Над Родиной, над бездной
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Над Родиной, над бездной
Александр Хабаров
Над Родиной, над бездной
© Хабаров А. И., наследники, 2022
© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2022
В оформлении обложки использована фотография Елизаветы Хабаровой
Идея обложки – Елизавета Хабарова Дизайн обложки – Анна Розанова
* * *Честен, как священная война
(об авторе)
Как легко было писать о Саше, о его стихах, когда он был жив. И так трудно, когда его не стало…
Раньше я писала, фактически всегда обращаясь к нему лично, потому что в первую очередь это нужно было ему: он всегда жадно ловил каждое слово читателя, слушателя, критика, как любой поэт, искал и ждал понимания, сопереживания.
И любви, которой ему так не хватало. Да, любовь очень, очень нужна поэтам! Не успех и популярность – минутные удовольствия, а подлинная любовь к поэзии. К его поэзии – конкретного человека, в муках создающего чудо.
Он говорил, что вся жизнь его состоит из удивительных встреч, чудес и приключений: «Многие тысячи, сотни тысяч людей прошли через мою жизнь, но немногие оставили следы, которые и сейчас различимы на этой длинной и пыльной дороге. В 1983 году, какой-то зимней ночью, я со слезами на глазах слушал по радио „Би-Би-си“, сквозь шумы „кагэбешных помех“, повесть Леонида Бородина „Третья правда“, но и предположить себе не мог, что через двадцать лет мы с ним, давно уже главным редактором журнала „Москва“, будем ехать в одной машине в Ярославль и ссориться – по моей нетрезвой вине». Встречу с великим русским писателем Леонидом Ивановичем Бородиным он считал очень важной для себя. Наверное, с той поры у Саши сформировалась цель – стать сотрудником журнала «Москва». И он стал им (к сожалению, когда Бородина уже не было на свете): заведовал редакцией поэзии и сам повлиял на судьбы многих людей – чутьё на хорошие стихи, настоящую поэзию, понимание подлинной литературы у Хабарова были врождённые.
Дмитрий Артис написал в кратком слове на смерть Хабарова: «Поэт, писатель, потайной советник журнала „Москва“, как называл его главный редактор журнала Владислав Артёмов. Многим помогал печататься, многих любил, обожествлял поэзию и сам был её верным ангелом-хранителем. Светлый воин». Да, вот это восприятие Саши, его поэзии, запечатлелось у многих – рыцарь, воин, Честь и Достоинство!
Самого Сашу когда-то на поэтическую дорожку «благословил» Андрей Вознесенский, который во времена нашей молодости находился в зените славы, был признанным литературным корифеем. В стихах Хабарова его поразили несомненный самобытный талант и потрясающая искренность.
Он родился 11 февраля 1954 года в Севастополе – и навсегда сохранил связь с этим городом-героем, посвятил ему многие из своих стихотворений. И по месту рождения, если можно так сказать, и по сути своей Саша был настоящим романтиком – первой его мечтой стала мореходка. Поступил в мореходное училище, но захотелось большего – его поманил университет. И вот он, упорный, уже учится в Крымском государственном университете. Потом, конечно, его помотало по жизни: работал матросом-рулевым, инструктором-спелеологом, наладчиком ЭВМ, журналистом, словно пытался познать себя, выбрать настоящее своё дело.
И нашёл его – он стал Поэтом. Невозможно было не заметить его стихи, и Сашу поддержали многие известные и состоявшиеся литераторы.
«В 1989 году я получил свой первый гонорар за книгу стихов „Спаси меня“, вышедшую в издательстве „Молодая гвардия“ благодаря Святославу Рыбасу. В 1991 году благодаря ему я робко и неумело уже читал стихи с экрана Центрального телевидения».
А в 1996 году Александр Хабаров вступил в Союз писателей России, стал автором многочисленных публикаций в газетах, журналах, на электронных поэтических площадках: «Литературной газете», «Литературной России», «Москве», «Юности» «Неве», «Просторе», «Гостиной» и других. Он автор четырёх сборников стихотворений, нескольких романов, книг публицистики; лауреат многочисленных ежегодных премий журналов «Москва» и «Юность», Всероссийской премии имени Николая Заболоцкого, общенациональной Горьковской премии, премии журнала «Чайка» (США).
