Ребекка. Пособие для начинающих ведьм

Памяти Ш. Садига (мой милый племянник, пятнадцать лет слишком мало для одной жизни – я сорвала для тебя ромашку…)

«Бывшее таинством между двумя, превращается в хаос, когда в нем участвуют незваные третьи»…

Пролог

«Органная музыка поистине дьявольская, это не арфа спустившаяся с небес…» – думала про себя Рика, пока из наушников на всю громкость играл Бах.

Она стояла на центральной площадке автобуса и глядела в окно. Как быстро стемнело! Немудрено – середина осени! Ее внимание привлекла девушка, что сидела справа в трех сиденьях от Рики.

«Интересная. Есть тайна. Цепляет магнетически: глаз не оторвать…».

Рика любила разглядывать людей в транспорте и представлять себя охотницей: всегда находится что-то, что привлекает больше остальных. Прямо сейчас она нахмурилась и тут же тихонько хохотнула: «что-то», а не кто-то! О чем это говорит? Люди для Рики «что-то»? Наверное, в роли охотницы так и есть! Она будто в сувенирную лавку зашла, а девушка, которую она отметила – ее трофей.

Рика любит людей, но по-своему.

Она вновь поглядела на девушку.

Сколько ей лет? До двадцати пяти, однозначно, но она не намного младше Рики, возможно, они ровесники.

Лицо ее чистое, форма – слегка расплывшийся овал, но скулы ярко выделенные. Цвет лица молочный, слегка загорелый, виднеется лёгкий-лёгкий румянец. Волосы прямые, темно-русые, не очень густые, ниже плеч и, наверное, мягкие. Передние пряди девушка заправила за уши, остальные локоны падали на грудь.

Рика не разглядела цвет глаз незнакомки, наверное, светло-карие, но при взгляде на девушку в первую очередь привлекали губы: пухлые, светло-кораллового теплого цвета.

Рика спрашивала себя, почему именно она привлекла ее, может, увидела в ней частичку себя?

Взгляд у девушки был отрешённый, она будто не в автобусе ехала, да и плохо она вписывалась в окружение. Она постоянно смотрела в окно, и Рика ни разу не встретилась с ней глазами, да и не хотела бы: пропадет ощущение тайны, мистики, фантазии развеются, и Рика возможно столкнется с настоящей девушкой, а не той, что она сейчас видит.

Рика вытащила один наушник: Бах задремал, и размышлять стало бодрее.

Есть во взгляде девушки что-то жертвенное, что-то кроткое, но и опасное? К ней вроде бы и хочется подойти, но есть ощущение, что она ранит отказом. Она будто говорит своим взглядом, что ты не для нее. Для нее вообще здесь никого нет, любуйтесь, только любуйтесь, но не подходите.

Стал бы такую выслеживать маньяк? Однозначно. Но и он бы задумался: взгляд ее кроткий, но за ним прячется что-то звериное. Кто знает, может, маньяк сам и попадется на этот взгляд и он окажется ее жертвой.

Тут у Рики защекотало в животе, и, казалось, щеки вспыхнули, и дыхание участилось: интересно, у нее есть ямочки на щеках?

Но это она вряд ли узнает: девушка вышла на следующей остановке.

Интересно, а если усилить поднявшийся интерес к девушке? Что бы сделала Рика? Однозначно, она бы вышла прямо сейчас и незаметно стала бы выслеживать ее. Она бы узнала, где живёт девушка, какого цвета ее пижама, как она чистит зубы, мёрзнут ли у нее ноги, спит ли она в носках, или, наоборот, бегает босиком по дому…

И, наконец, она бы узнала о проклятых ямочках, для которых и затеяла этот жуткий сталкинг.

А, может, быть и не узнала бы. Может, девушка вообще никогда не улыбается.

Но Рика переживет неразгаданную тайну. Маньячить за привлекательной незнакомкой в надежде обнаружить ямочки на ее щеках – идея утопическая.

К тому же ямочек может и вовсе не окажется! Тогда, тем более, все оказалось бы зазря! Нет уж!

Рика вздохнула и надела наушник.

