Нет цветов у папоротника. Книга седьмая

А фельдмаршал Ласси, узнав, что шведы (по данным разведки), бросив Фридрихсгам, удалились к Гельсингфорсу, держал совет с генералами, где они единодушно решили:

– Продолжать преследовать убегающего врага!!

Финляндия и Россия

В самом деле, почему так странно вели себя шведы? Дело в том, что Левенгаупт, отправив парламентёра в Москву с предложением о мире, лелеял надежду, что русская императрица тут же сядет за стол переговоров и решение о мире вот-вот произойдёт. Поэтому ввязываться в бой считал уже излишним! «К чему жертвовать жизнями солдат, если война не сегодня, так завтра уже прекратится?» – рассуждал он. Поэтому и придерживался плана медленного отступления, дабы избежать потерь.

Однако он никак не предполагал, что Елизавета, будучи от природы натурой медлительной, вовсе не торопилась приступать к переговорам; она была занята коронацией и балами. И уж конечно он не ожидал, что русская армия будет так упорно продолжать наступление!!

Таким образом, бедняга Левенгаупт метался, не зная, что ему делать? Он, в ежедневном напряжении ожидая объявления о мире, даже не обдумал, следовало ли защищать или покинуть Фридрихсгам, а действовал по наитию; сперва бросил людей строить и укреплять окоп, затем приказал отступать! А, когда русские столпились у стен Фридрихсгама, готовясь к штурму, испугался неравных с неприятелем сил, и, желая спасти армию, суетливо велел ей уходить дальше – к Гельсингфорсу. Впрочем, эта ошибка была непростительна. Ведь именно в Фридрихсгаме был самый большой продовольственный склад для армии. А войска, оставив этот город, не имели хлеба даже на десять дней. Левенгаупт отдал приказ армии двигаться к Гельсингфорсу, но при этом не распорядился о доставке съестных припасов из Гельсингфорса движущимся к нему полкам.

Вышло, что тем самым, он не спас, а, напротив, погубил свои войска, уже во второй раз, за эту войну обрекая их на голодный тяжёлый переход!!

Тем временем, в Москве, лишь после того, как кончились празднества по случаю коронации, Елизавета неспешно приступила к обдумыванию положения дел по войне со шведами. И, после длительного раздумья, приняла, наконец, решение – завершить эту бессмысленную войну.

Но, пока это решение императрицы ещё было не известно фельдмаршалу Ласси, он продолжал упорно преследовать шведов, убегающих от него с поспешностью горных ланей.

Финляндия, река Кюмень

Преследуя врага, русские подошли к побережью реки Кюмень. Шведская армия уже перешла эту реку, но не успела уйти слишком далеко. Русские с другого берега успели их обстрелять из пушек. И нанесли шведам существенный урон.

После чего шведская армия поспешила покинуть берега Кюменя и скрыться. Ласси тотчас же отдал необходимые распоряжения для переправы через реку! За два дня мосты были наведены, и русская армия начала осуществлять переход. Большая часть её была уже на другом берегу, когда к фельдмаршалу прибыл из Москвы курьер, который привёз ему приказание Елизаветы: окончить действия этого похода!

Императрица повелевала: «Принудить шведов перейти реку Кюмень, занять берега и положить эту реку новым пределом русской границы со Швецией». А для этого она приказывала фельдмаршалу Ласси: «Построить на берегу реки на равных расстояниях – сторожевые крепости. И затем всей армией встать лагерем близ Фридрихсгама. И стоять там до тех пор, покуда не придёт время распустить полки по зимним квартирам».

Фельдмаршал созвал тотчас всех генералов и держал военный совет, прямо тут, на берегу реки. Все русские генералы высказали мнение, что надлежит в точности исполнить повеление императрицы. Но немецкие генералы Левендаль и Кейт возражали:

– Ваше высокоблагородие! Я убеждён, что императрица никогда не дала бы подобного приказания, если бы знала, как легко неприятель сдаёт свои позиции! – высказался Кейт, – Обидно останавливаться на полпути!

– Наше войско уже перешло реку, – поддержал его Левендаль, – Грех не воспользоваться преимуществом, которое мы приобрели над шведами!

– Что Вы предлагаете? – спросил их Ласси.

– Надо оттеснить шведов до Гельсингфорса! – заявил Левендаль.

– Верно! – поддержал его Кейт, – Взять этот город! И окончить на этом поход!!

