Россия и мусульманский мир № 6 / 2011

КОНФЛИКТУ ЦИВИЛИЗАЦИЙ – НЕТ!

ДИАЛОГУ И КУЛЬТУРНОМУ ОБМЕНУ

МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ – ДА!

ПОЧЕМУ МОСКВА ГОВОРИТ «НЕТ»

(Вопрос российских интересов, а не психологии)

В последние десять лет поведение России на международной арене озадачивает многих американских наблюдателей. С точки зрения Вашингтона, главные вызовы современности – терроризм, ядерное распространение, изменение климата – носят глобальный характер и угрожают всем странам. Соединенные Штаты пытаются найти на них международный ответ. Однако Кремль оказался в этом отнюдь не помощником. На протяжении многих лет российские переговорщики блокировали попытки заставить Иран и КНДР отказаться от ядерных программ. В то же время Москва использовала экономическое и дипломатическое давление, чтобы помешать вступлению соседних стран в НАТО, она также препятствовала использованию американских баз для борьбы с талибами в Афганистане. А в августе 2008 г. Россия вторглась в Грузию и успешно отделила два горных анклава от ее территории.

Недавно появились некоторые намеки на потепление российско-американских отношений. В июне президент США Барак Обама и президент России Дмитрий Медведев беседовали в Вашингтоне, закусывая гамбургерами, и объявили о перезагрузке. Москва подписала новое соглашение взамен Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1), срок действия которого истек, и поддержала резолюцию ООН об ужесточении санкций против Ирана.

Но в других вопросах Кремль по-прежнему разочаровывает. Россия согласилась лишь на те санкции, которые позволяют ей достроить АЭС Тегерану и, вероятно, разрабатывать его нефтегазовую отрасль. Россия провела военные учения, моделирующие вторжение в Польшу, и разместила противовоздушные ракеты в Абхазии.

Объяснение такого поведения американские официальные лица и обозреватели обычно ищут в области психологии. Русские, говорят они, действуют так из-за оскорбленного самолюбия. Импульсивные, эмоционально неустойчивые и часто страдающие паранойей, они набрасываются на соседей, стремясь залечить раны недавнего прошлого и возродить утраченное чувство величия.

Все вашингтонские психологи связывают поведение России с комплексами ее лидеров, однако ставят разные диагнозы. Одни рассматривают сопротивление России политике США как детское бунтарство. Когда в 1990-е годы российские официальные лица яростно возражали против расширения Североатлантического альянса и протестовали против бомбардировок Сербии, некоторые в Вашингтоне усматривали в этом симптомы истерии. В 1994 г. президент Борис Ельцин напомнил президенту Биллу Клинтону, что «НАТО была создана во времена холодной войны», и предупредил, что включение в Альянс стран Центральной Европы «посеет зерна недоверия». Позже один из сотрудников Белого дома писал, что это заявление «подорвало уверенность (Клинтона) в эмоциональной, психической и политической устойчивости Ельцина». На протяжении десяти лет американские официальные лица пытались успокоить российских коллег и убедить их в том, что политика Соединенных Штатов на самом деле выгодна России. Между собой это называли «лечить нервы шпинатом».

Другие объясняли несговорчивость Москвы уязвленным эго. Как выразился в 2006 г. Ричард Бёрт, бывший представитель США на переговорах по контролю над вооружениями, политические реформы в России вряд ли будут успешными из-за чувства унижения и поражения, возникшего после окончания «холодной войны». Конфликт в Грузии в августе 2008 г., казалось, подтвердил эти подозрения: обозреватель Time назвал причиной вторжения России «зреющий в руководстве страны гнев из-за утраченного величия», a Newsweek писал, что российские лидеры одержимы идеей «добиться уважения».