1

В одном далёком маленьком городке, где мужья и жены никогда не касались друг друга, а потомство находили в печи или доставали вместе с ведром из колодца, состоялся суд над молодой женщиной.

Суд проходил в самом центре площади.

На протяжении сего действа Ребекка дремала и особо не вслушивалась в чем ее обвиняли, но когда толпа начала с ней «знакомиться», дремота с Ребекки тут же слетела. Из толпы постоянно выкрикивали:

– Позорница отца своего!

– Чертовка похотливая! Ведьма!

– Сластолюбивая мерзавка!

– Извращенка!

– Грешница! Мешок ей на голову!

– Дрянь! Облить кипятком, чтоб уродиной ходила!

– Безбожница! Сжечь на костре!

«Какой смелый всё-таки у нас городок, какие странные говорящие у горожан имена!» – подумала Ребекка, но тело ее сковало от ужаса.

– Так это они обо мне?! – прошептала она и закрыла ладонями рот. – Но кто эти все люди? Они ведь даже не знают меня! Лично я мало с кем знакома!

Обычно, когда Ребекка нервничала, она по много раз расплетала и заплетала свои волосы, но руки ее были связаны, а волосы скрутили в тугой узел на макушке. Она не мылась уже три дня, тело чесалось, казалось по сальным волосам кто-то ползал.

«Неужто вши завелись?!» – подумала Ребекка и содрогнулась всем телом.

Комок тошноты то ли от голода, то ли от отвращения к воображаемым вшам подкатил к горлу. Ребекка глубоко задышала, и тошнота медленно отступала.

«Скоро все закончится, это не навсегда» – успокаивала она себя.

Ребекка решила не тратить зазря

душевные силы и вновь задремала, пока не услышала, как судья прогремел басом прямо у нее над ухом:

– Ребекка дочь Авраама, вы обвиняетесь в распутстве и колдовстве, вы не можете жить в нашем городе, ибо наводите смуту и развращаете наших благочестивых мужчин. Не будь вы дочерью покойного уважаемого врача, вас бы кинули на растерзание народу или сожгли заживо. Но суд смягчился. Отныне вы отправляетесь на перевоспитание в лес к трем набожным знахаркам-отшельницам. Они выбьют из вас похотливые мысли и очистят душу от окаянных помыслов. Но театра Посрамления вам не избежать! По истечении трёх месяцев вы займёте в нем главную роль, и только сыграв на сцене перед всем городом, вы отмоетесь и очиститесь от вечного клейма распутницы и вновь станете добропорядочным членом нашего чистого общества. Чего вам желаю от всей души.

                                 ***

За городом в лесу стояла одинокая изба. Жили в ней три сестры-знахарки: Красивая, Старая и Средняя.

Жизнь в избушке кипела с утра до вечера. Сестры постоянно трудились, готовили полезные снадобья, делали целебные мази и варили исцеляющие растворы. Горожане редко захаживали в лес к сестрам: на базаре у них была собственная лавка, где они и торговали эликсирами.

Сестры очень обрадовались, когда городской суд отправил к ним на трудотерапию и перевоспитание «сластолюбивую змею» красавицу Ребекку.

– Ах, как она прекрасна! – ворковала Старая. – Сейчас, сейчас я приготовлю замечательный десерт для нашей гостьи!

– Ты, сестрица, потише, болтай, авось Иуда в кустах засиделся, феячь, да по-тихому, – ворчала Средняя, пока расфасовывала готовые заказы по маленьким корзинкам.

– Эй, Красивая, а ты, что скажешь? – Старая выгнула спину и тут же громко чихнула: она просеивала муку для выпечки.

– А что мне? – пожала плечами младшая сестра и облизнула пальцы. – Ммм, земляника сладкая, как наша гостья.

– Слава матушке Гербе, что ее к нам направили, так бы упекли в дом скорби, где она и работала! Вот насмешка судьбы, ей богу! – покачала головой Старая.

– Дык, разговоры ходят, что нарочно так не сделали! – говорила Красивая. – Мол, она там всех морфинистов да хмельных совратила бы! Она же и работала в отделении с такими вот «алхимиками». Пока работала – нельзя было, а как легла бы – чего терять-то!?

