Ритмы Тонких Миров
– Ой, как он уже вырос!
– Здесь ему почти семь лет. Не забывай, что мы смотрим живые картинки прошлого.
– И аура у него какая цветная! Неужели в это время сознание уже действует вовсю?
– Да. Начиная с семилетнего возраста, человек считается ответственным за свои поступки. Этот ребенок прошел длинный путь воплощений, испытав во многих жизнях самые разные ситуации. И по сложившемуся характеру он более склонен к проявлениям добра.
– Наверное, поэтому цвета его ауры такие нежные и чистые.
Алина внезапно вздрогнула.
– А это что за тень к нему приближается?!
В комнату, где находился ребенок, вошел мужчина, в темной ауре которого проявлялись красно-коричневые цвета.
– Это его дядя.
– Но ведь он же ненавидит этого ребенка. Это сразу бросается в глаза.
– Он ненавидит всех детей, но тщательно это скрывает. А у родителей мальчика сложилась такая ситуация, что они были вынуждены прибегнуть к услугам этого человека.
При приближении мужчины аура ребенка съежилась, стала тусклой и рыхлой на периферии. Мальчик сделал неловкое движение и уронил предмет, который держал в руках. В ауре дяди тут же проявились багровые зигзаги. Из нее посыпались кроваво-красные стрелы ярости. Они иглами вонзались в незащищенную ауру ребенка и вызывали у него боль и страх.
– Боже, сколько бешенства в этом мужчине! – воскликнула Алина. – Как страшно он кричит и как дурно пахнет!
Вдруг черная полоса змеей метнулась из ауры мужчины к мальчику и удушающим кольцом обернулась вокруг его шеи. Мальчик схватился за горло.
В это время в открытую дверь комнаты вбежала женщина и бросилась к сыну. По всей периферии ее ауры полыхали маленькие рубиновые огоньки. Женщина, прижав мальчика к себе, сурово смотрела на мужчину. Тот, не успев вернуть себе обычное лживое обличье, раздраженно вышел, распространяя вокруг себя темные искры.
– Неужели мать почувствовала, что ее ребенку угрожает опасность? – спросила Алина, все еще напрягаясь и волнуясь.
– Да, мать всегда имеет нить связи со своим ребенком.
Женщина стояла, обняв мальчика и полностью укрыв его своей аурой. А когда она отпустила сына, его аура снова расширилась до обычных размеров и на внешней ее стороне тоже запрыгали защитные язычки пламени.
Алина постепенно успокоилась.
– Жалко, что мы можем только смотреть. Мне так хотелось побежать туда и вытолкать из комнаты этого злобного негодяя.
– Это картины прошлого, Алина. Они сохранены в памяти планеты до мельчайших подробностей. Ты и сама сейчас в этом убедилась.
– Но я убедилась и еще в одном – нельзя доверять своих детей кому попало.
Взгляд Пифии стал серьезным.
– Совершенно с тобой согласна. В этом вопросе не должно быть никакого легкомыслия. Но не хочешь ли ты теперь перейти ко второй части нашего просмотра?
– Хочу, конечно. Моя аура уже пришла в равновесие, и я готова.
– Тогда смотри.
Светлое схождение
Тоненькая фигурка в светлом платье, с красным украшением в волосах стояла задумчиво, положив кисти рук на перила пешеходного моста, переброшенного через небольшую реку. Спокойная пульсация ее синей ауры вызывала в окружающем пространстве расходящиеся голубые волны умиротворения.
Молодой человек в синей рубашке замедлил шаги и начал неслышно приближаться к девушке. Его аура приятного красного тона распространяла далеко в пространство волны горячей любви.
Синяя аура вдруг заволновалась и заполнилась ярко-розовыми оттенками. Девушка быстро обернулась и тут же оказалась в объятиях. Ее лицо вспыхнуло счастьем, а вокруг двоих что-то происходило. Красный и синий вихри неожиданно объединились и в своем ускорившемся вращении образовали огромную чашечку лилии, у которой средние части были рубиновыми, а синие лепестки раскрылись на шесть сторон. Цветок пульсировал, наполняя пространство лиловыми искрами.
– Как красиво! – воскликнула Алина. – Как хрустально звучит этот цветок и как замечательно пахнет!
