Господа юнкера

А пока он с любопытством глядел на страну и людей, которых не видел двадцать лет. Ему как переводчику пришлось много общаться с пленными советскими солдатами, уроженцами многих областей, краев и республик Советского Союза.

* * *

Пока беженцы добирались до села, налетов авиации больше не было, хотя немецкие самолеты-разведчики то и дело пролетали над головами испуганных людей.

Вот очередной такой разведчик с крестами на крыльях покружил над толпой, и вдруг вниз полетели листовки. Сергей взял одну. Там говорилось о том, что «доблестная немецкая армия наконец-то освободит население России, столько лет страдающее под властью большевиков». Сергей порвал ее и выбросил.

Шли уже третий день. Дорога вела в гору, и, поднявшись на возвышенность, люди увидели большое село внизу. Кое-где дымились сгоревшие избы. Людей не было видно. Видимо, нагнал страху авианалет. Сергей знал, что в селе имеется клуб, который он думал приспособить для больных и раненых. К счастью, здание клуба от бомбежки не пострадало. Основная масса беженцев не стала задерживаться в селе и двинулась дальше на восток.

Больным и раненым дальше идти было уже невмоготу, поэтому Сергей рассчитывал найти какое-нибудь начальство, чтобы решить вопрос с транспортом для перевозки людей. Но начальства не было, да и колхозников было немного, в основном старики и дети. Наконец прикатила запыленная «эмка». Из нее вылез секретарь обкома Пустовойтов.

– Что у вас? – спросил он Сергея.

Из врачей больницы Сергей остался один. Остальные – кто погиб, кто ушел с беженцами, думая о своей семье. С Сергеем были лишь две медсестры, обе пожилые, одинокие женщины, да санитар Сомов. Сергей обрисовал ситуацию Пустовойтову.

– Ну, где ж теперь транспорт найдешь?! – ответил тот. И тихо добавил: – Здесь, в лесу, будет организован партизанский отряд. Все боеспособное население отправляется туда, как и наши отступающие солдаты, отставшие от своих подразделений. Вам, врачу, хорошо бы туда…

– Нет, – перебил его Сергей, – я не могу, не имею права оставить, бросить больных и раненых.

– Но скоро придут немцы. Будем надеяться, что больных они не тронут. Ведь здесь сплошь гражданское население, как я понял?

Сергей кивнул:

– Да.

– А вас могут и… Вы коммунист?

– Нет.

– А-а-а, ну тогда, может быть, вас не тронут, – сказал Пустовойтов, сел в «эмку» и уехал вслед за толпой беженцев, ушедших из села.

Стало непривычно тихо для последних дней. Ближе к вечеру вдали послышался шум десятков моторов. Сергей вглядывался, но ничего, кроме огромных туч дорожной пыли, не видел. В голове пронеслось: «Немцы, – и какой-то холодок пробежал по спине. «Ничего, – успокоил он себя, – они же цивилизованная нация и не сделают плохого страдающим больным людям».

Больные кое-как разместились прямо на полу. Сомов носил воду из колодца и поил жаждущих. Оставшиеся в селе жители приносили продукты: хлеб, молоко, овощи, кто-то тащил какие-то тюфяки, тряпки, сено, чтобы люди не лежали на голых досках грязного пола. Медикаментов почти не было. Сколько их сгорело в разбомбленных грузовиках! Один старичок, как оказалось, бывший военным фельдшером в Первую мировую войну, принес и подал Сергею четверть самогона.

– Я же понимаю, что у вас ничего нет. Вот, будет средство для дезинфекции, – сказал он при этом.

– Спасибо вам. А мне и рассчитываться с вами нечем, – сконфузился Сергей.

– Да ну что вы говорите?! Это же для больных людей, – обиделся старик. – Я ведь не торгую им.

– Вы очень помогли, спасибо, – сказал ему Сергей, пожимая сухую старческую руку.

Когда стемнело, улицы осветились многочисленными фарами грузовиков и танков немецкой армии, вступивших в село.

На центральной площади села, где находился клуб с больными и ранеными, остановились легковушки, оттуда вышли офицеры, командовавшие колонной войск. Их денщики забегали по ближайшим хатам, выбирая ночлег для своих хозяев. Несколько солдат вошли в клуб. Осветив фонарями помещение, они наставили лучи света на лица людей и стали осматривать их. Сергей, зная немецкий язык, объяснил солдатам, что это больница, и народ в ней – больные, врач, две медсестры и санитар.

Один из солдат пошел докладывать офицерам об увиденном. После чего в клуб вошли два офицера, посмотрели и решили разобраться с этим утром, а сейчас надо спать.

