

Полина Андрукович
Периоды

С логическим элементом
Нейтральное и как бы «научное» слово «Периоды» – исключительно точное название для этой новой книги, ключ к восприятию и формы, и внутренней логики, и авторской интонации, настолько же уникальной, как форма и логика.
Поэзия Полины Андрукович скорее не коммуникация-диалог или аутокоммуникация, а регулярное и максимально ответственное наблюдение развивающихся процессов и сюжетов (как правило, самовоспроизводящихся, идущих именно периодами) – и постоянная проверка простых и строгих законов, по которым всё развивается: можно назвать это законами природы, или мышления, или искусства, потому что (одна из важнейших вещей, которую каждый раз требуется доказать) у искусства законы те же самые.
этот театрик молчит — старый, он – обида или оскорбленитенет оскорблениевесь,весь – тишинаИз семени растёт дерево, выбрасывает собственные семена, из них растёт несколько деревьев той же породы, и постепенно получается лес, в котором не может быть двух совсем одинаково выглядящих веток; день идёт за днём, и повторяются, никогда не повторяясь в точности, повседневные простые действия, впечатления и то, что называется мыслями: работа и игра ума, в котором непосредственно мир взаимодействует с памятью и время от времени, часто совершенно непроизвольно, оказывается переведён на слова.
в тишине под облакамислово «свобода» звучит страннокто бы его ни произ носилТексты Полины Андрукович – неразрывное растущее целое, и давно отмечено одно уникальное их свойство – следствие уникального же творческого метода: здесь не бывает неточных и лишних слов: ни в стихотворении из одной строчки, ни в самой большой поэме. Дело, видимо, в том, что поэт, в отличие от многих других, не «конструирует» (в сконструированном тексте, самом верном по мысли и сильном по форме, всегда будет несколько слов-подпорок и слов-заплат, изобличающих «рукотворность») – не «конструирует», а «растит», как можно растить цветы на подоконнике или кристаллы в лаборатории. Если говорить о «метасюжете», растит и наблюдает, в конечном счёте, собственную жизнь, и, за счёт этого (в самом конечном счёте), – весь мир, всю реальность.
…нет, это не я «пою», этопросто поток течёт сквозьменяв нёмвремяперемешано смгновениями, а мгновения в нёмперемешаны свечностямиЧитатель оказывается тоже в позиции наблюдателя – совершенно наравне с автором, то есть встречает редкостное уважение и доверие, не будучи подвергаем никаким манипуляциям: он здесь ни советчик, ни врач, ни на лестнице колючей разговор: не пытаются из него сделать ни ученика, ни друга, ни то, что в идеологиях называется «единомышленником». Он просто – равный, равный перед лицом правды.
Отсюда – второе свойство: о каких бы событиях и явлениях человеческой внешней и внутренней жизни, сугубо персональных, ни прочитал читатель, он не только не смущается как «подглядывающий», а чувствует (чтобы не сказать – празднует) победу над собственным страхом ума, или победу над стыдом тела.
Искусство всегда демонстрирует мгновения гармонизованного хаоса, именно на мгновения и замирающего; автор же раз от раза сталкивается с чем-то неуправляемым – но сталкивается не намеренно, а просто будучи человеком, – и получается, что искусство, как и вся жизнь – не только своего рода исследовательская наука, но и как бы военное дело, а самая правдивая поэзия оказывается, по сути, и самой «приключенческой».
в облаках идёт войнаих много-много и они непрерывныа Пустота победилаи материя победилаих победа непрерывнаСпецифические, автономные образы и знаки здесь полупрозрачно существуют поверх и внутри повседневности, как бы всё время туда-сюда сквозь неё пролетают и, сделавшись привычными, не остаются незамеченными; они переживают непрерывные метаморфозы: то захватывающие, то спокойно и радостно следующие логике особого рода философского юмора, то навязчивые и утомительные, но ни в каком случае стихи не «драматизируют», не «повышают голоса»: ни удивляясь, ни радуясь, ни отчаиваясь.
видела в монастыре человекоподобных аистов, их прямые человечьибёдра были сильными, покрытымигустым пушистым оперением белым, а один был с рыжими пятнами. В монастыре мы мнет искаликомпромат на некоего политика,но нашли только белый хрустальный шар и унесли его – на память. А цветы надо поливать, и я вернулась: солнце освещало картинки на стене.И – метаморфоза: усталость оборачивается силой, озадаченность – глубиной постижения вещей действительно сложных, неразрешимых и не до конца понятных; растёт невыдуманный и неповторимый поэтический мир.
