Барическая пила. Сборник. Стихи и рассказы
Теперь он стал головой. Дому даже не пришлось привыкать к новому хозяину. Он был несказанно рад уже тому, что хоть кто-то из родных ему мужиков жив, что вернулся к нему, изболевшемуся душой и уставшему старику, в его теплые объятия, что наконец-то снова появились мужские, умелые и заботливые руки. Дом так истосковался по настоящему, родному хозяину, что когда тот спал или отдыхал после работы, ни одна половица, ни одна петля в дверях не скрипела, не хлопали ставни, не гудел ветер в трубах. Лишь когда новый хозяин был свободен от работы на заводе, куда он вернулся после фронта, когда у него было хорошее расположение духа и добродушное настроение, только тогда дом позволял себе проявить небольшую слабину, и то лишь для того, чтоб показать, какие за эти годы накопились неполадки и болячки. Вот рама покосилась, и дом позволял ветру немного посвистеть в щели, чтоб привлечь внимание хозяина, вот вывалился кирпич в трубе, и дом чуть-чуть подпускал дымка из печки. Опять же, чтоб хозяин неполадки приметил. И бывший фронтовик, сам истосковавшийся по родному очагу и по домашней работе, чутко подмечал все подсказки дома, все намеки и с удовольствием и прилежанием все исправлял.
Постепенно жизнь наладилась, настроилась на мирные рельсы. Сложился некий новый уклад, появились новые привычки и традиции. По выходным, особенно летом, хозяин частенько устраивал посиделки с друзьями или соседями прямо во дворе, а то и в палисаднике, возле старого журавля у колодца. Постепенно к компании подтягивались бабы и малышня. Никого не обижали, для каждого находилось доброе слово и какая-нибудь вкусняшка со стола. Жили небогато, но и гости были непривередливы. Горячая печеночка, кусочек комкового сахара, а то и просто горбушка хлеба с солью – вот и все угощение. Но дом видел, как этим нехитрым лакомствам были рады гости, особенно детишки. Ведь главным в таких посиделках была не еда, а разговор, общение, душевное тепло. Дому казалось, что это тепло проникало и в его старые, почерневшие от времени бревна. Он старался бережно тепло это в своих стенах сохранить, чтоб потом, когда наступят морозы и завоет вьюга, теплом этим согревать хозяина и его семью, которых он бесконечно любил.
Хозяин, надо сказать, обладал незаурядным чувством юмора. От фронтовых друзей, что ли, поднахватался? Или от прабабушки-дворянки передалось? Вот, к примеру, на всех дверях и калитках – что в палисадник, что во двор или в сарай, да везде – вертушки прибивал через трех или пятикопеечные монеты вместо шайбочек. На вопрос – зачем, напускал на себя важный вид и выдавал нарочитым басом: «А пущай все видят, как богато живу!». Конечно же, это была всего лишь шутка. О богатствах каких и не мечталось даже тогда. А то еще взял да и приладил на ворота табличку «Осторожно, злая собака!», а когда спрашивали где же она, собака эта, скалился и говорил: «А я-то на что? Ежели чего, так оттявкаю, похлеще иной овчарки!».
Шли годы. Жена у хозяина умерла, дети выросли. Сам хозяин состарился. Тяжко стало домашнюю работу сполнять. Дом чем мог, старался помочь. Следил, чтоб не сломалось чего, чтоб сквозняки по комнатам не гуляли, чтоб чужие по двору не шастали. Так и жили два старика – дом и его хозяин, невольно вместе наблюдая, как все меняется вокруг. Не стало привычного порядка, заведенных многолетних устоев и традиций. Поменялось время, поменялись люди. Дети родителей почитать перестали, от отчего дома оторвались, а вместе с этим и от корней своих отстали. На уме теперь у всех одно – нажива, карьера, успех. Только что они, нынешние, понимают? Что считают истинным успехом в жизни, чего добиваются? Денег? Удобств? Квартиры да машины иностранные красивые нужны? Что им это даст, когда придет старость вместе с осознанием бренности земной жизни? Что останется дорогим и теплым воспоминанием?
И вот хозяин умер. Нового не нашлось. Да, наверное, и не могло найтись в такие времена. «Впрочем, – думал дом, – это все мое старческое брюзжание. Мы свое дело сделали. Теперь черед каменных многоэтажек, этих человеческих муравейников. Пришла пора стекла и бетона. Бездушного и холодного».
