Андрей Арсеньев
Город, над которым не светит солнце
Изъять себя из времени,
Словно ногу из пыльного, тесного стремени,
И шагать себе прочь в никуда отовсюду,
Не заботясь о том, чтобы залезть вперёд батьки
в пунцовое пекло,
Не боясь опоздать на важнейшее «хуй знает что»,
Лишь одно сознавая –
поезд вышел из пункта А в пункт Б.
Егор Летов
Пролог
Мальчик бежит по улице провинциального городка. Его преследует человек с замотанным белой тряпкой лицом. Из-под тряпки торчат чёрные глаза, непрерывно следящие за убегающим ребёнком. На улицах города полно людей, и мальчонка подбегает к каждому прохожему. Дёргает за рукава, просит помочь спастись от страшного преследователя, но перепуганного ребёнка будто не замечают.
Раскалённое как радиатор солнце плавит асфальт, и подошва полукед липнет к нему, отчего убегать становится ещё тяжелее. Но мальчик не сдаётся. Он знает, что если мумия догонит его, то случится что-то очень нехорошее.
Ребёнок вбегает в гастроном. Проносится мимо покупателей к дальнему прилавку. Оборачивается и видит, как мумия входит следом, не отводя своего чёрного взора. Мальчик забегает за прилавок, и, к его удивлению, толстая продавщица не пытается его остановить. Он распахивает деревянную дверь и оказывается в длинном коридоре. Вокруг тишина. Только сейчас ребёнок замечает, с какой силой сжимает осколок бутылки в правом кулаке. Утром по радио передали, что сегодня представится возможность наблюдать солнечное затмение. Поистине грандиозное событие космического масштаба. И он – десятилетний мальчик – станет свидетелем этого уникального явления. Он даже планирует подняться на заброшенную водонапорную башню за железнодорожным вокзалом. И увидеть…
За спиной слышится скрип петель. На мгновение в коридор врывается шум людного зала гастронома. Но эти люди не придут на помощь. Они ничего не замечают. Дверь с грохотом захлопывается, и тихий ужас начинает поедать сознание ребёнка.
Шаркающие шаги. Сбивчивое дыхание, вырывающееся сквозь ткань на лице, всё ближе. Ближе. Мальчик боится оборачиваться, и он резко срывается с места. Бежит по тёмному коридору, но он бесконечный, и подсвечиваемый ярким полуденным солнцем дверной косяк в конце коридора кажется недосягаемым. Ребёнок чувствует усталость Ещё чуть-чуть, и он рухнет без сил.
Шаги и грузное дыхание нагоняют.
Рука тянется к ребёнку.
Мальчик оборачивается, но тут же жалеет об этом. Мумия в длинном тряпичном плаще совсем близко, и цепкие пальцы почти хватают мальчишку за куртку, но, собрав остатки сил, он ускоряется и наконец налетает на дверь. Вываливается на улицу вместе с ней и падает на пыльную мостовую. Прохожие просто перешагивают через него, как через кучку собачьих какашек. Мальчик смотрит на небо и видит, как луна на половину поглотила солнце.
Солнечное затмение начинается. Надо успеть!
Ребёнок поднимается с надеждой, что мумия останется в коридоре. Что ужасный человек в плаще, с замотанным лицом не преследует его, и можно спокойно отправляться на водонапорную башню и любоваться солнечным затмением. Но нет, мумия выходит из дверного проёма и направляется к нему.
Бежать.
Мальчуган перебегает дорогу в неположенном месте. Водители даже не гудят в клаксоны, не пытаются сбросить скорость. Мчится к зданию вокзала. Взбегает по его огромной лестнице. Над большими двойными дверями написано название города, но ребёнок не может его прочитать. Каждый раз, когда он убегает от мумии, он пытается прочитать буквы, но каждый раз ему это не удаётся. Текст расплывается.
Тёмный осколок по-прежнему зажат в кулаке. Края больно врезаются в плоть, но ребёнок этого не замечает. Главная цель – убежать от мумии.
Мальчик распахивает двери вокзала, пробегает через зал ожидания, наполненный пассажирами, затем выскакивает на перрон и осматривается по сторонам. Приближающихся поездов не видно. Мальчик прыгает на рельсы и ныряет в заросли кустов, растущих вдоль железной дороги. Ещё немного, и он окажется у водонапорной башни. Там есть взрослые, они тоже наблюдают за солнечным затмением. Они должны помочь.