и это – то, что послевсего (и после Ангелов) —это невозможновспомнить,потому чтомы это незабылиВасилий БородинЛето 2020 г.Москвачасть 1:
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Неравномерное
поэма
Я твёрдо решился и тут же забыл,На что я так твёрдо решился.День влажно-сиренево-солнечный был,И этим вопрос разрешился.Георгий Иванов. «Я твёрдо решился и тут же забыл…»неравномерное (1)
18окт.14; низкий слой серых тёмныхоблак близко к стеклу окна в9 утра; в час дня (чуть раньше) сквозь них белый солнечный свет пятнами широкими;когда около 17-ти включила электричество, это было уже выше и какдовольно грубая мягкая кисеячуть смятая. Я такая же.Я почти такая же..;к вечеру, после того, как заглянула вэл. почту, – способна только смотреть. Вголове разрушение; весь день не выходила, – домашнее «платье». Кому-то —движение. Мне – дно и поверхностьпокоя, пото́м «всё» (или «ничего», что однои то же) завтра тоже можно не выходить (почти можно – может, поедем начердак, но друга моего не завнет не застанем, наверное, его друг, которого провожать,возможно, поедем, уезжает в 21 час, а другтолько-только проинет приедет к этомувремени)время не лжёт, время есть или нет,непонятно. Будто кто-то о нём жнет лжёт;отведать эту ночь на полный оборотсна, отдать её себе, спать совсем, нотрудно забыть для этого об утре, когда какие будут облака? – подождатьподождать ещё час и заснуть (могла быи сейчас, енет но как-то неудобно)снились цветы азалии (ама́льрии, амальри́и, анамальрии)19окт.14; проснулась в 9.15 – солнце на абсолютно чистом бледно-голубом. Так и было – подарил учитель нарисованные азалииво сне – бордовые; густо-бордовые, тёмные; густо-бордовые на бледно-голубом.Днём – не помню, в котором часу, – смазанное ощущение о смазанных облаках слоем – этот слой ощущений в расслабленной к вечеру голове, – в него проваливаешьсяне поехали на чердак, как-то это было бы слишком беспокойно. Ещёзапах варёного лука днём от супчикастарой тёти отца, который я не ем, – всё смешано, и открыта форточка.Пара «миниатюр» (абстрактных), каки вчера. На третью не хватает сосредоточенности вечером, а, может, хватит, если я найду её в сигарете при ветерке из форточки, немного.Немного, как дыма всегда не слишком много, сколько ни кури, а друзья сейчас, наверное, как раз провожают друга моего друга, и что-то неопределённое в этом определении «моего»; или это только дополнение…20окт.14; утром – на газонах и на крышах снег (первый в городе), облака – светло-серая,будто взбитая в мусс масса лёгкая, звонила другу, «как поживаете», – «да так…» – весь день течёт с крыш, но воздух прозрачен, будто небо голубое, хотя оно белёсое,чуть сероватое, но так и не опустилосьбольше, – пустое, прозрачное, между небом и землёй, – пространство слушает,не верит, будто кто-то лэнет лжёт ему о времени, – движение – кому-то другому направлено, снет моё ли, чуждое ли, – рассказо нём обречён на бесконечность, а я путаюсь сегодня в этом взбитом небе с разными непонятно какими и чьими чувствами, дышу – имивечером, в темноте, неравномерный дождь21окт.14; чуть неровное серое в 9 утра —неровное за счёт материи. Сгусткиматерии – лёгкие, мокрые, полупрозрачные – дома́, деревья; и в небе тоже —почти невидимые, – можно только ощутить глазами наощупь прикосновения; вчера лист А4 белый фиолетово-коричневой тушью и миниатюра, сегодня – пока что – миниатюрафиолетово-коричневой тушью на белом, тонированном всерое обрывке – тоже «сгусток», но требовательный. Потом – второй такой жепочти. К 17-ти часам кое-гдерасслоилось в небе – над нами дноогромного серого ровного облака, на «горизонте» (над крышами на уровне деревьев) светлое облако, – из светлых облаков поменьше (как кажется), и всёэто изменяется, но очень медленно,будто кто-то лжёт о времени; сделала рукописную книжку из обрывков неудачного рисунка, в ней странички скреплены степплеромснег вчерашний растаялпрактически это началонеравномерное (2)
