Темная власть. Как спасти детей от наркотиков
Я – жулик. Никогда не воровал, не фарцевал, не барыжничал и презираю это дело. Даже когда мы в Москву переехали жить и я здесь стал как бы новенький, то и здесь не потерялся. Говорю же: я мальчонка общительный. Сразу вычислил, где и как можно делать деньги, кого обжуливать. Нашел товарища с машиной, наладили мы с ним разные игры, вначале наперстки, потом все прочее. И неплохо зарабатывали. Говорят, что наркоманы – грязные, опустившиеся люди, которые все из дома тащат, по-нашему говоря – крысятничают. Крысятничать – последнее дело. Но вы же видите, что я не такой, никогда не крысятничал, не унижался. Сам покупал и жил в чистоте.
Здесь, в Москве, доза у меня выросла до полутора стаканов в день. Это много. И еще я всегда оставлял на утро, чтобы раскумариться. Это вроде похмелья, как у алкашей. У нас называется – кумар. То есть кайфа уже не было. Понимаете, вначале ловишь кайф, а потом привыкаешь и уже нет ничего, только бы раскумариться. Вначале кайф, а потом вся жизнь идет на то, чтобы только стать нормальным. Уколешься с утра – и вроде голова прояснилась, глаза все видят, соображаешь, что к чему. То есть просто становишься нормальным, как все, а о кайфе уже и речи нет. И как бы получается, что овчинка выделки не стоит.
Хотя можно и потом ловить кайф. Если перейти на более сильный наркотик. У меня был случай, когда я закупил большую партию ташкентского опиумного мака. Это совсем другое дело, не то что московский мак-самосей. Можно переехать в Ташкент и вновь начать кайф. Но там, перейдя на ташкентский мак, человек больше двух лет не протянет.
Случалось, и у меня не было денег. И мака – тоже. Начинались ломки. Ну как их описать? Постоянная зубная боль во всех мышцах. Кости, суставы как будто сверлит зубная бормашина. Человека всего выворачивает из суставов; если на кровати лежит, то до потолка подлетает. Страшно, когда у тебя ломки начинаются, и ты знаешь, что вон в том доме, в известной тебе квартире стоит раствор, а ты не можешь его взять, нет денег. Страшно.
Первый раз я задумался, когда позвонили из Минеральных Вод и сказали, что от передозняка умер мой друг. Он был для меня всем – и вот так вдруг уйти. Второй раз, когда однажды проснулся дома в одном пальто на голое тело. Стал вспоминать. Из дома я ушел, как всегда, в костюме и в галстуке. Денег не было. Вспомнил, что на Даниловском рынке отдал барыге за одну дозу и костюм, и рубашку, и галстук. Домой, значит, пришел вот в таком виде.
Я всегда считал себя крепким пацаном, который никогда не будет унижаться, крысятничать, с себя снимать. А тут такая история. И я подумал: а что же дальше будет, если даже моих денег не хватает?
Известно, что будет. Для начала станешь шестеркой у барыги. Барыга тебе скажет: хочешь получить дозу, приведи, найди мне людей, которые купят, которым надо. Побежишь искать, никуда не денешься. Но так много не набегаешься, доза нужна каждый день. Рано или поздно увидишь открытое окно в магазине, какую-нибудь вещь на прилавке, которая лежит и дразнит: вот она, кучу денег стоит, схватил и убежал! И – попал на зону…
Все это я подумал, представил, очень ясно увидел.
И еще. Среди наркоманов есть такие, которые на какой-то определенной стадии перестают есть. Совсем. Я к ним отношусь, как выяснилось. Мне восемнадцать лет, рост – 181 сантиметр. Когда меня привезли в больницу, весу во мне было 39 килограммов.
Страшный прообраз России
Владимир Лозовой, врач-психотерапевт,
г. Екатеринбург
Двор, в котором мы жили и в котором вырос мой сын, был на редкость многодетным. И надо же так совпасть, почти все – одногодки. Двадцать три пацана и девчонки – ровесники!
Со временем мы переехали на другую квартиру, и в старый наш двор я попал через много-много лет. Понятно, стал расспрашивать про своих друзей, про друзей сына.
С моими-то все в порядке – живут, работают. А вот сверстников моего сына – нет.
