Антонов. Последний пожар

С Мишкой Голомазовым он старался не встречаться. Боялся себя. Боялся, что выплеснется наружу глубоко запрятанная ненависть, и тогда быть беде. Ворочалась в нём эта ненависть, жгла душу. Вот и любви к Алёне давно не было, а ненависть к Мишке всё разрасталась.

В обществе потребителей Алексей Голомазов работал плохо, урывками, ссылаясь на большую занятость, и Ишин, со временем, сместил его с должности. Ещё один узелок завязался. Развяжешь ли потом?..

Вроде бы налаживалась жизнь у Ивана, но тут в Петрограде произошла революция. Казалось, мечтал о таком повороте Ишин, а что-то нерадостно ему стало. В Калугино власть в свои руки взяли коммунисты, в числе которых были братья Голомазовы. Коммунистическая ячейка Рабоче-Крестьянской Партии большевиков организовалась в Калугино двадцать второго июня одна тысяча девятьсот восемнадцатого года. У Ивана начались неприятности.

Как-то явился к нему Михаил Голомазов и стал требовать деньги на покупку коровы.

– Казённых денег не дам! – твёрдо заявил ему Иван.

– Пожалеешь, Ванька, – пригрозил Голомазов. – Не дашь, мы потом сами у тебя возьмём.

– Кто мы? По какому праву?

– Коммунисты! Теперь наша власть на селе. А ты будешь выполнять то, что тебе скажут.

– Я обществом выбран, а ты – самозванец. Иди отсюда, пока цел!

– Хорошо. Ты ещё вспомнишь эти слова, – Мишка сплюнул Ишину под ноги и ушёл, громко хлопнув дверью.

Приходил к Ишину и Алексей Голомазов с тем же требованием дать денег. Алексей тоже угрожал Ивану, но тот остался непреклонен. Денег и ему не дал. Тогда Голомазовы решили арестовать Ишина и однажды вызвали его в исполком. В просторной бревёнчатой избе находились председатель исполкома Михаил Голомазов, его брат Алексей, председатель калугинского комитета бедноты Дмитрий Шатилов и председатель калугинской ЧК Фёдор Распопов.

Как только Ишин вошёл в избу, на него с руганью набросился Михаил:

– Ты что, вражья морда, власть не уважаешь? Ты, паскуда, казённые деньги воруешь, а беднякам помочь не хочешь? Почему не выполнил постановление комбеда?

А в постановлении том говорилось, что надо выдать Алексею Голомазову для его сына триста рублей денег.

– Я такие указания выполнять не могу, – как можно спокойнее ответил Ишин. – Соберите собрание, пусть общество решает. А ваше постановление неправомочно.

– Советская власть тебе не указ? – зло проговорил Шатилов. – Тогда власть эта тебя поправит.

– Какая же это власть, если народные деньги грабит?

– А мы и есть народ. Ты против власти смуту сеешь? Тогда я тебя арестую и отправлю в Инжавино. Там разберутся, что ты за фрукт. Давай, выворачивай карманы! – скомандовал чекист Распопов.

– Какое вы имеете право?

– А вот тебе право, – коротким неожиданным ударом в лицо Мишка опрокинул Ишина на пол и стал избивать ногами. В помощь Голомазову подключились брат Алексей и Александр Юмашев.

– Довольно. Убьёте, – остановил их Распопов. – В селе ропот будет. Давайте его обыщем.

Ишин лежал на полу без сознания. Его обыскали и нашли одну тысячу рублей в кармане пиджака, оружия при нём не было. Товарищи связали Ишина и заперли в чулане, оставив милиционера Редькина его охранять. Затем Юмашев, Михаил и Алексей Голомазовы, чекист Распопов, Василий Ишин и братья Кузьма и Яков Кутуковы отправились к Ишину домой производить обыск.

– Именем революции сейчас здесь будут изъяты ценности, нажитые нечестным трудом, – грозно сказал Распопов испуганной жене Ишина Татьяне. К ногам её жались детишки и громко плакали.

– Нет у нас лишнего. Всё казённое, товарищества. Вы же сами это знаете, – говорила суетливо Татьяна, пытаясь успокоить детей.

– А это мы сейчас проверим. Твой мироед честных людей не уважает. Коммунистическую власть ругает, сволочь. За это постановляю конфисковать у вас имущество и деньги, – произнёс приговор Михаил Голомазов.

– Детей пожалей, Михаил, – слёзно просила Ишина.