21окт.14; величие и величина света;угасающего. Ходила по асфальту (продуктовый, хозяйственный, но сначалааптека). Там, внизу, как будто ничего, —всё 1нет всё в небе; тянется.Тянется, происходит. Происходитво времени и вне его; ложное и истинное – срослись. Бывало тнет и опаснее, ихуже, – это когда ложное и истинное были раздельны;светится на горизонте, безднавеличие бездны, как по линейке отмерено, но линейка очень длинная;тянет прекратить, но не развлекатьсяжемногажды повторная песенкавторая на диске, а слов не помню;монеты во сне солнечные, лёгкие, маленького номинала, но крупные (илёгкие, как бумага); «выйти из события» – и я выхожу из со-бытия́, ночто-то вспоминаю; о магазине?.. —только чёрточки прошедшего, – лишь жесты, мой друг носит большое золотое кольцо ни с кем, просто кольцо его отец когда-то сделал, другу на все пальцы велико, рассказывает, будто оно одно, второе, наверное, у его мамы, но онауже умерла, не знаю, где. О детстве, – ио детстве, конечно, тоже; отец думал, чтотот, с кем я играю, был мальчиком, а это была девочка. С отцом на чердак ехать ли послезавтра кдрузьям? Свет поднимается и тускнеет; под крышамисгустки энергийк ночи – ветер, мелькают вокруг (совсем маленький «круг») фонаря горящего говорящие в молчании острыепочему-то зелёно-коричневые (светлые) листья де́рева ещё совсем не опавшие, вокруг черно, в черноте тожесгустки энергий; всё говорит, я слышу только песенку, гармоничную, —значит, я не слышкнет не слышу этого22окт.14; тёплое белое небо, чуть тонированное вхолодное серое; танцуют, конечно, снежинки – ещё не «снег» (второй день минусовая температура), небо просвечиваетчистым белым там, где должно быть солнце – чистым белым, – не тёплым и не холодным, – спокойным;довольно высоко. К 2-ум часам дня —разрывы облак, а сами облака большие,те, что контр-жур к невидимому самому солнцу – жёлто-серо-синие, тамветер (движение), а в деревьях нижепокой; исчезли снежинки, – будто кто-тосолгал и кончил лгать; всё нерезко.Между нами, по-французски можносрифмовать «шанс» со «страданием» («chanсe – souffrаnce»), боголюбивы они, эти слова, как старые учителя из советской школы: главное – дать задание, а результат неважен, «но Вы, главное, работали над собой».После заката, ночью, абсолютно чёрная ночь. Советуют подождать. А движениево мне им только показалось;…движение во мне – всегда былоложью, данью времени и кому-то;я их обманывала. Аллергия на движение; и снова начало. Поедем днет поедем ли завтра на чердак? И так внутренне сдругом вместе, а увидеть его – значитубедиться глазами и ощущениями,что мы – два разных существа;23окт.14; в 10 утра – или – в 9? – помнюобрывки – или завязи – облак, совсемнебольшие, отдельные, прозрачные и лёгкие в солнце. Друг моего друга приедет только завтра, поэтому сегоднямы не поедем на чердак; одна миниатюра фиолетовой тушью по обрывкубелой, чуть тонированной в серое бумаги – на тонированном в серо-зелёноепаспарту, не то, чтобы «сгусток», скорее, обрывок (жизни)? —неравномерное (3)
23окт.14; пропущенный день, пропущенный сквозь меня (себя) день, про день: Чистые Пруды с первым – совершенно гладким слоемледка (не везде), по которому сильный ветер гоняет скользящиекоричневые (одинокие) листья; это на солнце ненавязчивом, ещёгреющем чуть. Минус 7; а снега совсем нет, не похожени на что знакомое, и мой другуже как будто не похож ни начто знакомое; мой друг, кстати,не провожал тогда своего друга, —не успел с работы, только позвонил уже в поезд;(…)24окт.14; около 10-ти утра видно, какдвижутся рваные облака сплошным потоком с Северо-Востока; иногда – через дыры – блескк полудню облака набухли, но всёравно иногда – блеск; а к 14-ти – голубое, только над самыми (невысокими) крышами белое кусками,вытянутыми ветром на Юго-Запад;другой донет другой друг моего друга уехал, а тому,первому его другу, который приехал, сегодня неудобно, —может, завтра, а, может, 26-ого? —в воскресенье? Ветер всё вычистил наверзнет наверху,хотя на уровне деревьевего нет, – солнце