Так стоял дом, думал, вспоминал. Он понимал, что его скоро снесут, но кончина не пугала его. Единственное, о чем он горько сожалел, так это о том, что некому теперь будет хранить тепло тех добрых, заботливых и умелых рук, что так любовно прикасались к каждому бревнышку, к каждой досочке и к каждой резной детали во время строительства, а потом ремонта или фасадной отделки. Что никто теперь не сохранит частичку души, вложенную в него хозяином. И никто теперь не вспомнит об этом человеке так, как вспоминает он.
27.10.2020 г.
Флаг
Сессия, экзамен. Первые шестеро зашли в аудиторию, взяли билеты. Расселись так: на второй парте среднего ряда – обворожительная девочка Света. Прямо перед преподавателем, ибо на первую парту, что возле учительского стола, никто сесть, само собой, не решился. Сразу за ней – староста нашей группы и круглый отличник Юра. Остальные – в шахматном порядке по всей аудитории. Экзамен, надо сказать, не из легких, поэтому девочка Света предусмотрительно надела пиджачок. Женский и очень элегантный. Но, ясное дело, с карманами внутри из носовых платков, в которых уложен приличный запас «флагов». Шпаргалки в наше время не котировались. Куда-то спрятать, потом доставать, да еще и исхитриться списать незаметно… Хлопотно. То ли дело «флаг»! Дернул – и готово!
Да только в этот раз промашка с «флагами» вышла. Преподаватель на сей раз тот еще гусь оказался. Всем к билету свою бумагу выдает, да еще и автограф на каждом листе ставит. Дернуть-то «флаг» можно, а предъявить экзаменатору – уже не получается. Что делать? Девочка Света нашла простой и изумительно изящный выход из сложившейся ситуации: «флаг» она, конечно, достала, все с него до буковки и до циферки переписала старательно на выданный преподавателем листочек с автографом. Но одно дело «флаг» дернуть, совсем другое – потом от него избавиться! А сидит она, напомню, прямо пред светлы очи строгого экзаменатора. Но и тут у нее вариант нашелся. Как бы почесывая затекшую от напряженного труда спину, сует она свой использованный «флаг» на парту позади себя, то есть, Юре, успев шепнуть: «Юра, спрячь!»
Юрка же, увлеченный изложением своих обширных познаний предмета, автоматически отложил Светин листочек на край парты, чтоб не мешал, и дальше строчит без остановки на листах с автографом.
Светлана тем временем вспорхнула грациозно со своего места и не менее грациозно опустилась на стул рядом с преподавателем. Готова, стало быть, ответ держать. Монотонно, но без запинки рассказывает это она исчерпывающие ответы на коварные вопросы своего билета. Еще бы! Все с «флага» аккуратно переписано! Экзаменатор же, скучая, уставился взором в одну точку. И точка эта – прямо на Юркиной парте, ибо после Светиного перемещения, теперь Юра пред светлы очи. А тот все строчит и строчит. Наконец, все формулы изложены, описаны и доказаны. Комментарии необходимые полностью даны. Юра ставит победную точку и откидывается на спинку. Уф! Готово! И только тут он замечает на краю своей парты Светкин «флаг». Ну и что? Это же не его листочек. Это же чужой, приблудный. Юра спокойными и уверенными движениями берет лист, сворачивает его аккуратно и засовывает себе в карман пиджака. В штатный, обычный карман. Да и нет у него «нештатных», из платков носовых, тех, что под «флаги» пришиваются. Ни к чему ему это баловство, он и так все знает!
Однако не ускользнул этот момент от зоркого взгляда экзаменатора.
– Юрий, а что это Вы в кармане прячете? Разрешите полюбопытствовать, – говорит преподаватель.
– Да так, бумажка какая-то… – растерялся отличник.
– А позвольте-ка взглянуть на сию «бумажку какую-то», – не унимается экзаменатор.
– Да вот, пожалуй, и взгляните, – сдался Юра.
– Так то ж «флаг»! В его классическом исполнении! Стыдно, Юрий, стыдно! Ставлю вам… Ничего не ставлю. Вы недостойны. Вот Ваша пустая зачетка, пересдача только с разрешения деканата! Всего доброго.
– Это не я, это не мое! – взвился Юрка, – там и билет-то не мой!
– Я не я, хата не моя. Придете на пересдачу, там и проверим, где чей билет. До свидания! – непреклонен преподаватель, и зачетку Юре прямо в руки сует.
Юрка, конечно, на другой же день экзамен пересдал, но Светкину пятерку еще долго потом пополам с ним поделить ей предлагал. Та, правда, не согласилась. Сам дурак, типа того…
10.03.2020 г.