– Наших никто не жалеет. Начинайте! – скомандовал Голомазов товарищам.

При обыске Юмашев нашёл за иконой свёрток с деньгами.

– Вот где прятал, подлец! – обрадованно воскликнул он. – И бога купить хотел.

– А бедняки раздетыми ходють, – добавил Василий Ишин. Он приходился дальним родственником Ивану и всегда завидовал его предприимчивости и достатку.

В это время братья Кутуковы доставали из сундуков отрезы материи и готовые костюмы.

– Всех оденем, – довольно сказал один из них. – Вот тут сколько!

– Зачем детей грабите? – запричитала Татьяна. Она хорошо шила, и на селе у неё было много заказов. – Честным трудом всё заработано.

– Знаем мы вашу честность. Грузите это в телеги, – велел Распопов братьям Кутуковым. – Советская власть изымает имущество идейного врага на нужды бедняков.

– Хоть расписку мне оставьте. Что я людям скажу? Окаянные… – увещевала Татьяна.

– Молчи, баба! Врагам расписки не даём. Вот вы где у нас! – потряс кулаком Мишка Голомазов.

– Грех берёшь на душу, Михаил. Опомнись!

– Это ты Ваньке своему говори, когда из тюрьмы вернётся. Сейчас его отправим, пусть там уму поучат, – ответил ей Михаил.

– Или последний выбьют, – развеселился Алексей Голомазов.

Дети ещё сильнее заревели, к ним присоединилась Татьяна.

– Миша, не губи. Дети же малые у нас, – пыталась она взять Голомазова за руку.

– У всех дети, – Мишка отдёрнул руку и оттолкнул Татьяну так, что она упала. – Пошли, ребята, отсюда.

В этот же день Ишина Ивана под конвоем на телеге отправили в Инжавинский участок. Дорогой он пришёл в себя и злобно ругался.

– Кончилась моя мирная жизнь, – пришла к нему тяжёлая мысль.

8

В одна тысяча девятьсот семнадцатом году Тамбов бурлил, словно горный поток, Менялась власть, менялись и порядки. Царскую власть к всеобщему ликованию народа под улюлюканье и свист разогнали, а под шумок разграбили имущество кабинетов и контор. «Грабь награбленное» – хороший лозунг для оправдания бесчинств и беззакония. По амнистии Временного правительства России открылись тюрьмы, и на волю хлынул разномастный лихой люд. Почуяв свою безнаказанность, преступники устроили настоящий террор состоятельному городскому населению. Барчуки и мещяне буквально умоляли новую власть Советов защитить их от произвола. С германского фронта в Тамбов массово стали прибывать дезертиры. Солдаты не хотели воевать до победного конца, истосковавшись за долгие годы разлуки по семьям и родной земле. Многие из них возвращались с оружием и припрятывали его на всякий случай. С наступлением темноты простым прохожим стало опасно появляться на улицах города. Можно легко было лишиться кошелька, а то и жизни.

Теперь в городе и уездах главным органом власти являлись Советы депутатов, подавляющее большинство в которых составляли эсеры. Эти ловкие ребята, многие с уголовным прошлым, стали формировать милицию, суды и власть на местах. Вчерашние грабители и налётчики, убийцы и бандиты, сегодня становились блюстителями порядка и должны были охранять покой и имущество горожан. Вот так всё смешалось в России на изломе эпох.

Антонов быстро адаптировался к столь сильно поменявшемуся укладу жизни. Благо, друзей и товарищей по партии у него было предостаточно, каждый готов был помочь знаменитому Шурке. Антонов и Софья стали мужем и женой, повенчавшись в городской церкви. Александр снял небольшую уютную квартирку в центре города, и Софья занялась обустройством семейного очага. После стольких лет ожидания эти хлопоты доставляли ей огромную радость. По вечерам, вернувшись с работы, – а работала она машинисткой в городском комитете образования – Софья готовила, убирала и ждала любимого мужа.

Антонов устроился в милицию помощником начальника районного отдела. Помог ему в этом старый друг Владимир Петрович Баженов, который возглавлял в то время исполнительный комитет района. Шепнул кому надо в Тамбове – и Шурка уже при нагане и полномочиях. Ещё на свадьбе Баженов, поздравляя Александра, сказал, чтобы тот долго не расслаблялся, впереди много важных дел.

– Вот и настало наше время, Саша. Новую жизнь будем строить. За это мы с тобой боролись и страдали. Меня ведь тоже помотало. Потоптал я сибирскую землицу, помёрз. Но душа горячая не позволила сгинуть. Теперь втрое энергичнее нужно работать. Враги не дремлют.