Его жизнь оборвалась утром 25 апреля 2020 года.
Наталья ЛясковскаяТолько крепче, мой ангел, держись за меня…
Я прочёл на странице семьсот двадцать два,Что из жёлтых костей прорастает траваИ не выжечь её сквозняками;А однажды и люди воспрянут из путИ сквозь чёрное небо они прорастут,Облака раздвигая руками.Я прочёл на какой-то из главных страниц,Что мы, люди, прекраснее лилий и птицИ чудеснее ангелов Божьих;Мы спасёмся с тобой от воды и огня,Только крепче, мой ангел, держись за меняНа подножках и на подножьях…Я и сам-то держусь ослабевшей рукойЗа уют, за уклад, за приклад, за покой,За насечки по счёту убитых;Только где-то прочёл я: спасут не стволы,А престол, пред которым ослы да волыИ повозки волхвов даровитых…Византия
Белым-бела моя бумага,Хитон мой грязен, пуст мой рот.Я византийский доходяга,Космополит и патриот.Рука невидимая рынкаОпределяет жизнь мою.Мой завтрак – бледная сардинка,Обед – поэзия в раю.Хожу голодный и свободный,Цепями ржавыми звеня,И Константин БагрянородныйКак брата чествует меня.Слова
За слова, бывает, платят кровью.Впрочем, не «бывает», а всегда.Я себе, как барскому сословью,Задолжал и чести, и стыда.От себя не скроешься в тумане,Не уйдёшь от собственных теней:Тащат, как монголы, на арканеПо степям, по остриям камней…Хоть обсыпься пеплом или прахом,А как глянешь в чистый водоём —Там лицо, изрезанное страхом,Чёрный зрак, пробитый копиём…2015Страх
Лунный свет острей ножаВ государстве мрака.В этом мире госпожа —Чёрная собака.В этом мире нет очей,Здесь не любят зрячих.Мы с повязками ночейНа руках у мачех.Нас несут они гуськомВ ельник за рекою.Удавить – кого платком,А кого рукою.И не вырваться никакИз холщовых связок.Не отбиться от собакИз паскудных сказок.Что ж, неси меня, неси,Мачеха-дорожка.Крикну: «Господи, спаси!» —И спасусь немножко.Приют
Сергею Голышеву, другу и художнику
Приют земной – нора и яма,Ноябрь под мёртвой головой.Зачем же я родился, мама,Зачем остался я живой?!Сто раз упал, ломая рёбра,Растратил молодость на смехИ ржавый нож точил недоброДля самой страшной из утех.Всё усмехался, зло и криво,Не уповал на суд и рокИ непременно ждал разрываСо всем, что сам не уберёг.Но, даже падая с карнизов,Шагая в заревах огня,Я принимал судьбу как вызов,Как крест, врастающий в меня.И может быть, средь чёрной лени,Пройдя негожие места,Для Бога я хранил колени,Для Чаши я хранил уста…Мир не так уж тёмен
Мир не так уж тёмен, как казалось…Ночь не смерть, усердствует свеча.Сединою выстрадана жалостьНа висках пропойцы-палача.Женщина моя на всё готова,Дом стоит, стихает снегопад;И посредством истинного слова,Как всегда, преобразился гад.Этот мир уж очень, очень светел,Не видать звезды или огня —Я боюсь, что ангел не заметилВот такогосветлогоменя…Мир не тёмен, тьма внутри и сбоку,Посвети мне, я сойду во тьму.Шаткие ступени – это к Богу,И обледеневшие – к Нему.Я сойду – там свет уже не нужен,Ты свети, а я иду, иду,Падаю, лечу, обезоруженИ подхвачен прямо на ходу…Ты и я
Светлане
Мы познакомились в котельной,где я служил как истопник,и труд мой был почти бесцельный —к такому я давно привык.Я кланялся своим лопатам,крепил выносливость углёми сочинял отборным матомстихи о будущем своём.А ты без жалости и страхавошла в мой мир углей и грёз,как комсомолка в штаб гестапо,как дочь кулацкая в колхоз.Ни недостатка, ни излишкав тебе не видел я ничуть.Твоя мальчишеская стрижкалегко склонилась мне на грудь.Мои стихи тебя пленили,сковали, бедную, навек.Вот так с тобою поступилиодин поэт и человек.Разговор Сугробова с Январцевым