В самом прямом смысле – в жизни нет.
Из двадцати трех мальчишек и девчонок только трое дожили до восемнадцати лет!
Всех остальных – двадцать человек – в отрочестве еще скосили наркотики.
Подростковая наркомания разрушает организм с самого начала его становления. Мы проводили исследования и установили: тот, кто в раннем возрасте начинает употреблять наркотики, выдерживает в среднем семь лет такой жизни. А дальше – небытие.
И все эти годы меня преследует неотвязно одна пугающая мысль: не есть ли судьба мальчишек с нашего двора прообраз России, образ будущего России?
Если вы скажете, что я преувеличиваю, то отвечу так: эту опасность лучше преувеличить, чем преуменьшить.
В молодежной среде это даже не мода, а эпидемия. То есть массовое заражение. Которое принимает иногда чудовищные формы. Например, как чума расползается новое поветрие – разводить наркотики кровью. О средневековой дикости и тупости можно и не говорить – я только о медицинском факторе. В поселке Верхняя Салда Свердловской области, где впервые и были обнаружены наркотики на крови, почти все наркоманы, молодые совсем люди, оказались зараженными СПИДом. Иначе и быть не могло.
И пусть я снова преувеличиваю, но мне кажется, что нынешнее поколение подростков и юношей мы уже потеряли. Задача в том, чтобы сохранить последующие поколения, остановить расползание раковой опухоли. Иначе судьба мальчишек с нашего двора в Екатеринбурге станет будущей судьбой России.
Для справки. Одна из самых распространенных и опасных болезней в мире – вирусный гепатит. По оценочным данным Роспотребнадзора, число инфицированных в России может достигать 7,6 миллиона. В последние десятилетия молодые люди заражаются им при внутривенном введении наркотиков. При обследовании в городе Верхняя Пышма Свердловской области половина больных вирусным гепатитом оказалась наркоманами.
Кома
Ефим Рачевский, директор школы, г. Москва
В школе – наркологический кабинет. Скажи кто-нибудь из нас такое в советские времена – за сумасшедшего бы приняли. Но будем смотреть правде в глаза: по нынешним временам наркоман в школе – заурядное явление. Мне известно, кто из учеников в моей школе сегодня регулярно курит анашу и колется внутривенно. Это те, про кого я доподлинно знаю. А сколько невыявленных, сколько тех, кто только-только попробовал. И с неумолимой закономерностью через год их количество увеличится.
Так что разговор о наркологическом кабинете в школе из области смелых мыслей переходит в разряд обыденных задач.
Взвесив все, я твердо решил: буду искать специалиста-нарколога. Который будет и врачом, и воспитателем, человеком, который может говорить с мальчишками и девчонками так, чтобы его слово перевешивало слова и посулы дворовых искусителей. Это самое первое и общее представление о его деятельности и обязанностях. Жизнь покажет, какое место он займет и какую роль будет играть в школе. Уверен, что специалист-нарколог без дела, увы, не останется.
И, наконец, самый обыкновенный медицинский момент. Наркотическая кома, смерть от передозировки и прочих нарконапастей становятся обычными в жизни большого города. Кто поручится, что завтра или послезавтра такое не произойдет прямо в классе. Так могу ли я позволить, чтобы в школе, на глазах у всех какой-нибудь дурачок-мальчишка погиб в наркотической коме…
Простота
Почему наши дети начинают курить и колоться?
Подростки над этим не задумываются. А взрослые считают: дурь, мода, влияние западных фильмов, влияние улицы, делать нечего, много свободного времени, и вообще: «Да какие-такие у них могут быть проблемы?!»
Что бы ни случилось, мы, взрослые, знаем – перемелется. Но они-то еще не знают. Какая-нибудь история в школе, на наш взгляд, пустяковая, может привести подростка к мысли о самоубийстве. И в таком состоянии вовсе уж ничего не стоит согласиться на затяжку анаши или первый укол. Да какая разница, если все равно жизнь кончена…
Кто из взрослых задумывается, что такое подростковое сознание? Чем оно характерно? Что такое подросток как общественное и биологическое животное?
Подростковое сознание характерно тем, что его носитель – ваш сын, ваша дочь – все впитывает как губка и ничего не боится.
