга Ягель совсем не стремился на работу с Людьми. Он не хотел тратить время на изображение человеческих судеб, он не хотел всю жизнь тенью следовать за Человеком и рисовать прошедшие/грядущие события его жизни. Гораздо больше его привлекала перспектива спокойной работы в Полисе, он хотел стать сначала помощником Мастера, а потом и самому стать Мастером, открыть свою мастерскую и быть наставником. В последнее время всё больше выпускников задумывалось над работой в Полисе, нежели чем с Людьми, и, не желая терять работников, магистры пропагандировали на занятиях эту ересь про призвание, привлекая таким образом выпускников к нервной гонке за Человеком, который тебя даже никогда не увидит.

Глядя на затуманенное мечтой лицо друга, Ягель с грустью убедился, что Пабло уже завербован, и решил сейчас не переубеждать его. Будет время, он обязательно с ним поговорит, а пока им стоило отдохнуть после тяжёлого дня, поэтому Ягель примирительно улыбнулся и предложил:

– Может, ночью пройдёмся до паба? Я бы не отказался от расслабляющей порции виски от Мариетты.

Пабло расплылся в блаженной улыбке.

– Точно, сегодня же её смена, как я мог забыть! Я бы не отказался ещё и от расслабляющего массажа от Мариетты!

– Кто знает, может, сегодня тебе повезёт.

***

Ночной Полис очень сильно отличался от дневного Полиса. Ночью жизнь раскрывалась, как бутон созревшего цветка, жители выходили из своих домов, из душных кабинетов, в которых прятались днём, словно беспомощные улитки, и позволяли себе забыть о дневных проблемах, наслаждаясь жизнью и свободой.

Дневной и ночной город были кардинально противоположны друг другу. Днём каждый житель должен был выполнять предписанные ему Великим Правителем обязанности в соответствии со своим социальным положением. Никто не спрашивал, почему и зачем, каждый беспрекословно исполнял свой долг. Но с наступлением темноты, когда Великий Правитель погружался в сон, строго упорядоченная дневная жизнь постепенно замирала, словно уходя в тень и уступая место безудержной ночи. Ночью было позволено всё. И именно ночью, среди вакханалии свободы и пьянства, во многих жителях просыпалась дремлющая днём революционная жилка. Свободолюбивые мысли, неизбежные при таком тоталитарном режиме и контроле, звучали повсюду, шёпотом и во весь голос, в пьяном угаре и в душевной беседе среди близких друзей. Однако жизнь в Полисе была устроена таким образом, что это свободолюбивое настроение было возможно только в ночное время, утром же, с первыми лучами солнца, все снова приступали к привычной работе, впадая в некий транс, словно забывали всё, что происходило ночью. Создавалось такое впечатление, что утром все разом теряли память. А может быть, кто-то в действительности намеренно стирал её. Этого с уверенностью не знал никто.

Пабло и Ягель появились в баре, где работала их знакомая Мариетта, в самый разгар веселья. В шумных группах, состоящих в большинстве своём из их однокурсников и других выпускников, вовсю обсуждались результаты прошедших по всему Полису экзаменов и перспективы дальнейшей жизни. Это была главная тема сегодняшней ночи, и даже привычные уже революционные размышления отошли на второй план. Более опытные работники, уже имеющие трудовой стаж, делились советами с молодым поколением. Однако Пабло и Ягель по обоюдному молчаливому желанию, поздоровавшись со всеми, с трудом протиснулись в самый дальний и спокойный уголок и жестом подозвали официантку. Мариетта не заставила себя ждать. Летящей походкой она подошла к столику и, кокетливо улыбнувшись и слегка наклонившись к Пабло, томно спросила:

– Чего изволите?

Её красное платье с белым фартуком – признак работников местного заведения – элегантно подчёркивало фигуру, а неглубокое, но соблазнительное декольте манило своей тайной.

– Двойной виски со льдом, пожалуйста, – попросил Ягель и толкнул в плечо застывшего в мечтательной позе друга.