IЯнварцев, друг, хоть ты и не еврей,А топчешься на русском перекрёстке.Ты не устал от этих январей,Роняющих рождественские блёстки?От сладкой предпасхальной немоты,Стояния с зажжёнными свечами?От встреч нежданных с возгласами «Ты!»,От столкновений с чуждыми плечами?От этой восхитительной страны,Где благовест тревожнее набата,Где речь об объявлении войныИз доходяги делает солдата?Ты не устал от этих пустырей,Что поросли быльём дикорастущимИ вовсе не дождутся косарейНи в этом веке, ни в ином, грядущем?IIЯ не устал. Мой век отмерен вширьПростором мысли и восторгом веры.Саженью измеряется пустырь,Но не нужны просторам землемеры.Владею всем, что выдал мне Господь:Землёй и синевой небесной твердиИ той водой, что превращает плотьВ творение, не знающее смерти.Мой перекрёсток – это просто крест,Тебе его не видно из трясины,Но я-то каждой ночью слышу трескКостей своих и крестной древесины.Прислушайся, Сугробов! Жизнь проста,Нет ничего, что жизни этой проще:Любое утро – снятие с креста,И всякий сон – как в Гефсиманской роще.Тебе, Сугробов, выдано сполнаЛюбви и силы, гнева и отваги,Ты честен, как священная война,И милостив, как царские бумаги,Но, к сожаленью, вовсе не поэтИ даже не пловец в подлунном море,И крыльев у тебя, Сугробов, нет,Чтобы летать в сияющем просторе.Попробуй жить обычным рыбаком,Тащи в лодью свой невод загребущий.Глядишь, и позовёт тебя кивкомПо берегу задумчиво идущий…Имена
Завесы разошлись от крика,К стакану тянется рука.Прощай, Россия-Анжелика!Мария-родина, пока!Под дребезжанье фортепьяноСдвигаем стулья для гостей.Не унывай, Москва-Татьяна,Узнаешь всё из новостей.Какой развод без карабина,Какая свадьба без стрельбы?Прощай, Марина-Украина,Трещите, гордые чубы…Звеним, как выбитые стёкла,Нас не слыхать издалека.Не забывай нас, Волга-Фёкла,Поплачь, Алёнушка-Ока…Крепчает бормота-цикутаНа донышках немытых чаш.Поставь свечу, Сибирь-Анюта,За образ уходящий наш.Я сын Советского Союза,А мать моя – Надежда-Русь…Прости за всё, Светлана-муза,Я обязательно вернусь.Пускай испита жизни чаша,Судьба бела, как черновик…Живи, поэзия-Наташа,Тебя не вычеркнут из книг!Ещё далёко до рассвета,А нам – по краешку ползти…Прощай, страна-Елизавета.Мария-родина, прости.Сирота
По заказу Ирода-царяИ меня искали.Только зря.Дон меня не выдал, спас камыш.Прошептала звёздочка: «Малыш…»А вдоль берега скакали кони, кони,Злые кони в цезарской попоне,Стражники вздымали копияНа тревожны шелесты былья…Но Господь везеньем не оставил,Товарняк на рельсы Он поставил,И уехал я, упав в песок,На восток, братишка, на восток…Сорок лет кочую в захолустьях,Воду пью в холодных русских устьях,Чёрный Христа ради у мамашРусский хлеб выпрашиваю наш…Я не раб, не вор, не росомаха —Огород вскопаю в три замаха!Погремуха – Стёпка Огонёк.А крестили? Вроде бы Санёк…«Любви нас учит правильный Господь…»
Любви нас учит правильный Господь,Он учит нас не цацкаться с врагами,Не сокрушать недужную их плотьНабитыми стальными кулаками,А сокрушать – словами, хоть в пылу,То это мы должны, мы это можем…Но почему ж на всякую хулуВыхватываем кортики из ножен?Огонь
