Вся правда о

Если б мы возвращались в этот мир теми же самыми, как возвращаются одни и те же события, не минуло бы и сотни лет, как мы снова еще раз собрались все вместе, чтобы заняться тем же самым, что и теперь.

– Все идет по плану, синьор Бьянки, рыбка уже вовсю плавает вокруг нашей аппетитной наживки. Не волнуйтесь, заглотит в срок. Тут-то мы ее и выдернем из пучин порока прямо на первые полосы газет. Еще немного терпения, сенатор, совсем немного терпения! – воодушевленно закончила беседу Доминик и дала отбой. Улыбка еще с секунду провисела на ее лице, перед тем как губы сложились в трубочку. Уф-ф.

Весь центр стола был густо покрыт обрывками бумаги, словно приготовленными для папье-маше. Руки хозяйки консультационного агентства «Вся правда о» всегда принимали участие в процессе размышления, особенно активное в таких непростых случаях, как этот. Заказ сенатора никак не удавалось довести до конца. Несмотря на то, что подкорм его «рыбины» начался, с учетом сложности отлова, еще полгода назад, и на дело были брошены отборные силы.

Доминик всегда самолично продумывала тактику «рыбалки» в зависимости от типа своих будущих жертв. Одни не чтили супружеской клятвы, другие не знали меры в вине, третьи были не очень чисты на руку. Встречались и такие, кого впору было переселять из бронированных апартаментов в центре города в места куда более отдаленные и намного сильнее охраняемые.

Но крайний срок выполнения заказа вырисовывался уже на следующей строчке календаря, а жена сенатора все не желала давать повода для газетной шумихи. И хотя жутко не хотелось возвращать шестизначный аванс, умом Доминик понимала, что это лучше, чем неустойка. Которую, если результата не будет в течение оставшихся шести дней, придется заплатить. Первый раз в трехлетней истории агентства, до сих пор не знавшего сбоев.

Останавливало от позорной капитуляции только одно – Джулиан был совершенно уверен в успехе, а он в рыбинах женского пола разбирался хорошо. Даже у праведных особей умел отыскать ахиллесову пяту, маленькую слабость, на которой впоследствии удавалось построить большую игру.

Жена сенатора Франческа Тоцци как раз была из этой реликтовой категории невинных овечек. Или, лучше сказать, морских коньков. Воздушное существо 36-го размера со скрипкой в роли лучшей подруги и с жалостливым сердцем, благодаря которому число беспородных домашних питомцев в сенаторской резиденции неуклонно росло. Доминик язвительно подумала, что, вполне возможно, именно гавкающе-мяучащий хор и струнный аккомпанемент повлияли на решение банкира обратиться в агентство, но тут же отмахнулась от неконструктивных мыслей – глупо злиться на рыбу за то, что она не бросается на крючок. Гораздо полезнее понять, почему.

Одетые в алый маникюр пальчики постучали по вздернутому носику, несколько раз пробежались от виска к подбородку и обратно и, наконец, зарылись в пышный шатер платиновых волос. Что же не так? Отчего до сих пор это иглообразное не лежит на ее тарелочке, приготовленное на гриле и сбрызнутое лимоном?

Соблазнитель был подобран достойный: высокий, живоглазый, непрестанно очаровательно краснеющий, с длинными музыкальными пальцами, держащими то янтарные четки, то томик Камю. Томик – потом, во вторую «случайную» встречу, так сказать, штрих к портрету, набросанному бегло на концерте Вадима Репина. Посадить рядом любителей классики было легко, а там уж дело за Джулианом, выписанным специально по такому случаю с парижских гастролей.

Актер идеально соответствовал роли – внешне умеренно похожий на мужа, манерами выгодно от него отличался. Иглообразное должно было влюбиться без памяти, ведь без любви положительные герои никогда не попадают в подходящие для желтой прессы позы.

Доминик удрученно вздохнула и посмотрела на часы. Черт, пять минут девятого! Нажала на кнопку соединения с секретарем, давая понять, что освободилась и можно запускать клиентов. В следующий миг пышная розоволицая женщина, похожая на сдобную плюшку, протиснулась в дверь и покатилась к столу. Хозяйка кабинета встречала ее искренней улыбкой: последняя консультация на сегодня – ура!

