Дорога крови

Идя следом за Уником по извилистым переулкам, уводящим прочь от наполненной неумолкаемым гомоном и ежедневной толчеёй пристани, парень ещё острее ощущал тоску по свободе. Как же давно он не чувствовал это биение жизни, наполнявшее суетные приморские города, не ощущал твёрдую почву под ногами! Как давно не бродил по городу, заходя то в одну лавку, то в другую или вышагивая куда-то по заданию учителя по залитым полуденным солнцем улицам, ощущая тепло нагретых камней под ногами.

Сколько же он не покидал пределов корабля? Неделю? Две? Месяцы? Айзеку казалось, что этого времени с лихвой хватило бы на целую жизнь. Запертый на проклятом невольничьем судне, ставшем ему тюрьмой, парень чуть не позабыл, как прекрасен и безграничен оставшийся в прошлом мир свободных людей. Мир, в котором шею не сдавливает железный ошейник с выбитым на нём именем хозяина, мир, в котором ты можешь не прятать глаза, боясь в очередной раз отведать безжалостно сдирающего кожу кнута. Мир, где, как бы худо тебе ни жилось, ты сам себе хозяин.

Айзек с удовольствием поменял бы свою сытую, рабскую долю на голодное, вольное существование в подворотне. Если бы только он смог сбежать, раствориться в окружающей их толпе! Уж потом парень приложил бы все усилия, чтобы больше никогда не увидеть ни Чёрного Человека, ни работорговца. Но с двумя надсмотрщиками позади и Уником, ведущим его на цепи, словно какого-то дикого зверя, нечего было и думать об этом. Пленник был полностью в их власти, бессильный что-либо изменить.

«Пока бессильный, – поправил себя Айзек. – Не всё потеряно. Придёт и мой черёд отплатить вам сполна».

– Смотри, раб. – Уник остановился и потянул за цепь, заставляя парня подойти. – Смотри внимательно и запоминай. Вот оно – место твоей будущей смерти.

Айзек поднял глаза на простирающуюся перед ними площадь. Заполненная невообразимым количеством народа, среди которого проталкивались горластые зазывалы, приглашающие сделать ставки, и торговцы, стремящиеся подороже всучить свой товар захмелевшей публике, она представляла собой грандиозное зрелище. И, конечно же, парень сразу увидел её – арену для боёв. Огромная клетка, сделанная из прочных деревянных перекладин, стояла на помосте в самом центре, возвышаясь над шумным человеческим морем. Безопасность для зрителей и ловушка для бойцов – живым оттуда сможет выйти только один. В клетке, подзадориваемые выкриками пьяной толпы, сражались два раба: вооружённый коротким мечом мужчина и совсем ещё юнец, который едва мог удержать оружие в трясущихся руках.

Айзек старательно подавил в себе малейшие эмоции и принялся осматривать площадь. Вдоль одной её стороны тянулись выкрашенные в кроваво-красный цвет трибуны, на которых восседали величавые, упивающиеся собственной значимостью богачи, укрытые от палящих солнечных лучей навесами. С другой стороны, у громоздких деревянных бараков, расположились рабы – кто в доспехах и кольчугах, а кто и вовсе в едва прикрывающих тощие тела лохмотьях, но все неизменно окружённые «свитой» из надсмотрщиков и городской стражи.

– Деллин выиграл. – Зычный голос распорядителя боёв пронёсся над площадью.

– Ты не туда смотришь, раб. – Уник схватил Айзека за подбородок и, больно сжав, бесцеремонно повернул лицо парня. – Смотри на своё будущее.

Вычурно разодетый мужчина стоял на возвышении у клетки и обводил глазами толпу.

– Кто-нибудь желает выкупить жизнь проигравшего? – Взгляд распорядителя отыскал среди зрителей владельца побеждённого парня. – Господин Хоулз?

Но хозяин раба только сплюнул в пыль – проигравшие никому не нужны. Под возбуждённые крики толпы победитель насадил на меч умолявшего о пощаде мальчишку.