Фельдмаршал, подумав, поддержал Левендаля с Кейтом и одобрил их совет:

– Будем преследовать шведа до Гельсингфорса!! – приказал он.

И, вопреки приказу императрицы, русская армия двинулась дальше. Несколько раз в пути они догоняли шведов, затевали перестрелку, пытаясь вызвать неприятеля на бой. Но шведы упорно отступали, не желая ввязываться в боевые действия. Всякий раз, тайком ночью снимались лагерем и уходили. А русские упорно следовали за ними. Так продолжалось до тех пор, пока шведская армия не отступила до самого Гельсингфорса. Однако, осмотревшись на местности, шведский генерал Левенгаупт нашёл здесь место для лагеря не достаточно укреплённым и велел своей армии отступать ещё дальше – к Або.

Таким образом, когда русские прибыли к Гельсингфорсу, шведов там опять уже не было.

Финляндия, Гельсингфорс

– Дурацкая война, – ворчал сердито Лопухин, подбрасывая веток в костёр, – Беготня одна! Без схваток, без драк! За всё время я три раза выстрелил!! Где это видано?!

– А по мне так, хорошо, – признался Трубецкой, – Ни убитых, ни раненых. Идём, себе, шведа гоним. Земли финские к отечеству приращиваем.

– Ага, – широко зевнул Голицын, прихлопывая комара на щеке, – Вот, ещё бы мошкара не кусалась!!

– А Микура где?

– В деревню ушёл.

– Зачем?

– Упражняется в изучении финского языка.

– Вот неугомонный! – поразился Митяй, – Зачем ему это?

Не успел он договорить, как у костра возник сам Василий в сопровождении незнакомца:

– Братцы! Глядите-ка, кого я привёл!

Друзья в недоумении уставились на мужика в чёрной шляпе, суконной куртке и коротких штанах, едва прикрывающих широкие икры ног, затянутые в белые шерстяные носки до колена.

– Ну, и кто это?

– Местный крестьянин, – и Василий весело подмигнул приятелям, – Финны терпеть не могут шведов за то, что те заставляют их воевать за свои интересы. Поэтому местные готовы нам помочь.

– В чём?

Но Василий не ответил. Лишь ободрительно похлопал по плечу Лопухина и толкнул в грудь Голицына:

– Орлы, не спать! Готовьтесь к выступлению!

– Сейчас?! Ночью?! – нахмурился Митяй.

– Ты что задумал, Микура?

Тот, загадочно улыбаясь, пошёл прочь, уводя за собой финна.

– Куда ты? – окликнул его Петька.

– К фельдмаршалу!

– Ваше высокоблагородие, там сержант Микуров привёл финского крестьянина. Говорит, что тот хочет сообщить Вам важные сведения.

– Зови!

При виде главнокомандующего, крестьянин учтиво снял свою шляпу, прижав её к груди:

– Господин фельдмаршал! Я знаю, что шведская армия ушла по большой дороге в направлении к Або.

– Так.

– Но, если вы пойдёте по её следам, то ничего не выиграете.

Ласси насторожился:

– Почему?

– Достигнув Або, шведы укроются в крепости, и Вам придётся действовать штурмом. Я же знаю, как можно им помешать.

– Говори!!

– В этих местах много лет назад, ещё в предыдущую войну, русским царём Петром была проложена другая дорога.

– Что за дорога? – заинтересовался фельдмаршал.

– Она вела через лес напрямки к большой дороге, шедшей из Гельсингфорса к Або. Правда, с тех пор она немного заросла кустарником. Но, расчистив её, Вы без труда сможете пройти лес насквозь и опередить шведов!

– Опередить? – Ласси подался вперёд.

– Да. Преградите им дорогу на Або!

Не медля ни минуты, фельдмаршал распорядился:

– Микуров! Бери этого финна и двух инженеров. И немедля осмотрите дорогу, о которой он говорит!

– Есть!

– Ваше высокоблагородие, дорога, и вправду, есть, – доложил Василий по возвращению, – Она удобна и широка, чтоб пройти колонной в три человека и провезти артиллерию.

– Слишком заросла?

Микуров почесал в затылке и усмехнулся:

– Думаю, что это посильная задача для гренадёр.

– Левендаль! – зычно крикнул Ласси, – Подымай свои полки! Будет им работёнка!!