– Меня не надо агитировать, Петрович. Я в тюрьме столько всего передумал – на тысячу человек хватит. Пусть дрожат наши враги, рука у меня не дрогнет, – горячо ответил Антонов. – Ты мне дело давай.

– Есть дело, – успокоил его Баженов. – В милиции нам свои люди нужны. Прежних всех погнали, и кадров не хватает.

– Чудно как-то. То за мной гонялись, а сейчас я при исполнении буду. Начальство согласится?

– Да куда они денутся! Кое-где мы своих уже расставили, а другие будут бояться и молчать. Неспокойно в городе, коммунисты горожан мутят. Вот от них самая опасность.

– Мелким милиционером быть – это не по мне. Не этого я добивался, не за это клопов кормил по тюрьмам, – стал возражать Антонов.

– Ты погоди, Александр, не горячись, – прервал его возмущение Владимир. – Осмотришься немного, поймёшь, что к чему. А потом хорошее место тебе сделаем. Да и брат твой служит. Объяснит попервости. Во всём опыт нужен.

– Добро. Тебе доверяю. Когда начинать? – спросил Александр, понимая, что в одиночку ему трудно будет чего-либо добиться. На данном этапе следует подчиниться партии. В конце концов, и деньги на жизнь нужны. Грабить пока не хотелось…

– Немного порадуй свою молодую и денька через три приходи оформляться, – улыбаясь, ответил Баженов.

Три дня спустя Антонов появился в местном райотделе милиции с ходатайством от городского совета. С оформлением у Шурки проблем не возникло, и вечером он вернулся домой в милицейской форме, поскрипывая новенькими сапогами.

– Ой, Саша, как тебе идёт форма! Чистый командир! – восхищённо воскликнула Софья, любуясь довольным мужем.

Наделённый властными полномочиями, Шурка с головой окунулся в милицейские будни. Плохо разбираясь в бумагах, он старался чаще участвовать в реальных делах. Нравились Шурке облавы, где можно было применять оружие. Стрелял он с удовольствием. Как-то раз в облаве преступник начал отстреливаться, и Шурка метким выстрелом сразил его наповал. Потом подошёл и долго смотрел в стекленеющие глаза жертвы.

– Жизнь ничего не стоит, – сказал Шурка подбежавшим милиционерам.

Он не испытывал к погибшему абсолютно ничего: ни ненависти, ни злобы, ни страха… Ничего! Просто стоял и смотрел. Это была его первая жертва, которая нисколько не взволновала. Словно он прихлопнул комара.

В облавах частенько конфисковывалось оружие. Шурка смекнул, что контроля за ним никакого, и стал прятать винтовки и наганы. «Пригодится», – здраво рассуждал он.

Так прошло три месяца. Баженов выполнил своё обещание: Александр Антонов за примерную службу получил назначение начальником Кирсановской городской милиции. Путь его лежал в родной ему город.

9

С энтузиазмом взялся Антонов за дело в Кирсанове. Наконец-то он стал большим начальником, наделённым властью. Одних только городских милиционеров насчитывалось более ста человек. По приезду у Александра состоялся доверительный разговор с председателем уездного исполкома Михневичем – старым эсером, другом Баженова. Антонов был с ним знаком ещё с одна тысяча девятьсот седьмого года.

– Саша, рад тебя снова видеть! – приветливо улыбаясь, Михневич обнял Антонова. – Готов поработать?

– Спасибо, что вырвал из Тамбова, Андрей. Там сейчас сплошное болото. Душно мне там, – Антонов без лишних церемоний уселся за стол.

Михневич сел напротив и продолжил:

– У нас ведь тоже не всё гладко, поэтому тебя и хлопотали. Хорошо, Баженов помог. У нас в исполкоме большинство у эсеров, но и большевиков хватает. Мутят народ, против власти агитируют. Тут ухо востро держать надо. А ЧК вся сплошь из большевиков. Главный у них – Поликарпов. С ним поосторожнее. Конечно, силёнок у них мало, но бережёного – бог бережёт.

– А что за люди в милиции? Кем командовать? – спросил деловито Александр.

– Там ситуация получше. Наших ребят много. Твой дружок старый, Лощинин, работает. Он тебе обрисует обстановку. Ты на ключевые места своих людей расставь, чтобы проблем меньше было. А баламутов гони в три шеи. Сейчас ведь так: кто кого.