– Вот чушь несусветная! – поморщилась Средняя. – Какой мерзкий народец! Все о себе, все о себе твердит, а на несчастную Ребекку свои похотливые желания смещают! Ещё и театр Посрамления ее ждёт! Бедная девочка!

Красивая мельком глянула на помятый портрет Ребекки, нарисованный одной из ее «жертв». Она оторвала его с деревянного столба около площади. Над ним были накарябаны оскорбления.

– Ну, на жертву она не смахивает, – заметила Красивая, разглядывая портрет Ребекки. – Ей как будто все равно, что о ней думают. А во взгляде так и читается: бунтовала, бунтую и буду бунтовать.

– Та-а-ак, – пропела Старая. – Так, кто же ты, распутная Ребекка, дочь самого Авраама? – она прищурилась, разглядывая портрет.

– Ты если колдовать собралась, так давай по-нормальному, чего кривляться-то?! – фыркнула Средняя.

– Когда речь идёт о Ребекке, все вокруг становится ненормальным! – закатила глаза Красивая. – А вообще, сестрица-то права, давай думай быстрее, а то я почти всю землянику съела!

– Цыц! – гаркнула Старая. – Идёт, идёт, уже идёт!

Старая вскрикнула на всю избу, растопырила руки и замерла, уставившись на улыбку нарисованной Ребекки.

Старую будто молнией пронзило. Красивая готова была поклясться, что даже услышала, как гром загремел, но, оказалось, что сестрица в магически-творческом экстазе рукой сшибла алюминиевый горшок с полки.

Красивая еле-еле сдержала смешок и тихонько отодвинула от себя миску с ягодами: когда старшую сестрицу настигает вдохновение, лучше не то, что не жевать рядом, а не дышать!

Средняя же, справившись с заказами, подсела к Старой и стала ждать, что же сейчас отчебучит сестрица. Та закрыла глаза и, нахмурившись, ощупывала руками воздух вокруг себя.

– Пудровый аромат! – воскликнула она, и вновь вытаращила глаза на портрет. – Яркий, как насыщенная фуксия, и сочный, как спелые ягоды земляники… Терпкая земляника, хрустящие вафли с земляникой и с пудрой…

Старая заходила по избе и все повторяла обрывки мыслей, словно боялась, что они убегут от нее.

Вот она резко остановилась и вновь глянула на портрет. Губы ее расплылись в улыбке, она прикрыла глаза, а лицо ее озарилось такой нежностью, она будто касалась им о что-то мягкое и пушистое.

– Меня словно обдало этими ароматами. Ярко, но нежно и мимолётно. Все решено! Ребекка – это земляничные хрустящие вафли с пудрой!

Сестры выдохнули и приступили к готовке. Когда десерт был почти готов, Старая громко шикнула, и наступила тишина.

– Сейчас наступил самый ответственный момент, тот, что и делает эти вафли принадлежащими Ребекке. Если бы она была выпечкой, поверьте, она бы превратилась в них! Нужно просеять сахарную пудру. Вернее, нет, не так! Нужно уронить сладкую щепотку прямо на вафлю, словно это получилось нечаянно, но пекарь, то есть я, не будет исправлять изъян, на этих вафлях она будет особенностью и отличительной чертой от других вафель, аккуратно присыпанных пудрой-снегом. На этой же вафле, вы, сестрицы, видите смачный снежок. Это все нее, про нашу Ребекку.

Сестры только и глядели на тарелку с вафлями.

– Нужно записать этот рецепт в нашу книгу! Можно продавать вафли «Ребекка» на базаре! – восклицала Красивая.

– Сдурела, сестра?! – Средняя зыркнула на нее орлиным взглядом. – На костре хошь сгореть?! Для этого и обиженный мужик не понадобится!

Тут в двери кто-то громко постучал. Знахарки прислушались.

– Дочери покойной матушки Гербы, по велению нашего мудрого судьи к вам было решено привезти распутную Ребекку. Будьте с ней строги! И не верьте ее дьявольским глазам!

Сестры поспешили открывать, слушая, как стражник упавшим голосом бормотал:

– А лучше закáпайте воском ее проклятые ямочки… сломайте к чертям собачьим ее улыбку…

Сестры распахнули дверь.