Луна почти полностью съела солнце. С каждой секундой становится темнее.
Он вылезает из кустов и бежит по тропинке, ведущей к водонапорной башне. Оборачивается…
В этот момент нога цепляется за торчащие корни, и мальчик падает. Осколок впивается в ладонь, оставляя глубокий квадратный порез. Мумия хватает ребёнка за ногу и оттаскивает с тропинки.
Солнце исчезает с небосвода.
Глава 1
Глаза. Они с трудом открываются. Яркий свет сентябрьского солнца прорывается сквозь тонкий тюль и ослепляет его. Борис вновь опускает веки, нехотя стягивает с себя одеяло и с трудом садится на диване. Он трёт пальцами глаза. Голова тяжёлая. Сколько книг начинается с того, что главный герой просыпается с похмелья? Сотня? Может, две? Вот и он сейчас чувствует себя сраным книжным героем, которому тяжело оторвать бренное тело от дивана. Но он всё же находит силы и встаёт. Голова начинает кружиться, и Борис разводит руки в стороны, чтобы не потерять равновесие. Ощущает себя фигуристом, который только что выполнил тройной аксель и слегка ошибся при завершении этого сложного прыжка. Спустя минуту пол перестаёт убегать из-под ног, и мужчина выпрямляется, слегка тянется и слышит, как хрустит весь позвоночник. Через два часа ему нужно быть на службе, до отдела идти минут пятнадцать, можно не торопиться. Борис плетётся в кухню.
Живёт он один. В двухкомнатной квартире. Жена ушла три года назад, забрав с собой десятилетнего сына. Причина? «Ты постоянно пропадаешь на службе! Тебя никогда не бывает дома. А в последнее время ты стал слишком агрессивен и замкнулся в себе. Что с тобой не так? В кого ты превращаешься? Я решила, что некоторое время мы должны пожить отдельно». Вот это «отдельно» длится уже три года. Да, он поздно приходит с работы, иногда слишком поздно. Он не отрицает, что стал слишком агрессивным и замкнутым, но связано это с напряжённой работой, а быть оперуполномоченным уголовного розыска действительно слишком стрессово. Возможно, ещё одна причина его подавленного и агрессивного состояния – амфетамин, к которому он пристрастился шесть лет назад, когда работал в отделе по борьбе с оборотом наркотиков. Но всё это не мешает ему каждое воскресенье видеться с сыном и периодически созваниваться с женой, даже несмотря на то, что почти каждая их беседа заканчивается руганью, и обещанное когда-то возвращение каждый раз откладывается.
Борис стоит в центре кухни и смотрит в окно. Он высокий, худой, слегка горбится. Чёрные волосы торчат в разные стороны, а серое лицо помято, словно старая, пожелтевшая газета. Яркое солнце заставляет щуриться, и от этого голова становится ещё тяжелее. Он вчера напился. Коллегу застрелили во время выполнения служебного задания, и Борис помянул сослуживца так, что не помнит, как оказался дома. Опер запускает руку в карман брюк, которые так и не снял вчера вечером, и достаёт мятую пачку сигарет. Прикуривает. Его тут же рвёт в раковину, и он включает холодную воду, смывает непереварившиеся остатки вчерашних поминок и умывается. До начала рабочего дня больше полутора часов, так что ещё нужно успеть зайти к торгашу и прихватить хотя бы пару грамм амфетамина. Тогда похмелье моментально спадёт, настроение улучшится, а работоспособность мгновенно увеличится в разы.
Он идёт в коридор, ищет в карманах куртки телефон. По памяти набирает номер.
– Алло, – слышится в динамике заспанный юношеский голос.
– Ты дома? – спрашивает Борис и, не дожидаясь ответа, продолжает: – Я зайду скоро.
– Привет… Извините, сегодня никак, – робко отвечает собеседник. – У меня проблемы…
– Проблемы индейцев шерифа не волнуют, – говорит Борис. – Слышал такое выражение?
Ему начинает надоедать этот сосунок, задницу которого он спас от тюрьмы года четыре назад. Тогда торгашу было шестнадцать лет, и Борис поймал его на контрольной закупке. Но передумал сажать юнца и решил сделать его своим личным поставщиком бесплатного кайфа. Он закрывает глаза на то, что парень торгует наркотиками в доме по соседству, но безвозмездно берёт у него, что хочет и когда хочет. Конечно, Борис не наглеет, но и отказывать себе в удовольствии не позволяет.