– Да, весело тут, – сказал Антонов. – Ничего. Наведём порядок. Шурина своего, Шурку Боголюбского вызову. Замом поставлю, чтобы надёжный тыл иметь. В райотделы подберу кадры. Ты потом меня познакомь с разными тут начальниками. Обрисуй, чтобы кого ненароком не задеть.

– Не беспокойся. Поможем. Удачи тебе, Александр Степанович, – напутствовал его Михневич.

Закипела у Шурки работа. На Инжавинский район он начальником милиции назначил Лощинина. Ещё одного старого дружка, Ивана Заева, определил начальником Иноковского района. Те, в свою очередь, стали подбирать надёжных людей на должности участковых милиционеров. Конечно, делать это нужно было осторожно, не вызывая подозрений ЧК.

Однажды Заев познакомил Антонова с Петром Токмаковым, жителем села Иноковка. Разговор происходил в небольшой рощице на окраине села, так как Антонов не хотел, чтобы их видели местные коммунисты.

– Вот, Александр Степанович, рекомендую тебе. Старый вояка, участник войны с немцами, подпоручик Пётр Михайлович Токмаков, – отрекомендовал Заев.

Токмаков был одет в солдатский китель без погон. На голове носил форменную фуражку. Длинные усы его были закручены и лихо топорщились в стороны. На вид ему было около сорока лет.

– Бравый солдат, однако, – отметил Антонов выправку Петра. – Какой же он старый? Долго служил?

– С четырнадцатого года. Солдатом начинал.

– Он, Степаныч, герой. У него три Георгия за храбрость, – добавил Заев.

– Герои нам нужны. Службу ты знаешь. Только больших должностей у меня нет. Это впереди. Участковым Трескинской волости пойдёшь? – спросил Антонов бывшего подпоручика.

– Пойду, Александр Степанович. Большаки уже одолели. Офицер им уже не человек. А я крови своей и чужой сколько пролил! За Россию! Вот и наградили меня званием, отметили, – разошёлся Токмаков. – Ничего. При должности я им покажу, у кого сила.

– Ты, Петя, коммунистов не задевай. Сила у них большая. Тут умнее действовать надо. Говори, что одумался и порвал с прошлым. С людьми разговаривай, подмечай недовольных. Это наш оплот будет. Дезертиров не трогай. Ты ему добро сделаешь, он тебе потом отплатит. Понимаешь? – напутствовал Александр нового соратника.

– Так точно! – по-военному ответил Токмаков. – Аккуратно сработаем.

– Вот и славно. Ишин сейчас в Калугино? – спросил Шурка Заева.

– Видел его на днях. Всё с коммунистами воюет. В Калугино сейчас комбеды власть держат. Милиционером там – Редькин. Большевик. С ним будь поосторожнее, – предостерёг Заев.

– Ты вызови на воскресенье Ишина в Леонтьевку к Грачу. Погуляем. И разговор серьёзный есть. Вот и Петру участок покажешь, – распорядился Александр.

– Понял. Сейчас куда?

– Проводите до Кирсанова. Потом вернётесь. А мне там кое-что подготовить надо.

Переговариваясь негромко о предстоящих делах и обстановке в уезде, троица блюстителей порядка на сытых лошадях тронулась в путь.

Антонов задумал важную операцию, и провести её нужно было секретно. От этого зависела не только свобода, но и сама жизнь. На днях через Кирсанов должен пройти эшелон с солдатами чехословацкого корпуса. После прекращения русско-германской войны этот корпус двигался весной и летом одна тысяча девятьсот восемнадцатого года через всю Россию во Владивосток, чтобы оттуда на пароходах отправиться во Францию по приказу своего командования. Чехословаки были хорошо вооружены, поэтому представляли для большевиков серьёзную опасность. В любой момент они могли выступить на стороне белых и ударить красным в тыл. Но надеялись большевики на слово, данное им командованием корпуса. Не отваживались красные разоружать эшелоны, боялись ненужного кровопролития. Антонов же рассудил иначе. Оружие само шло к нему в руки, и надо было воспользоваться этим моментом. Александр решил рискнуть.

Необходимо было тщательно подготовиться к непростому делу. Ему поступило сообщение о точной дате прихода поезда. Антонов срочно вызвал в город подкрепление из районов. На станции он договорился с начальником, что поезд поставят в тупик подальше от вокзала и заблокируют. Со всех сторон елезнодорожный путей Антонов приказал оборудовать огневые точки, поставив на них пулемёты. Также на боевую позицию выдвинули два орудия городского гарнизона. Теперь всё было готово к встрече.