Меня сожгли на юге Украины,Мной, как золой, посыпали руиныИ срезы ядовитого жнивья.Но я не растворился, не распался,Мой скорбный дух не умер, он осталсяВ пространстве мирового бытия.Давно готовы крылья для полёта,Мне ангел дал огонь для огнемётаИ чёрный шлем небесного бойца.Вожу прицелом по суконным спинам,Ищу тебя, пропахшего бензином,Ведь я тебя запомнил, подлеца!2014Не хватает сердца
Печален мир. В нём нет воды, огня,В нём не хватает платины и ситца,В нём не хватает, может быть, меня,В пустое небо падшего, как птица.В нём не хватает белых городов,И чёрных сосен вдоль ночной дороги,И грохота ломающихся льдов,И волчьей своры, уносящей ноги.Мне в этом мире странно пребывать;Круг бытия становится всё уже,И всё трудней с разбега разбиватьУзорчатый ледок апрельской лужи.Мир опечален слабостью моей,Я опечален миром уходящим.Не русский, а советский соловейМеня учил мотивам леденящим,Да вот недоучил… Едва пропевПоследний писк, в котором сердце тает,Как плод, упал, исчез среди дерев,Оставив то, чего и так хватает…А не хватает – сердца в небесахИ голоса, чтоб нёсся надо льдами,Как вольный дух, как неизбывный страхПред всем неведомым, что будет с нами.Чтоб тень мелькнула в глубине двора,Чтоб неспроста залаяла собакаИ скрипнула бы дверь, когда пораВ ночь уходить —Без адреса,Без знака…Лесополоса
Я всегда пребывал на последних роляхВ шумных пиршествах, в обществах жрущих.Я всегда умирал на бескрайних полях,Где совсем уж не видно живущих.Я шатался по травам, свободен и бос,Обходя пропускные заставыПо тропинкам, вдоль сталинских лесополос,По окраинам хлебной державы.И теперь я лежу посредине земли,Где бессмертники дремлют хорами.Жду с востока зари, чтобы ноги неслиК безымянным домам за буграми.Со штанин поснимаю сухие репьи,Добреду кое-как до сельмага…Оживу за измятые эти рублиИ воскресну в траве у оврага.Простучит за пригорком «Саратов – Москва»,Просвистят реактивные звуки,И склонится к России моя голова,В ледяные отцовские руки.Суд
Сомкнулись веки мудрецов,Сложили крылья птицы.Нам обещали суд отцовПослы из-за границы.И мы, губами шевеля,Шептали вечерами:«Да будь ты проклята, земля,Заря не за горами!Отмоемся от всех кровей,Отрём слезинки платомИ встретим тех, кто был правей,И хлебушком, и златом…»Но как прознать иной зариИ звёзд в рассветной дымке,Когда придут судить цариГрехи и недоимки?Не хватит странникам хлебовИ злата богатеям,Чтоб рассчитаться за любовь,Которой не имеем.Руфер
Подо мной пространство без огранки,Мутный страз, искусственный рубин:Вижу мир в разрыв телепрограммки,В трещины расстрелянных витрин;Там, во мгле стеклянной полусферы,Исторгая боль, свинец и мат,Движутся в атаку офицерыНа седьмой хрустальный каземат.Сколько их погибло в этих битвах,Не сочтёт мой старый ноутбук —Столько мегабит в бейсбольных битахИ в костях непримиримых рук…Времена сбежались облаками.Далеко от людных площадейЯ столетья трогаю руками,Словно карусельных лошадей;Мир гудит, вращаясь и качаясь,Я беззвучно открываю рот:Я пою, я искренне печалюсьЗа ходящий по земле народ.У ночных полётов нет мотива,Спрыгну там, где выше и темней,Где фокусировка объективаСоблюдает правила огней.Ветер мне, как друг последний, дорог,Распахнись, рубаха, в паруса —Я тебя снимаю, враг мой город,Удаляясь точкой в небеса.О, как дорога мне эта призма!..Чёрный Canon врос в меня, как свой.Я последний зритель урбанизмаВ метре от булыжной мостовой.Молитва