– Добро пожаловать, наша гостья! Ох, тебе срочно нужна ванна! – поморщилась Старая.

– Вы с ней не церемоньтесь, из-за нее мужчина умер! – устало напомнил стражник.

– Вот, это вам! – Средняя положила ему в руку кулёк, набитый леденцами. – Это от головной боли, я чувствую, они вам необходимы сейчас!

– Благодарю! – смягчился стражник.

– Доброго вам дня! – улыбнулась Красивая и заперла дверь.

Три сестры повернулись к воспитаннице, что распласталась на полу, будто «мертвый» опоссум.

– Вафли с земляникой будешь? – хором спросили они.

2

Ребекка по-другому представляла сестер-знахарок. В ее фантазиях это были три холодные грымзы: сварливые, надменные, холодные и очень жестокие, отрицающие всякую чувственность. Она знала, что с ними очень быстро сойдёт с ума и вскоре отправится в ад (как говорил народ) к своему любимому.

Но реальность приятно удивила. Сестры оказались совсем не такими, как она себе придумала.

Старшая сестра – Старая – была очень чуткой и заботливой, с материнской теплотой она помогала ослабленной Ребекке переодеться и принять ванную. Казалось, Старая отдыха не знала, была очень подвижной, ловкой. Все основные обязанности по приготовлению снадобий лежали на ней.

Средняя – низенькая крупная флегматичная женщина, с короткими черными волосами и бархатным нежным голосом, правда, иногда она любила поворчать. Средняя занималась упаковкой эликсиров и убирала в избе.

Красивая – молоденькая девушка, ровесница Ребекки. Утончённая хохотушка с красно-малиновыми волосами и черными, как уголь, глазами.

Красивая торговала снадобьями. Красноречивая и обаятельная от природы (а, может Старая ей что-то добавляла в кашу, дабы речь лилась ручьем, кто знает) Красивая быстрее других сестер могла продать весь товар уже к обеду.

Странно, почему ее до сих пор не сожгли на костре за колдовство, от чего (благодаря знаменитому отцу) спаслась Ребекка, но через три месяца её все же ждёт театр Посрамления.

Его обычно устраивают на центральной площади, хотя больше он напоминает цирк. Над Ребеккой произведут искусственную казнь: посредине сцены поставят высокий столб и обложат его поленьями, и наверх этого «кострища» затащат Ребекку и обмотают цепями вокруг столба. Основная ее роль – присутствие, право голоса у нее не будет. Все действие будет происходить вокруг Ребекки. Обычно театр ставит какую-нибудь фольклорную сказку о том, как хорошо быть послушным, удобным, правильным и жить во имя других, и как плохо быть такой, как Ребекка: самовольной и взбалмошной девицей. Ее основной образ в театре Посрамления – бес, дьявол, а в конце его изгонят из Ребекки – «сожгут».

Основная цель театра Посрамления – перевоспитание и перерождение виновного. Этот обряд должен воскресить послушную и непорочную Ребекку, усмирив ее похотливую часть, через всеобщее пристыжение.

… Ребекка открыла глаза.

За окном глубокий вечер. Она проспала весь день?! Надо бы спуститься вниз…

– Вы колдуете?! – Ребекка застыла на лестнице.

– О, проснулась! – улыбнулась Красивая. – Ты как?

– Вроде бы… хорошо, спасибо. – Неуверенно пробормотала Ребекка.

Ее, скорее смутило настоящее действие, за здоровье свое она уже не волновалась.

– Ты спускайся, спускайся, – звала Средняя.

– Да, я просто…

– Думала, что мы тебя будем пороть? Хлестать крапивой по бёдрам или ещё по каким интересным местам?! Усмирять животную прыть!? – ляпала Старая, а Красивая расхохоталась на всю кухню.

– Ну, наверное, да…

Ребекка спустилась и тихонько села за стол.

– Итак, тема нашего сегодняшнего урока – злость! – торжественно провозгласила Старая.

Ребекка вся съежилась телом.

– Малышка, что с тобой? – с тревогой спросила Средняя.