Еще один частый диагноз – это паранойя. Приверженцы такой точки зрения считают, что у России нет достаточных оснований опасаться продвижения Североатлантического альянса к ее границам, размещения противоракетных комплексов в Восточной Европе или враждебности некоторых своих соседей. Негативно реагируя на «цветные революции» в Грузии и на Украине, российское руководство скорее подчинилось «параноидальному, агрессивному импульсу», как сказала тогдашний госсекретарь Кондолиза Райс. Или, как писал весной 2008 г., за несколько месяцев до конфликта с Грузией, болгарский политолог Иван Крастев: «Чтобы понять, почему Кремль действует таким образом, нужно осознать, насколько он не уверен в себе и страдает паранойей».

Наконец, прохладное отношение российского руководства к американским проектам воспринимают как результат «ментальности холодной войны» или неспособности отбросить устаревший способ мышления. Перед саммитом 2009 г. в Москве Обама жаловался, что российский премьер-министр Владимир Путин по-прежнему «одной ногой опирается на старые методы ведения дел». Если кремлевские деятели являются приверженцами антагонистического мышления времен «холодной войны», Соединенным Штатам нужно делать ставку на более молодое поколение – отсюда разговоры о том, что Вашингтон поддерживает более современного Медведева, а не Путина.

За 20 лет США неоднократно пытались применить различные варианты психологического подхода к России. Однако нет свидетельств того, что Вашингтон преуспел в этом. Напротив, это раздражало и вызывало противодействие, а поведение российских лидеров не изменялось так, чтобы больше соответствовать целям Соединенных Штатов. Этот подход основан на глубоком заблуждении по поводу мотивации России. Разумеется, лидеры страны хотели бы, чтобы к ним относились с уважением. Верно и то, что многие россияне чувствуют себя униженными из-за падения национального статуса, а риторика Кремля часто обусловлена этим ощущением разочарования. Но реальная причина, по которой США считают Россию таким неконструктивным партнером, лежит не в области психологии, она связана с объективной оценкой национального интереса.

Что важно для Москвы? Сегодня у России и Соединенных Штатов мало общих интересов и еще меньше общих приоритетов. Там, где они совпадают, российские лидеры часто сомневаются в эффективности американской стратегии. Более того, существует определенный дисбаланс: США, будучи мировой сверхдержавой, заинтересованы в поддержке России по многим вопросам, в то время как Россия нуждается в Соединенных Штатах в меньшей степени. Требования России исключительно негативны: Вашингтон должен остановить расширение НАТО и прекратить поощрять антироссийские правительства и неправительственные организации в соседних государствах.

Внешняя политика России при Путине и Медведеве была обусловлена тремя целями: укрепление экономического роста, поддержка дружественных режимов в бывших советских республиках и предотвращение терроризма в стране. С точки зрения российского руководства, успех в каждой из этих сфер жизненно необходим для сохранения власти и поддержки населения. Экономический рост стоит на первом месте. Кремль понимает, что власть в современном мире основана на экономической мощи. Как Путин заметил в феврале 2000 г., «не может быть супердержавы там, где царят слабость и бедность». Российские лидеры знают, что их популярность в стране объясняется впечатляющим возрождением экономики. ВВП на душу населения с учетом паритета покупательной способности увеличился с менее чем 7 тыс. долл. в 1999 г. до почти 16 тыс. долл. в 2008 г. (и сопоставим с показателями Ирландии в 1987 г. или Португалии в 1989 г.). Основную роль в этом буме играют нефть и газ. Сегодня они обеспечивают треть российского бюджета. Хотя и Путин, и Медведев говорят о модернизации и диверсификации экономики, они понимают, что по крайней мере в ближайшие десять лет процветание страны будет зависеть от сохранения стабильных рынков и относительно высоких цен на углеводороды. Принимая во внимание события недавнего прошлого, они должны осознавать, что если эти условия изменятся, под угрозой окажется не только процветание страны, но и их собственное политическое будущее. Хотя обвал цен на нефть в начале 1980-х годов стал не единственной причиной краха СССР несколько лет спустя, это был важный фактор. Позже, когда цены на нефть упали до 9 долл. за баррель, Россия объявила дефолт по своим долгам, поставивший крест на репутации ельцинских реформаторов.