– Ты увидела сейчас гармоничное схождение двух аур, – пояснила Пифия. – Надо сказать, что я специально выбрала случай таких, казалось бы, контрастирующих аурических цветов. Но ты сама видишь, какой отличный оттенок дало это сочетание.
– Пифия! – Алина восторженно показала на еще не исчезнувшую картинку. – А ведь те искорки, которые распространяются во все стороны от чашечки цветка, впитываются рекой, растениями и проходящими мимо людьми. Это так хорошо видно. Теперь мне не надо объяснять, что такое благодатные излучения. Ведь они дают благо всем. А эти двое даже не задумываются об этом, наполняя своим счастьем все вокруг.
– И отметь еще, – подсказала Пифия, – что показанные тебе картинки не только были цветными, но и сопровождались звуками и запахами.
Девочка замолчала. И Пифия, посмотрев на нее, предложила:
– Я могу показать тебе еще одну картинку. Она будет касаться близких тебе людей. Хочешь ли ты этого?
– Об этом можно даже и не спрашивать. Я уже смотрю во все глаза.
Случай с папой
– Тебе знакомы два этих молодых человека?
– Конечно, – заулыбалась Алина. – Это папа и его старший брат. Правда, я их такими не помню. Наверное, эта сцена относится ко времени до моего рождения.
– А ты знаешь, какое происшествие с ними в то время произошло?
– Мама мне рассказывала. Папа вытащил брата из огня.
– А теперь посмотри на них обоих повнимательнее. Тебе ничто не бросается в глаза?
Алина разглядывала молодых людей.
– Да как же я раньше об этом не подумала? Ведь папа намного младше брата. И здесь он совсем хрупкий подросток. Как же он смог вытащить из огня взрослого, потерявшего сознание человека?
– Посмотри – и поймешь.
В темной кладовке без окон метался мужчина, не имея возможности выйти. Чья-то злобная рука перекрыла дверь с внешней стороны, а дым от разгоравшегося огня просачивался в щели.
Со всех сторон к полыхавшему дому спешили люди. Обогнавший всех мальчик вбежал в дом, выбил из дверной ручки заклиненный в нее предмет, протиснул тело брата через узкую дверь и взвалил на себя. Когда на крыльце его освободили от непомерного для него груза, он упал и, как и его брат, потерял сознание.
Взволнованная Алина плакала. Пифия не успокаивала ее, но терпеливо ждала, когда накатившая волна чувств отхлынет назад.
Девочка, наконец, посмотрела на нее и сказала:
– Я поняла, что ты хотела мне показать – силы человека неизмеримы и могут быть привлечены к действию в гораздо большем объеме, чем обычно, в критический момент.
Пифия кивнула.
– Я видела, – продолжала Алина, – как нервные центры папы разом вспыхнули всеми цветными огнями, но мне также стало понятно, что такое напряжение выдержать долго нельзя.
– А еще что-нибудь ты заметила, Алина? – осторожно спросила Пифия.
– Ты, наверное, имеешь в виду тот светящийся поток, который шел на папу сверху и в его сердце превращался в искорки психической энергии?
– Хорошо, что ты это увидела.
– Но значит ли это, Пифия, что папу дополнительно поддержала энергия пространства?
– Можно сказать и так. Любая извне оказанная помощь легко включается в это широкое понятие.
Девочка вдруг взглянула на собеседницу и спросила:
– Пифия, мы ведь с тобой знакомы уже давно?
– Гораздо дольше, чем ты можешь себе это представить.
– Пусть так. Но я совсем не помню, почему стала называть тебя Пифией? Ведь это не твое имя?
– «Пифия» означает «прорицательница».
– Значит, ты можешь не только показывать картинки прошлого, но и предсказывать будущее?
– Но это не так трудно, если речь идет о близком будущем вашего мира. Ведь это будущее уже наступило здесь, у нас.
– Я помню твои слова о том, что не надо без дела пытаться заглянуть в свое будущее. Но можешь ли ты сделать для меня какое-нибудь, совсем маленькое предсказание, о котором я вспомню, вернувшись в свой мир?
– Ну тогда просыпайся. И вскоре перед твоими глазами предстанет апельсин.
* * *
Алина потянулась и откинула одеяло. На душе у нее было хорошо и спокойно, но она не могла объяснить себе, с чем это было связано.
Накинув халат, она открыла дверь в коридор. В конце его, обнявшись, стояли двое. Красная аура мамы сливалась с желтой – папы. И все это пульсировало огромным оранжевым шаром, рассыпавшим вокруг себя золотой дождь.