Вспомните себя: мы такими же были, стремление все попробовать биологически заложено. Как у щенка, которого впервые выводят на улицу, и он, припав к земле, втягивает в себя, как пылесос, все, что встречается на пути. Плохое, хорошее, соленое, пресное, горячее, кислое.
И – ничего не боится!
Поэтому смешны учительско-лекторские проповеди о вреде наркотиков, которые читаются на уровне: «Употребление наркотиков вызывает необратимые изменения в коре головного мозга, болезнь и смерть…»
Во-первых, это – сплошная абстракция. Взрослый человек с большим трудом принимает абстракции как практическое руководство в жизни, а уж подросток – тем более. Во-вторых, подростковое сознание характерно тем, что подросток живет сегодняшним днем и часом. О завтра он практически не думает, разве что о неминуемом приготовлении уроков. В-третьих, вспомните себя: вы в четырнадцать лет всерьез задумывались о болезни и смерти? Кто-нибудь думал, что ОН, такой единственный и неповторимый, вдруг заболеет и умрет? Смешно… Подросток по природе своей, по биологии, уверен, что жизнь его вечна.
Тем не менее, бормотание о «необратимых изменениях в коре головного мозга» считается у нас профилактикой и антинаркотической пропагандой. А какая пропаганда – такие последствия, результаты. То есть сплошной вред. Страшный вред. Потому что подросток уже уверился: всё, что мы говорим о вреде наркотиков – туфта, лапша на уши.
И в то же время, часто отвергая наши нравоучения, подросток особенно восприимчив к мнению своей среды, своего окружения, подростково-молодежного мира. К тому, что мы называем общественным мнением, модой или террором среды.
Отнесемся к этому серьезно. Вспомним, во что и как мы одевались 50—60 лет назад, и во что одеты сегодня. Да-да, мы с вами, такие умные, самостоятельно мыслящие, независимые! Этот самый простой пример с обескураживающей убедительностью доказывает: если все носят узкие штаны, широкие штаны, джинсы или слаксы – и ты будешь, никуда не денешься.
Безобидная по части штанов, мода стала убийственной, когда распространилась и на наркотики. В начале шестидесятых годов прошлого века в нашем областном городе некоторые мальчишки начали курить анашу. Мы их знали наперечет и называли придурками. Для нас престижным считалось купить пол-литра портвейна на троих и распить тайком в сквере – вот это круто, мы почти как взрослые, а анашисты – придурки.
С тех пор шкала дворового подросткового престижа перевернулась. Сейчас на пришкольных пустырях и во дворах курение анаши считается делом чести, доблести и геройства, показателем крутизны. Того, кто не курит марихуану, считают слабаком, трусом. Как устоять четырнадцатилетнему человеку перед таким напором, какие силы надо иметь, чтобы сказать – нет. А ведь во дворе он – живет, это его мир, его социальная ниша.
Вот и получается, что он не может отказаться. Он беспомощен перед террором среды. Да что дворы! То же самое происходит и в институтских коридорах, где вроде бы уже умненькие, почти взрослые юноши и девушки. Наркоманы, сидящие на игле, не пьют, они алкоголиков презирают, считают алкоголь грязным кайфом, бычьей тягой. Там, в институтах, наркоманы объявили себя продвинутыми, белыми людьми, а все остальные – быдло. Вот многие из обычных ребят и тянутся к ним почти поневоле: не хочется выглядеть быдлом…
Чтобы отказаться, надо иметь силы. А силы дает только знание.
На встречах с подростками я говорю: «Вот перед вами яма с дерьмом. Тот, кто прыгнет в нее, будет во всей округе считаться самым крутым парнем. Кто из вас прыгнет?»
Смеются. Потому что знают: это дерьмо, будет вонять.
Вот мы и пришли к главному, ошеломительному выводу. Наши дети начинают курить и колоться, потому что ничего не знают о последствиях.
Когда им во дворе предлагают: «Курни, получишь кайф», они понятия не имеют, как и чем будут расплачиваться за первую затяжку и первый укол. «Необратимые изменения в коре головного мозга» они давно считают туфтой. Кое-что знают о ломках, о привыкании, об угрозе подсесть… Но ведь КАЖДЫЙ считает себя крутым, это Васька и Петька тряпки безвольные, а Я – СИЛЬНЫЙ, Я все могу…
И потому подросток бесстрашно идет на первую затяжку, абсолютно уверенный, что это как прогулка в парк: захочу – войду, захочу – выйду. Не зная, что калитка тут в одну сторону, и она уже захлопнулась.