Пабло смущённо встрепенулся и, не отрывая взгляда от Мариетты, неопределённо махнул рукой:

– Что-нибудь на твой вкус.

Он уже давно был влюблён в это прекрасное создание с изумрудными глазами и обворожительной улыбкой и страстно желал обладать ею не только в своих мечтах, но и наяву. Каждый раз он предпринимал очередную попытку, которая не приносила результатов, лишь разочарование в себе. Но сегодня Мариетта явно была в настроении, что предвещало Пабло возможную удачную попытку.

Звонко рассмеявшись и кинув на Пабло нежный взгляд, она развернулась, обдав друзей приятным ароматом духов, и ушла за заказом.

– Эй, Пабло, вернись с небес, я хотел выпить с тобой пару бокалов, ну а потом, так и быть, оставлю вас наедине, – сказал Ягель, с усмешкой наблюдая за другом.

– А, да, извини. Ты видел, какая она сегодня? – Пабло в восхищении выдохнул.

– Сногсшибательная? – подсказал Ягель, скрывая улыбку. – Думаю, сегодня тебе светит-таки умопомрачительное свидание.

– Это было бы волшебно! – мечтательно зажмурил глаза Пабло.

Вскоре Мариетта принесла заказ: порцию виски для Ягеля и светло-зелёный напиток с дольками какого-то экзотического фрукта и кусочками льда для Пабло. Поставив бокалы на стол, она слегка наклонилась к Пабло и прошептала:

– Я через час заканчиваю работать. Жди меня у чёрного входа.

Когда она ушла, Пабло залпом выпил половину своего бокала и, громко выдохнув, обеспокоенно произнёс:

– Вот это да! Как я выгляжу?

– Мариетта будет в восторге, – Ягель хлопнул его по плечу.

– Ладно, со мной всё ясно. А у тебя-то какие планы на ночь?

Ягель неохотно пожал плечами.

– Да прогуляюсь немного по центру города, как обычно, и спать пойду. Завтра же вставать рано. Кстати, смотри не проспи.

– Надо бы и тебе найти кого-нибудь, – не обращая внимания на колкую шутку, Пабло оглянулся, словно пытался найти симпатичную девушку для друга. – Почему ты не хочешь начать отношения?

Ягель закатил глаза: эти темы по поводу отношений начинались чуть ли не каждую ночь и уже порядком надоели ему.

– Ты прекрасно знаешь ответ.

– Но ведь в этом смысл нашей жизни: создать крепкий союз со своей Хозяйкой и найти своего Человека, чтобы следовать за ним до конца жизни.

– Вот, кстати, насчёт этого, – Ягель обрадовался возможности сменить тему и ловко ухватился за неё. – Так что, если ты удачно сдал экзамен, пойдёшь искать своего Человека?

– Конечно! Я мечтал об этой работе с первого курса! А ты разве нет?

Ягель исподлобья посмотрел на него и вдруг решил, что нужно сказать, сказать сейчас, сей момент, ибо терпеть и мучиться в одиночку уже не было сил.

– Я не уверен, что это правильно. Ты никогда не думал, что все эти призывы к работе с Человеком – полная бессмыслица?

– Так ты, выходит, революционер? Это тебе к «чёрным революционерам» нужно.

«Чёрными революционерами» в Полисе называли неуловимую группировку, члены которой имели наглость и смелость высказывать запрещённые идеи днём. На них повсеместно велась охота, но, поскольку «революционеры» были весьма проворны и изобретательны, им каким-то образом удавалось долгое время скрываться от ока Великого Правителя. Никто не знал ни их численности, ни имён, ни вообще, существовали ли они на самом деле. Поскольку ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию никто не мог, слухи оставались на уровне слухов, а словосочетание «чёрный революционер» стало символом революции.