Шестьдесят рот гренадёров и четыре батальона, засучив рукава, принялись за дело. И ещё до рассвета фельдмаршал получил известие, что проход расчищен; генерал Левендаль с гренадёрами уже стоят на абосской дороге.

– Общий подъём!! Выступаем в переход немедленно! – скомандовал Ласси.

В четыре часа утра вся русская армия выдвинулась в лес и, спустя два часа, соединилась с Левендалем. Только успела она стать на место, как впереди на дороге заклубилась пыль и показались передовые отряды шведской армии.

Неприятель оторопел, весьма удивлённый при виде русских в таком месте, где их никак не ожидали! Командиры быстро скомандовали отступление! И шведы, развернувшись, бросились бежать назад, в гельсингфорский лагерь.

Но теперь им двигаться было некуда. Русские, заняв абосскую дорогу, отрезали шведам путь, взяв в осаду их лагерь. Впрочем, у шведов оставался у Гельсингфорса ещё свободный доступ к морю. Понимая это, Ласси приказал незамедлительно собрать весь русский флот (какой смогли мобилизовать), сюда к Гельсингфорсу, чтоб пресечь помощь шведской флотилии.

Оказавшись в таком плотном кольце, спустя две недели осады, шведы объявили о капитуляции!

Финляндия, Або

Шведский генерал Левенгаупт, что так бездарно проиграл эту войну, умудрившись угробить большую часть армии в бессмысленных переходах, был арестован по повелению шведского двора, и отвезен в Стокгольм, где его предали суду.

После шведской капитуляции в этой войне, вся Финляндия сделалась подвластной Российской империи и армии! Одержав такую блистательную победу, почти без потерь людей и артиллерии, фельдмаршал Ласси чувствовал себя героем и предвкушал заслуженную награду от императрицы Елизаветы. Уладив организационные дела, он торопился с основными частями армии воротиться в Петербург, чтобы успеть до наступления периода холодов. В трёх главных завоёванных городах – Або, Гельсингфорсе и Фридрихсгаме, по его распоряжению, для защиты были оставлены части русской армии и флота.

В городе Або Ласси оставил генерала Кейта, поручив ему временно управление финской столицей. При нём содержался отряд для охраны этого нового русского приобретения из тех, кого Кейт пожелал выбрать лично. В их число попал Василий Микуров. За шведскую военную кампанию генерал Кейт не раз убедился в находчивости и смекалке бравого сержанта, был восхищён его знаниями языков и инженерными навыками. Он повысил Микурова из сержанта в прапорщики и назначил своим адъютантом.

Вот только сам Василий был не очень-то рад тому, что его оставили в Або.

– Яков Виллимович, – обратился он к Кейту, – Позвольте отлучиться в Петербург с основными частями армии. Меня там невеста ждёт. Я жениться обещал.

– С твоими способностями, Микуров, не о женитьбе надо думать. А о карьере!

– Карьера никуда не денется. А я Настасье слово дал.

– Раз слово дал – женишься! В этом деле торопиться не надо! – усмехнулся Кейт, – Вот завершим переговоры о подписании мира, и поедешь в Петербург! Если государыня останется довольна условиями договора, приставлю тебя к повышению. И к невесте вернёшься уже ротмистром!

Россия, Москва

Но с подписанием мирного договора всё обстояло не так гладко, как думал генерал Кейт. Условия, обозначенные русской императрицей для заключения мирного договора, шведам пришлись не по нраву. Сейм счёл их слишком тяжкими и отказался утвердить! Для обсуждения новых условий они вновь направили к Елизавете в Москву барона Нолькена.

Нолькен, как известно, был оскорблён с прошлого визита в Россию, и в этот раз повёл себя в обращении с Елизаветой слишком вольно, допуская в её адрес дерзкие замечания. В ответ на её нежелание идти на уступки в переговорах, он позволил себе в раздражении бросить фразу:

– Видимо, чтобы достичь согласия между нашими державами, нужно бы произвести в России новый переворот! В пользу герцога Голштейнского!

После этих слов Елизавета побагровела:

– Приказываю Вам, барон, удалиться!! И как можно скорее! Если Вы не хотите быть высланным из России насильственным образом!!!