Получается, что у подростков практически не было и нет выбора, когда взрослые наркоманы обещают им золотые сны, кайф.
Расплачиваться придется образом жизни. А какой он, образ жизни наркомана?
Вот это и есть тайна, которую взрослые наркоманы подросткам никогда не выдают и не выдадут. В лучшем случае скажут, что да, трудно бывает, когда вмазаться нечем, но тут главное – быстро достать, вмазаться, и снова начнется кайф.
А как на самом деле – вы уже кое-что знаете, и еще узнаете.
Ловушка
Как подростки начинают курить и колоться?
Возможных сценариев немного. Они разнятся только деталями. В остальном все одинаково.
Итак, вечер, двор, лавочка в укромном уголке. Сидят, курят, болтают о том о сем мальчишки и девчонки лет тринадцати-четырнадцати. К ним подходит группа парней и девушек постарше. Один из них спрашивает:
– Ребята, а что это вы делаете?
– Да сидим, курим…
– А что курите?
– Как «что», сигареты…
– Ну вы совсем как маленькие! – изумляется парень. – Другие пацаны давно уже от травки балдеют, а вы сигаретки сосете.
Заметьте психологически точный первый удар – подростков обозвали маленькими. А в четырнадцать лет все считают себя уже большими, почти искушенными. Надо что-то отвечать. И тут обычно находится мальчишка, который говорит: «А у нас же нет…»
Если не находится, то разговор в нужное русло мгновенно направляет кто-нибудь из старшей компании:
– Да что ты, Вася, у них же нет, они ж еще маленькие…
– Как так «нет»? – воодушевляется «Вася». – Ноу проблем. У нас-то все есть. Что хотите, ребята, хоть травку, хоть винт…
Расчет беспроигрышный. Как говорится, на «слабо» берут.
Обратите на этот момент самое серьезное внимание. Речь идет как раз о том, что называется подростковым сознанием. Вспомните знаменитый фильм «Назад в будущее». Что там является пружиной, которая раз за разом раскручивает все действие, на чем держится сюжет? На какой «глупости»? На каком «пустяке»? А на таком, что в самый решающий момент киношный мерзавец говорит Марти Макфлаю: «Да ты что, боишься?» Марти тут же взвивается: «Это я боюсь?!» И попадает в очередную переделку.
Учтите также, что все происходит на глазах у друзей и подруг. Если бы подросток был один, он еще мог бы отказаться. Но в компании (!), на виду у всех, когда предлагают старшие, да еще когда всех как будто ненароком назвали «маленькими», а ты-то давно уже не считаешь себя «маленьким»…
В общем, отказаться почти невозможно. Курят, колются, кайфуют, входят во вкус и привыкают. Так продолжается некоторое время. Пока тот же старший парень однажды не скажет:
– Мальчики-девочки, а вам еще не надоело ширяться на халяву? Оно ведь бабок стоит, платить надо!
Все. Игры кончились. Ловушка захлопнулась.
Для справки. По данным исследования, проведенного Государственным антинаркотическим комитетом, каждый четвертый россиянин в возрасте от 11 до 24 лет когда-либо употреблял наркотики. Каждый пятый впервые попробовал их в возрасте до 15 лет.
Среди причин называли «любопытство» (53%), «за компанию» (22%). Из тех, кто никогда не пробовал наркотики, 17,5% сказали, что обязательно попробовали бы, если бы такая возможность им представилась.
По данным НИИ академии Генпрокуратуры, с 2010 число детей, совершивших преступления в состоянии наркотического опьянения, выросло более чем в три раза.
Секретарь Совета безопасности РФ Николай Патрушев сообщил (март, 2017), что количество несовершеннолетних наркоманов увеличилось на 60 процентов.
Расплата
Как и чем платить? Где деньги взять?