– Я серьёзно, ты только представь. А что если Человеком управляет не высшая сила, что если его поступки и решения заранее не известны и зависят лишь от него и ни от кого более? Что если он волен сам распоряжаться своей судьбой и менять её? Что если никакой высшей силы и в помине не существует? – Ягель выпалил эту пламенную речь на одном дыхании, словно долго готовился к выступлению и вот наконец благодарный слушатель нашёлся.

Но «благодарный слушатель» смотрел на него не с восхищением, а, скорее, с упрёком и даже страхом.

– Это уже не просто революционные мысли, это сомнение в нашем существовании! В правильности нашего существования, я бы сказал, – Пабло посмотрел на него с вызовом, яростно защищая идею всей своей жизни, и рефлекторно дёрнул рукой.

Оставшееся содержимое его бокала плавно, словно в замедленной съёмке, скользнуло на пол и растеклось в разные стороны, унося с собой кусочки льда и фруктов. Пабло печально посмотрел на опустевший бокал и сердито сказал Ягелю:

– Я не хочу больше слушать эту чушь! Не порть мне прекрасный вечер! И вообще, знаешь что? Я сейчас пойду и заберу девушку своей мечты на свидание, а ты оставайся здесь и найди себе компанию по душе, – Пабло широким жестом руки обвёл посетителей паба, давая понять, что среди них найдётся тот, кто поддержит Ягеля.

Он встал и, с грохотом поставив бокал на стол, сказал:

– Увидимся завтра утром. Если тебе, конечно, ещё интересны результаты.

Ягель наблюдал за тем, как Пабло подошёл к Мариетте и что-то шепнул ей. Та кинула удивлённый взгляд на Ягеля, но Пабло одёрнул её, и она поспешно кивнула. Затем его друг покинул бар, а через некоторое время вслед за ним, сняв своё фирменное платье и переодевшись в повседневную одежду, выскочила Мариетта.

Ягель в одиночестве неспешно глотал уже третью порцию виски, и разум его постепенно затуманивался. Обсуждать с кем-либо ещё поднятую тему он не решился. Раз уж его верный друг так остро отреагировал, то малознакомые товарищи могут сразу же сообщить, куда следует, и его заберут на допрос. В лучшем случае. А в худшем… Скорее всего, его больше никто и никогда не увидит. Даже и не вспомнит о нём, поскольку работать с памятью, судя по всему, в Полисе умели очень хорошо. А как же всё-таки хотелось вытянуть из себя эти угнетающие душу и испепеляющие разум мысли и аккуратно сложить их в коробочку на замке, доставая оттуда по необходимости!

Допив свою порцию и расплатившись, Ягель, уже смутно осознающий своё местонахождение, нетвёрдой походкой вышел из бара. Ночной свежий воздух тут же ворвался в его лёгкие, вдыхая жизнь в уставшее за день тело. Сделав глубокий вдох, Ягель ощутил прилив жизненных сил и устремился на пустынные ночные улицы, которые настраивали его на творческий лад. Может, действительно стать Художником человеческой судьбы? Может, Пабло прав, может, это и есть их призвание? Только вот как же найти того самого Человека?

При этой мысли Ягель задумчиво посмотрел на одинокий фонарь, чему-то улыбаясь, и внезапно остановился, словно подкошенный, резко упал вперёд на одно колено, будто кто-то с силой толкнул его, и рефлекторно начал размахивать руками, пытаясь найти опору. Лёгкие его болезненно сжались, и он судорожно начал хватать ртом воздух. Судороги продолжались несколько минут, и, когда уже не хватило сил сопротивляться, он безжизненно повалился всем телом на холодный асфальт. Прежде чем затуманенное сознание покинуло его, Ягель успел заметить вышедшего из ближайшего дома мужчину, который тут же кинулся к распростёртому телу.