Нолькен уехал, и переговоры о подписании мирного договора приостановились. Елизавета, рассердившись, не желала возвращаться к этой теме. И, чтоб отвлечься, погрузилась в более приятные для неё дела. Днём ездила на молебны. Вечерами устраивала маскарады. Ей пришлась по вкусу идея с переодеваниями. Приходя на маскарад, мужчины должны были облачиться в женское платье, а дамы – в мужское. Сама Елизавета смотрелась в мужском костюме гвардейца великолепно! У неё от природы была красивая фигура, которую она с удовольствием демонстрировала, затянувшись в камзол и узкие штаны до колена с белыми шёлковыми чулками.

Довольная собой, она от души потешалась над придворными дамами, чьи полные формы неуклюже смотрелись в нарядах офицеров. И хохотала до слёз, видя толстопузого князя Черкасского, затянутого в женский корсет. Впрочем, самому князю Черкасскому было не до смеха. На одном из таких маскарадов его скрутил ревматизм, и князя унесли домой на носилках. Елизавета любезно навестила лежачего больного в его доме на следующий день. Но, спустя четыре дня, князя хватил третий апоплексический удар и тот скончался. Это, конечно, омрачило Елизавету. Но не на долго.

Министры были всерьёз озабочены затянувшимся пребыванием императрицы в Москве. Они по очереди, лично, а затем, действуя через её любимца Алексея Разумовского, пытались внушить ей, что пора возвращаться в Петербург.

– Ваше величество, война со шведом в подвешенном состоянии; мирный договор так и не ратифицирован! – сетовали они.

– В отсутствие Ласси, в Петербурге продолжаются гонения на иностранцев.

– Столица почти целый год без государыни! Дисциплина расшаталась.

– Торговые дела приходят в убыток!

– Ваше величество, надо ехать!!

Но Елизавета упрямилась. Ей было хорошо и отрадно в Москве. Однако, понимая, что откладывать отъезд бесконечно не получится, в конце ноября, когда уже пролёг санный путь, она напоследок ещё отпраздновала годовщину своего дворцового переворота и лишь затем, нехотя, отдала приказ – собираться в обратный путь!

Перед отъездом Наталья Фёдоровна Лопухина лично подала императрице прошение – позволить ей не ехать в Петербург, а остаться на проживание в Москве с супругом; она трезво оценила, что нахождение при дворе уже не сулит ей никаких выгод. И предпочтительнее было бы держаться подальше от гневного взора новой государыни.

Но Елизавета с пренебрежением порвала бумагу и ледяным тоном ей заявила:

– Вы забываете, княгиня, что ещё числитесь статс-дамой при моём дворе. Я Вам отставки не давала! Так извольте исправно выполнять свои обязанности!!

Санкт-Петербург

Фельдмаршал Ласси, к ноябрю возвратившись с армией в Российские пределы, намеревался сразу держать путь в Москву. Ему очень хотелось выказать преданность Елизавете Петровне, вручив ей в дар завоёванную им Финляндию. Но, достигнув Выборга, он получил известие о том, что императрица со двором возвращается в северную столицу. И фельдмаршал остался в Петербурге, ожидать прибытия государыни.

Впрочем, его надежды не оправдались. Вместо ожидаемой награды Ласси получил… выволочку!

Елизавете не понравилось, что фельдмаршал ослушался её приказа и, вместо того, чтоб прекратить военные действия на реке Кюмень (как она велела), он самовольно продолжил преследование шведов до Гельсингфорса! На фоне гневных тирад из уст императрицы, что пришлось выслушать Ласси, теперь выходило, что завоевание им Финляндии вовсе не геройство, а жалкая попытка оправдаться в неповиновении.

Бравые генералы – Левендаль и Кейт – тоже не получили заслуженной царской милости. Оба рассчитывали на голубую ленту ордена Александра Невского. Но не получили не только ленту, но и лишились половины годового жалования.

И, если фельдмаршал, скрепя сердце смирился с этой несправедливостью, то генералы не захотели терпеть далее оскорбления от императрицы и гонения в солдатской среде, и подали прошение об отставке с просьбой покинуть Россию.

Елизавета понимала, что и Кейт и Левендаль – два её лучших генерала. К тому же Кейт сейчас в столице Финляндии, городе Або, выполняет обязанности управляющего. И его отставка поставит под угрозу дальнейшее сохранения русскими только что завоёванных у Швеции финских территорий.

Но и оставить их в армии, в то время, как лейб-гвардия скандирует на улицах – смерть иноземцам! – она тоже не рискнула. Поэтому она подписала отставку только одному из них – Левендалю, и простилась с ним.