Оправдай меня, Боже, словомИ молчанием оправдай.Чтобы стал я ангелом новым,Крылья лёгкие мне подай.Дай мне, Боже, не быть счастливымИ несчастным не дай мне быть.Дай мне то, что приму по силам,Дай мне то, что смогу любить.На земле этой чёрной, Боже,С каждым годом всё тяжелейПрятать душу под мёртвой кожейИ шататься без костылей.Дай мне, Боже, такие крылья,Чтобы смог я хотя б на мигОторваться от снов бессилья,Откреститься от страшных книг.Не летать бы, играя силой,Не парить от огня до льда —Дай мне, Боже, чтоб я, бескрылый,Падал в небо Твоё всегда…Вечеринка
Алексею Ивантеру
Ночь как ночь, и нож как нож,Всякий одинаков.Я на кухне режу ложь:Кушай, дядя Яков.Тишина мостит проездМежду временами.Бог не выдаст, враг не съест,И Москва за нами.Выпьем, дядя, по однойИли по четвёртой.Я в жену дыхну войной,Как водою мёртвой.Наливай, жена-война,Фронтовую пайку.Я с утра надел сызнаСитцевую майку.Чую, в поле помиратьВыпало пьянчугам.Поздно, дядя, выбиратьМеж ружьём и плугом.Время
Сомкнись само с собой, как сумерки с зарёй,Как две воды смыкаются навеки,Как с хлебом хлеб, как облако с землёй,Как с океаном медленные реки.Я, путник и пловец, приветствую твой ходВо тьме и в пустоте, в пространстве безначальном,Но там, где нет тебя, я знаю наперёдО будущем для всех и о своём, печальном.И ты, молю тебя, сомкнись, как с плотью плоть,Стань выбитой травой меж волчьим и овечьим.Лишь там, где нет тебя, способствует ГосподьИмпериям земным и семьям человечьим.Путь железный
Марине Музыко
Луна в окошке мутном,Чаёк в стакане синем.Легко в вагоне утломНырять в волнах России.То проводница плачет,То тётя режет сало,То дядя с полки скачет —Ему стакана мало.Дрожу под одеялом,Как бабочка в пробирке.Прохладно за Уралом,Зато тепло – в Бутырке.А мимо – звёзды, звоны,Гудки товарных, скорых…Вон там, за лесом, – зоныИ хариус в озёрах…Вагон-то наш купейный,И путь-то наш – железный…Летим во тьме кофейнойНад родиной, над бездной.Пятьсот весёлый поезд,В котором плохо спится…Уже не мучит совесть,Но плачет проводница.Чего ей так неймётся,Чего ей надо, бедной?Чего ей не поётсяНад родиной, над бездной?Ведь так стучат колёса!Мелькают километры,Свистят, летя с откоса,Таинственные ветры!Не плачь, душа родная,Вернётся твой любезный.Споёте с ним, рыдая,Над родиной, над бездной.Добавил дядя триста,И тётя полстакана —За ночь, за машиниста,За Таню, за Ивана…И я хлебнул того жеЗа ночь, где проводницаВсё плачет, святый боже,Как раненая птица,За поезд наш нескорый,За родину над бездной,За узкий путь, которыйВоистину железный…Ночь
Куда мои глядели очи,Там не увидел я тебя.Я обернулся к тёмной ночиИ пожалел её, любяЗа одиночество без края,За звёзды в дымчатых шелках,За то, что жил я, умираяВ её невидимых руках.«Полюбилась мне странная эта страна…»
Полюбилась мне странная эта страна,Где теням, словно тварям, дают именаИ дела заменяют словами.Не ищите меня, я ушёл в интернет,Говорят, там ни смерти, ни времени нет.Мы не встретимся с вами.Может быть, и найдётся какой-нибудь чат,Где угрюмые люди ночами молчат,Не тревожа ни мышек, ни клавиш.Не вините меня, я не мог не уйти —Христа ради прошу в социальной сети:«Полайкай мне, товарищ…»Красота в пустоте, красота in the Space,Мир спасает она, а меня – интерфейсОт разлук, именин и поминок.Жизнь даётся, конечно, но это обман,А у смерти – пронзительно синий экран,Как сказал один инок…Рождество Христово