Воскресенье считалось в агентстве самым «грибным» днем. И если в рабочие (для нормальных людей) дни заказчики были строго-костюмные и являлись преимущественно в одиночестве, воскресенье приводило клиентов группами по двое и более: супружеские пары, школьные товарищи, игроки футбольной команды. И все по выходному нарядные (кое-кто прямо из церкви, подумать только!). Даже странно, что Плюшка явилась одна.

– Синьора Сантини, о-очень приятно! Меня зовут Илария Карневали, я по рекомендации… Вы одной моей о-очень хорошей знакомой «Счастливый развод» делали… Не знаю, вправе ли я называть имена… – (Доминик кивнула, разрешая). – Наверное, лучше не надо… Муж у нее еще оказался этим… как его… ну, который в казино играет? Лудоблуд!

– Лудоман, – мягко подсказала Доминик.

– Ага, точно! Так она о-очень осталась довольна и на вас прямо не нахвалится! Да и то сказать, с таким лудомудом жить разве можно? Спасли вы ее, береги вас Господь от несчастья! Глядишь, и меня спасете! Ну где ты там застрял, Альфонсо?

Ага, значит, все-таки вдвоем. Из приоткрытой двери показалась сверкающая трость невидимого Альфонсо. Видимо, спасать Плюшку надо было не от него – Доминик семейные проблемы считывала, как рентген. Серьезных тут не имелось – муж, хотя и был вытянут в высоту и немного сморщен, все равно неуловимо напоминал жену (несомненное свидетельство сращения душ). Пирожное эклер, вот он что такое, определила владелица агентства «Вся правда о» и, протянув ладонь для рукопожатия, взяла беседу под свой контроль.

– Уважаемые синьоры, прежде всего… – Она слегка коснулась соединенных скрепкой листов с логотипом агентства – силуэт древнеримской богини Веритас2, держащей факел в руке. – Соглашение о неразглашении. Независимо от того, подойдем ли мы друг другу, все сказанное в этом кабинете должно здесь же и остаться. Никаких «только лучшей подруге», брату, сестре или «святому отцу» (про святого отца Доминик недавно начала добавлять – после исповедального прецедента). Я же, со своей стороны, не побегу в полицию, если вы задумали кого-нибудь извести или покалечить. Но сразу хочу предупредить – мы убийствами и нанесением телесных повреждений любой тяжести не занимаемся. Кражей и порчей имущества – тоже. Никакого вымогательства, угроз, пыток и прочей уголовщины.

Она пристально посмотрела на обоих клиентов, однако криминальные помыслы на сдобных лицах не отразились. Лишь почтительное внимание.

– Если вам нужно тщательно изучить документ… – начала Доминик.

– Время только тратить, – перебила синьора Карневали, – ваше драгоценное!

Схватив со стола ручку, она подмахнула все три страницы и передала договор мужу. Приходящих по рекомендации юридические формальности обычно не заботят – из чего напрашивался вывод, что рекомендатели, несмотря на подписанные бумаги, болтают больше нужного.

Чета пирожных знает, зачем пришла, констатировала Доминик. Их даже цена не очень интересует, хотя скидку выпросить постараются. Интересно, что там у них? Соседи, которых следует выжить? Нет, мелковато, разобрались бы сами. Скорее уж какая-нибудь Эклерова тетушка наследство собирается «неправильно» поделить.

И не угадала. Профитрольные синьоры пеклись за свое потомство. Илария предъявила фотоальбом с единственной дочерью Антонеллой в роли главной модели (симпатичный колобок), сопровождая происходящее на снимках пояснительными комментариями:

– Это Неллечка поет в церковном хоре – видите, в первом ряду, где солисты. Почти всех младше тогда была, ангелочек наш, ей тут восемь лет и три месяца. А вот она уже постарше, в конце шестого класса, на региональной химической олимпиаде, обратите внимание на медаль – за второе место, такого же цвета, как и за третье, я не знаю, о чем организаторы думали! А тут вот – вы перелистнули, вернитесь обратно – вот Нелли, с левого краю – это она в «Скорой помощи» практику проходит, – потом легче на медицинский поступать. У них ведь как? Сначала шесть месяцев на машине отъездишь санитаркой, это по-любому, а после на выбор: либо в госпитале ишачишь два года, либо можно на полгода волонтером в Таиланд – вы не пугайтесь, это только называется волонтерством, там даже зарплату дают и проживание оплачивают. Неллечка должна через две недели улетать. Должна была, – Плюшка шумно втянула носом воздух и поджала губы, – если бы не этот…

«Этот» оказался старым (на шесть лет старше Нелли), никчемным холстомарателем (студентом Римской академии изобразительных искусств), к тому же сомнительного происхождения (вся родословная ограничивалась Калабрийским регионом). Из-за «чертова ндрангетиста3» ребенок потерял покой, сон и способность к здравомыслию. Занятия в колледже пропускает. Ночевать не приходит.