Когда на лекциях в школах или в училищах я подходил к вопросу, «где деньги взять», обязательно находились несколько мальчишек, которые кричали: «Воровать»! Да, отвечал, разумеется. Но поскольку воровского опыта у тебя нет, то на третий или четвертый раз ты попадешься. Зона. Малолетка. Зона, во-первых, страшна тем, что подросток там живет с ощущением безысходности. Ведь в этом возрасте два или три года – это бесконечно долгий срок. Жизнь кончилась. А раз так, то ничего не жалко, и себя в первую очередь.
Во-вторых, в обычной жизни есть еще какие-то ограничители и контроль: родители, учителя. На зоне мальчишка в некотором роде сам себе хозяин. Добыча и употребление кайфа, поставка которого туда налажена, только приветствуется. Значит, выйдет он оттуда законченным наркоманом. Снова начнет воровать. Снова попадется, но это уже будет повторка. То есть срок большой. А там, на зоне, или после повторной отсидки, быстро кончится: от грязного наркотика, от передозы, да мало ли от чего… Отмучается сам и перестанет мучить родителей.
В представлениях мальчишек есть еще вариант доставания денег. На встречах они кричали из зала: «Стать распространителем!» Чувствуете, теоретически они уже все знают.
Как это происходит? В известном всем доме в вашем микрорайоне живет наркодилер. К которому чередой идут подростки. Он отмеряет им, к примеру, порцию героина и говорит: «Здесь двадцать доз. Девятнадцать продашь, принесешь столько-то денег. А двадцатая – твоя! Бесплатно!»
И подростки ходят под тяжелой уголовной статьей «сбыт наркотиков», работают на наркомафию бесплатно, «за дозу».
Каналы распространения изменились с бурным развитием интернета. Он позволяет наркодельцам сохранять анонимность. Курьеров находят через сайты, мессенджеры и соцсети. Им предлагают взять пакет в пункте «а», разложить на десять маленьких и развезти в десять разных точек.
Многие понимают, что там, в закладках. Но ведутся на якобы легкие деньги. К тому же большинство кладменов – так их называют – сами наркоманы, которым не хватает денег на дозу. Их жизнь на воле – месяцы. При прежнем способе отследить было трудно, а сейчас – почти на виду. И полиции «хорошо» – в разы выросла «раскрываемость». Сейчас наркоманы и продавцы наркотиков – четверть от всех осужденных в России. За хранение и транспортировку запрещенных веществ – до 3 лет. За хранение или перевозку в крупном размере – до 10 лет. А наркодельцы по-прежнему на воле. Нанимают новых. Это уже конвейер. Конечный пункт – зона.
Еще подростков используют в роли «торпед». К примеру, после употребления «дозы» мальчишка чувствует себя терминатором, способным ударом кулака проломить кирпичную стену и разорвать голыми руками тигра. Да еще его психологически обрабатывают, внушают, что надо сделать и как это легко, после чего он, как зомби, идет и «делает»… Приходит в себя зачастую уже в камере. Потом – зона, и так далее…
Впрочем, я уже начал рассказывать от своего имени. Пересказывать. А это неинтересно и неубедительно.
Если хотите знать правду, чтобы сделать осознанный выбор, то наберитесь мужества и прочитайте до конца исповеди. Это неприятно, это изнанка жуткой жизни, но все-таки прочитайте, хотя бы из чувства болезненного любопытства.
Для справки. Более 50 процентов ВИЧ-инфицированных заразились, употребляя наркотики.
Семь процентов молодых мужчин-наркоманов официально признаны инвалидами.
Две трети всех мелких краж и грабежей (а это 340 тысяч преступлений ежегодно) совершают наркоманы – для того, чтобы добыть деньги на дозу.
Сон третий
Борис Варзобов, 36 лет, начальник станции техобслуживания автомобилей,
Ставропольский край
Страшно – не то слово. Этого не объяснить и не рассказать, можно только заснять на видео и показывать, чтобы люди представляли, что такое ломки. Мне повезло, я во сне обломался, а вот сосед по палате не выдержал, выбил окно и выпрыгнул со второго этажа, побежал искать дозу. Ну не смог человек, не вынес.