Двор крестьянский, небогатый,хлев простой, народ простой:пастухи и дипломаты,генералы, депутаты,конь в попоне золотой,ангел тихий, Дух Святой,гусь, телёнок, кот и квочка,ослик – добрая душа.Хоть бы краешком глазочкапосмотреть на малыша.Не сквозит ли из окошка?Где соломку подстелить?Зачадила вроде плошка,масла надо бы долить…Ничего не нужно, звери,птицы, дети, пастухи,вам открыты окна, двери,вам отмерено по вере,вам доступны все верхи;спит Младенец синеокий,от рожденья тих и свят,спит, прощая мир жестокий,спит, спасая мир жестокий,освящая мир жестокийи жалея всех подряд.Расходитесь понемногу,снег метёт, трудна дорога,и звезда всего одна,но тому, кто видел Бога,светит вечностью она.Из письма Марине Кудимовой
Ну что вам рассказать ещё, Марина?Живу посредством нитроглицеринаИ ангелов, танцующих на свет.Я жив, пока они под потолками,Прикинувшись простыми мотыльками,В земном пространстве оставляют след.А я не мотылек, не даже ангел —Туда-сюда шатающийся анкерВнутри часов, висящих на стенеПропахшего безвременьем фастфудаВ четвёртом измерении отсюда,Где вы стихов и не читали мне.Хотелось бы…
Хотелось бы, конечно, всем поэтамприпасть душой к приятным сим предметам:банальностям, фуршетам, шашлыкам,к холодным винам и горячим водам,к валютным вкладам, к избранным народами даже в худшем случае к волкам…Но уберёг нас Бог от этой страсти:от пыльных дач и от обильной власти,от терпких вин, от жирных шашлыков —хватало в жизни кроткой и короткойгранёного стакана с тёплой водкойи песен в исполнении волков.Неофит
Не царь земной, не Третий Рим,Не властный глас, не скипетр грозный —Сам Бог велел мне стать другимВ среде изменчивой и розной.И я со страхом и стыдомРешил с изношенных кроссовокСтряхнуть гоморру и содомСтоличных торжищ и тусовок.Но всё цеплялось за меня:Арбат страстям прибавил лоску,Тверская поднесла огня,Когда достал я папироску…Авто открылось: «Вам куда?»Манил десертом Елисеев,Шампань сияла среди льда,Как грешница меж фарисеев.Вся ночь, Москвой до звёзд полна,Стелилась в ноги струйкой дыма.Вся вещь была мне суждена.Вся тварь была мне подсудима.И я на всё махнул рукой —В Кривоколенном, на развилке,Я обменял простой покойНа звёзды в вычурной бутылке.И долго вспомнить я не могВо мгле зияющей вселенной —Куда идти велел мне Бог?Уж точно не в Кривоколенный…Из жизни ангелов
Ты мне досталась по ленд-лизуВо время третьей мировой.Ты помнишь, шёл я по карнизуНад обожжённой мостовой,А ты летела в платье белом,Разбив оконце чердака,Но овладела смертным теломМоя бессмертная рука.И ты, стремившаяся к тверди,Как в небеса стремится дым,Вдруг убоялась дерзкой смертиПод обаянием моим.Внизу под марш артиллеристаШагали пыльные полки,Но я не выпустил батистаИз окровавленной руки.Держал тебя, как держат птицу,Жалея хрупкие крыла,Пока смещался за границуЖестокий фронт добра и зла.Мы полетели над закатом,Над стольным городом руин,Ты помахала вслед солдатам,Но обернулся лишь один.В железном визге артобстрела,Ломая стебли камышей,Я нёс тебя, как носят телоИз грязи вражеских траншей.В тот миг все люди были братья,Весь мир казался неземным,Когда сплелись твои объятьяНад одиночеством моим.И, словно из морей на сушу,Как из сраженья в лазарет,Я нёс тебя, как носят душуЗа облака, где смерти нет.2015Там