– Сколько же мы сегодня прошли! Проклятая страна, с ее размерами, – сказал один из них.

– Да, я чувствую усталость, – ответил ему второй, и они вышли из клуба. Солдаты – за ними.

В клубе никто не спал. Сон покинул людей, и они тревожно думали и гадали, что же принесет им эта встреча с немцами, что за люди эти немцы?

Сергей решил утром сходить к начальнику немецкой колонны и объяснить ему, что военных среди больных нет. Здесь гражданское население – пациенты городской больницы города Ковеля. «Не станут же они убивать мирное население, да еще больных», – думал он, пытаясь уснуть.

* * *

После взятия города Ковеля майор Райнер Боде и лейтенант Михаэль Роот с колонной войск продолжали двигаться по советской территории. Проехав по разбитой взрывами авиабомб дороге, колонна вступила в большое село. Решили до утра остановиться здесь. Денщики подыскали им неплохую чистую избу для ночлега, заставив хозяев застелить кровати чистым постельным бельем, а самим убираться в хлев, к скотине. С полевой кухни был доставлен ужин. Денщики накрыли стол, поставив в центре бутылку шнапса.

– Можете идти, вы свободны, – сказал Боде денщикам и, расстегнув портупею, снял ее, снял китель и потянулся.

– Ну что, Михаэль, надо отметить взятие этого русского города. Как его, Ковель, кажется?

– Да, это Ковель, Райнер. А вот село я не знаю, как называется. Большевики за двадцать лет много названий населенных пунктов сменили. Даже такой город, как Петроград, город Петра, называется именем главного большевика Ленина.

– Ну ничего, Михаэль. Мы вернем им старые названия, когда разобьем большевиков.

– Это хороший тост, Райнер, – сказал Михаэль, подняв рюмку.

Они выпили и закурили.

Михаил, ступив на родную землю, испытывал двойственные чувства. С одной стороны, он помнил, как в тысяча девятьсот двадцатом году они отступали, и большевики вытеснили их за пределы России. А сейчас отступают большевики, и он опять на родной земле, где и побывать уже не надеялся. А с другой стороны, их с Сергеем Львовым порыв уйти из университета в военное училище, был во время войны как раз с немцами, чтобы защитить от них родную землю. И теперь он с этими немцами идет по родной земле, как оккупант.

Что-то было неправильно в этом, он это чувствовал, и ему было не по себе. Любил ли он Германию больше, чем Россию? На этот вопрос, заданный самому себе, он отвечал: конечно же нет. Он помнил, как в эмиграции тосковал по Родине, пел русские песни, и слёзы текли из глаз. А Германию, он точно знает, что не любит. Она для него только мачеха, которая не заменит мать.

Да, он призван в немецкую армию, но стрелять в русских он не сможет. Да, стрелял когда-то в красных, но тогда он защищал от них свою Россию, гражданином которой он был. А сейчас он гражданин Германии, хотя в душе всегда считал себя русским. Поэтому в войне против русских он чувствует себя предателем.

«Господи! Как же всё сложно в моей жизни, как всё запутано», – думал Михаил, ворочаясь.

Майор Боде уже давно спал, похрапывая, и видел десятый сон. Михаил вспомнил: когда его призвали на военную службу, он просился в военный госпиталь врачом, но ему отказали. Понадобилось его знание русского языка.

Утром все жители села были согнаны на центральную площадь. Больных в клубе пока не тронули, командование немцев еще не решило, как с ними поступить.

На митинге командир полка, занявшего село, полковник Риккер говорил речь, переводимую Михаилом, о том, что «немецкие войска несут освобождение народу России от большевиков…»

Для жителей села русский язык был нисколько не ближе немецкого, но все же немного понятней последнего. В селе говорили на украинском и польском, ведь до тридцать девятого года их область была в составе Польши, и только последние два года она стала советской. Но эти тонкости немцев не интересовали, да и как иначе, если разговариваешь с народом с позиции силы и палец – на спусковом крючке автомата.

Жители села хмуро глядели на захватчиков и гадали, что же теперь будет. Наконец полковник возгласом «хайль Гитлер!» закончил свое выступление и отправился в штаб, занимавший избу правления колхоза. В отношении больных было принято решение: здание клуба сжечь вместе с больными, дабы обезопасить от «заразы» доблестные немецкие войска. А медицинский персонал проверить, есть ли там коммунисты и евреи, которых немедленно уничтожить. Остальных отправить в концлагерь. Выполнять приказ был назначен обер-лейтенант Китлинг со взводом автоматчиков. Когда он отправился в клуб с больными, его сопровождал Михаил, как переводчик.