А Кейту, напротив, написала любезное письмо, послала ему голубую ленту, увеличила его содержание и уговорила остаться.

Проявленная милость императрицы к генералу Кейту породило новую волну негодования в лейб-кампании. Гвардейцы продолжали мутить сознание солдат; распивая по кабакам, они теперь обсуждали императрицу, позволяя себе самые непотребные выражения:

– Новая царица-то обещала нам золотые горы, а сама слова не держит!!

– Баба – она баба и есть!

– Где ей генералами командовать? Лишь бы к мужику под одеяло забиться!

– У неё, сказывают, полюбовников-то было! Тьма!! И простые солдаты, и даже из прислуги. И доктор её, Лесток, тоже, там был.

– И детей она от них рожала. И всех по крестьянским семьям пристраивала, чтоб императрица Анна Иоанновна не узнала.

– Да, что там раньше? Говорят, к ней и сейчас в опочивальню караульные шастают!!

Разговоры эти просочились к Лестоку и в Тайную канцелярию. Лесток с Шуваловым распорядились болтунов сыскать, и бить кнутом!!

Кнут, как известно, заставил всех прикусить языки. Но гвардейцы глубоко оскорбились! В их среде теперь стали рождаться новые недовольные разговоры:

– Совсем нам житья не стало! Ни слова про царицу, не скажи!!

– Ишь, лютует, зараза! Забыла нешто, кто её на престол на руках вознёс?!

– А что, как, братцы, собрать нам партию, человек в триста, пойти во дворец, да и свергнуть Елизаветку?

– А вместо неё кого же? Племянника её Голштинского что ли?

– Ещё чего! Немчура?! Ни за что!!

– Императора Иоанна надо вернуть!

– Так у него отец-то тоже немец!

– Зато дед – настоящий русский царь Иоанн Алексеевич! Говорят, тишайший и праведный был царь.

– Да, да! Из роду Милославских. Не то, что эти выскочки – Нарышкины!

Разумеется, с зачинщиками подобных разговоров Тайная канцелярия обходилась ещё строже! Их арестовывали, пытали, били кнутом, рвали языки и ссылали в Сибирь. Кого-то понижали в чине и отсылали в отдалённые от столицы военные части. Но, чем больше строгости проявляла новая власть к недовольным ею, тем отчаяннее роптали солдаты!!

императорский дворец

Елизавета, узнав о том, какие настроения витают в солдатской среде, лишилась покоя. По ночам к ней стали возвращаться страшные сны. В разгар очередного такого ночного кошмара Елизавета соскочила с постели в холодном поту, задыхаясь от ужаса. И растолкала Алексея Разумовского, безмятежно храпящего рядом.

– Мне приснилось, будто в спальню ввалились гвардейцы, чтоб арестовать меня!!

– Господь с тобой, – широко зевнул тот, протирая сонные глаза.

– Но ведь они могут, правда? – настойчиво переспросила Елизавета.

– Что ты такое говоришь, Лиза?! – поморщился Алексей, – Они же сами возвели тебя на престол!

– Вот именно! Только сперва они возвели на него Аньку! А потом за несколько звонких монет предали её…, – запальчиво заговорила она, тараща испуганные глаза.

– И, что?

– А, значит, и меня предадут!!

– Успокойся… – он сладко зевнул и прижал её к себе.

Но Елизавета вырвалась из его объятий:

– Я не могу здесь спать!! Мне страшно! Пойдём в другие покои.

– Зачем?

– Зачем?! – взвинтилась она, – У меня генералы из армии бегут! Шведы мне новым переворотом грозят! Гвардейцы бунтуют!! Может, они уже сейчас идут по тёмным улицам к моему дворцу, чтоб арестовать меня!!

– Как пожелаешь, – вздохнул Алексей, нехотя откидывая край одеяла, и, ища ногами меховые чуни, – Идём.

Они, закутавшись в одеяла, перешли в другие спальные покои, предназначавшиеся для гостей. Разумовский моментально нырнул в постель и захрапел. А Елизавета продолжала лежать, с тревогой глядя в потолок.

– Алексей! Алексей! – начала она снова толкать его в бок.

– М-м?!

– Скажи, как ты думаешь, они, и вправду, могут захотеть вернуть на престол Анькиного отпрыска?!