«Ну точно, апельсин», – улыбнулась девочка. Она пошла навстречу раскрытым ей объятьям, и золотой дождь принял в себя чудесные искорки живого серебра.
Куб
Эйфория
В Питер Сана приехала из Москвы ранним утром. Кафешки на Невском только начинали открываться, и она заскочила в первую попавшуюся, так как ветер начала апреля был настойчиво силен и беспощадно холоден. До встречи с пригласившими ее на выходной знакомыми оставалось несколько часов. Можно было спокойно съесть что-нибудь горячее, а затем двигаться куда душа пожелает. «Пройдусь для начала до Дворцового моста», – решила она, выходя на проспект.
На последней сухой ступени лестницы, спускавшейся около моста прямо в воды Невы, Сана задумалась. Но неожиданный толчок изнутри заставил ее очнуться. Ей вдруг стало не по себе от мысли, что она сейчас может потерять равновесие и упасть в эти неведомые глубины. Она не стала противопоставлять себя магнетизму воды, а поднялась на Адмиралтейскую набережную, пересекла улицу на перекрестке с Дворцовым проездом и остановилась, обдумывая дальнейший маршрут.
Надо было что-то срочно предпринимать. Такого холода в Питере Сана не предполагала и была одета довольно легко. Она посмотрела в сторону Эрмитажа, но тут же отбросила эту идею. «Пойду в Исаакиевский», – подумала она и сделала несколько шагов в нужном направлении. Но залетевшая неизвестно откуда мысль остановила ее снова.
Мысль была простой и ясной, и Сана с ней легко согласилась: «Конечно, я пойду не по этой стороне дороги, а по пешеходной дорожке около Невы. Это же здорово – идти и смотреть на реку». Тревожные сигналы изнутри сообщали ей, что какая-то часть ее существа явно протестует и даже указывает на нелогичность совершаемых ею действий: ведь надо было вернуться на перекресток, пересечь ту же самую улицу в обратном направлении, а около собора проделать это уже в третий раз. Но Сане было не до самоанализа. Она быстро двинулась к перекрестку, перешла там поближе к Неве и направилась в сторону Медного всадника.
Тело Саны от холода начало терять привычную пластичность, но зато она почувствовала явные перемены в своем настроении. На нее вдруг нахлынула беспричинная веселость, близкая к эйфории, и она в очередной раз насторожилась, ощутив искусственность происходящего.
Внезапно для себя Сана остановилась и развернулась лицом к дороге, отделявшей ее от прилегающей части Александровского сада. Машины неслись справа от нее, но были еще достаточно далеко. Пересекать дорогу здесь не было никакой необходимости, но импульс толкнул – и Сана побежала.
Она лежала на дорожном полотне, а рядом, усмехаясь, стоял Ларс – как всегда, красивый, гордый и циничный. Волна негодования подбросила Сану вверх, но она усилием воли поменяла направление и ускорила передвижение вниз, чтобы приземлиться твердо и решительно.
– Опять ты! – возмущенно воскликнула она. – Что тебе от меня надо?!
– А тебе? – Ларс улыбался насмешливо. – Разве ты не знаешь, что находишься на территории моих владений?
– И то, что со мной произошло, конечно же, твоих рук дело?
– Разумеется. Ведь я до сих пор имею на тебя влияние. Мне хотелось забрать тебя насовсем, но этому немного помешали твои новые приятели, – на лице Ларса промелькнула злоба. – Но, думаю, ты понимаешь, что это всего лишь временная задержка. Я всегда добиваюсь того, чего хочу.
Сана уже не слушала, рассматривая огромное помещение, в которое они переместились. Серый куб занимал всю его центральную часть. А черный вихрь вливал в него бурлящее вещество, втягивая в свою воронку красную реку, исток которой терялся в пространстве.
Сана испытывала тошноту и отвращение.
– Любуешься нашим совместным произведением? – с издевкой спросил Ларс. – Мы с тобой потратили на него много своей энергии. Но ты же знаешь, что вихрю нужна постоянная подпитка. А чья еще энергия может работать в паре с моей, если не твоя? Так что судьба твоя предопределена, и для тебя будет лучше, если ты не будешь ей противиться.
– А ты не забыл, Ларс, что многое изменилось с тех пор, как ты вынудил меня участвовать в этом низком деянии?