Поэтому неудивительно, что мировоззрение российских лидеров формирует зависимость от экспорта топлива. Большая часть экспорта нефти и газа идет в Европу. В целом импорт из России составлял около 18 % всего энергопотребления в ЕС в 2007 г. (когда полностью обновлялись данные). Но некоторые страны зависимы в значительно большей степени. В то время как в 2007 г. Франция и Германия получали, соответственно, 14 и 36 % газа из России, показатели в странах Восточной Европы были гораздо выше: 48 % в Польше, 92 % в Болгарии и 100 % в трех прибалтийских государствах. Некоторые считают, что такая ситуация подвергает эти государства риску политического давления со стороны Кремля. В 2008 г. тогдашний британский премьер Гордон Браун предупреждал, что Европа может оказаться в «энергетических тисках» у таких стран, как Россия.

Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что именно Россия зависима от европейского рынка, а не наоборот, – и это самое удивительное. Европа, включая прибалтийские государства, является пунктом назначения почти для 67 % российского экспорта газа (другие бывшие советские республики покупают остальные 33 %). Точно так же, по данным 2007 г., 69 % российского экспорта нефти шло в Европу. С учетом того, насколько доходы и бюджет России зависят от этой торговли, потеря европейских клиентов стала бы катастрофой.

Вполне понятно, что Кремль без энтузиазма относится к строительству альтернативных трубопроводов для доставки в Европу газа из Центральной Азии. Газопровод «Набукко», проект которого поддерживают Евросоюз и Соединенные Штаты, предназначен для поставок азербайджанского (а возможно, когда-нибудь и иранского) газа через Турцию и Восточную Европу в Австрию. Москва рассматривает это как серьезную угрозу своему процветанию. Российский государственный гигант «Газпром» предпринимает шаги, чтобы препятствовать строительству «Набукко», скупая газ, который предполагалось транспортировать, и проектируя конкурирующий трубопровод «Южный поток», который в основном пройдет через те же страны.

Энергетика также сказывается на сложных отношениях России с Китаем и странами Центральной Азии. Экономический рост в КНР сулит обширный рынок для российского экспорта полезных ископаемых. Тем не менее, пока Китай предпочитает Москве центрально-азиатских производителей ресурсов, используя конкуренцию, чтобы заключать наиболее выгодные сделки. Хотя Россия недовольна тем, что ее обходят южные соседи, она предпочитает, чтобы они торговали с Азией, а не соперничали с «Газпромом» за европейский рынок. Тем не менее с падением потребности Европы в российской энергии в ближайшие годы китайские заказы станут особенно важными для обеспечения замены. Понимая это, Медведев встречался с главой КНР Ху Цзиньтао не менее пяти раз за год и подписал пакет новых соглашений в сентябре 2010 г.

В российской энергетической политике национальные приоритеты переплетаются с узкими интересами высокопоставленных руководителей, которые входят в советы директоров крупных корпораций и хотели бы, чтобы эти компании доминировали на рынках и приобретали зарубежные активы, не говоря уже о материальной выгоде для их друзей в менеджменте. Коррупция кажется одной из основных проблем российского энергетического сектора. По словам Б. Немцова и В. Милова, либеральных критиков Путина, стоимость строительства трубопроводов «Газпрома» настолько высока (3 млн. долл. за километр по сравнению со средним мировым уровнем 1–1,5 млн. долл.), что это нельзя объяснить только некомпетентностью управления.

Разумеется, интересы хозяев Кремля и обычных россиян не всегда совпадают. Но это не означает, что энергетическая политика Москвы является только результатом коррупции. Зависимость России от экспорта топлива в Европу была бы такой же значительной, даже если бы в Кремле находилась команда истинных демократов и честных госслужащих. Российские демократы тоже предпочли бы, чтобы Болгария покупала газ у «Газпрома», а не у его конкурентов, а Белоруссия и Эстония платили бы такую же высокую цену за газ, как Германия и Италия.