2

В это самое время в центре города, в одном из коридоров Главного Архива, вдруг слегка приоткрылась дверь в Особую комнату. Один из служащих Вечной охраны вздрогнул, поскольку никогда такой вопиющей наглости самой по себе не происходило, тем более глубокой ночью, и с удивлением и благоговением уставился на пролившийся из образовавшейся щёлочки в тёмный коридор мягкий свет. Безмолвно переглянувшись со вторым охранником, который стоял по другую сторону от двери в Особую комнату, он слегка кивнул головой в сторону лучика света и взглядом спросил коллегу о дальнейших действиях. Сходить с места и шевелиться им запрещалось инструкцией, за исключением непредвиденных обстоятельств, таких как стихийное бедствие, например. Второй охранник задумался, можно ли расценить произошедшее как «непредвиденное обстоятельство». С одной стороны, ничего сверхъестественно страшного не произошло, всего лишь приоткрылась дверь, но, с другой стороны, конечно, это было, мягко говоря, странно. Особая комната потому и называлась «особой», что доступ к ней имели только «особые» и никто, кроме них, даже не знал, что находится в этой комнате. Посторонние не имели права входить туда. И, учитывая то обстоятельство, что комната была заперта, непонятно, кто бы мог захотеть из неё выйти.

Второй охранник соображал несколько минут, после чего, проигнорировав все правила и приложив палец к губам, нерешительно протянул руку и закрыл дверь. Свечение тут же исчезло. Охранники застыли и прислушались. Ничего более не происходило, дверь оставалась закрытой, и лёгкая испарина, выступившая от волнения на лбу первого охранника, начала высыхать.

Тем не менее внутри комнаты всё-таки кое-что произошло, оставшееся, впрочем, незамеченным никем. В большом просторном помещении, очень светлом и даже каком-то, на первый взгляд, воздушном, от огромного, размером почти во всю комнату, белого облака отделились и выплыли две бесформенные бледные фигурки, чем-то смутно похожие по очертаниям на младенцев, и, перегоняя друг друга, направились к колодцу в углу комнаты. Около колодца, зияющего пугающей чернотой, плывущие фигурки замерли, и тут же колодец, как экран компьютера, осветился, и по его поверхности замелькали цветные картинки. Скорость смены картинок была слишком высокой, чтобы человеческий глаз, если бы он находился рядом, смог их различить, но обе фигурки как будто спокойно ждали нужной картинки. Наконец дикое движение остановилось, картинка на глади колодца явила миру хмурое женское лицо с тусклыми глазами, и одна из воздушных фигурок, сделав лёгкое движение, оттолкнула вторую и словно впорхнула внутрь колодца и исчезла. Когда вторая фигурка хотела влететь вслед за первой, «экран» колодца вдруг погас, не пропуская её внутрь. Тут же с потолка опустилось некое подобие сетки, подхватило замершую фигурку, «втянуло» её в потолок, и воцарилась полная тишина, не нарушаемая более ничем.

***

Ягель пришёл в себя на больничной койке. Воспоминания возвращались к нему с трудом, однако, на удивление, чувствовал он себя прекрасно. Повернув голову, он заметил сидящего рядом Пабло с бледным лицом. Увидев друга, Ягель что-то вспомнил, сел на кровати, тронув Пабло за плечо, и спросил:

– Кажется, я испортил тебе свидание?

Пабло вздрогнул от неожиданности и радостно сказал:

– Да чёрт с ним, с этим свиданием, как же я рад, что ты в порядке! Мы с Мариеттой так перепугались, когда узнали. Я сразу примчался. Ты как?

Ягель скинул одеяло и попытался сесть. Пабло помог ему.

– Я в норме. Что с экзаменами? – вспомнил Ягель. – Вообще, сколько времени прошло?

– Ты был без сознания всю ночь и утро. Сегодня утром я уже ездил в галерею. Результаты известны, – он замялся, затем решился и продолжил: – В общем, я сдал экзамен на высший балл. А ты, к сожалению, нет, в смысле, вообще не сдал, – Пабло виновато посмотрел на него.

Ягель поморщился, хлопнул друга по плечу и весело ответил:

– Поздравляю, ты теперь квалифицированный Художник, твоя мечта сбылась! А за меня не переживай так, я знал, что не сдам, да мне и не хотелось особо.