Синьора Карневали оглянулась на мужа, и тот подтверждающе закивал:

– Матери грубит.

– Я думала, ладно, пусть поблажит перед отъездом, потом за тридевять земель уедет – позабудет Пикассо своего. Но теперь выясняется, что она собирается поставить крест на своем будущем – отменить Таиланд! Синьора Сантини, миленькая, вы – наша последняя надежда! Помогите, бога ради, не откажите, а? Ведь страшно подумать, что с девочкой будет! Всю жизнь – насмарку, нашу, свою…

Доминик понимающе покачала головой в такт горестно вздымающемуся объемистому бюсту синьоры Карневали – задача, мол, ясна. И точно выверенным тоном, в котором деловитости и желания помочь было ровно поровну, произнесла:

– У меня работают только профессионалы, так что мы со своей стороны гарантируем высочайшую реалистичность пьесы. Объект будет поставлен в ситуацию, максимально располагающую к проявлению его негативных черт. Однако вы должны понимать, синьоры, что существует – хотя и мизерная – вероятность, что жертва не ступит в вырытую нами яму, образно говоря. И в этом случае мы его толкать не будем. В нашем бизнесе главное – это честность, потому и называемся «Вся правда о». Но если он, подобно большинству наших «протагонистов» (так мы между собой называем объекты), выберет путь порока, то грехопадение окажется во всех подробностях зафиксировано. Фото, видео, звуковое сопровождение – зависит от постановки. Или вы предпочитаете, чтобы Антонелла увидела весь ужас происходящего своими глазами?

– Своими глазами? Бедная девочка, она это не переживет! – схватилась за голову синьора Карневали, но тут же отняла руки: – Да, лучше своими глазами. А то еще оправдывать начнет, объяснения искать, так и простить недолго.

– Дорогая, может он еще и не… Может, еще и не будет чего прощать-то, – робко вставил супруг.

– Будет. Синьора Сантини, мы берем «глаза». Это сильно дороже?

Вот и все, дело в шляпе, переходим к скидкам и накруткам. За «глаза» и главное, за скорость – это в пьесе «Вся правда о Пикассо» основная сложность. До самолета всего неделя – семь дней на все про все: и чтобы протагониста изучить, и яму вырыть. Глубоких пороков, понятное дело, за такой короткий срок не нароешь, но они и не требуются: влюбленные девушки юного возраста не прощают своим избранникам только одного – других женщин.

Так что сценарий пока вырисовывался довольно простой: мастер-класс, переходящий в бурное празднование дня рождения, много хорошего алкоголя (от которого малоимущим студентам невозможно отказаться), дамы не из академии (кого командируем, будет ясно после изучения вкусов художника).

Если главный герой достаточно расслабится, Антонеллу можно вызвать в партер прямо эсэмэской с его родного телефона. Ну а нет, так с неопределенного номера. Придет, увидит, убежит. Будем надеяться, в аэропорт. На всякий случай организуем и запасной вариант: любвеобильная натурщица. Тут уже пристрастия художника роли играть не будут. Меха, машина с шофером, квартира в Париоли4 – и наш живописец купится на приключение. Рассудит – такой счастливый случай раз в жизни выпадает, надо хватать.

В процессе грехопадения половина дела – обстоятельства, любила повторять Доминик. А что есть обстоятельства, если не декорации, актеры и сценарий? Ошибешься с декорациями – и главный герой будет только пялиться на них изумленно, вместо того чтобы играть предписанную роль. Ошибешься с актерами – и твоя «звезда», не пожелав делить с ними сцену, в возмущении уйдет. А если сценарий хромает – тут уж ни декорации, ни актеры не вытянут.

Но Доминик Сантини не зря закончила с отличием театральный институт – ни с актерами, ни с декорациями, ни тем более со сценарием она не ошибалась. Поэтому и пьесы ее имели головокружительный успех.