Российская газовая индустрия столкнулась с новыми тревожными тенденциями. Мировое производство сжиженного природного газа (СПГ) возросло, что увеличило предложение, в то время как финансовый кризис сократил спрос. Одновременно новые перспективы добычи сланцевого газа повысили вероятность того, что скоро Европа сама сможет производить необходимый ей газ. Центральная опора российской политэкономии неожиданно зашаталась.

Второй основной интерес России – дружественность правительств в соседних странах. Это особенно чувствительный вопрос из-за 16 млн. этнических русских, которые остаются в постсоветском ближнем зарубежье. В случаях очевидной дискриминации – например, когда Эстония ввела экзамен по эстонскому языку в начале 1990-х годов, затруднив получение гражданства для местных русских, – давление общества вынуждает Кремль высказываться (но не предпринимать военные действия). В более широком масштабе Москва выступает резко против дальнейшего расширения НАТО на Восток. И это неудивительно: ни одно государство не будет приветствовать приближение исторически враждебного военного союза к своим границам вне зависимости от того, как часто этот альянс заявлял о своих мирных намерениях.

Тем не менее многие видят более зловещую цель во внешней политике Москвы – восстановление российского доминирования над бывшими советскими республиками и, возможно, даже над большей частью Восточной Европы посредством экономического и военного давления. Не имея возможности читать мысли Путина, полностью исключить такую вероятность невозможно. Однако доказательств существования такого экспансионистского плана мало.

Двадцать лет Россия в основном отступала в геополитическом плане. Вместо того чтобы расширять присутствие за границей, она демилитаризировалась и выводила войска на свою территорию. В 1990-х годах российская армия покинула Восточную Европу и страны Балтии, а общая численность войск под командованием Москвы снизилась с 3,4 млн. почти до 1 млн. солдат. С тех пор Россия ушла со своих баз на Кубе и во Вьетнаме и сократила численность войск в бывших советских республиках. За несколько лет до конфликта 2008 г. Путин закрыл в Грузии три военные базы, а численность российских солдат в этой стране сократилась, по оценкам Международного института стратегических исследований, с 5 тыс. до 1 тыс.

Режим, вынашивающий экспансионистские планы, вел бы себя совершенно иначе. Можно было бы взбудоражить русских националистов в приграничных районах стран Балтии, Восточной Украины или в Крыму и затем направить российские войска им на помощь. В Грузии ревизионистская Россия аннексировала бы Абхазию и Южную Осетию уже давно, еще до того как грузинский президент Михаил Саакашвили начал наращивать военную мощь после прихода к власти в 2004 г. Для многих на Западе российское вторжение в Грузию в 2008 г. явилось доказательством территориальных претензий Москвы. Но если бы кремлевские руководители склонялись к идее экспансии, они бы двинули войска на Тбилиси, чтобы свергнуть Саакашвили и поставить на его место более дружественное правительство. По крайней мере российские войска взяли бы под контроль нефте– и газопроводы, которые проходят по территории Грузии. На самом же деле они не тронули трубопроводы и быстро вернулись в горы.

Попытки Москвы оказать влияние на соседей были не очень успешными. Содружество Независимых Государств, региональный координационный орган, который якобы является инструментом российского доминирования, распадается – только шесть из 11 президентов приняли участие в последней встрече, продолжавшейся всего 30 минут. Даже А. Лукашенко, белорусский диктатор, предположительно зависимый от Москвы, не согласился признать независимость Абхазии и Южной Осетии. В Киргизии президент К. Бакиев нарушил данное Москве обещание закрыть американскую авиабазу. (В Москве недолго горевали, когда несколько месяцев спустя в результате народных протестов Бакиев был свергнут, но, к раздражению Кремля, Лукашенко немедленно пригласил его в Минск.)