– Отчего же низком? Ведь не я являюсь источником этой реки. Я всего лишь собираю те красные огоньки похоти и гнева, жестокости и страсти, которые люди щедро рассеивают в пространстве. Согласись, что было бы глупо не воспользоваться тем, что выбрасывается так безумно. Кстати, с твоей теперешней точки зрения, меня даже можно считать подвижником, так как я очищаю пространство от того, что вы относите к вредному мусору. И, заметь, течение этой реки не прекращается никогда.
– Еще бы оно прекратилось. Ведь тогда ты и твоя свита остались бы без пищи. Не рисуй себя героем-спасителем. Ты, как и прежде, изощренный провокатор, толкающий людей на проявление самых низких их качеств. И они откликаются на твои провокации и обильно излучают то, что крайне необходимо для твоей жизнедеятельности.
– Не буду отрицать очевидное. И надеюсь, что ты не очень сердишься на меня за то, что я вызвал у тебя состояние эйфории, забрал твою осторожность и удачно бросил тебя под автомобиль.
– Но ведь, насколько я понимаю, твое мероприятие не удалось до конца?
Ларс помрачнел.
– Твои дружки посмели смягчить мой удар. Но тебе не надо объяснять – что за этим последует. Безответно мы такое никогда не оставляем.
– Надеюсь, Ларс, что и мне удастся принять участие в предстоящем сражении, – ответила Сана и вдруг почувствовала, что возвращается в оставленное на дороге тело.
Она лежала и не могла понять, что с ней произошло. В памяти не осталось ничего, начиная с того момента, когда она побежала через дорогу, и до текущего, который она еще не могла осознать.
Сана пыталась встать, но безуспешно. Она приподнималась на руках и тут же падала обратно, теряя сознание. Подбежавший к ней мужчина помог ей добраться до тротуара и сесть на бордюрный камень.
Сана не чувствовала никакой боли – только спутанность сознания. Ей было неловко задерживать человека, и она махнула рукой от себя, показывая мужчине, что тот может уйти.
– Вы русская? – донеслось откуда-то до Саны.
Она кивнула, так как не могла говорить, и снова махнула рукой.
Вокруг не было никого. Сана начала воспринимать сигналы, поступающие в мозг от разных частей тела. Она осознала, что все системы организма в принципе находятся в рабочем состоянии и способность к передвижению не утрачена. Она поднялась с камня и попробовала дойти до ближайшей скамейки. Это оказалось возможным. Теперь надо было суметь добраться до Москвы и организовать перелет домой. Сана сконцентрировала все оставшиеся силы на выполнении этой задачи.
Подарок
Сана что-то рассматривала на экране монитора, приблизив к нему лицо почти вплотную. Никита улыбнулся хорошо знакомому положению головы жены. Он присел на диван, придвинутый боком к рабочему столику Саны, и спросил:
– Тебе ни о чем не говорит сегодняшний день?
Сана отодвинула голову от экрана и задала свой обычный вопрос:
– А какое сегодня число?
– Ладно хоть не: «Какой сегодня год?» С утра было седьмое апреля.
Сана быстренько переместилась к мужу на диван.
– Неужели ты запомнил дату того дня, Никита? Ведь четырнадцать лет прошло – два раза по семь.
– Событие это, надо сказать, не подлежит забвению. Когда ты позвонила с питерской скамейки, я пережил легкий шок, так как не знал, как лучше всего тебе помочь.
– Ты звонил мне непрерывно, и я все время ощущала тебя рядом.
– Я отслеживал весь твой маршрут. Ты взяла такси около Исаакиевского собора и добралась до знакомых, которые пригласили тебя в Питер. Ты пролежала у них несколько часов, а вечером их сын проводил тебя на московский поезд.
– К тому времени я уже выглядела страшной. Левая часть лица была опухшей, синей, глаз заплыл. Пришлось смастерить и приклеить ко лбу прикрытие, чтобы не пугать соседей по купе.
– А ты никогда не задумывалась о том, что в тот момент, когда ты побежала через дорогу, автомобили находились справа от тебя, а удар пришелся слева?
– Задумывалась, конечно, – тем более что движение на Адмиралтейской набережной в то время было односторонним. Но сказать по этому поводу мне нечего. Я до сих пор не представляю, что же тогда произошло на самом деле.