– Нет, не слышал, – дрожащим голосом отвечает продавец. – У меня правда проблемы, я должен своему поставщику.
– Я ещё раз повторяю, – буквально полсекунды, и оперуполномоченный взорвётся, – срать я хотел на твои проблемы! Ты это понимаешь? Если ты сейчас не сделаешь так, как я говорю, то у тебя появятся проблемы со мной. Дома будь! Я зайду скоро. Считай, что к тебе сейчас зайдёт участковый для профилактической беседы, как с человеком, стоящем на учёте.
Борис обрывает разговор и убирает телефон в карман куртки. Идёт в ванну и моет голову. Это помогает немного отвлечься от похмельного синдрома, но желание наркотика не покидает опера. Он вытирает волосы полотенцем, приглаживает их руками, затем выходит из ванны и смотрит на наручные часы. Начало девятого. Борис находит на полу чёрную рубашку, надевает её и замечает, что она настолько мятая, что её будто только что вынули из стиральной машины, только вот никакого запаха Альпийских гор не наблюдается. Решает не придавать этому значения, всё же его задача – ловить убийц, и сейчас нет времени на то, чтобы ещё утюжить рубашку.
Взглядом ищет наплечную кобуру. Она висит на покосившемся стуле. В ту же секунду Борис поддаётся панике – он не видит в кобуре табельного пистолета. Мысленно успевает подготовиться к головомойке от начальства (а то и к чему посерьёзнее), но через мгновение тревога проходит – пистолет всё же на месте. Хромов надевает кобуру, берёт в руку кожаную куртку. Ему нравится, что все видят его пистолет под мышкой. Всегда нравилось.
Прикуривает сигарету в квартире и выходит на лестничную площадку.
Он очень много курит. Надо срочно бросать.
Делает несколько шагов к лестнице и замирает, держа дымящуюся сигарету у рта. Прислушивается. Сначала опер приходит к выводу, что ему слышится. Слуховая галлюцинация, как последствие похмельного синдрома. Но детские всхлипывания повторяются. Тогда он подходит к лестнице и медленно спускается. Борис старается ступать по лестнице как можно тише, не хочет, чтобы его услышали. Его начинает подташнивать, но, остановившись и вцепившись в перила, он сдерживает позыв. После продолжает спускаться. Хныканье становится громче и отчётливее, и у полицейского не остаётся сомнений, что звук издаёт соседская девочка. Затем он слышит мужской голос: «Тише, тише. Ведь ты не хочешь, чтобы мама узнала о нашей игре. Тише», – голос отчима девочки.
Они въехали в квартиру этажом ниже два года назад. Сначала появилась потрёпанного вида женщина, лет тридцати, с дочкой, а затем у неё нарисовался ухажёр, старше женщины лет на пятнадцать. Борису он сразу не понравился. Выглядит этот ухажёр как алкаш со стажем. Безработный. Судим за разбойное нападение на ларёк в девяностых. А то, как отчим постоянно смотрит на свою падчерицу, всегда напрягало опера. Он видит во взгляде отчима что-то грязное. Похотливое.
Борис быстро сбегает вниз на два пролёта и видит то, что и рисовало воображение. На узкой площадке между этажами стоит соседская девочка, ей девять, не больше. Она плачет, склонив голову, за спиной висит огромный школьный рюкзак. Кажется, что он больше девочки. Мужик её матери запустил руки падчерице под платье. Солнечный свет попадает на искажённое похотливой гримасой лицо отчима, освещая так, что он похож на святого с иконы.
Он замечает Бориса и тут же получает крепкий удар в челюсть. Моментально теряет сознание и падает на бетонный пол. Оно и немудрено, всё же Борис – кандидат в мастера спорта по боксу.
Девочка стоит рядом. Она вся дрожит.
– Мать дома? – спрашивает капитан, и девочка кивает. – Позови её сюда.
Малышка утирает слёзы и бегом поднимается по лестнице. Борис слышит, как она звонить в дверь. Опер пинает растлителя в бок. Сильно. Но тот не приходит в себя. Ещё пинок. Полицейский хочет забить до смерти этого ублюдка, но останавливает себя. Поднимает куртку и достаёт из кармана телефон.
– Дежурный слушает, – доносится из трубки.
– Здорово, Петрович. Это Хромов. Твоя смена что ли?
– Да, моя, – расслабившись, отвечает дежурный. – Чего тебе, Хромов?