Стала ли зависимость от российского газа политическим рычагом влияния Москвы на Запад? Признаки этого не очень заметны. Можно было ожидать, что наиболее зависимые государства будут проявлять наибольшее уважение. В действительности именно эти страны – Чехия, Эстония и Польша – упорно старались «щелкнуть медведя по носу». Всего за несколько лет государства, в значительной степени зависящие от российских поставок нефти и газа, вступили в НАТО, разрешили разместить на своей территории элементы американской ПРО и подвергли критике политику России. В то же время менее зависимые западноевропейские страны – Германия и Италия – демонстрировали большую симпатию к Кремлю, например, не высказывая особого энтузиазма по поводу быстрого присоединения Грузии и Украины к НАТО.

Некоторые воспринимают периодические попытки «Газпрома» повысить цены на газ для Белоруссии, Грузии, Украины и других государств как политический шантаж. Хотя в «некоторых подобных конфликтах существовал политический подтекст, факт остается фактом: на протяжении многих лет Россия продавала газ странам, которые считала недружественными, за гораздо меньшую цену, чем платили страны Западной Европы. В 2005 г. Россия поставляла газ украинским «оранжевым революционерам» по 52 долл. за 1 тыс. м3, а то время как Германия платила 197 долл. Разницу частично можно объяснить расходами на транспортировку, но Россия долго продолжала поставлять газ в прибалтийские государства по значительно меньшей цене (90–95 долл. за 1 тыс. м3), чем в соседнюю Финляндию (148 долл.).

Почему Россия продавала газ такой низкой цене странам Восточной Европы и бывшего СССР – не совсем ясно. Мотивы «Газпрома» могли включать рациональную ценовую дискриминацию: умный монополист оценивает платежеспособность клиентов. В начале 1990-х годов «Газпром» резко повысил цены для прибалтийских государств, затем снизил их после падения спроса на две трети. Отчасти «Газпром» надеялся получить в обмен на низкие цены долю в системах трубопроводов и распределения энергоресурсов, чтобы в будущем закрепить спрос. Российские лидеры, возможно, полагали, что дешевый газ поможет улучшить отношения с государствами, которым оказывается предпочтение, или по крайней мере позволит избежать открытых конфликтов. Учитывая то, как мало Россия получила за свои ценовые уступки, пересмотр Кремлем этой политики не должен никого удивлять.

В действительности уроки недавних газовых войн кардинально отличаются от выводов, сделанных большинством обозревателей. Вместо того чтобы продемонстрировать возможности политического давления, газовый конфликт между Москвой и Киевом показал, насколько малым влиянием реально обладает Кремль. Нарушение поставок газа западноевропейским потребителям, платящим высокую цену, могло быть только актом отчаяния – в конечном итоге, продолжение продажи российского газа в Европу, рынок, в котором Москва очень нуждается, зависит от уверенности европейцев в способности России обеспечить бесперебойные поставки. То, что Кремлю пришлось поставить под удар собственную репутацию, чтобы привлечь внимание Киева, демонстрирует пределы подобной политики шантажа.

Третьей важной целью России является предотвращение терроризма. Нет смысла обсуждать непростую историю военных действий России в Чечне, достаточно сказать, что сегодня Москва столкнулась с серьезной террористической угрозой со стороны исламских фундаменталистов, базирующихся на Северном Кавказе. Кремль решительно настроен ограничить поддержку этих группировок извне, что влияет на его политику в Афганистане, Иране и Центральной Азии.

Целенаправленность политики России не означает, что она всегда грамотно прорабатывается и реализуется. В экономике правительство вкладывает миллиарды долларов в проекты, которые кажутся обреченными на провал – как, например, попытка повысить котировки акций с помощью государственных приобретений или спасение отсталого автопроизводителя АвтоВАЗ. Инвестиции Москвы в высокие технологии могут принести какие-то плоды, но, скорее всего, расходы превысят прибыль. Пока Кремль уклоняется от введения мер, которые, вероятно, реально могли бы обеспечить быстрый рост, – от реформ правоохранительной и судебной систем и борьбы с коррупцией.