и глубокое синеев зените, а солнце не в зените, – низко ходит25окт.14, суббота; нет,не сегодня. В 9 утра тонкая белесоватая плёночка у горизонта крыш,а в остальном – низкое ясное солнце, и бледно-голубое в небе; внет к 10-ти «плёночка» исчезает, – простосолнцек 16-ти часам – с Запада пришёлкрай облак на всё небо, толькоу горизонта осталось на Востокесинее, чуть тонированное в зелень и в желтизну; потом край облачного слоя зашёл за край горизонта и стало всюду бело-серебряно-мягко, с рассеянным свечением,в эту ночь (последний раз) переводятвремя на час назад, если раньшерассвет был около половины девятого, то теперь он будет около половины восьмого и я буду его просыпать, – и поэтому, конечно, буду лгать, – если и не о времени (хотяи о нём, наверное), то обо всём другом, и завтра воскресенье и мы встречаемся на кладбище с моим отцом и с другом моего друга (и, м. б.,и мой дуг подъедет) умогилы нашего общего друга – там недавно поставилипамятный камень, а эти друзья (и я)его ещё не видели (я видела – на фотографиях, которые сделал там отец), и после, вроде, поедем к ним начердак (в мастерские, где они живут), может ли это быть ложью? —26окт.14; в 8-10 утра, вместе с солнцем, поднимался с Юго-Востокабелый прозрачный слой облачноготумана, чуть ниже его шли длинные узкие тени отдельныхоблак; там же – белая полоса следа самолёта наискось; к 10-ти и в зенитеуже был облачный туман, тонкий-тонкий, прозрачный в солнечном свете; к 15-ти часам – широко размазаны полупрозрачные белые полосы под голубым; И-Цзин обещает «Помрачениесвета», – может ли это оказатьсяложью? «Mal aimе́е» из шансонетки —ложь? В городе эмигрировавшийи приехавший обратно на несколькодней человек, которого я любила,возможно, чтозавтра я его увижу, отдам ему егопортрет, написанный мной 6 лет назад, достаточно удачный; поэтому ли ялгу? – эмигрировав и родив, он сталнастоящим, и я, возможно, его коснусь и перестану лгать? – на кладбище сегодня (возможно, коснусь его впоследний раз) будет лёгкое солнце и мой друг вряд ли успеет тудаи мне не хочется туда ехатьтак заранее (за полтора-два часа) говорить о «лёгком солнце» значит ли лгатьон не успел на кладбище; на кладбище мы были уже́ – мы, внизу, – в теникрая Земли, лёгкое солнце было только в небесах, и лёгкие розовыеполосы в голубом на Западе, когда уходили; он (мой друг) приехал начердак, куда мы пошли, только часачерез полтора, – чем-то постыдный укол «желания», когда здоровались, а потом он удивлялся, что никак не может напиться допьяну, и пришли ещё егоподруга со своим другом, а мы с отцом в полдесятого уже ушлинеравномерное (4)
27окт.14; в 8.30 – густые (одно густое)облака наверху и сияние на Востоке сквозь пелену, к полудню – бледно-голубое небо с солнцем сквозьтонкую кисею бледную, – даже не облака, а просто очень лёгкая занавесь, договорились с тем человеком «напосле 16-ти» ещё созвониться, у меняфотографии в цифровой зеркалке с кладбища и с чердака вчерашних иощущение «продолжения», но движение уже затихает, будто оно былоложью; вчера, на обратном пути в метро, разные люди впервые в жизнине были похожи на меняк половине четырнадцатого всё бледно-голубое расчерчено следами самолётов белыми, а понизу на Востоке и Юго-Востоке – почти белое, чуть дымчатоевысоким туманом недвижнымветер у памятника Пушкину в 6 вечера,всё тёмно-чёрное, иодежда полисменовтоже, – снега так инетон говорит «этого никто никогда доконца не узнает – настоящий он уже́или нет»и я никогда не узна́ю, навсегда лимы попрощались. Нет снега. Плюс 6. Если ничего не утверждать точно, – можно лиизбежать лжи? Теперь, кажется (неточно), не хочется звонить моему другу (аутром звонила, но он не подошёл, – утром ещё точно знала, что хочется звонить) так ли всё и оставить… не знаюне знаю. Если «не знать» (не утверждать точно), то можно ли избежать лжи? —28окт.14; серое сплошное, мятое чуть,в 9 утра; к 10-ти оно чуть выше ичуть светлее. К 15-ти 30-ти – бело-желтоватая рябь наверху мягкая; дывнет движение во мне – несосредоточенное, хаотичное, бесцельное, наверное, неточное,наверное, свободное, и, м. б., свободноеото лжино хорошо ли это? – мне, так, неуютно, —неуютно безо лжи? – без того, что я считала «ложью», – т. е. безкаких-то «светлыхидеалов» (сосредоточенности)значит, «ложь», сдерживаяменя, была благомлгать ради инстинкта самосохранениявряд ли я смогу вернуться к этому29окт.14; в 9-10 утра – рябят облачкав «зените», как скисшее молоко,серо-серебряные, с бледным золотом, а понизу на Юго-Востоке – почти сплошные.