– Ничего, Сана, – Никита обнял жену. – Ты же сама говоришь, что в планетной памяти сохраняется все, а значит, со временем все узнаем. Помню, как ты утром позвонила уже из Москвы. Боль к тому времени проявилась вовсю, а тебе надо было действовать – отменять командировку, сдавать старый авиабилет, покупать новый, добираться до гостиницы аэропорта, в которой можно было полежать до ночного самолета. В гостинице ты не могла есть, не чувствовала верхние зубы, но радовалась, что можешь видеть, слышать и передвигаться.
– Я лежала там с закрытыми глазами и смотрела внутрь себя – на экран в своей голове. Он был разбит вдребезги. Раньше он был преимущественно темным. И только иногда – я тебе рассказывала об этом – на нем появлялись красивые цвета, подобные зелено-фиолетовым всполохам северного сияния. А теперь он стал почти белым – вернее, чуть-чуть сиреневым. И на этом сиреневом фоне хаотически носились зеленые обрывки чего-то, некогда бывшего, видимо, целым. Глядя на эти мятущиеся лоскуты, я хорошо понимала, что теперь все во мне будет строиться заново.
Никита по-прежнему обнимал жену.
– Не представляю, как ты в таком состоянии выдержала те длинные переезды.
– Я стремилась к тебе и знала, что, когда попаду в привычное облако твоей заботы, все во мне заживет и наладится.
– Взаимно, Санок. А ты помнишь, когда начал восстанавливаться твой внутренний экран?
– Теперь уже точно не скажу. Ты же знаешь, какой сложный этап работ начался у меня сразу после возвращения. Мне дали всего десять дней на выздоровление.
Никита улыбнулся.
– Не помню ни одного периода в твоей деятельности, который можно было бы назвать легким. Напряжение, напряжение и напряжение.
– Оно, кстати, было просто необходимо, чтобы привлечь нужные энергии для восстановления.
– И не только для восстановления. Ты говорила, что твой экран начал со временем отражать новые цвета и узоры. Значит, его возможности получили развитие.
– Это так. Он становится все богаче. И я наблюдаю за ним, потому что это интересно.
Никита поднялся с дивана.
– Кстати, об интересе. Мою жену не впечатляют машины, драгоценности и другие подобные вещи. Но одна занимательная игрушка может ее заинтересовать.
– Сам сделал? – быстро спросила Сана.
– Естественно, – Никита уже шуршал на своем рабочем столе, заваленном, как обычно, грудами деталей.
Из-за одной из куч появился прозрачный предмет. Никита поставил его на переносной столик рядом с пустым кувшином и пакетом гранатового сока. Пододвинув все это поближе к жене, он пояснил:
– Ты любишь разные вихревые структуры. И сейчас я тебе кое-что покажу. Только не пытайся сразу разгадать, как это устроено.
Никита заполнил кувшин соком и наклонил его. Красная струя упала сверху на воронку, вмонтированную в прозрачный куб, и, завихряясь, устремилась вниз, образуя вблизи дна живописный водоворот.
Оживленный Никита взглянул на жену. Но его: «Ну как?!» – не получило ответа. Сана отсутствовала. Ее потемневшие глаза остановились на том месте, где красная река только что вливалась в куб.
Никита осторожно поставил кувшин на столик и сел рядом с женой. Он знал, что тревожить ее в таком состоянии нельзя. Она вернется совсем скоро и, может быть, даже скажет несколько слов о пережитом. Но, скорее всего, она не скажет ничего, так как полученные ею впечатления ускользнут от нее как сон, который не удалось ухватить и удержать.
Трансформация
Сана стояла рядом с серым кубом. Красный поток бешено устремлялся в поглощающее его черное жерло.
– Незваные гости? – хмуро спросил появившийся Ларс. – Тебя так и тянет ко мне.
– Ты знаешь, что это не так, – Сана была спокойна. – Магнетическая связь между нами разорвана. И твоя недавняя операция по моему уничтожению как раз этому и способствовала.
Ларс не скрывал раздражения:
– Они оборвали нить, воспользовавшись твоим болевым шоком! И ты готова их за это благодарить?
– Не нить, а последнюю паутинку. Но благодарить я готова и тебя – за те полезные уроки, которые позволили мне выявить изъяны моего характера.
Ларс скривился в усмешке.