Письма
Он писал ей письма. Почти каждый день. Приходил с работы, ужинал на скорую руку, мыл посуду, готовил себе еду на завтрашний день, выносил мусор, иногда прибирал вещи, наводя порядок. Потом садился за письменный стол, включал настольную лампу и писал.
«Я очень скучаю по тебе, – писал Он, – знаешь, порой мне кажется, что легче умереть, чем так мучиться, так страшно и так болезненно тосковать по тебе! Хотел написать: «Я готов все отдать, только бы увидеть тебя», но вовремя остановился. И даже устыдился этой мысли, ибо отдавать мне совершенно нечего! Абсолютно! Разве что свою бесцельную и бестолковую жизнь?.. Да только кому она нужна? Ха-ха-ха! К тому же, если я отдам жизнь, как же я мертвый смогу увидеть тебя? В общем, фраза не удалась! Но как выразить по-другому свое желание… Нет! Даже не желание, а свою потребность, необходимость, важнейшее условие жизни своей, – это увидеть тебя! Хотя бы только увидеть! А еще лучше обнять, прижать к себе крепко-крепко и не отпускать. Никогда и никуда!
Не правда ли, я начинаю походить на сумасшедшего? Впрочем, все влюбленные, наверное, немного сумасшедшие! Согласись, что чувства беззаветной любви и глубокой привязанности психического здоровья и душевного равновесия человеку явно не добавляют».
Он писал то быстро и неразборчиво, едва поспевая за собственными мыслями, то вдруг надолго замирал, глядя куда-то в одну точку, то ли подбирая нужное слово, то ли философски размышляя над странными поворотами жизни и превратностями судьбы.
«А помнишь, – продолжал Он, – однажды, в далеком-далеком детстве, мы стояли с тобой вдвоем на высокой скале, обрывающейся к бурлящему перекату реки? Ты была в прелестном розовом платье с коротким рукавом. Волшебный закат совершенно чудным образом подсвечивал великолепные, очаровательные локоны твоих распущенных волос. Летний ветерок время от времени забрасывал их тебе на плечо, и в этот момент они слегка касались моего лица, околдовывая меня при этом ни с чем несравнимым, чарующим запахом! Чем они пахли? Не могу сказать точно. Это была смесь нежнейших ароматов трав, цветов, солнца, лета, чистой горной реки и… И, наверное, запах тебя. Так пахнет Любовь.
Ты рассказывала мне о том, что научилась этим летом плавать. Радовалась и гордилась. А я был как будто в каком-то оцепенении, в сомнамбулическом состоянии каком-то. Как под гипнозом. Я просто стоял и зачарованно смотрел на тебя. И был на седьмом небе от счастья. Потому что ты была рядом, потому что слышал твой голос, потому что, жестикулируя, ты то и дело случайно касалась моей руки своей рукой! Больше всего на свете я хотел в тот момент, чтоб этот вечер никогда не кончался, чтоб удивительный закат горел вечно, и чтоб ты все время была рядом…».
Так проходили его вечера. А утром Он шел на работу. Он считался толковым и грамотным специалистом, но не стремился делать карьеру, да и работу свою, сказать по правде, не любил, хотя всегда выполнял ее честно и ответственно. Просто не мог по-другому. Не умел.
Его, как послушного и исполнительного работника, часто просили сделать что-нибудь сверх его обязанностей. Или задержаться подольше, потому что опять что-то срочное, или нужно кому-то помочь, или что-то исправить. Он делал. Без большого желания, но и без отвращения. Просто делал и все. Поэтому иногда Он приходил домой настолько уставшим и измотанным, что не было сил даже нормально поужинать. Тогда Он выпивал стакан теплого молока и ложился на диван в тихой и пустой своей квартире. Без света, без телевизора, без телефона. И вот тут его настигало Одиночество. Но Он знал безотказный способ, как с ним справиться. Он садился к столу и начинал писать письмо Ей:
«Дорогая, любимая моя! Ты знаешь, я сегодня совершенно случайно вспомнил, как мы однажды сбежали с уроков. Помнишь? Кажется, это был шестой класс, весна. Ты открыла окно, и в кабинет физики ворвался весенний воздух, пение птиц, особенно яркие, весенние лучи солнца и запах первых цветов и запоздалых горных ручьев. Вот тут-то ты и сбаламутила весь класс сбежать с последнего урока в парк. Ну, парни – те ладно. Мы все были тобой увлечены и очарованы. Но девчонки! Они-то чего поддались на твои уговоры? Наверное, это весна сыграла с нами злую шутку. Помнишь, как нам всем влетело потом от классной? Зато как здорово было там, в парке! Я до сих пор вспоминаю тот день с огромным удовольствием.