– То же ждёт и тебя, пёс. Ты будешь рыдать и на коленях упрашивать оставить тебе жизнь, а потом тебе выпустят кишки. – Уник ухмыльнулся и двинулся к клетке. Наёмники тут же поспешили вперёд, расталкивая толпу перед ними.

Айзек чувствовал на себе взгляды зрителей, и от этого становилось не по себе – слишком многие из них были полны презрения, а на некоторых лицах и вовсе читался лишь равнодушный приговор.

– Знаешь, почему они так смотрят? Ты для них всего лишь ходячий кусок мяса, который неминуемо должен сдохнуть. Они с таким же спокойствием воспримут твою смерть, как крестьянин, сворачивающий голову курице. – Чёрный Человек резко дёрнул цепь на себя, и Айзек споткнулся. – Да ты и не заслуживаешь большего, раб.

– Итак, у нас новое сражение! – объявил распорядитель боёв. – Тощий Стэт от господина Вер Дильна и Пёс господина Дьюхаза!

«Что ж… Похоже, теперь это моё новое имя, – с горечью подумал Айзек, оглядывая беснующуюся толпу по ту сторону клетки. – Ну а раз так, пусть его запомнят получше. Пришло время показать себя, Пёс».

Парень взвесил в руке меч, который Уник с мерзкой ухмылкой вручил ему у самого входа на арену. Так и есть, оружие оказалось тупым и на редкость неудобным. Обречённо вздохнув, Айзек размял запястья и поправил наручи – оставалось только надеяться, что стёртые кандалами руки и ноги не подведут его.

Толпа загудела и засвистела, приветствуя вошедшего в клетку противника – тощего высоченного типа с шипастой булавой и заткнутым за пояс кинжалом. Он оскалился, взглянув на всё ещё прихрамывающего Айзека и его не особо грозное оружие.

– Похоже, у моего хозяина сегодня будет жаркое с собачатиной, Пёс.

Айзек на мгновение закрыл глаза и попытался почувствовать уверенность в победе, как его учил Мареун. Получалось плохо, но зато парень ощутил, как поднимается внутри привычное ледяное спокойствие. Пусть противник оскорбляет его и обзывает псом – контролируемая злость поможет собраться и придаст сил ещё не полностью восстановившемуся телу.

– Пусть начнётся бой! – объявил распорядитель, и Айзека захлестнула волна исступлённых выкриков – озлобленная, пьяная толпа требовала убийств и крови. Мельком глянув на неистовствующих зрителей, парень принял защитную стойку.

«Придётся быть очень осторожным, – напомнил он себе. – Кожаная куртка не защитит от переломанных костей».

Тощий Стэт издал воинственный клич и замахнулся булавой, намереваясь проломить череп противника первым же ударом, но Айзек легко увернулся, скользнув вправо, и нанёс рубящий удар мечом. Тупое лезвие попросту отскочило от дублёной кожи доспеха Стэта, не причинив тому особого вреда. Противник рассмеялся и мгновенно нанёс ответный удар, но Айзек видел его и поднырнул под булаву, уходя от её острых шипов и одновременно попытавшись достать до висевшего на поясе Стэта кинжала. Однако не тут-то было – мужчина проворно отскочил, оставив Пса ни с чем, и снова замахнулся, целясь выпрямляющемуся Айзеку в грудь. Мгновенно отшатнувшись, Пёс позволил булаве чиркнуть по мечу, отводя удар в сторону, – стёртые кандалами запястья отозвались болью, и парень чуть замешкался.

Стэт тут же воспользовался этим, чтобы обрушить на противника град ударов: Пёс вновь вынужден был отступать, уворачиваясь от смертельно опасной булавы и, по возможности, сбивая атаки мечом, – по крайней мере, на это его тупое оружие годилось. Избежав очередного удара Стэта, Айзек изловчился и пнул противника в живот, надеясь, что его сил хватит на ощутимый удар. К облегчению Пса, мужчина согнулся чуть ли не пополам и отступил. Будь меч Айзека острее, парень мог бы прямо сейчас достать Тощего Стэта, но с таким непригодным оружием ему оставалось или оглушить противника, или в очередной раз попытаться добраться до кинжала.