Не успели довольные родители Нелли покинуть кабинет, как дверь распахнулась снова.

– Хватить, хватить вкалывать! Баста! Сколько ж можно молодыя годы на плантациях губить! – Секретарше Марии Фьоре синонимами работы служили разнообразные отрасли сельского хозяйства. С этими отраслями Мария до своего переезда в Рим была близко знакома. – Лучше б мущщину хорошего искали, чем в этом свинарнике портки свои красивые протирать!

Личная помощница подняла недокинутый в ведро бумажный шарик и отправила по назначению. Дунула вверх на падающую на глаза челку, придирчивым взглядом чистюли оглядела кабинет, но больше ничего «свинячьего» не обнаружила.

Доминик наткнулась на Марию два года назад в маленьком театре «Квирино», где подыскивала время от времени новых актеров. Спектакль был неудачный, и девушка через четверть часа после начала потихоньку выскользнула за плюшевые портьеры.

Там-то, в пустом холле, имея в распоряжении всего лишь рабочий халат, стоптанные балетки да швабру с ведром, немолодая уборщица разыгрывала моноспектакль – идущую на сцене пьесу. И как! Халат превращался в манто, обувь становилась то солдатскими ботинками, то туфлями на шпильках, орудия труда заменяли собою второстепенных персонажей. Сама же актриса мгновенно перевоплощалась из леди в кокотку, и даже в солдата, что было особенно непросто, учитывая, что декламировать текст она могла только шепотом. Доминик предложила ей работу, не отходя от ведра (которое там навсегда и осталось).

Приобретение себя окупило – Мария превосходно играла весь спектр «провинциальных» ролей: «родственниц» с юга, домработниц, кухарок и даже один раз – послушницы женского монастыря. Параллельно неутомимая Фьоре выполняла и функции секретаря, может, поэтому с Доминик она практиковала амплуа «заботливой няни».

– Синьора Аличе уже обзвонилася, вас искаючи! – сообщила она, подавая хозяйке плащ. – А вы ей сто раз клялися не опаздывать! Она, между прочим, в выходной день свое родное семейство оставила, все ради того, чтобы вас повидать!

– Мария, у Аличе в Риме всей семьи – один муж.

– Во-о-от! И я про то. У нее-то есть.

– Мария!

– А что Мария? Слова доброго уже сказать нельзя! Молчу, молчу. Идите уже, я закрою.

Сметя в сумку со стола телефон, сигареты, ручки и ворох разнокалиберных бумажек (для записи внезапно приходящих в голову идей), Доминик процокала к дверям. Лишь перед зеркалом задержалась на секунду – глаза в порядке, подкрасить губы, поправить прядь – и вон из офиса.

Ресторан, в котором они с Аличе ужинали по воскресеньям, находился недалеко – если пешком, минут десять, однако езда по центру города в воскресный вечер займет в два раза больше. Доминик уселась в свой фиолетовый «Смарт» и принялась лавировать между гудящими автомобилями, снующими туда-сюда мотороллерами, отчаянными пешеходами, прыгающими под колеса, голубями, бросающимися на лобовое стекло, и плетущимися еле-еле туристическими автобусами с нетуристической рекламой.

Двухэтажная громада, в заднее колесо которой уставился на светофоре «Смарт», несла на себе радостный лик претендующего на второй срок премьер-министра. По совместительству – самого крупного клиента агентства «Вся правда о» и самой большой проблемы Доминик. Сенатора Сильвио Бьянки.

Своими черными с металлическими бликами глазами он смотрел с кормы автобуса прямо на Доминик. Тонкие губы разъехались в приязненной улыбке, чуть изогнутые брови идеальной ширины демонстрировали уверенное спокойствие. Это имиджмейкеры постарались – в начале карьеры брови сенатора напоминали крылья вороны, торчащие из переносицы.

Правой рукой премьер-министр показывал на старые часы, цепляющиеся за запястье вытертым ремешком, – как объяснялось в предвыборных речах, этот экземпляр «Персео» принадлежал его отцу. Марка была выбрана безупречно – часовой дом «Персео» поставлял карманные часы для работников итальянских железных дорог и футбольной федерации. Так что хронометр был родным для внушительной части избирателей, а для слишком молодых и тех, кто предпочитал другие марки, имелся слоган: «Наше время пришло!» Доминик и сама бы не придумала лучше.