Вечером, естественно, приходит ночь.Вечером звоню моему другу, спрашиваю, – нет, он завтра до упора в театре, пнет репетирует, не сможет сходить сомной на выставку. Я передаю ему привет от своего кота, который играл, рассказываю, как он играл; друг говорит «жизнь бьёт ключом?» – я говорю,что мы-то можем удовлетвориться друг другом (и друг замечает, что этозамечательно), а у кота нету знакомых котов; друг говорит «пусть выйдетна улицу» – я говорю «представляю себе… нет, мы домашние…» – друг говорит «ну, да, мы в ответе за тех, кого приручили?» – чуть снасмешкой (нелжёт, знает (неточно), что я не могу житьс ним, потому что коту у него будет плохо), и я не лгу, когда приблизительно понимаю (не лгу себе), что это конецдружбы с моим другом; желаю емусил и удач, он передаёт привет моему отцу, и мы прощаемся; мне спокойно не лгать, даже не «жаль» и не «грустно», только хочется курить и спать,и мой друг знает это;ему, очевидно, хочется тогоже. Мы друзья.30окт.14; в 7 утра, когда убирала закотом (он сделал все «дела») – абсолютно чистоненет чистое небо, рассвет; кполовине одиннадцатого поднимаются с Юго-Востока в зенит, не достигая его, тонкиегоризонтальные полоски облак; солнце белое и яркое, такое яркое, что, конечно, больно смотреть; а небо бледное.Но к 11-ти «тонкие полоски» становятся широким слоем (полупрозрачным) очень маленьких сплошь облачных образований, идущих фронтом, и закрывают солнце; эти комочки – серо-фиолетовые, меж ними, по краю каждого – светлое золото, даже, скотреенет скорее, серебро, я пытаюсь «вернуться» к другумоему, но у меня совсем нет сил,и я даже не рисую, просто пьючайрисовать, сейчас, значило бы солгать,то есть сказать что-то точно иопределённо и твёрдоони точно знают, которыйчас, значит, они лгут;день светлый, сирень на картинке в ежедневнике,плюс 7, кот греется у батареи унет центрального отопления;неравномерное (5)
30окт.14; к половине 17-ого – к закату – на Юго-Востоке серо-розовое облакона полгоризонта над невысокими крышами, – растянутое с Востока на Юг, тонкое и совершенно гладкоеснизу (то, что я вижу); в зенитебледный серо-голубой воздух; без друга моего – нет никакой цели, так – более неточно и, наверное, так —меньше лжи; и меньше времени, о которомлгать, и большевремени, котороене лжёт о себе…памятник Бродскому на Садовом, чуть смешной, в темноте, запомнилось дерево рядом, – ветвиголые подсвечены зелёным и бордовым; парень, крупный, в рясечёрной с капюшоном, подпоясанной верёвкой, на скейте, с друзьями на скейтах вокрушнет вокруг памятника, холодный ветер ве́чераперед этим – художник, чья выставка (уверенная, красивая выставка), – рукопожатие (давно знакомы), он всё скем-то (с девушками) говорит, я быстро делаю несколько кадров с ним (отошлю ему завтра-послезавтра) иубегаю. Потом – вечером, ночью, – тепло телу с головы до ног, физическая усталость чуть и чувствую с удовольствием сердцебиение, хорошо,31окт.14; густая высокая мгла равномерная в небе; солнце сквозь неё как мягкаябелая монета (расплавленная) кполовине 10-ого; к 10-ти солнцеисчезает, а мгла, в своюочередь, чуть светлеет и становится облачным ровным небом;сегодня – две миниатюры, а не одна, какбыло последние дничасть 2:
ПРЕБЫВАНИЕ
Мини-поэмы
а. конец света и тьмы
(мини-поэма с короткими строчками)
я не знаю наизусть «Пьяного корабля» Рембо
(28–29 авг. 2015)
б. почти символическая поэма в верлибре
Луна почти полная, пара лошадей исчезла.