На тебе свитерок из мглы,а глаза – поточней зеркал.Нет достойней, чем ты, хулына земной голубой овал.Носишь шапку из чёрных мхов,пьёшь вино из зелёных реки ссыпаешь труху стиховв колбы пыльных библиотек.Там, где время семи сортов,где змеиный повис клубокперекошенных правдой ртов,передушенных ложью строк.Там, где нет на тебе лицапод личиной папье-маше,там, где ясным лицом лжецаотмеряют покой душе.Там, где мало овечьих благ,но достаточно волчьих злоб.Там, где смерть – предпоследний шаг,там, где жизнь – золотой озноб.Там, где ночь хороша внутри,а снаружи – такая дрянь!Там, где пахнет золой зарина окошке твоём герань.Там, где мать не проспит забот,а жена не уснёт вовек.Там… где небо готовит броддля таких же, как ты, калек…1988–1998Из жизни певцов
Мой голос тих в пучине ора,Среди поющих – хрипловат…Недавно выгнали из хора —Я снова в чём-то виноват,Не дотянул какой-то ноты,Когда «бродяга в лодку сел»…Но я же плакал, идиоты!Я плакал – значит, тоже пел.Но умолкают лицемеры,Когда, войдя в недетский раж,Ору я в храме «Символ веры»,Хриплю, сбиваясь, «Отче наш»…И, подходя к известной Чаше,Я смутно думаю о том,Что не нужны мне песни ваши,Их не поют перед Судом.Но я и там молчать не стану,Не зря прошёл и Крым, и рым.«Прости мя, Отче!» – громко грянуОхрипшим шёпотом своим…2015Свободы!
Не хочу – так и Бог не поможет!Век не прожит, а вечное гложет,и бумага от правды бела.Я и сам ей обсыпан, как мельник,но молчу, безъязыкий отшельник,над холодной равниной стола.Это что же? Болезнь или скука?Все заходят без слова, без стука,накурили, украли – и прочь…А вокруг – тишина из гранита,и в постели твоей, неприкрыта,чья-то падшая пьяная дочь.А за стенами – стоны и храпы,тянет сон свои липкие лапыи, смеясь, задувает глаза.Все отваги охвачены дрожью.Все бумаги оплачены ложью,и в камине трещат образа.Мы захватаны, словно страницы,нас читали от каждой ресницыдо следов на проклятой земле.И под мутным стеклом небосвода,позабыв, что такое свобода,мы горды тайниками в столе.И себе, как другому сословью,задолжали слезами и кровьюи, губами едва шевеля,что-то силимся вспомнить из песен…А за окнами снежная плесень,полуправда шута-февраля.1977Арбат
Костюмчик вроде бы изысканный,но лик измучен, как борзая.Штанина правая обрызгана,а левая, как смерть, косая.Там, на углу, где «Бутербродная»,в кругу друзей и святотатства,клеймит душа твоя безроднаяпороки мира и арбатства.Усердствует гитара бренная,не греет пальтецо из плюша,и ластится к ногам смиреннаягеографическая суша.На этой улице заезженной,как шутка с непечатной фразой,ты непростительно изнеженныйи незаконно синеглазый.Как жаль, что ты продался массовонадзору форменного хама,ведь ты красив, как проза Гамсунаили как песня Вальсингама…1987Слава богу
Ничего, что ночь меня тревожит, —слава богу, стражник не треножити на месте мятый кошелёк.Я шагаю, ох как я шагаю,из шагов я жизнь свою слагаю,слава богу, путь мой недалёк…Я расстался с прежними врагами,я прошёл неслышными шагамипо тропе, по шаткому мосткунад землёй, над шумным водопадом,я с собой сражался, словно с гадом,прижимая правую к виску…Ничего, что плоть моя устала,а душа из тяжкого металлатянет вниз, заносит за края,это всё проходит, слава богу…Ничего, что я забыл дорогу.Бездорожье – родина моя.Преддверие войны
Ветры веют ото всех сторон,Люди ходят в жёлтом и чужом.Сумрак взвился клочьями ворон —Ангел полоснул его ножом.Город заворочался в бреду.Зарыдали мальчики во сне.Потемнели яблоки в саду —Это мир готовится к войне.Это мы, железо и кирза,Встанем неприступною стеной.Это нас швырнут, как образа,В пыль и в грязь, в огонь и в перегной.Это мы седлаем жеребцов,Прогреваем танков дизеля.Предстоит сведение концовВ точке абсолютного нуля.Авторизация