Но стоило только Псу сделать шаг вперёд, как Стэт стремительно выпрямился. На этот раз не до конца зажившие лодыжки подвели бойца, и Айзек оказался недостаточно проворен – булава зацепила правую руку у самого плеча, и острые шипы на её конце разорвали кожу и мышцы. Парень выронил меч и, не удержавшись на ногах, рухнул на посыпанный песком пол клетки. Публика тут же взревела, требуя прикончить его.

Стэт растянул губы в улыбке и направился к поверженному бойцу.

– Неужели ты поверил, что твоих хилых силёнок хватит, чтобы пробить доспех? А теперь приготовься стать жарким, Пёс.

Айзек сумел дотянуться до оброненного меча, но не слишком добротный клинок вряд ли станет помехой для прямого удара тяжёлой булавы – парень это понимал слишком хорошо. Старательно изображая смертельный ужас, Айзек подпустил победно ухмыляющегося противника поближе и пнул в колено. Тощий Стэт вскрикнул, его нога подвернулась, а последовавшая подсечка опрокинула мужчину на пол. Айзек же, стремительно вскочив, бросился на Стэта и через мгновение уже прижал противника к полу клетки, упёршись коленями в грудь. Тощий Стэт попытался дотянуться до булавы, но Айзек покачал головой и оттолкнул её в сторону.

– Жаркое из Пса отменяется. – Левой рукой парень выдернул из-за пояса Стэта кинжал, которым тот так и не воспользовался, и упёр остриё под подбородок противника.

Публика заревела, причём далеко не от восторга. Собравшиеся вокруг люди проклинали Айзека за то, что он выжил, в то время как они ставили на его поражение и теперь потеряли кучу денег. Распорядитель боёв поднял унизанную перстнями руку, успокаивая орущую толпу, и объявил:

– Пёс победил. Желает ли кто-нибудь выкупить Тощего Стэта?

Над площадью повисла гнетущая тишина.

– Прикончи его, – кивнул распорядитель боёв.

– Смерть! Смерть Тощему Стэту! – выкрикнул кто-то, и толпа тут же подхватила этот призыв.

– Да будет так. – Парень взялся обеими руками за кинжал и с силой вогнал его в горло противника.

– Итак, у нас новый чемпион, – провозгласил распорядитель. – Пёс работорговца Дьюхаза! Поприветствуйте его и запомните это имя!

Айзек засунул окровавленный кинжал за пояс и встал, придерживая пульсирующую болью правую руку – шипы на конце булавы порядочно распороли плечо. Распорядитель продолжал что-то вещать, но парень не слушал его. Айзек смотрел на сотни лиц вокруг себя и видел в них лишь злобу, кровожадность и алчность. А он стоял перед ними: ненавидящими его, бесчувственными и бессердечными игроками, которые пришли посмотреть на боль и смерть других людей. Пришли, чтобы насладиться властью дарить и отнимать жизнь, пока сами они в безопасности выпивали и смеялись, освистывая умирающих на арене рабов. Презираемых ими ничтожеств, чьи жизни и смерти были всего лишь поводом для ставки.

А Айзек был вынужден стоять перед ними, чувствуя, как по спине бежит кровь, как пот разъедает открывшиеся от резких движений раны: вчера работорговец был не в духе и вместо оговорённого одного удара за покушение выместил на невиновном пленнике всю свою злость.

– Я делаю это ради свободы. Ради мести, – шептал парень, сжав в кулаки липкие от крови руки. – Ради того, чтобы вырваться отсюда.

На выходе из клетки его встретил Уник.

– Давай сюда кинжал, Пёс.

Айзек послушно протянул ему оружие.