Далёкий гудок паровоза возвестил о приближении поезда. Антонов во главе своего отряда нетерпеливо ожидал. Состав остановился, и из вагонов начали выпрыгивать чехословаки, чтобы размяться и раздобыть припасов. К ним сразу направился милицейский патруль.

– Всем оставаться на местах, от вагонов не отходить, – громко скомандовал старший патруля Александр Боголюбский, который вот уже несколько недель как прибыл из Тамбова в распоряжение Антонова.

Вид этого высокого молодого человека, перетянутого новыми ремными портупеи, вызывал уважение.

Чехословаки загалдели, некоторые, на всякий случай, приготовили оружие. У них была договорённость с Советским правительством о беспрепятственном проезде до Владивостока по Транссибирской магистрали, поэтому они не ожидали столь холодного приёма.

– Что здесь происходит? Почему нас окружили? – на ломаном русском языке спросил один из чехов.

– Прошу соблюдать спокойствие и выполнять наши указания. Кто у вас старший? – Боголюбский говорил чётко, смело глядя на солдат.

– Поручик Станислав Чечек, – ответил солдат.

Его товарищи вплотную подошли к милиционерам, возмущались, но нападать не решались.

– Прошу вас, господа, пригласите поручика для переговоров, – сказал чехам Боголюбский.

Из командного вагона спустился офицер, подошёл к патрулю и, козырнув, представился:

– Старший эшелона поручик Чечек. Господа, чем могу служить?

– Господин поручик, возникли новые обстоятельства, касательно следования вашего эшелона. Давайте пройдём для разговора с начальником городской милиции в здание вокзала, – вежливо попросил чеха Боголюбский.

Приказав солдатам не расходиться и соблюдать хладнокровие, поручик взял с собой двух офицеров для сопровождения и отправился на встречу с Антоновым.

В небольшой комнате начальника вокзала было тесно и накурено. Вошли чехи в сопровождении Кирсановских милиционеров. Антонов встал из-за стола и представился:

– Антонов, начальник милиции города Кирсанов.

– Поручик Чечек, – холодно произнёс офицер. – Чем обязан?

– Господин поручик, нам известно, что в вашем составе имеется один вагон с оружием. Попрошу это оружие сдать.

– Оружие нам разрешено по договору с Советским правительством, – возразил Чечек.

– Вам, господин поручик, разрешено иметь одну вооружённую роту при одном пулемёте. Остальное вооружение вы обязаны сдать. Иначе мы вынуждены будем применить силу, – пригрозил Александр.

– За нами идут другие эшелоны. Вы рискуете развязать международный конфликт, – чех не сдавался и продолжал возражать.

– Те эшелоны блокированы нашими силами на других станциях. Вас я призываю к благоразумию. Сохраните жизни ваших людей.

– А где гарантии? – спросил офицер.

– Моё слово. Мы оставим вам личное оружие, дадим продовольствие, и вы продолжите путь, – заверил Антонов Чечека.

– Что же, господин Антонов, я вынужден с вами согласиться, но хочу предупредить, что в случае обмана мы будем сражаться, – произнёс Чечек.

– Благодарю вас. В моём слове можете не сомневаться, – сказал Антонов, довольный успехом переговоров.

Когда чехи вышли из кабинета, Александр отдал несколько распоряжений, и работа по перегрузке оружия закипела. Настороженные чехи с опаской поглядывали на русских милиционеров, но всё прошло гладко и без эксцессов.

– Вот это удача! – ликовал Боголюбский, командуя милиционерами, которые на телегах перевозили винтовки и патроны.

– Всё оружие к нам на склад. Опись составим позже, – сказал ему Антонов, отведя немного в сторону.

Вот так была проведена самая знаменитая операция по разоружению чехословацкого эшелона, которой блестяще руководил Антонов. А вот сколько и какого оружия было изъято – никто никогда не узнает, потому что на этом хитрый план Шурки не заканчивался. Далее последовали интересные события.

В воскресенье, как условились, тёплая компания собралась у Грача в Леоновке. Присутствовали сам Антонов, Боголюбский, Заев, Лощинин, Токмаков, Ишин Иван и Грач со своим братом. Грач, или Афанасий Евграфович Симаков, был местным зажиточным крестьянином и ярым противником Советской власти.