– А ты не хочешь попробовать пересдать экзамен? Я думаю, Главный Магистр не будет против.

Ягель немного помялся, понимая, что сейчас придётся вспомнить их вчерашний разговор, и осторожно ответил:

– Ну а смысл? Я вчера представил тебе свой взгляд на наше обучение и вообще существование в целом.

Пабло нахмурился, но переборол своё желание спорить с другом и начал приводить аргументы:

– Тебе всё равно нужно закончить обучение и получить Кисть, пусть и не золотую, но Кисть нужна каждому Художнику. Тем более…

– Что «тем более»? – насторожился Ягель.

Пабло решил не томить друга и тут же раскрыл все карты:

– Понимаешь, как только Магистр узнал о случившемся с тобой, он велел тебе прийти к нему, как только ты сможешь. Он сказал, то, что с тобой произошло, может быть связано с появлением твоего Человека.

– Что? – Ягель непонимающе посмотрел на него.

– Ну ты сам-то думал, что с тобой произошло и почему?

– Я ничего не понял, я просто вдруг упал навзничь на улице. Такого со мной никогда не случалось.

– Магистр сказал, что такое иногда случается с Художниками, настоящими Художниками, понимаешь? Он сказал, что это твоя судьба, твоё призвание. Он сказал, что ты должен получить Кисть.

Ягель молча смотрел на него. Слова Пабло скорее озадачили его, нежели чем заинтересовали. Главный Магистр должен был иметь веские доказательства, чтобы выдвигать такую версию. Конечно, в словах Магистра звучало больше пафоса и мишуры про судьбу и призвание, которые Ягель терпеть не мог, к тому же он совершенно не стремился к получению Кисти и не поменял своего решения, но всё же подумал, что стоит сходить к Магистру.

***

Светлый просторный кабинет, в центре которого за большим столом восседал Главный Магистр, находился на последнем этаже галереи, и чтобы до него добраться, нужно было преодолеть немало крутых лестниц.

В кабинете находились двое: Магистр и его помощник.

– Сэр, скажите, почему Вы так уверены, что он справится? – помощник старался тщательно подбирать слова, поскольку спорить с Главным Магистром не решался никто.

– Я это знаю, – Магистр отвечал спокойно.

– Но ведь он не сдал экзамен! – не удержался помощник. – Как можно доверить ему человеческую судьбу?! А если он ошибётся?

– А если сейчас ошибаешься ты? От ошибок никто не застрахован, даже Художник, – улыбнулся Магистр и спокойно, ровным голосом сказал: – Ягель, заходи, не нужно топтаться около кабинета. А ты иди, – кивнул он помощнику. – Я позову.

Тут же дверь открылась, и в кабинет зашёл растерянный и немного смущённый Ягель, а помощник проскользнул наружу, окинув Ягеля недовольным взглядом.

– Садись, – предложил ему Магистр, указав на стул. – Я так понимаю, это Пабло направил тебя ко мне?

– Не подумайте, что я напрашиваюсь на пересдачу или мне так нужна эта Кисть, нет. Я пришёл не за этим. Я хочу знать, почему Вы решили, что произошедшее со мной связано с рождением человека? – Ягель внимательно смотрел на него.

Магистр улыбнулся ещё шире и безмятежно ответил:

– Во-первых, не с рождением, а с появлением человека.

– И в чём же разница?

– Этот человек ещё не родился, но это произойдёт очень скоро. Учитывая, что время в нашем мире и на Земле течёт по-разному, я думаю, это произойдёт в течение ближайших дней, – Магистр говорил размеренно и спокойно, при этом накручивал седой локон волос на палец.

Ягель прищурил глаза.

– Я не очень понимаю Вас. То есть этот… человек ещё не родился, но случившееся со мной как-то связано с ним?

– Я полагаю, что душа этого человека уже вселилась в нужное тело, и этот момент совпал с твоим… кхм, падением. Такое случалось неоднократно, многое – на моих глазах. Это твой Человек, Ягель.