– Следующий бой через два часа, – сообщил Чёрный Человек, приделывая цепь к ошейнику.

– Два часа? – Пленник поднял на него мутные от боли глаза. – Но моя рука…

– Если ты не выйдешь, ты проиграл. Тебя в любом случае выволокут на арену и прикончат. Ты же не думаешь, что хозяин станет прятать тебя и спасать? – Уник усмехнулся. – Я совсем скоро верну свои денежки – проигранные, между прочим, из-за тебя.

Он потащил Айзека к расположенным чуть поодаль баракам.

– Хозяин приказал привести тебе лекаря. А по мне – так истекай ты себе кровью.

– Мне понадобится острый меч для следующего боя. И этот кинжал – я его честно заработал.

Уник резко развернулся и схватил пленника за горло.

– Ты что, мне условия ставишь?

Айзек посмотрел ему прямо в глаза.

– Или ты скажешь, что это было распоряжением твоего хозяина: выпустить меня на арену с тупым мечом? Он хочет, чтобы я побеждал. Вряд ли для этого сгодится незаточенный кусок железа.

Уник отпустил парня и презрительно скривил губы.

– Не льсти себе, Пёс, – он ставил против тебя.

– В первый раз, возможно, – невозмутимо парировал Айзек, снизу вверх глядя на рослого мужчину. – Но вряд ли он освободил меня ото всей работы и кормил только затем, чтобы увидеть моё поражение в первом же бою. Он планирует зарабатывать на моих победах. Он знает, что я это умею. Иначе он давно бы прикончил меня. Ты же не хочешь, чтобы я спросил у самого работорговца?

Уник смерил его тяжёлым взглядом.

– Будет тебе меч.

А потом схватил за раненое плечо и притянул к себе.

– А заодно и невыносимая жизнь, Пёс. Ты зря пытаешься бороться со мной. Я – сила, с которой тебе не совладать.

Уник оттолкнул Айзека, и тот упал в пыль.

Савьо обыскал весь корабль сверху донизу, чтобы собрать мало-мальски пригодные для врачевания инструменты. Своего личного лекаря хозяин даже близко не подпускал к рабам, а тот, что, по идее, должен был ухаживать за пленниками, по большей части валялся в непробудном пьяном сне.

Ожидая Уника и Айзека, Савьо прошёлся по бараку, и то, что он видел, вовсе не вселяло надежды. Мало кто возвращался после боя без ран, но неуклюжая помощь горе-лекарей, нанятых за самую низкую цену, едва ли облегчала страдания рабов.

Из отведённой ему клетушки Савьо слышал нестройный рёв толпы. И, как ни старался, не мог разделить их азарта и восторга от творящегося на площади безумства. Что заставляет их раз за разом возвращаться сюда? Почему никто из опьянённых кровью зрителей не хочет задуматься, что погибающие на арене рабы – прежде всего люди: каждый со своей непрожитой жизнью, несбывшимися мечтами и разбитой судьбой?

Да и самих бойцов, если уж начистоту, юноша тоже не очень понимал. Как можно так запросто отнимать чужие жизни? Самое драгоценное, что могут даровать боги!

Нет, он вовсе не хотел видеть этого жестокого развлечения, становясь тем самым его соучастником.

Когда на пороге появился Уник, сердце Савьо упало – уж слишком довольным выглядел помощник работорговца. И не напрасно – один из приставленных к бараку стражей ввёл бледного Айзека, и Уник расплылся в улыбке.

– У вас два часа, а потом он должен выйти на следующий бой. Или он покойник.

– В таком состоянии он в любом случае покойник! – Савьо с опозданием понял, что сказал лишнего.

Чёрный Человек отвесил ему подзатыльник.

– Делай что тебе приказано. А не то я вместо Пса выпущу на арену тебя.

Страж усадил Айзека на низкий топчан у стены и молча вышел вслед за Уником.