В отношениях с Западом российские представители иногда, кажется, готовы подлить масла в огонь русофобии. Если, как полагают многие, А. Литвиненко, критиковавший Путина, был отравлен в 2006 г. по приказу Кремля, трудно понять, какую выгоду Москва могла бы извлечь из этого убийства, ухудшившего имидж России в мире и осложнившего отношения с Великобританией.

В России, как и везде, политику делают личности. Путин поражает наблюдателей как чрезвычайно конкурентный политик, но иногда он вызывает разочарование – например, когда в 2009 г. заявил, что Россия вступит во Всемирную торговую организацию (ВТО) только вместе с Белоруссией и Казахстаном (позже он пересмотрел свою позицию). Но такие случаи – исключение. В основном политика России является целенаправленной, осторожной и – даже в случае заблуждений – достаточно последовательной. Вопрос в том, допускают ли цели, стоящие за этой политикой, практическое сотрудничество с США.

Соединенные Штаты понимают свою роль как одной из лидирующих мировых держав, а вызовы, с точки зрения Вашингтона, являются пугающими. В Афганистане, Ираке и Пакистане исламские боевики угрожают захватить власть и предоставляют базы для террористов. Проблема предотвращения ядерного распространения никогда ранее не стояла так остро – Иран приблизился к созданию бомбы, а КНДР отказывается разоружаться (если говорить о более широкой задаче, то Обама, как известно, призвал к безъядерному миру). Другие приоритеты США включают борьбу с изменением климата, обеспечение безопасности энергетических поставок и поддержание стабильного восстановления мировой экономики.

Благодаря своему географическому положению, статусу ядерной державы, историческим отношениям с ключевыми странами, праву вето в Совете Безопасности ООН, роли крупного экспортера энергоресурсов и крупнейшей армии в Европе Россия может либо содействовать, либо осложнить осуществление американских целей.

До недавнего времени для борьбы с «Талибаном» войска НАТО были вынуждены доставлять большую часть грузов на север из Пакистана через Хайберский проход. Но этот маршрут с трудом справляется с огромным объемом грузов, кроме того, конвои часто попадают в засаду. Согласие России в 2008 г. разрешить Альянсу транспортировать грузы на юг по железной дороге или через российское воздушное пространство обеспечило необходимую альтернативу.

Москва могла бы также играть позитивную роль в усилиях, направленных на обуздание ядерных амбиций Ирана. На протяжении многих лет российские ученые-ядерщики развивали тесные связи со своими иранскими коллегами, эти отношения могли бы помочь в достижении компромисса на переговорах. Еще важнее, что поддержка России в Совете Безопасности ООН необходима для введения новых санкций или легитимного применения каких-либо других способов давления. (Россия согласилась на новый набор санкций, но только на те, которые, по-видимому, не затрагивали ее коммерческие интересы в Иране.)

Голосование Москвы в СБ ООН также имеет ключевое значение для любых скоординированных действий по сдерживанию ядерной программы КНДР. В более широком смысле дальнейшие соглашения по ядерному разоружению невозможны без участия России. Ни один план по борьбе с изменением климата не может игнорировать загрязнение, связанное с работой российских предприятий. Наконец, хотя это не столь значительно, российские долларовые резервы и объем долгосрочных казначейских облигаций США дает Москве по крайней мере небольшой потенциал для воздействия на стоимость доллара.

Но нужна ли России помощь Вашингтона, чтобы достичь своих целей? Краткий ответ – нет. Как потребитель российской энергии Соединенные Штаты отнюдь не самый крупный клиент – в последние пять лет они закупали 2–4 % от российского нефтяного экспорта и почти не приобретали газ. На самом деле энергетические интересы США и России в основном противоречат друг другу. Добыча газа из сланцевых залежей в Соединенных Штатах сделала возможной поставку СПГ в Европу, что привело к снижению цен. Вашингтон, стремясь избавить своих европейских партнеров от зависимости от России, поддерживает строительство альтернативных трубопроводов, таких как «Набукко». А в долгосрочной перспективе усилия США по уменьшению внутреннего спроса на ископаемые виды топлива приведет к снижению мировых цен на нефть, от которых зависит Москва.