– М-м…

– Господи! Он же сейчас в Риге!! Прямо у шведов на ладони! И, стоит им только захотеть…

Она схватила колокольчик, и оглушительно затрезвонила им, вызывая секретаря.

– Что такое?! – переполошился Разумовский, подскакивая.

– Я должна продиктовать приказ!

– Какой ещё приказ? Лизонька!! Ночь на дворе!

– Спрятать эту чёртову семейку от греха! В более надёжное место!!

– Что, прямо сейчас, посреди ночи?

– Да! Сейчас!! – огрызнулась она.

– Довольно! С меня хватит, – Разумовский забрал подушку и соскользнул с постели, – Я иду спать один.

– Ну, и уходи!! Бесчувственный чурбан! – в слезах выкрикнула ему в спину Елизавета, – И как ты можешь спать, зная, что моя жизнь под угрозой?!!

Рига

13 декабря 1742 года, в Ригу примчался гонец из Петербурга с письмом от Елизаветы:

– «Приказываю: всё семейство с прислугой незамедлительно перевезти в военную крепость Дюнамюнде. Переезд произвести ночью тайно, чтоб ни одна живая душа в Риге о том не ведала», – прочёл Василий Фёдорович Салтыков и озадаченно провёл ладошкой по лысине.

– Незамедлительно! – фыркнул он сам себе, – Где уж тут незамедлительно-то! Это ж надо сперва, кареты дорожные на ход поставить…

Он выглянул в окно; там с утра нещадно валил мокрый снег. Поморщился и, придвинув ближе свечу, продолжил чтение:

– «Отныне повелеваю записывать всё, о чём говорят Анна с супругом и их дети, каждое слово! И в подробном отчёте присылать мне те записи каждые два дня!!» – прочёл он дальше и возмутился, – Вот не было печали-то! Теперь одних чернил с бумагой не напасёшься!

Уныло вздохнул, натянул сползающий с плеча кафтан и дочитал:

– «А так же повелеваю следить за караульными солдатами; не выказывает ли кто из них сочувствия арестантам? А тех, кто замечен будет во внимании или жалости к оным – немедля из крепости высылать в Петербург, в Тайную канцелярию!»

Последняя фраза окончательно расстроила его. Салтыков встал, вынул из буфета бутылку вина и приложился к ней прямо из горлышка. Вытер рукою губы и, глядя на своё отражение в тёмном оконном стекле, оттопырив губу, пробурчал:

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…

Спустя двое суток, глубокой ночью, повинуясь приказу императрицы, граф Салтыков погрузил в закрытые кареты арестантов, и повёз в крепость Дюнамюнде.

Объявление Салтыкова о подготовке к переезду, сперва обрадовало всё семейство. Но, узнав, что едут не в Брауншвейг, а всего лишь на расстояние нескольких вёрст от замка, в военную крепость, они испугались. И всю дорогу просидели настороженно, держа друг друга за руки.

Крепость эта была возведена на полуострове, образованном Рижским заливом и рекой Булльупе. Выстроенная ещё в XIII веке, надёжно укреплённая шестью бастионами и долгое время выполняющая оборонную функцию, во время правления Анны Иоанновны, крепость Дюнамюнде была мирной. Но с началом правления Елизаветы, из-за развернувшейся войны со Швецией, вновь переведена в оборонительное положение.

Здесь, за высокими толстыми каменными стенами, Анну Леопольдовну со всем семейством разместили в доме коменданта. По сравнению с Рижским замком, дом коменданта крепости был невелик. И арестантам пришлось разместиться в небольших комнатах со скудной обстановкой.

Впрочем, они безропотно расположились в отведённых им помещениях, где от наскоро затопленных печей ещё не прогрелись стены. И, прижавшись, друг к другу, изнурённые переездом, провалились в томительный сон.

Юлия пробудилась ещё до рассвета от тихих всхлипываний. И увидела, как Анна плачет, сидя на подоконнике. Она тревожно поднялась, завернувшись в одеяло, и подсела к ней:

– Что ты?

– Посмотри, – кивнула та на удручающий вид мрачной серой стены из окна, – Ты понимаешь, что это значит?

– Что?

– Это конец всем нашим надеждам…

– О чём ты? – Юлия накрыла своим одеялом её озябшие плечи.

Анна прижалась к ней всем телом, содрогающимся от горестных рыданий, прошептала:

– Теперь мы уже никогда… ни-ког-да не уедем из России!!