– И снова ты! – Боец натянуто улыбнулся, наблюдая за тем, как Савьо тщательно моет руки. – Думаю, спрашивать, почему ты здесь, а не на корабле, бессмысленно?

Юноша осторожно осмотрел плечо Айзека.

– Потому что корабельный лекарь вдрызг пьян. Ты же, надеюсь, не предпочёл бы дешёвого коновала с улицы? И я вызвался, потому что учился на лекаря…

– Правда, давно, – закончил за него Пёс. – Знаю. Я просто пошутил.

– Тут полно грязи. Придётся тебе снять эту куртку, и тогда я смогу очистить всё как следует.

Правда, сказать это оказалось легче, чем сделать. К тому моменту, когда Савьо закончил промывать раны, лицо Айзека посерело от боли.

– Как ты умудрился занести туда столько грязи и песка? – недовольно поинтересовался писарь, но боец только отмахнулся в ответ.

Савьо покачал головой и принялся тщательно осматривать все имеющиеся в его распоряжении скляночки. Выбрав крошечный бутылёк из непрозрачного стекла, юноша смочил тряпицу.

– Будет щипать, – предупредил он.

– Кто бы сомневался. – Айзек с мученическим видом привалился к стене. – И всё же почему ты помогаешь мне?

Савьо приложил тряпицу к одной из ран.

– А почему бы мне не помочь хорошему человеку?

Пёс дёрнулся и приглушённо выругался. Когда Савьо закончил свои манипуляции, парень сообщил сиплым голосом:

– Боюсь, тогда ты совсем не по адресу.

– Прекрати нести чушь. Тоже мне главный мерзавец. Мы с тобой попали в такой переплёт, нам надо держаться друг друга.

– Кстати, о мерзавцах. Знаешь, что произошло? Этот чёрный ублюдок всучил… – Айзек осёкся и настороженно посмотрел на писаря.

Савьо почувствовал злость: что же этот парень так упрямо считает его человеком работорговца, который только тем и занят, что шпионит для хозяина и доносит, кто и что про него сказал?

– Знаешь что, Пёс, – внезапно для самого себя выпалил юноша. – Ты можешь сколько угодно не доверять мне. Ты можешь хоть всю жизнь отгораживать себя стеной, за которую никому не пробраться. Но считать меня подлецом, который готов заложить своих товарищей по несчастью, – это уже перебор! Послушай внимательно и запомни навсегда – я не стучу на тебя работорговцу. И если ты ещё хоть раз попытаешься выставить меня в этом свете, я… я… я решу, что недостаточно очистил твою рану, и нам придётся всё повторить!

Айзек хрипло рассмеялся.

– Забавный ты, писарь. Кстати, он – Дьюхаз.

– Кто Дьюхаз? – не понял Савьо.

– Работорговец. Меня представили Псом работорговца Дьюхаза.

– Пёс ты и есть, – буркнул юноша.

Он ожидал, что Айзек рассердится, попытается его ударить, но парень только усмехнулся.

– Может, и пёс. Который не привык доверять кому-то. Там, где я рос, нас учили не слишком-то считаться с окружающими.

– Зачем ты мне это говоришь? – Савьо отвернулся и принялся отбирать нужные для зашивания инструменты.

– Вероятно, чтобы ты не слишком полагался на меня. У тебя на лице написано, что ты готов доверить мне даже свою жизнь. Не стоит. Говорю сразу – я не благородный герой и не побегу спасать тебя, вляпайся ты в неприятности.

Савьо ничего не ответил и устроил инструменты над огнём.

– Извини, у меня нет ничего, чтобы унять боль. И даже выпить я тебе предложить не могу.

– Я понимаю. Нализавшийся Пёс, вышедший на бой… будет та ещё картина.

Савьо налил в таз воды.

– Повернись ко мне спиной, займёмся пока ею.

Айзек недоуменно глянул на него.

– Ты что, не слышал меня, что ли? Я не отплачу тебе за твою доброту благодарностью. Я не задумываясь подставлю тебя, если это принесёт мне пользу. И ты всё равно хочешь помочь мне?