Автобус свернул на площадь Венеции, пополнив собой разноцветную пробку. Сильвио здесь присутствовал еще на двух транспортных средствах в непосредственной близости от «Смарта». «Никуда от тебя не деться», – мрачно подумала Доминик, но в этот момент впередистоящая «Тойота» немного сдвинулась влево, и фиолетовый «умник» тут же втиснулся в просвет, повилял змеей между недовольно сигналящими джипами и полетел к театру Марчелло, напоследок мигнув сенаторам задним фонарем.

Десять минут спустя Доминик уже сидела на вытянувшейся, словно фрегат, террасе под белым парусом-зонтиком. Площадь Святой Аполлонии, на которой располагался ресторан, хоть и относилась к крупному туристическому морю по имени Трастевере, но пряталась в расщелине между домами, точно бухта в окружении скал. Так что основные потоки туристов текли себе мимо, сюда попадали лишь случайные брызги.

Столик, выбранный Аличе, находился чуть в стороне от остальных. На скатерти стояла пока только вода – сначала надо было разобраться с делами. Детективное бюро, которое возглавляла подруга, работало со «Всей правдой о» уже не первый год. Именно оно добывало сведения о клиентах, организовывало скрытые съемки и подстраховывало актеров, если что-то шло не так.

Аличе нравилось сотрудничать «с театром». Заказы Доминик впрыскивали в ее сыщицкую кровь, по ее собственному выражению, «дозу неординарности», а риск добавлял дополнительный адреналиновый укол. Она даже иногда участвовала в спектаклях, правда, только в камео-ролях, всякий раз не забывая повторять лукаво, что единственная роль, какую способен сыграть любой бесталанный человек, – это самого себя.

Аличе вынула из висевшей на спинке стула сумки желтый конверт и кожаный пенальчик для табака. Конверт подвинула к Доминик и, скручивая папироску, – готовых сигарет она не признавала, – принялась комментировать содержащийся внутри скандал.

– К твоему сведению, его по-настоящему не Джанкарло зовут, а Джанпьеро. Конспиратор, ешкин кот. – Табак посыпался на полупрозрачную бумагу, разравниваемый безноготными пальцами. – Ну ладно. Дело я себе беру – братец его на самом деле вляпался везде, где не лень. Тут и долги, и наркотики, и порочащие связи – ничего даже придумывать не надо.

Сыщица разочарованно вздохнула и, проведя язычком по бумаге, склеила концы.

– Мужику, можно сказать, повезло. Имеется в виду со счетом, конечно. По жизни ему лучше пойти повеситься, не дожидаясь наших «добрых» вестей.

Она закрутила кончик самокрутки и подожгла. Несколько искр спикировали на обмотанный вокруг шеи черный шарф. Курильщица не отреагировала – когда дырочек на одежде становилось слишком много, она просто меняла гардероб.

– Почему повеситься? – поинтересовалась Доминик, заглядывая в конверт, полный снимков и ксерокопий. – Его цель как раз и была открыть отцу глаза на старшего брата. Или ты думаешь, здесь не хватит для прозрения?

– Здесь для инфаркта хватит. Папаша вроде на самом деле не знает ничего, сынок ему про неудачные инвестиции впаривает. Проблема в другом. Я заодно нашего Джанкарло пошерстила. И представь себе, не зря. Группа крови у него вторая, при мама-с-папиной первой и третьей… – Рассказчица многозначительно подняла брови, но понимание никак не проявилось на лице Доминик.

– Эх, гуманитарии, – выдохнула сладковатый дым Аличе. – Не может этого по законам биологии случиться. Или сын – не сын, или хотя бы один из родителей – не родитель.

– Как интересно! И тебе удалось узнать, кто именно этот неродитель?

Аличе самодовольно дернула носиком и затянулась, растягивая паузу.

– И так понятно, – догадалась Доминик, – отец. Поэтому старшему – любовь и финансы, а младшему – фигу с маслом. Несмотря на примерное поведение и успехи в учебе. И в работе, насколько я помню, тоже – он хвастался, что еще один магазин открыл.

Аличе фыркнула:

– Не интересно с тобой, Дом. Всю кульминацию мне сломала! А я, может, целый день ее репетировала!