– Я не хочу этого, – покачал головой Ягель, словно пытаясь забыть эти слова. – Даже если это правда, я не буду пересдавать экзамен. Не хочу. И заставить меня Вы не сможете, – сказал он бесцеремонно и встал.

Вести себя так в присутствии Главного Магистра было непозволительно, но Ягелю было всё равно. Он верил в стройную теорию жизни, которую сам создал, и не желал её ломать.

– Я и не буду тебя заставлять. Завтра ты сам придёшь. Жду тебя в двенадцать.

Магистр встал, и Ягель понял, что разговор окончен. Не получив никаких доказательств, лишь гипотезы, разочарованный Ягель медленно вышел.

– С чего он вообще взял, что мне это нужно и я приду? – говорил он чуть позже Пабло. – Этой чушью про призвание мне не запудрить мозги!

Тем не менее ровно в полдень он стоял в центре пустынного кабинета в правом крыле галереи. Наверное, даже самому себе, даже где-то в глубине души Ягель не смог бы ответить на вопрос, почему он пришёл. Какой-то внутренний толчок заставил его встать с кровати и прийти в галерею.

Магистр сидел в кресле и раскуривал трубку. Услышав, что Ягель вошёл, он даже не поднял на него глаз, но указал жестом на единственный мольберт, стоящий у окна.

– Приступай к работе.

Ягель озадаченно спросил:

– Что я должен рисовать?

– То, что приходит тебе в голову, – как ни в чём не бывало ответил Магистр. – Что угодно, просто закрой глаза и представь… а потом рисуй. У тебя есть два часа.

Ягель нахмурился и мысленно отругал себя за то, что вообще пришёл сюда. «Что я здесь делаю? Бред… Что это за „экзамен“ такой?!» Но выбора не оставалось: голубые глаза уже вовсю сверлили его взглядом, и Ягель, сжав губы, взял в руки кисть и сосредоточился на своих мыслях. Почему-то в голове его тут же стало пусто, и единственная картинка, вспыхнувшая в мыслях, была весьма странной: одинокое белое длинное здание больницы в предрассветных лучах солнца.

Ягель скривил губы и уже хотел бросить кисть, но вдруг им овладел какой-то азарт. «Ах так, первое, что придёт в голову? Получайте, господин Магистр!»

Весь экзамен Магистр внимательно наблюдал за действиями Ягеля, сохраняя молчание. Не сказал он ничего, даже когда Ягель закончил работу и отложил кисть, откинувшись назад, чтобы осмотреть получившуюся работу. Ягель работал без удовольствия, как будто по принуждению и, скорее даже, из какого-то интереса, однако неожиданно рисунок получился весьма неплохим и полностью отражал пришедшую на ум картину.

– Когда я смогу узнать результат? – взглянув на Магистра, осторожно спросил Ягель, потому что почувствовал себя неловко в этом гробовом молчании и захотел его нарушить.

– Я сообщу, – кивнул Магистр. – Ты можешь быть свободен.

После экзамена Ягель первым делом решил навестить Пабло, который должен был уже сегодня утром стать счастливым обладателем Золотой кисти.

Спальный район Полиса представлял из себя замкнутую структуру аккуратных домиков, ограниченных каждый персональным палисадником с необыкновенно красивыми цветами, выращенными заботливыми Хозяйками. Никто, кроме Хозяек, не имел права заниматься садоводством. Это было основным принципом хорошо организованной структуры Полиса: у каждого социального слоя, у каждого жителя были свои строго ограниченные права и обязанности, никто не имел права заниматься иной деятельностью, не прописанной ему Великим Правителем. Женщины в Полисе имели право занимать лишь место Хозяек, создающих и поддерживающих семейный очаг и хозяйство в доме. Однако право проживания в уютном отельном домике житель Полиса приобретал только после официального создания союза, а до этого момента молодые люди снимали квартиры в многоэтажных домах.