Писарь очень серьёзно посмотрел на парня.

– Я делаю это не потому, что надеюсь на что-то в ответ. А потому что так говорит мне совесть. Я учился на врача и давал клятву помогать нуждающимся. Таким, как ты сейчас.

Айзек изумлённо приподнял брови, но тут же старательно стёр с лица удивление.

– Хорошо. Как хочешь. Я предупредил.

– Да. Предупредил. А теперь повернись спиной.

Айзек морщился, но молча терпел, пока писарь промывал раны и мазал их какой-то густой пахучей дрянью.

– Знаешь, с плечом всё совсем не так плохо, как я боялся. Несколько ран надо обязательно зашить, но мы, думается мне, справимся, – заметил Савьо, закончив, наконец, обрабатывать раны.

– Я буду кричать. Громко, – предупредил Айзек, развернувшись к нему лицом.

– Кричи себе на здоровье. – Савьо ободряюще улыбнулся. – Сколько угодно. Поверь, я сделаю всё в лучшем виде. И ты выйдешь на следующий бой.

– Конечно, выйду. Куда мне деваться? – Айзек кивнул на раскалившиеся инструменты: – Ты когда-нибудь делал это раньше?

– Разумеется. – Савьо встал перед ним и успокаивающе положил руку на плечо.

Айзек взглянул на него, но недоверчивость быстро исчезла из его глаз, уступив место усталости.

– Я постараюсь сделать всё очень быстро… – Лёгкое прикосновение Савьо превратилось в тяжёлое и давящее, в то время как вторая рука скользнула к затылку бойца. Парень почувствовал, как пальцы писаря уверенно легли у основания черепа, а спустя секунду ощутил сильный и резкий нажим. И в тот же миг мир покачнулся. Айзек попытался было отстраниться, но хватка хрупкого Савьо оказалась на удивление крепкой.

– Что… что… ты… – Заплетающийся язык никак не хотел проговаривать ставшие вдруг очень сложными слова, да и дыхание подвело его.

Кажется, писарь что-то говорил ему, но Пёс не мог разобрать ни слова, а комната всё так же плыла перед глазами. С отчаянием цепляясь за ускользающее сознание, парень попытался встать, но тело стало чужим и больше не желало подчиняться ему. Айзек покачнулся и завалился на бок. Отчаянно крутившиеся вокруг стены потонули в непроглядной тьме.

Интерлюдия 1

Бродяжка

…Айзек что было сил нёсся по таким знакомым переулкам, а предательское солнце неумолимо опускалось за горизонт. Как же он мог, увлёкшись болтовнёй тёти Сильи, которая в благодарность за найденную корову напоила мальчишку чаем, забыть, что мама просила его вернуться засветло! А темнело на Вольных Островах, расположенных к югу от прочих королевств, быстро и довольно рано. Свернув за угол, Айзек глянул наверх – туда, где на чердаке кособокого массивного дома они с родителями снимали комнату со скрипучим полом и затянутым бычьим пузырём окном. К удивлению мальчишки, в комнате не горел свет.

Айзек с трудом распахнул тяжёлую, истыканную ножами и заляпанную грязью дверь и начал осторожно подниматься по тёмной скрипучей лестнице, прижимая к груди завёрнутую в тряпку добычу – малиновый пирог. Он был невероятно сладким и ароматным, но мальчишка честно съел только половину куска, вторую часть – с чуть засохшими краями и сводящим с ума запахом – он припас для мамы.

Толкнув незапертую дверь их крошечной каморки, Айзек с порога оттарабанил:

– Мам, прости, что опоздал! Я случайно, честное слово. Зато гляди, что я достал! Я отыскал тётке Силье корову.

Его встретила тёмная комната, в которой всё было перевёрнуто вверх дном.

– Мама? Папа? – Мальчик шагнул в комнату, и под ногами захрустели осколки глиняной посуды. – Где вы?