Когда меня начало крутить и ломать, от меня врачи двое суток не отходили. Я приехал в Москву уже на ломках, дома укололся последний раз – и в путь. Поезд пришел вечером, пока добрался, пока нашел, а мне тут говорят: без разрешения заведующего не можем положить. Я кричу им: да вы что, да я с ума сойду, меня уже ломает всего. Начали искать заведующего по телефону, нашли у знакомых, слава богу, он разрешил. Начали меня колоть разными лекарствами, а ничего не помогает, рука уже распухла от иглы. Дурняк начался, крыша могла поехать, или просто бы не проснулся, сердце бы не выдержало. То есть их лекарства, американская методика – и то не могла снять ломок. Я думаю, что у меня был свой опиум, отборный, особо сильный, а у них – слабей. Крепости нет, а доза большая, вот и провел я двое суток на краю. Хорошо еще, без сознания был, то есть во сне.
А потом, когда проснулся, когда переломался во сне, – тоже надо выдержать. Ломок нет, но начинается отходняк, психоз. Самый опасный момент. В этом состоянии все случается. И вены режут, и из окна выпрыгивают. Не для того даже, чтобы убиться, покончить с собой, а вроде бы из себя выпрыгнуть, сотворить с собою что-нибудь. Послушать истории, какие в лечебнице и вообще с наркоманами, так у самого здорового человека крыша поедет. Уже после того, как ломки сняли, ходят невменяемые, сознание спутанное. Кто мак собирает, кто мышей отлавливает, кто мух. Мальчик Сережа был, двадцать лет, из хорошей, приличной семьи, к нему все время теща приезжала, видная такая, солидная женщина. А сам он рисовал очень хорошо, прямо как волшебник, ей-богу. Так вот, он в психозе закрылся в туалете и вскрыл себе вены. Лена была, девочка, на вид лет двенадцать, прямо куколка. Увидела мужчину, который пришел к ней на свидание, и – головой в окно. Говорят, он был главарь их, увидела и испугалась…
Я на иглу сел по стечению обстоятельств. Конечно, по молодости покуривал, но потом бросил: и по должности вверх пошел, стал человеком солидным, и вообще… Но попал в аварию, произошло ущемление позвонков, стала рука сохнуть, неметь, ныть. Криком кричал – такие иногда боли накатывали. Стал потихоньку колоться, снимал боль. Конечно, втянулся, уже не мог без этого. А ведь я – человек на виду, да еще в маленьком городе. Сами понимаете, что такое начальник станции техобслуживания автомобилей в наши времена. Мне надо держаться, у меня работа. Какая работа, когда только об одном думаешь: как бы приготовить и уколоться. Уколешься – тем более не до работы.
Конечно, многие видели, что со мной неладно, но я отговаривался тем, что рука сохнет, болит, вроде бы врачи прописали. Счастье мое, что я на такой должности – деньги есть, возможности есть. Я садился в свою машину и ехал на Украину, там у меня были постоянные поставщики опиумного мака, скупал его мешками. Стоил он тогда дешево, а сейчас уже деньги бешеные.
Раньше мне одного стакана хватало, а в последнее время – дошел до двух стаканов. Причем лучшего, отборного мака, не какой-нибудь воды. Короче говоря, ни в нашем городе, ни в наших краях обо мне почти ничего не знали: я не покупал, в компании, где хором на игле сидят, не ходил. Так, подозревали слегка, но в общем я репутацию держал.
Однако, держи не держи, а это все равно не жизнь. Кайфа уже нет, доза постоянно растет, организм перенасыщается. Опиумный мак действует как снотворное, постоянно ходишь сонный, апатичный. Ты сам для себя уже не человек, а какая-то обуза, самого себя тяжело и противно тащить по жизни. Вот примерно такое чувство испытывает каждый наркоман.
Я не говорю о безденежных, пропащих мальчишках и девчонках. Там вообще полный беспредел, их за дозу можно заставить… не буду говорить… все можно заставить. Я говорю, как живут солидные люди, при должностях. То ли по глупости, то ли по недоразумению сели на иглу – и все, не могут сойти. Тот же мой друг, хозяин центрального гастронома в нашем городе. Все есть, недавно женился на молоденькой девушке – живи да живи! А какая у него жизнь? Такая же, как была у меня. Плачет при встрече, зубами скрипит, говорит: сам себя в тюрьму посадил, и не могу выйти! Вот в этом и кошмар жизни моих знакомых, да вообще это человеку тяжело, когда хочешь, а не можешь. Чувствуешь себя как последний червяк.