– Наверное, именно в силу этой благодарности ты и воюешь против меня на стороне тех, кого я ненавижу. Но перейдем к делу. Зачем ты сегодня здесь?
– Меня интересует куб.
– Неужели нечистая совесть беспокоит? – Ларс был полон сарказма. – Но от этого тебе никуда не уйти. Ты действительно приняла участие в создании куба. И противоположная моей сторона всегда будет считать это твоим несмываемым позором. Но все же ответь – с какой практической стороны тебя вдруг заинтересовал этот замечательный объект?
– Я хочу его трансформировать.
– Да ты что! В наглости тебе, конечно, не откажешь. Но надо признать, что ты действительно можешь внести изменения в эту конструкцию. Правда, не надо забывать, что в ее основе находится и моя энергия. И было бы странно предположить, что моя сила не станет противиться твоей, которая стала ей ненавистна. Но это, разумеется, все теории. А реалии заключаются в том, что ты не сможешь больше сделать и шагу по направлению к кубу.
Ларс сделал едва заметное движение рукой. Сана отследила это и предупредила:
– Не зови их, Ларс, – они не придут. Около куба останемся только мы с тобой.
Ларс был изумлен.
– Ты хочешь сказать, что это атака на мою цитадель? В таком случае должен прийти воин и бросить мне вызов. Где он? Может быть, это ты?
– Именно так, Ларс.
– Отлично. И даже забавно. Но тебе ли не знать, как проходят единоборства в моем мире? Или ты никогда не слышала о туннеле, из которого никто, кроме меня, не возвращается в прежнем виде? Тебе, конечно, кое-что известно, но далеко не все. Но я, по старой дружбе, расскажу тебе о деталях. И, вообще, я раскрою тебе все карты без утайки, чтобы ты поняла всю безнадежность своего предприятия.
Сана слушала молча.
– Ты знаешь, что туннель создан магией в живой тьме. Но в нем самом никакая магия не допускается, даже для меня. Это закон туннеля, нарушение которого привело бы к изменению его структуры и непредсказуемым последствиям. Противники входят в этот узкий и длинный коридор с разных концов, и тут же начинается бешеный полет. Трижды должны они миновать друг друга, пытаясь вытолкнуть соперника за зыбкие и проницаемые стенки туннеля.
Ларс приостановился и насмешливо спросил:
– И неужели ты думаешь, что я не знаю в точности, когда, каким движением и с какой силой необходимо выполнить толчок?
Сана не отвечала.
– Ну что ж, тогда я расскажу тебе о последствиях. Вытолкнутый за пределы туннеля попадает в тьму – не в темноту, а в живую тьму. Для меня как создателя туннеля это будет означать, что я просто на некоторое время буду обездвижен. Но для моего соперника все окажется гораздо серьезнее. Тьма высосет из него силы – не все, почти все – и бросит его к моим ногам. А я уже буду решать его дальнейшую судьбу. Тебя устраивают такие условия?
Ларс посмотрел на Сану.
– Вполне, – ответила та. – То, что ты будешь обездвижен на некоторое время, меня вполне устраивает.
– Если бы так ответила какая-нибудь другая женщина, я бы предположил, что она просто дура, – Ларс даже не посчитал нужным рассмеяться. – Но у тебя, видимо, отказало чувство самосохранения. В любом случае, в нашем мире не принято отказывать бросившему вызов.
Ларс подошел к волнующейся черной стене.
– Сейчас ты встанешь на мое место и будешь ждать появления входа в туннель. Как только он обозначится, ты немедленно будешь втянута в него головой вперед. Со мной произойдет то же самое, но на другом конце.
Как только Сана приблизилась к указанному месту, Ларс исчез. Через короткое время перед ее глазами мелькнула зеленоватая окружность входа, и тут же начался полет. Тускло светившиеся стенки туннеля не были однородными по цвету, поэтому можно было оценить, насколько невероятна скорость перемещения.
Впереди виднелась лишь тьма. Заметить в ней несущуюся навстречу фигуру можно было лишь в момент наибольшего сближения. Но прожектор, осветивший значительную часть туннеля перед Саной, вспыхнул очень своевременно. Она увидела приближающуюся точку, которая на глазах превращалась в летящую фигуру Ларса. Тот зажмурил глаза, и Сана поняла, что он ослеплен. Соперники разминулись, даже не попытавшись оказать воздействие друг на друга.