– Вы, – тихо начала Ребекка. – О чувствах говорите?!

– Ну, да! – воскликнула Красивая. – Не боись, здесь можно! По вечерам мы любим феячить. Но местным об том знать необязательно! – она хитро подмигнула.

– Эх, пришла б ты к нам раньше, лапушка моя, – сочувственно залепетала Старая. – Ты ведь тоже любишь феячить, да? И на работе своей тоже?

– Люблю.. любила… – Ребекка

опустила глаза.

– Можешь поделиться с нами, – ласково предложила Старая.

Ребекка долго разглядывала полосатые вязаные дорожки, что покрывали деревянные полы, и все не решалась говорить. Знахарки знали, кто она такая, где и с кем она работала, но все же рассказать немного о себе Ребекке хотелось.

– Я всегда считала, что чувства нужно проживать, а не подавлять, – тихо начала она. – Но персонал был со мной не согласен – меня называли… э-э-э истеричкой. Я общалась с больными, но работников это бесило. Про меня ходили грязные сплетни, которые потом и до всего города добрались! Меня называли «опасной женщиной», «королевой психов», и прочее. Ну, вы сами слышали. Но несмотря на сплетни, я оставалась при своём: калечит человека человек, но и исцеляется он тоже рядом с человеком, и для этого необязательно с ним спать, но персонал считал по-другому. В их уме не могла ужиться мысль, что молодая женщина, как я, могла разговаривать с мужчиной о чем угодно: об искусстве, о музыке, о литературе и о чувствах, конечно, же о чувствах, и при этом не спать с ним! Для них мои разговоры с больными – интимная близость с ними. Я сама потом об этом от них слышала! Боже, об этом и на суде говорили!

Ребекка вспыхнула, ожила, и тревожность прошла.

– И до сих пор говорят, – буркнула Красивая. – С тобой все в порядке, Ребекка, горожане просто лицемерные сухари, и на их фоне ты распутница.

– Мы такие же, распутницы, – шёпотом произнесла Средняя, – просто научились ловко маскироваться.

– Не стесняйся, вафелька моя, у нас можно жить, а не притворяться! – подбодрила Старая. – Умничка, что поделилась с нами, за что тебя и благодарим! А что там с нашим уроком? – обратилась она к Средней.

– Итак, сегодня про злость! – наконец, начала Средняя.

На столе лежали склянки. На каждой было написано название: обида, радость, интерес, грусть…

– Вы… – хотела было спросить Ребекка, но тут же утихла.

– Феячим! – хором воскликнули сестры.

– Я уже поняла, – замешкалась Ребекка. – Эти склянки, то есть флаконы, что в них?

–Ах, это! – улыбнулась Старая. – В них живут чувства!

– То есть вы сейчас будете чувства наколдовывать? – Ребекка почувствовала, что ляпнула чушь.

– Так и есть, – Средняя погладила ее по плечу. – Злость закончилась, надо бы восполнить флаконы!

– У нас шабаш небольшой намечается, – объясняла Красивая. – Видишь, котёл кипит? Сейчас мы в него будем злость свою выпускать, а потом разольем по флаконам!

– А зачем она вам? Что вы будете из неё делать?

– Это ингредиенты для зелий! То есть снадобий, тьфу ты! – Старая хохотнула. – Вафелька моя, а как ты думала, лекарства готовятся?! И почему они людям так быстро помогают?!

– Выходит, это и не лекарства вовсе, а… зелья! – ахнула Ребекка. – Вы… Колдуньи?!

– Ага, только вот без нашей лавочки городку кирдык! В городе нельзя чувствовать, но все горожане ломятся к нам за зельями, тьфу ты, снадобьями! – говорила Красивая. – Глупый народец считает, что чувственность – зло, но сами идут к нам!

– Ох, не прикрыли бы нас, – тревожилась Средняя.

– Не переживай, сестра, – успокаивала Старая, – кто, что узнает, дык мы нужное зельице подсунем, и все как прежде!

Ребекка уже не знала радоваться ли тому, что сестры-знахарки – дочери покойного пастора – очутились лесными ведьмами, а не жестокими ханжами, или горевать.