– Пришли наряд ко мне. Только побыстрее давай.
Дежурный некоторое время молчит, затем спрашивает:
– А куда к тебе-то?
– Домой ко мне, – раздражённо отвечает Хромов. Не нравится он Борису.
Борису в принципе не нравятся люди. Вот, например, этот педофил. Как такой урод может кому-то нравиться? Как человек, он мерзок. Его образ жизни, цель его паршивого существования мешают жить положительным людям. Он алкоголик, нигде не работает, скорее всего, избивает свою сожительницу и насилует её малолетнюю дочь. Зачем это существо ходит по нашей планете? Зачем оно живёт? Если Создатель есть, и он действительно сотворил человека, то зачем создавать вот таких мразей? Ответ прост: никакого Создателя нет. И поэтому люди сами определяют для себя, что такое хорошо и что такое плохо. Следуют только своим собственным интересам и желаниям.
– Что у тебя случилось? – спрашивает Петрович.
– Педофила я задержал. Всё, жду наряд.
Борис убирает телефон обратно в карман. В этот момент девочка приводит маму. Та спускается по ступеням, сгорбившись, с понурой головой, держит дочку за руку. Полицейский замечает замазанный тональным кремом синяк на левой скуле женщины. Борис видит её каждый день. Ей не больше тридцати пяти, симпатичная. Но нищета и жизнь с таким мерзавцем превратили её в потухшую и непривлекательную женщину.
– Привет, Борис, – её взгляд скачет с полицейского на лежачего сожителя. – А что тут случилось? – и потухшая женщина бросается к лежачему насильнику, как медсестра к раненному на поле боя солдату. Трясёт его. Прижимается к его груди. Плачет.
Хромов качает головой. Он не понимает, как можно так сильно любить этого ублюдка.
– Мужик твой дочку твою насилует, – спокойно произносит опер и прикуривает сигарету. – Я его арестовываю, пока по сто тридцать пятой. Сегодня придёшь ко мне и напишешь заявление.
– Нет-нет. Этого не может быть! Какая тридцать пятая? – недоумевает женщина. – Я не буду писать заявление. Это ошибка.
– Нету тут никакой ошибки! – Борис со злостью бросает сигарету на пол. – Задержал я его на месте преступления. Так что придёшь и напишешь.
– Не пойду.
– Дура ты, – Борис никак не может понять, зачем она защищает эту мразь. – Дело твоё. Можешь не приходить, если дочку совсем не жалко. А мне и так оснований хватит, чтобы посадить его.
По лестнице поднимаются два молодых человека в полицейской форме. Оба с сержантскими погонами. Они подходят и интересуются, что здесь происходит. Борис показывает удостоверение, но полицейские и так его узнают, и опер вкратце рассказывает о событиях. Патрульные надевают наручники на педофила. Он приходит в себя, начинает что-то бубнить и вырываться, но его крепко держат. Борису предлагают подвезти его до отдела, но он отказывается, и все расходятся.
Капитан остаётся один. В подъезде тихо, словно бы только что ничего криминального здесь и не происходило.
Вспоминает сон про мальчика. И Хромов – человек, который, сколько себя помнит, был убеждённым атеистом и никогда не верил в приметы или вещие сны – начинает задумываться о связи между сном и событиями, случившимися с ним только что.
Он смотрит на часы. Уже девять, пора на службу, но ещё нужно зайти к торговцу. Борис спешно спускается, толкает железную дверь и выходит из подъезда.
Глава 2
На улице оказалось не так тепло, как предполагал Борис. Выходя из подъезда, он надевает куртку. Теперь пистолет не виден каждому взору, и из-за этого опер чувствует некую досаду. Направляется через детскую площадку к пятиэтажному дому, в котором живёт продавец. Борис думает о том, что надо позвонить жене. Поговорить с ней. Поговорить нормально. Не пытаться доказать ей свою правоту или ставить под сомнение её решение «пожить отдельно», хоть он считает, что супруга не права. Возможно, после интеллигентного разговора они всё-таки смогут решить свои проблемы. Капитан понимает, что основной причиной разлада стало его пристрастие к наркотику. Ещё давным-давно он где-то вычитал, что из-за частого употребления психика очень сильно расшатывается, врачи даже придумали специальный термин – «амфетаминовый психоз». Борис твёрдо решает завязать с наркотиками, прямо сегодня. Сейчас он употребит последний раз только для того, чтобы снять похмельный синдром. Он и так стал слишком унылым и раздражённым. За последний год потерял десять килограмм, вечно недоволен, а безэмоциональное лицо словно вылеплено из серого пластилина. Полицейский уверен, что, когда он бросит амфетамин, всё непременно наладится.
Он не замечает, как доходит до дома продавца и уже звонит в домофон. Из динамика два раза вырывается пиликающий звук, а затем раздаётся сигнал, разрешающий войти. Борис тянет железную дверь.
В подъезде слишком жарко и влажно. Из подвала вырываются клубы пара, поднимая уровень влаги до максимума. Борис ступает по узкой лестнице. Под окном висит вереница почтовых ящиков, а рой мух, кружащих рядом, издаёт громкое жужжание, которое через секунду впивается в мозг, и его становится невозможно вырвать из головы. Хромов ускоряет шаг, прорывается сквозь полчище летающих насекомых. Они ударяются о его лицо, заползают в волосы, которые давно потеряли здоровый блеск и скоро начнут выпадать целыми пучками. Мужчина размахивает руками, пытаясь разогнать мух. И ему это удаётся.
Поднявшись на четвёртый этаж, Борис тянет руку к звонку, но внезапно открывается дверь, и на лестничную площадку выходит молодой человек. Выглядит юноша так, будто только переболел желтухой: весь бледно-жёлтый, с мешками под глазами, тощий, щёки впалые. Полицейский смотрит на него с нескрываемым отвращением. Он не любит и не уважает торговцев наркотиками, хочется удавить каждого, размазать пальцем по стене, как серую мясную муху. Помнится, этот щенок ещё четыре года назад скулил как собака, стоя на коленях в кабинете Хромова и умоляя отпустить его. А сейчас он будто всем своим видом показывает, что он херов наркобарон, словно он один контролирует оборот всей наркоты в Санкт-Петербурге. Он посадит этого торгаша, точно посадит, но… не сегодня.
– Держите, – сальный торгаш протягивает пакетик с грязно-белым порошком. – Больше дать не могу. Свои проблемы.
Хромов берёт гриппер, смотрит на него, затем переводит взгляд на юношу.
– Тут и грамма нет, – Борис представляет, как достаёт табельный пистолет и стреляет в лоб сосунку, в упор. – Ты это будешь своим малолетним клиентам впаривать. Неси ещё.
Лицо продавца излучает страх перед представителем власти, и Борису это нравится. Но он видит на восковом лице парня что-то ещё. Похоже на ненависть.
«Пускай он меня ненавидит, – думает Хромов. – Но здесь я – власть. Я – закон!»
Торгаш скрывается за дверью и через полминуты протягивает ещё один пакетик. В нём уже значительно больше, и Борис чувствует прилив положительного настроения. Он убирает грипперы в карман, молча разворачивается и спускается на этаж ниже. Останавливается у окна и прислушивается. Слышит, как закрылась дверь.
В окно упираются ветки дикой яблони, и только лёгкий скрежет веток о стекло нарушает тишину подъезда. Воровато озираясь, Хромов достаёт из кармана пакетик меньшего размера и высыпает всё содержимое на ладонь. Моментально разносится запах палёной покрышки, смешанный с ароматами фиалки и тряпок, вымоченных в моче. Стараясь не вдыхать смрад, источаемый амфетамином, Борис заталкивает наркотик в нос и шмыгает, словно хочет проглотить сопли. Горький порошок проваливается в глотку, капитан скручивается и упирается руками в колени. Кашляет так, будто хлебная корка встала поперёк горла. Из глаз льются слёзы. И всё это удовольствие сопровождается рвотными позывами. Но через несколько минут он чувствует, как отступает похмельный синдром. Мысли проясняются, а переутомление и недосып, которыми Борис страдает постоянно, исчезают без следа. Он глубоко вдыхает воздух носом и спускается вниз.
Навстречу поднимаются два мужика. Хромов смотрит на их лица, и ему кажется, что он их где-то видел. Точно! Эти дурики из центрального РУВД. Но какого хрена они забыли на окраине Петербурга? Завидев Бориса, они настораживаются. Один достаёт удостоверение и раскрывает его.
– Полиция, – он смотрит прямо в глаза опера, не узнаёт. Но оно и к лучшему. – Вы в этой парадной проживаете? Предъявите ваши документы.
– Всё нормально, ребята, свои, – Хромов вынимает из куртки своё удостоверение. Амфетамин действует так сильно, что Борис ощущает озноб по всему телу, лоб покрывается испариной, а из носа текут сопли, вперемешку с порошком.
Некоторое время полицейские с интересом разглядывают удостоверение Хромова. Выглядят, как два полоумных, впервые увидавших телевизор. Чего они там хотят увидеть? Новый выпуск «Ну, погоди!»?
– Ладно, извини, – наконец произносит один из полицейских.
Они обходят Хромова и поднимаются по лестнице. Он убирает удостоверение в карман и спрашивает:
– А вы-то тут какими судьбами? – Борис смотрит на них снизу вверх и улыбается.
– Информация есть, – отвечает тот, который разглядывал документ, – что тут наркотиками торгуют.
– Какой кошмар, – Хромов понял, что сегодня его точка закроется, и немного приуныл. Но с другой стороны это и хорошо. Всё равно он решил бросать эту пагубную привычку. Он шмыгает носом. – Ну, вам удачи.
Они одновременно кивают, как какие-то нелепые мультяшные герои, и поднимаются дальше. Борис слышит, как полицейские звонят в дверь торгаша, затем стучат и громко требуют впустить их.
Хромов спускается и выходит на улицу.
До двадцать седьмого отдела полиции он доходит быстро. Эффект от наркотика сильный, и в голове смешивается миллион мыслей. Но из роя дум он выковыривает всего две: звонок жене и прощание с наркотой. Страшно. Страшно представить, как он будет жить без амфетамина – единственной опоры и поддержки в любых сложных жизненных ситуациях.
Борис не замечает, как оказывается перед ступенями двухэтажного кирпичного здания. Он поднимается и открывает массивную металлическую дверь.
Слева тянется стекло с маленьким окошком посередине. Сверху красуется красная надпись: «Дежурная часть». На стене справа, рядом с информационной доской, висит портрет убитого сотрудника с чёрной лентой в углу. Под фотографией надпись: «Васюткин Е. Э. Благодарим за доблестное несение службы. Помним. Любим. Скорбим». Борис знает, что через сорок дней фотографию снимут и все благополучно забудут о коллеге Васюткине. Ну что это за идиотская традиция помнить человека сорок дней? Либо ты помнишь человека всегда, либо забываешь сразу, как он умирает.
Борис втягивает шею и хочет незаметно проскочить мимо «дежурки», чтобы не встретиться с Петровичем. Не разговаривать с ним. Петрович очень толстый, от него постоянно воняет потом, а жирное лицо не вызывает доверия. Капитан не понимает, как можно вот так запустить себя. Постоянно жрать нездоровую пищу, задыхаться после двух шагов по лестнице, болеть диабетом и, скорее всего, умереть в сорок. А ведь Петровичу всего тридцать пять. Или около того.
Борису почти удаётся пройти незамеченным, он уже ступает на лестницу, ведущую на второй этаж, как его окрикивает Петрович.
– Хромов, – громко зовёт тот, выйдя из дежурной части. – Хромов, погоди ты.
Капитан останавливается на первой ступени, матерится про себя, но разворачивается.
«Ну что же ты хочешь от меня, жирный придурок?»
– О, привет, Петрович, – капитан не хочет с ним разговаривать. Не желает даже рядом стоять, поэтому замирает на ступени. Но при этом улыбается так, словно очень рад его видеть. – Как служба?
– Служба хорошо, – растягивает дежурный. – А тебя с утра ищет Поляков. Так что сразу дуй к нему.
Поляков Виктор Сергеевич – начальник отдела, полковник. Нормальный мужик, наверно, единственный человек во всём отделе, к кому Борис относится положительно. Хотя дерьма в старой голове начальника тоже хватает.
– Хорошо, зайду, – кивает капитан и разворачивается.
– Хромов, да погоди ты, – кричит вслед дежурный. Лицо у него краснеет от напряжения. Не мудрено – с таким весом можно прямо за дежурным пультом от инфаркта помереть. – А с педофилом твоим чего делать-то?
Чего с ним делать? Ну, если закон разрешает, то убить. Но закон подобного не допускает с тысяча девятьсот девяносто седьмого года, а Хромов действует исключительно в рамках закона. Он и есть закон. Возможно, он закрывает глаза на торговлю наркотой, употребляет сам, но это – человеческий фактор. Профессиональные издержки, так сказать. Тем более гриппер, который лежит в его кармане, – последний, а торгаша арестовали.