Подруги весело рассмеялись и еще некоторое время шутливо передразнивали друг друга.

Подбежал молоденький официант, до локтей уставленный закусками. Аличе бывала здесь каждую неделю, и ее вкусы были записаны у шеф-повара на подкорке с пометкой «завсегдатаи». Доминик убрала конверт, чтобы освободить место для полудюжины распахнутых устриц и лежачего строя омаров. Объемистая салатница с сочными брокколи приземлилась в центр стола, рядом опустилось испускающее орегано-лавровый аромат соте из моллюсков. Золотистые кальмары заякорились последними, мудро выбрав место поближе к Аличе. Подруга при своей тщедушной комплекции ела за пятерых.

– М-м-м… Вкуснотища! – Аличе опрыскала лимоном устрицу и отправила в рот. – Не то, что твой «от кузин5» несчастный, не знаешь, что в рот кладешь! Проглотишь два грамма – заплатишь «два куска». Вот она, еда, какая должна быть, – она развела руками, словно хотела обнять стол, – простая, но качественная. Твое счастье, что у тебя есть я – хоть иногда поешь нормально.

Доминик улыбнулась, переложила к себе на тарелку двух последних омаров (остальные пять достались сыщице), искусно извлекла из панциря мраморное филе и отправила в рот.

– У меня, между прочим, теория есть про твою любовь к звездам мишлена, – продолжала подруга. – Это тебя голодное детство в люксы гонит. Самой себе постоянно должна напоминать: вот что могу себе позволить! Забыть хочешь бедность. Боишься ты ее. А я вот не боюсь!

– Ага. Что ж ты из розыска-то ушла? Тогда, мне кажется, ты тут не очень часто обедала.

– Ты думаешь, я из-за бабок, что ли? Нет. Там ведь как: ловишь всех этих уродов, а исправить уже не можешь ничего – они гнусное дело свое уже сделали. И не открутишь ведь время назад, не скажешь потерпевшим: «Бойся его, он плохой». Не спасешь. А мы с тобой – спасаем. Предсказываем зло. Можно сказать, исправляем будущее. Ведь если б мы сегодня не сняли со злодея маску, если б не раскрыли малое преступление, завтра было бы большое. Я так это понимаю. А ты?

Доминик задумалась, жуя брокколи.

– Не знаю, было бы преступление или нет. Мы поставляем правду о людях тем, кто хочет ее знать. Кстати, надо мальчика одного проверить – на предмет любовных предпочтений, ну и вообще. Я тебе вечером на мейл данные скину – это срочно.

– Насколько срочно? У меня свободных людей сейчас нет! – Аличе помотала головой и отложила вилку: – Хотя, в принципе, можно снять с Розанны.

– А что с ней?

– Кроме спортзала по-прежнему только «хор». В кино один раз сходила, одна. А еще купила морскую свинку. – Аличе сделала лицо «искреннее сочувствие убогим». – Короче, глухо, мать. Я, конечно, покопалась в прошлом, но мало что нашла. Лишь стрип-клуб в Нью-Йорке – из дорогих, – два месяца там плясала. Потом на родину вернулась. И все. Вряд ли большой босс на это поведется.

Доминик вытерла льняной салфеткой губы и прикурила тонкую палочку «Вог». Дело это было необычным с самого начала. Большой босс, сиречь владелец издательства «Феникс», вместо того чтобы назначить на освободившуюся должность главного редактора свою бессменную правую руку (синьору Клаудию Волпе), неожиданно продвинул левую (синьорину Розанну Паскуале), чем обеспечил агентству «Вся правда о» новую клиентку.

И дело было вовсе не в том, что синьорина привлекала начальство летами или обличьем, а в том, что босс в последний год сделался очень набожным, и знание Библии превратилось в критерий отбора персонала. Тут у многих нарисовались проблемы, и синьора Клаудия не исключение – по частоте походов в церковь синьорину Розанну было не переплюнуть. Однако старая лисица6, по ее собственным словам, «нутром чуяла», что Розанна – не такой аленький цветочек, как думает босс.

Жаль, что кроме «нутра» аргументов у нее против синьорины не нашлось. Попытка агентства навести объект на задушевный разговор в джакузи тренажерного зала с засланной актрисой, разумеется, бесславно провалилась. А нового плана пока не было. Доминик вздохнула.