– Явился, значит!

Айзек вздрогнул от опустившейся ему на плечо тяжёлой руки и обернулся. Хозяйка барака – тучная женщина под сорок с испещрённым следами оспы лицом – смерила мальчишку недоброжелательным взглядом.

– Немедленно убирайся отсюда. Чтоб я близко тебя не видела!

– Я не понимаю, – пролепетал Айзек, медленно пятясь вглубь комнаты. – Где мама и папа? Почему здесь всё разбросано?

– Не понимает он! – Женщина всплеснула руками. – От вас, жильцов, только и жди, что неприятностей. Сбежали твои родители, вот что.

– Зачем сбежали? Куда? А я?

– Ну ты спросил – зачем. – Хозяйка фыркнула. – Поди, ограбили кого или убили, вот и сбежали, чтобы в тюрьму не угодить. А может, и куда похуже.

– По-похуже? – заикаясь, переспросил Айзек. – Куда?

– Ну что ты заладил! Почём я знаю! Сбежали, и всё тут.

– А почему всё сломано?

Женщина внезапно разозлилась.

– Слишком много вопросов, мальчишка! Мне неприятностей не надо, так что чтоб ноги твоей здесь больше не было. А вещички ваши – хотя навряд ли тут обнаружишь что-то стоящее – я заберу в оплату ущерба. А коли кто придёт их искать, так хоть откуплюсь. – Хозяйка окинула Айзека недовольным взглядом. – Да, знала я, что не к добру появились тут эти жильцы. Грамотные, вежливые такие. Да и щенка своего всё чему-то учили. Непростые они люди. Видать, беглые преступники какие.

– Вы сама преступница! А мои мама и папа – честные и хорошие! – крикнул Айзек.

– Ах ты, щенок! – Женщина ударила мальчонку, и он кубарем покатился на пол, выронив припасённый для мамы пирог. – Серазий! Где ты там ходишь, олух? Немедленно выкинь его вон отсюда!

Здоровенный детина с широкой улыбкой и напрочь лишёнными осмысленности глазами ввалился в комнату и ткнул в Айзека пальцем.

– Этого, маманя?

– Этого.

Схватив отчаянно брыкающегося мальчишку за шкирку, дурачок закинул его на плечо и затопал вниз по лестнице.

– Отпусти меня! Отпусти немедленно!

Жильцы соседних комнат выглядывали на шум, но лишь молча провожали глазами хозяйского сынка, не пытаясь заступиться за Айзека. Серазий же бесцеремонно вышвырнул мальчишку за порог и захлопнул дверь. Айзек мгновенно подскочил и принялся колотить в запертую дверь. Через мгновение на пороге появилась хозяйка.

– Если ты немедленно не уберёшься, я прикажу Серазию утопить тебя в порту.

Дурачок за её спиной довольно закивал, отчего у мальчика мурашки побежали по спине.

– Утопить. Это я могу…

Айзек развернулся и бросился бежать не разбирая дороги.

Спустя пару часов, голодный и усталый, он прибрёл к дубу – одному из излюбленных мест местной ребятни. Мальчишка сел и прислонился спиной к тёплой бугристой коре, вздрагивая от малейшего шороха. Ему казалось, что в безлюдных подворотнях вокруг затаились злодеи, мечтающие утопить его в порту, а то и сами проклятые души из подземного царства мучений пожаловали. Обхватив колени, Айзек до боли в глазах всматривался в сгущающиеся тени.

– Эй!

Айзек вздрогнул и обернулся. Местные мальчишки остановились в стороне, с любопытством таращась на него и перешёптываясь. Айзек улыбнулся им и поспешил навстречу, но вчерашние друзья попятились прочь. Самый старший из них, Ларли, выступил вперёд.

– Нам сказали не водиться с тобой. Иначе нас могут посадить в тюрьму. Потому что ты сын преступников. А может, даже убийц какого-нибудь герцога или даже короля. Ты преступник. Как и твои родители.