Ребекка прислушалась к себе и почувствовала, как теплая волна спокойствия разлилась по груди.

Тело не обманешь – она в безопасности.

– Тогда, можно мне с вами посмотреть, как злость будет изготовляться?!

– Конечно, вафелька! – воскликнули сестры.

В котле уже полным ходом кипела вода – основа зелья. Именно в нее сестры и будут выражать свою злость.

Но как это будет происходить?!

Ребекка уселась удобнее, подперев подбородок руками.

– Так, сестрицы, у кого накопилось за последнюю неделю? – спросила Старая.

– У меня! – воскликнула Красивая. – Убивать готова!

– Хорошо! Средняя, тащи подушку с сухими листьями.

Средняя ушла, но быстро вернулась. Она приволокла откуда-то огромный мешок, в нем что-то хрустело. Ребекка предположила, что внутри осенние листья или высушенная трава. Старая схватила мешок и подошла к Красивой.

– Ну, что бей, да посильнее! – в ее глазах заиграли бесенята.

Красивая сняла фартук и скрутила свои длинные огненные локоны в узел на затылке, дабы не мешали. Она закрыла глаза и стала глубоко дышать. Затем медленно их открыла, и Ребекка увидела перед собой разъяренную обольстительную ведьму.

Красивая стала яростно стучать кулаками в мешок, пока из него доносились приглушённые звуки, словно где-то за закрытыми дверьми билась посуда.

На кухне стало жарко. Ребекка даже немного отсела в сторону, дабы волной чужой злости не пришибло. И вот удары Красивой становились все медленнее, мягче. Ее лицо расплывалось в довольной улыбке.

– Так, все, стоп! – Средняя регулировала жаркий процесс. – Нам нужна только злость, а не умиротворение вперемешку с негой!

Красивая тяжело дыша развалилась на лавке и схватила пол-литровую кружку. Через трубочку она с удовольствием протягивала яблочный лимонад.

Старая заглянула в мешок.

– Ух ты! Ты превратила листья в пудру!

– А что дальше? – любопытно спросила Ребекка.

– А дальше мы это отправим в котёл, – сказала Старая и стала высыпать содержимое в кипящую воду. – А теперь, главное, не мешать, но и не забывать. Злость долго варить нельзя: хата взорвется! Полчаса максимум!

Ребекка с недоумением глядела, как Старая высыпала бывшие листья в кипяток.

– Красивая передала свою злость листьям, она напитала их эмоцией, и теперь листья, то есть, пудра от них – переносчик! Она передаст злость кипящей воде, и та и превратится в ингредиент! – пояснила Средняя ничего не понявшей Ребекке.

Прошло около получаса.

– Вот она – выжимка злости! – с азартом воскликнула Старая. – Можно разливать по флаконам!

– А куда добавляется этот ингредиент? – спросила Ребекка.

– В зелья для быстрой славы, успеха и достижения целей, – отвечала Средняя. – Такие снадобья любят покупать мужчины.

– А что на них написано? Неужель так и пишите?!

– Не совсем, – поясняла Средняя. – Уже б давно на костре сожгли! Обычно пишем «элексир от лени» или «лекарство от сонливости».

– Ого! А переносчиком эмоции может быть только мешок с сухими листьями? – спросила Ребекка.

– Нет, что ты, – улыбнулась Средняя. – Все зависит от того, как ты выражаешь эмоции.

– Я, например, люблю дубасить подушку, я чувствую, что именно так мое тело максимально отдаёт эмоцию листьям. – объяснила Красивая.

– А я люблю давить что-нибудь, – делиласьСредняя.

– А у меня выражение злости целый обряд! – воскликнула Старая. – Мне необходимо максимально вжиться в роль, я ощущаю себя ведьмой, что готовит отравленное зелье! Я стою возле котла и тщательно мешаю его содержимое и громко зловеще хохочу.

– Что же тогда является переносчиком эмоции? – удивлённо спросила Ребекка.

– Ничего! – усмехнулась Красивая. – Старая выражает злость словами, своим поведением, это и есть переносчик! Но для того, чтобы передать его кипящей воде, надо..

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.