После приветствий все уселись за стол, и началась знатная пирушка. Афанасий расстарался для дорогих гостей, специально к их приезду зарезал кабанчика. Хозяйка подала жареную картошечку, солёные грибочки, огурчики хрустящие, жареных налимов под соусом, аппетитную квашеную капусту и другие закуски. Посередине стола гордо возвышались четверти с чистейшим самогоном.

– Авдотья, подавай! – скомандовал жене Грач.

Под одобрительные возгласы гостей вошла дородная симпатичная женщина лет сорока с заметно округлившимся животом. В руках она несла большое блюдо, на котором красовался жареный поросёнок, поблёскивая золотистой корочкой на боках.

– Ай да хозяйка! Шедевр! – послышались восхищённые голоса.

– Что, Евграфыч, опять прибавление ждёшь? – спосил хозяина Антонов.

– Уж и не знаю, как получается, – с улыбкой на румяном лице развёл руками Грач. – Седьмой будет.

– Молодец! – похвалил его Антонов. – Бойцов рожай. Бойцы нынче нужны.

– Друзья мои, попрошу наполнить сии кубки, – сказал витиевато Ишин, показывая на железные кружки. – Тост говорить буду.

Заев без промедления налил собравшимся целительного напитка.

– Сегодня, товарищи, среди нас находится замечательный человек, – торжественным голосом заговорил Иван. – С юношеских лет он ведёт борьбу против властей за несправедливо обиженных и обездоленных. Всякий страждущий всегда находит у него защиту. Этот человек ценою своей свободы и многолетнего мытарства по тюрьмам за торжество добра и равноправия доказал свою преданность народу русскому. Поэтому мой первый тост – за здоровье Александра Степановича Антонова.

– Ура! – громко воскликнула компания, и, звонко чокнувшись, все дружно выпили.

– Ну, Иван, как красиво расписал. Молодец! – похвалил Ишина Лощинин.

– Главное, что верно всё, – добавил Токмаков, похрустывая солёным огурцом. – Я Степаныча уважаю.

– Захвалили, черти, – одобрительно произнёс Антонов, с любовью оглядывая товарищей.

– По заслугам, Степаныч, – сказал Шурка Боголюбский, наслаждаясь угощением. – Лучшего начальника я не встречал.

– Не льсти начальству, Саша, – поддел его Антонов. – Или прибавку к окладу захотел? Из своих платить не буду.

– А кто ж от денег откажется? – весело сказал Боголюбский. – Но Советы жадны больно. Не платят своему оплоту.

– Нам, Степаныч, твоего уважения достаточно, – серьёзным голосом произнёс Заев, наливая новую порцию.

– Мы, Александр Степанович, с тобой чувствуем себя защищёнными от произвола большевиков. Не разбирают они, каким трудом добро нажито. Богатый – значит враг. А если я по копеечке наживал? – обиженно заговорил Грач.

– Не прибедняйся, Афанасий. Таких крепких хозяев ещё поискать, – Ишин хорошо знал Симакова. – Прав ты в другом. Вот меня большевики уже сколько раз пытались прижать, но Александр Степанович не даёт. И вот спасибо ещё Петру.

Лощинин, довольный, что и его не забыли похвалить, выкрикнул новый тост:

– За дружбу!

И опять «ура», чоканье, гвалт одобрения. Потом, грозно выдохнув в сторону, приняли самогонку.

– Хороша! – оценил напиток Токмаков.

– Пейте, ешьте, дорогие гости, пока в землю не упали кости, – стихами забалагурил Грач.

Антонов пил мало, с удовольствием закусывал и слушал товарищей. Вот они – те, кто пойдёт за ним в огонь и воду, кто не предаст и не оставит в беде.

– Орлы! – поднялся Александр из-за стола. – С вами не страшны никакие трудности. Не зря мы столько страдали и терпели. Свергли царя и думали, что теперь народ вздохнёт свободно. Но нет этого. Борьба продолжается. Коммунисты хотят украсть нашу победу. Только этому не бывать! Давайте выпьем за успех нашего благородного дела.

– Ура! – вновь громко закричали уже немного захмелевшие друзья. Пир продолжился.

– А теперь попрошу внимания, – трезвым голосом произнёс Александр. Собравшиеся вмиг посерьёзнели и приготовились слушать. – Сегодня мы собрались не просто Афанасия уважить и самогонки попить. Есть очень важное дело. В Кирсанове у меня на складе скопилось много оружия. По документам я оприходовал самую малость, чтобы ЧК не волновать. Это оружие надо спрятать до поры до времени. Есть у меня чутьё, что оно нам скоро может понадобиться.