А когда мне становится особенно тоскливо и одиноко, я вспоминаю еще и другой день. Помнишь, мы ходили в поход? Ты тогда сплела себе венок из цветущих ромашек, взобралась на пенек и объявила себя принцессой, а потом приказала поцеловать тебе руку. Все только смеялись этой шутке, и лишь я один исполнил твое повеление. И это был первый наш поцелуй! Пусть шутливый, пусть только в ручку, но я целовал Тебя! Разве может быть счастье выше этого?».
Но не всегда его письма были такими. Иногда Он писал зло, ожесточенно.
«Любовь моя! Я вновь пишу тебе. Не смог удержаться. Знаешь, как меня бесят эти тупые рожи! Шеф взял на работу своего племянника. Безграмотный, наглый, распоясавшийся ублюдок! Всем раздает указания и советы, словно это он директор фирмы, а не его знаменитый дядя! Когда он в очередной раз высказывал мне, как и что надо делать, я задал ему простой вопрос: «А вот скажите, молодой человек, как вычислить вес кирпича, если известно, что он весит столько же, сколько один килограмм плюс половинка кирпича?». Представляешь, он взял ручку, лист бумаги и битый час что-то там вычислял, безуспешно напрягая свои прямые извилины. Потом подошел ко мне и с высокомерным видом заявил, что задача не имеет решения, так как в ней недостаточно исходных данных! И после этого он указывает мне на недостатки в работе! Впрочем, не только мне. Всем! Каково, а?
Но самое страшное даже не это. Точно такие же маменькины (или папенькины) сынки сидят в высоких чиновничьих кабинетах! Вот что ужасно! Столкнулся я тут недавно с этой пресловутой бюрократией, ставшей уже притчей во языцех. Надо было оформить кой-какие документы для нашей фирмы. Это просто какой-то кошмар, доложу я тебе! Тупость, отписки, пренебрежительное отношение. И ни шагу вперед, ни слова по делу! Прав был Эйнштейн, когда говорил, что ему известны лишь две по-настоящему бесконечные вещи. Это Вселенная и человеческая глупость. «Правда, -говорил он, – насчет Вселенной я не очень уверен!». Абсолютно с ним согласен!».
И все же гораздо чаще в его письмах была не злость, и даже не воспоминания, а откровенное веселье и юмор. Регулярно Он писал что-то вроде такого:
«Радость моя! Опять видел тебя во сне. Знаешь, ты начинаешь дерзить! В моих снах, я имею ввиду. Зубоскалишь мне, ругаешься. Вот и в этот раз тоже. Я говорю тебе:
– Может, встретимся в выходные, любовь моя?
А ты мне эдак, знаешь ли, поучительно:
– Мои выходные похлеще рабочих. Стираю, готовлю, делаю уборку, глажу, мою посуду. А ты – бездельник! Потому что у тебя выходные!
– И что же мне делать? – говорю я.
А ты мне в ответ:
– Купи козу, посели ее у себя в квартире. А лучше две или три козы. Вот и у тебя тогда будут выходные. Настоящие!
Я даже проснулся сразу. И, веришь, нет? – присмотрелся в темноте: нет ли тут у меня дома козы случайно. И только когда убедился, что нет, что это всего лишь сон, тогда только заснул снова».
При этом, о чем бы Он ни писал в своих письмах, заканчивал их почти всегда одинаково: «Любимая моя! Знаешь, пусть мы далеко друг от друга, но ты всегда со мной, в моем сердце, в душе, в памяти, в мыслях! А я всегда буду с тобой. Незримо, незаметно, но с тобой. И помни, счастье мое, что бы ни случилось в этой жизни, я всегда твой и верен тебе. Что бы ни произошло, как бы жизнь нас ни кидала, как бы ни калечила, только позови, я тут же буду рядом. Во что бы то ни стало! И буду рядом всегда, сколько буду жив!».
Но Она ни разу не ответила ему. Ни на одно письмо. Потому, что ни одного своего письма Он ей так и не отправил. Она давно была замужем за другим, а Он так ее любил, что не хотел тревожить и волновать воспоминаниями или напоминанием о себе.
17.02.2021 г.
Карусель
Какое-то время я жил на Уралмаше. Был у нас сосед – мужик, лет под шестьдесят, бывший военный, а ныне пенсионер. Здоровья у него было – хоть отбавляй. Времени свободного – и того больше. И вот от безделья устроился он на лето подработать сторожем в расположенном поблизости парке отдыха.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги