Женитьба дурака . Теория и практика культурологических игр. Семейная психотерапия

Дурак – это так привычно и так непочетно, нелестно, что мы стараемся даже не смотреть в его сторону. Дурака понимают даже дети, только они, по глупости своей великой, даже не стесняются так и называть друг друга, что взрослому человеку не к лицу, то есть неприлично. Все-таки обозвать человека дураком – обидеть или, как говорится, нанести обиду. Поэтому взрослые стараются сдерживаться, а потому отводят глаза от этого понятия.

Причем, как обычные люди, так и ученые исследователи. Ученые, особенно психологи, как это ни удивительно, тоже люди приличные, и потому неприличные темы не исследуют. Дурака, как и брань, исследовали только языковеды, да редкие философы, вроде князя Трубецкого. Поэтому дурак как понятие психологическое на сегодняшний день, насколько я знаю, не исследован настолько, что даже не является этим самым психологическим понятием.

При этом весь русский народ, а на своих языках и всё человечество, управляют поведением друг друга именно при помощи этого рычага. Но это ведь бытовое управление, не научное, а значит, его как бы и нет! Как нет любых народных объяснений душевных явлений. Между тем, дураков полно, и даже в научном сообществе… простите, если я что-то выдал!

Искушение назвать кого-нибудь дураком, а всех остальных дураками так велико, что ученые не в силах ему сопротивляться. В итоге рождаются страннейшие словосочетания, вроде ученых дураков, что явно относится к людям науки. Или разумных дураков, как называли в восемнадцатом столетии последних русских скоморохов во времена Кирши Данилова, чей сборник былин вы, возможно, читали.

Как видите, эти странные обороты весьма отличаются от привычного, бытового понимания дурака, которое отразилось в русском лубке девятнадцатого века: Трое нас с тобою шальных, блаженных дураков!

Все-таки дурак – это что-то сниженное по сравнению с нами, обычными умными людьми. И поэтому в именах – ученые или разумные дураки – есть какая-то странность, которая заставляет задуматься. И если этому искушению поддаться и не встряхивать головой, чтобы избавиться от наваждения, то можно найти подсказки.

В качестве одной из таких подсказок скажу: словарь «Человек в производных именах русской народной речи» Алексеенко и Литвинниковой приводит шесть с половиной десятков слов, производных от слова дурак и означающих то же самое. О словах, которые означают того же дурака, но звучат иначе, вроде «пня», «дубины» или «дуба», я и не говорю. Их, наверное, не счесть. Это может означать лишь одно: понятие, скрывающееся за словом дурак, чрезвычайно важно для нас с вами.

А поскольку дурак – это противоположность ума и разума, значит, оно не менее важно и для Науки думать.

Глава 1

Магические истоки

Я не буду сейчас углубляться в понятие о дураке постепенно, а сразу начну с главного, с магической древности, которая скрывается за дураком. И чтобы показать это, воспользуюсь уже проделанной до меня исследовательской работой русского писателя Александра Синявского.

В советское время он был затравлен коммунистами в Советском Союзе, как диссидент, то есть инакомыслящий, эмигрировал и работал за рубежом. В 1978-79 годах им был отчитан в Сорбонне курс лекций, посвященных русской культуре. Одна из ее частей называлась «Иван-дурак. Очерк русской народной веры».

Работа эта начинается с мифологической древности, а завершается простыми зарисовками лагерных встреч автора с людьми веры, с разного рода сектантами, которых травила власть, вычищая сознание советского народа. Но меня сейчас интересует только то, что относится к понятию дурака. Я не во всем согласен с Синявским, но пока просто перескажу ход его мыслей, потому что, в целом, он позволяет взломать защиту бытового научного мышления и взглянуть в неведомую часть самого себя.

Синявский начинает с того, что дурак – это любимейший герой русской народной сказки. И это странно, ведь дурак – это последний и худший человек, как народ мог сделать его своим героем? Почему именно дураку сказка отдает первенство, победы и весь свой мир в награду?

«Дурак занимает самую нижнюю ступень на социальной и, вообще, на оценочно-человеческой лестнице. Недаром само слово «дурак» это ругательство – и весьма оскорбительное, и весьма распространенное. Никому не хочется быть дураком».

Уже в этих коротких строчках немало вопросов для психолога. Почему нам не хочется быть дураком? С какого возраста мы обретаем это желание – нежелание? Почему? И как оно нам прививается? На эти вопросы каждый человек самопознания вполне может ответить сам, просто вспоминая собственное детство.

Следующие вопросы сложней, и на них без исследования не ответить. Почему ругательство «дурак» оскорбительно? И что такое оскорбительно? И почему именно это ругательство столь распространенно? А по распространению оно, безусловно, самое используемое. В каких случаях мы его используем? Когда хотим оскорбить? Или же когда хотим показать нечто, связанное с разумом, что можно назвать его отсутствием или неразумностью? А если это так, то оскорбительно ли это слово вообще? Или же при его произнесении мы делаем нечто совсем иное?

И это не все вопросы. К примеру, остается не заданным вопрос: а как вышло, что социальная лестница вырастает из дурака? И почему социальная лестница совпала с оценочно-человеческой? То есть с тем образцом, по которому мы судим, насколько человек – человек, насколько он очеловечился. Почему определение человечности идет относительно дурака?

Ну, и заключительный вопрос: как сказка сделала именно дурака своим героем, учитывая все предыдущие вопросы? Она что, – расставляла какие-то оценки, учила жить, подсказывала, как занять достойное место в обществе? А слова: сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок, – не просто пустой речевой оборот для украшения слога?

Чтобы понять все это, Синявский дает описание сказочного дурака: он лентяй, часто пьяница, обязательно грязнуля. «Но, конечно, главное свойство дурака – это то, что он дурак и всё делает по-дурацки. Говоря иными словами, совершает всё невпопад и не как все люди, вопреки здравому смыслу и элементарному пониманию практической жизни» (Т. ж., с. 35).

И опять вопросы, они же – подсказки. Делать всё по-дурацки – это невпопад и вопреки здравому смыслу и пониманию бытовой жизни, то есть того мира, в котором живешь. А что такое впопад? Впопад с чем или с кем? С людьми? То есть делать впопад – это делать как все люди? Значит, дурак всё делает не по-людски? А как это по-людски? Если дурак рожден человеком, то может ли он хоть что-то делать не как человек? А если может, то, с какого мига начинается человечность?

А если о человечности можно говорить как о чем-то, что дано не обязательно, что не гарантируется лишь обретением человеческого тела, и что может однажды включаться, то, значит, и все люди не всегда люди? И лишь с какого-то мига становятся ими. Миг же этот определяется снаружи оценкой остальных людей. А изнутри? Очевидно, каким-то решением вести себя так, как от тебя ожидают.

А как ожидают? Похоже, в соответствии со здравым смыслом. А что это такое? Ведь это явно не разум, иначе так бы и было сказано. Нельзя сразу сказать, что такое здравый смысл, но очевидно, что это тоже какой-то выбор, потому что раз есть здравый смысл, значит, могут быть и иные. К примеру, научный смысл, логический смысл, философский…

И что такое понимание практической жизни? Нет, не в бытовом смысле, а с той точки зрения, которая звучит в понятии дурака. Ведь дурака проверяют именно этой странной «практической жизнью». Что это за орудие проверки нашей разумности. И насколько оно совпадает со здравым смыслом? Можно ли так сказать, что «практическая жизнь» – это условно вещественная ловушка для дураков, а здравый смысл – знания о том, как её проходить?

Вот послали дурака на базар закупить нужные вещи. По дороге, заметив, что лошади тяжело, дурак решает облегчить ее жизнь: ведь у нее четыре ноги и у купленного им стола тоже четыре ноги. Пусть стол сам бежит следом. Затем он скормил купленную кашу крикливым воронам, чтобы они не голосили, как голодные дети. Одел придорожные пеньки в горшки и корчаги, чтобы ребятам без шапок не мерзнуть.

«В результате Иван возвращается домой с пустыми руками. Его, конечно, в очередной раз бьют, ругают и называют дураком. Бесспорно, Дурак приносит вред семье, а иногда и всему обществу» (Т. ж., с. 36).

Дурака бьют и ругают, в том числе дураком. Почему? Почему дурака надо бить?

Не думаю, что хоть кто-то задумывался об этом, тем более не сомневаюсь, что ни один из психологов не ставил такой вопрос. Просто потому, что тут и вопроса-то нет, – все так очевидно, что можно запретить и осудить телесные наказания, но только не понять и не задуматься. Тут у тех, кто мог и должен был это изучать, совсем нет разума и думать им нечем.

И все же: почему дурака бьют? Ответ, потому что он приносит вред, кстати, такой же очевидный, совсем не ответ. К тому же, мы не знаем и не понимаем, что такое вред. Но и это не главное, это лишь оправдание избиения. Но почему избиение? Почему не какое-то иное действие? Кстати, а какое еще? Отправить в школу? Лишить премии? Выставить на общественное порицание?

А разве это другие действия? Ведь это то же самое избиение, как и ругань и обзывания дураком. Что такое ругательства? Это же брань. А брань – это битва, бой. Вот и бьют, ругаясь, то есть бранясь. И если мы задумаемся о том, что такое вред, то лишение премии – это совершенное зеркальное подобие того вреда, что причинил дурак. Но что он причинил?

Он ухудшил наше выживание. Это и есть вред.

А избиение? Разве избиение, особенно сильное, не ставит тебя на грань смерти? И тем самым, разве дураку не объясняют, что такое дурак, через понятие выживания?

Но тогда, говоря, что я дурак, мне говорят, что я на краю смерти или, по крайней мере, движусь к ней.

Значит, дурак – это пограничник, который живет на грани смерти. По крайней мере, гораздо ближе к ней, чем все остальные – умные люди. Следовательно: умно избегать смерти и глупо играть с ней и не убегать от нее.

Это огромные образы, это мифология и философия…

И вот Синявский приходит к выводу: «…дурацкое поведение оказывается необходимым условием счастья – условием пришествия божественных и магических сил» (Т. ж.).

Да, действительно, дурак в сказке всегда оказывается в средоточии волшебных действий, вокруг него закручиваются чудеса. И ведь это соответствует многим философским и религиозным воззрениям на недеяние или упование на волю божию.

«Здесь (как ни странно звучит это слово) философия Дурака кое в чем пересекается с утверждениями некоторых величайших мудрецов древности. («Я знаю только то, что я ничего не знаю» – Сократ; «умные – не учены, ученые – не умны» – Лао-Цзы), а также с мистической практикой разного религиозного толка. Суть этих воззрений заключается в отказе от деятельности контролирующего рассудка, мешающей постижению высшей истины. Эта истина (или реальность) является и открывается человеку сама в тот счастливый момент, когда сознание как бы отключено и душа пребывает в особом состоянии – восприимчивой пассивности.

Разумеется, сказочный Дурак – не мудрец, не мистик и не философ. Он ни о чем не рассуждает, а если и рассуждает, то крайне глупо. Но, можно заметить, он тоже находится в этом состоянии восприимчивой пассивности. То есть – в ожидании, когда истина придет и объявится сама собою, без усилий, без напряжения с его стороны, вопреки несовершенному человеческому рассудку.

Отсюда, кстати, народные и просто общеупотребительные разговорные обороты – вроде «везет дуракам», «дуракам счастье», «Бог дураков любит», – которыми широко пользуется и русская сказка» (Т. жс.39).

Я бы добавил к этому: да, дурак сказки не мудрец и не философ. Он даже не мистик. Он не ставит себе целью жить в недеянии и позволении. Он живет, таким образом, можно сказать, случайно. Это народ, помня о том, что за такой жизнью есть путь и сила, выбирает из множества случайных жизней те, о которых стоит рассказывать. А рассказывать стоит лишь о тех, в которых такая жизнь увенчалась успехом. А если такого совпадения и не было, о нем стоит мечтать.

И народ мечтал, а значит, чуял, что заздравомыслящей жизнью есть сила, но и за жизнью дурацкой тоже. Причем, за жизнью здравомысленнойздравомыслящей есть сила выживания. Если живешь здраво, то обязательно будешь иметь свою синичку в руках, то есть свой кусочек силы размером с краюшку хлебца с маслицем. А вот жизнь в недеянии трудней, но и сорвать можно много, ох, много! Дураков не просто Бог любит – их царствие небесное, как нищих духом!..

«В основе этих алогичных представлений, однако, действует определенная логика. Почему «Бог дураков любит»? Во-первых, потому, что Дураку уже никто и ничто не может помочь. И сам себе он уже не в силах помочь. Остается одна надежда: на Божью помощь. Во-вторых, Дурак к этой помощи исполнен необыкновенного доверия. Дурак не доверяет – ни разуму, ни органам чувств, ни жизненному опыту, ни наставлениям старших. Зато Дурак, как никто другой, доверяет Высшей силе. Он ей – открыт» (Т. ж.).

Прекрасное рассуждение, за исключением одной неточности: дурак не доверяет разуму. Это не так. Вспомним еще раз сказку:

«Едет домой, а лошаденка была такая, знать, неудалая, везет – не везет! «А что, – думает себе Иванушка, – ведь у лошади четыре ноги, и у стола тоже четыре; так стол-то и сам добежит». Взял стол и выставил на дорогу».

Нельзя сказать даже, что Дурак не доверяет здравому смыслу – он вполне ему мог бы доверять, просто он его не воспринимает, не впускает в свое сознание. Как и жизненный опыт других людей. Но разуму он доверяет, и вполне разумен: ведь это явный пример работы дурацкого разума. Просто Синявский, увлекшись красивым сказочным образом дурака, не дал себе труда дать определение разуму. Дурак чрезвычайно разумен и даже рассудителен! Вот только разум его неполноценен.

Эта неполноценность, если не ключ к магическим силам, то уж точно дверь в те состояния, в которых силу можно раскрыть в себе или добыть в мире. Насколько народ запомнил их, конечно. И это как-то связано с разумом, лишенным знаний. Синявский говорит об этом на примере, забредшей в шестнадцатом веке на Русь рыцарской повести о Бове Королевиче, которая была превращена русским мужиком в народную сказку:

«В итоге Бова-Королевич превратился в русского сказочного героя. Притом – не в дурака, а в храброго богатыря. И вдруг у этого Бовы-Королевича – чисто текстуально – устанавливается связь с Иваном-дураком. В русском варианте «Повести о Бове-Королевиче» говорится: «И пошел Бова куды очи несут, и Бове Господь путь правит».

Всего две фразы – скрестились. Стоит герою не знать (окончательно не знать – куда идти), как вмешивается Господь, и начинает направлять и указывать ему правильную дорогу» (Т. ж., с. 40).

Тут Синявский не прав: дорога как раз не правильная. Она божья! И достигается она тогда, когда человек теряет знания о том, как жить…

«В широком смысле слова, всякий, любой герой волшебной сказки это где-то, в принципе, Дурак. Хотя таким словом он далеко не всегда именуется и может быть нормальным человеком и даже каким-нибудь прекрасным и умным царевичем. Но слово «дурак» незримо стоит за ним. Потому что никакой царевич, никакой королевич в волшебной сказке сам по себе, как человек, ничего собою не представляет и ничего не стоит. И благодаря этому отсутствию собственных способностей (т. е. благодаря пассивному или, назовем это условно, «дурацкому» состоянию) он и выигрывает с помощью магической силы.

Высшая мудрость или магическая сила к Дураку всегда приходят извне, со стороны. Приходят только потому, что он – Дурак и не может ни на что другое рассчитывать. Потому он и не хочет ничего делать» (Т. ж., с. 40–41).

Даже если все не так просто, бесспорно то, что сказка рождалась тогда, когда мир жил не социальным устроением, а силой магии. Сказка древнее всей прочей литературы и посвящена она силе, красоте, волшебству. И среди всего этого восседает на троне тот, кто правил тем миром. Имя ему Дурак…

А потом пришли иные времена, и мы стали умнее, но при этом все сражаемся и сражаемся с дураком в себе и окружающих, все пытаемся доказать, что мы не дети и не внуки своего великого предка-прародителя…

Почему?

Глава 2

Дурак по словарям

Надеюсь, мне удалось показать, что дурак – это очень важно для психологии и философии, ибо именно в борьбе с ним они и рождались. Однако борьба эта давно завершилась чьей-то полной и безоговорочной победой: ни в одном из философских или психологических словарей понятие «дурак» не встречается. Это само собой понятно, но я все же не удержался и проверил всё, что мне было доступно: дурака среди философов и психологов нет! Его изгнали за не научностью.

И кто же победил? Наука дурака, поскольку отказалась его видеть и даже смотреть в его сторону? Или дурак науку, раз он незримо постоянно пребывает в ее рядах? Как говорил когда-то Христос: когда двое вас соберется, незримо буду присутствовать среди вас третьим…

Я вижу, что дурак – это очень значимо и важно. На осознание этой важности дурака для обучающегося думать меня хватает. Но не хватает на то, чтобы понимать, что же такое дурак. Вы сами видели – у меня одни вопросы! Поэтому пойду последовательно по всем доступным мне источникам знания о дураке и постараюсь разыскать всё, что люди о нем думали. Начну с самых доступных толковых словарей.

Словарь Скворцова слова «дурак» не знает. Наверное, потому, что он словарь «правильной русской речи» – этакое приличное оправдание ущербности.

Словарь Ожегова и Шведовой, в отличие от всяческих словарных деликатесов, прост и честен. И хоть в нем и не все определения глубоки, но они всегда отражают современный уровень научных знаний. Дурак в нем представлен полно – от дуры и до дурноты.

«Дурак. 1. Глупый человек, глупец. 2. В старину: придворный или домашний шут».

Определение еще то, можно сказать, совсем не определение, хотя любому русскому понятно. Впрочем, любому русскому понятно и выражение: дурак дураком! Надо смотреть, что такое глупый.

«Глупый. 1. С ограниченными умственными способностями, несообразительный, бестолковый. 2. Не обнаруживающий ума, лишенный разумной содержательности, целесообразности. Задать глупый вопрос».

Хорошее определение: с ограниченными умственными способностями. Создающее ощущение понятности. А как понять, что умственные способности ограничены? С кем или с чем надо сравнивать, ведь они должны быть ограничены относительно того объема, который дан. Иначе говоря, чтобы сказать, что у кого-то способности ограничены, надо видеть, что они есть, и что они больше того, что он использует.

Есть искушение посчитать, что умственные способности дурака просто меньше, чем у других, но тогда так и надо было сказать: «Глупец имеет меньший объем умственных способностей, чем другие люди». Но скажи так, и появится возможность для вопроса: а с какими людьми идет сравнение? И как понять, что у них не ограниченные возможности?

В общем, это предмет исследования не языковеда, а психолога. Но на бытовом уровне мы все имеем тот образец, по которому судим: полными умственными способностями обладает человек, или же они у него ограничены. Причем, образец этот и сам не слишком умен. В сущности, он – бытовая посредственность, потому что всегда готов признать, что кто-то обладает большими, чем он сам, способностями, а кто-то и выдающимися. В этом отношении язык наш щедр и сразу видит как дурака, так и умницу.

Чему же равен эталон ума, используемый для определения ограниченности умственных способностей?

Как кажется, в каждом сообществе он разный и зависит от исходных требований сообщества к своим членам. К примеру, в каком-то научном центре он будет выше, и тот человек, который там покажет несколько ограниченные умственные способности по сравнению с остальными исследователями, будет выглядеть вполне умным, скажем, в средней школе преподавателем.

На самом деле, это не так. Отбор в подобные места устроен так, что именно эти способности, по которым идет оценка, хоть и могут быть ниже, чем у остальных, но никогда не станут поводом, чтобы посчитать человека дураком. А при этом, самый одаренный из исследователей, как только он попытается пошутить с девочками-лаборантками, мгновенно заполучит звание дурака, и его выдающиеся умственные способности ему не помогут.

Образец, по которому нас меряют, чтобы определить умственные способности на дурацком экзамене, является собственностью не тех сообществ, которые заняты умственной деятельностью. Он принадлежит женщинам и прячется в таком любопытном образовании, которое мазыки называли Бабьей болонью.

Бабья болонь – это слой нашего сознания, который условно можно назвать мешком с исходными знаниями, которые нужно иметь, чтобы стать человеком. Эти знания мы обретаем в самом раннем детстве, как раз тогда, когда нами занимаются только женщины. Отсюда и такое название. И именно с их помощью мы делаем выбор стать людьми.