Китлинг с Михаилом медленно обходили выстроенный медперсонал, спрашивая одно и то же.

– Коммунист? Еврей?

Сергей Львов не верил своим глазам: одним из офицеров, который говорил по-русски, был его друг Михаил Роот. Тот тоже узнал своего друга и побледнел. На вопросы Сергей ответил отрицательно. Коммунистом он так и не стал, да и не стремился никогда им стать, так как не был ни карьеристом, ни адептом марксизма-ленинизма. Их глаза с Михаилом встретились, но оба взяли себя в руки, не показав свое волнение. Китлинг скомандовал, и автоматчики оцепили медперсонал, уводя его из клуба. Сергей по-немецки обратился к нему с вопросом, куда их ведут и что будет с больными. Китлинг, худой и высокий, как тростник, с крючковатым носом, не поворачивая головы, ответил, что они арестованы, а о больных промолчал.

Их вывели из клуба и, приведя к добротному сараю из бревен, втолкнули туда, заперев на замок и выставив часового. В сарае были слышны автоматные очереди, но никто из медицинских работников и подумать не мог, что это расстреливают больных. Затем бревенчатое здание клуба заполыхало, наполняя воздух гарью и треском горевших бревен.

Майор Райнер Боде глядел на полыхавшее здание клуба и курил, затем повернулся к подошедшему к нему Михаилу.

– Ну что, Михаэль, от этого никуда не деться, это гримасы войны. Или мы их, или они нас. Но нам с вами надо возвращаться в Ковель, наша поездка затянулась. Больше тут переводчик не нужен.

– Когда выезжаем?

– Завтра поутру.

– Да, кстати, этих арестованных врачей хотели отправить в концлагерь, а теперь решили ликвидировать, чтобы не возиться с ними. Опять Китлингу предстоит работа.

– Райнер, один из них знает немецкий язык. Я бы хотел допросить его, можно?

– Тебе интересно? Ну, пожалуйста, я скажу Китлингу.

– Благодарю, Райнер.

Михаил решил спасти друга, но как это сделать? Утром их расстреляют. Надо действовать сейчас. Он пошел к Китлингу.

– Господин обер-лейтенант, вас хотел видеть майор Боде.

– Хорошо, я сейчас зайду к нему.

– Идемте, я с вами.

– Китлинг, – обратился майор к обер-лейтенанту, – Лейтенант Роот хотел бы допросить знающего немецкий язык врача. Вы не против?

– Никак нет, господин майор.

– Разрешите идти?

– Да, идите. И вы, лейтенант, тоже.

– Слушаюсь, – Михаил вслед за Китлингом пошел к сараю.

– Лейтенант, а чем вас заинтересовал этот врач, если не секрет? – спросил Китлинг Михаила.

– Не секрет. Он знает немецкий язык, а я – русский, и, как переводчик, хотел бы у него проконсультироваться по некоторым тонкостям русского языка.

– А-а, понятно, – ответил Китлинг.

Они подошли к сараю, и он приказал часовому открыть дверь. Часовой исполнил, затем вывел Сергея и вновь закрыл дверь сарая.

Михаил вынул из кобуры пистолет и, ткнув им в спину Сергея, приказал тому идти вперед.

– Куда ты меня ведешь? – спросил Сергей. – Что с больными?

– Я хочу помочь тебе, больных расстреляли.

Сергей сжал зубы и застонал.

– Почему ты с ними?

– Меня мобилизовали в качестве переводчика.

Михаил привел Сергея к пустующей избе, и они зашли туда.

– На, возьми это, – он протянул Сергею нож. – Когда стемнеет, попросись у часового во двор. Вас же выводят?

– Да.

– А дальше действуй. Я уезжаю в Ковель, в комендатуру. Может быть, и увидимся когда-нибудь, – и Михаил протянул руку.

Сергей, после небольшой паузы, пожал ее. Михаил вывел Сергея на улицу и повел к сараю. Часовой открыл дверь, и Сергей вошел туда.

Михаил глядел, как часовой запирает дверь на замок и молил Господа, чтобы другу удалось бежать.

– Ну как, Михаэль, русский врач вас проконсультировал?

– Да, я ведь тоже врач, если вы помните, и мне было интересно вдвойне побеседовать с ним. Мы говорили не только о языке, но и о медицине.

– Надеюсь, он не заразил вас большевизмом?

– Нет, конечно. Да он и не коммунист вовсе, а так, обычный интеллигент.

– Да они все тут в душе красные. Наверное, вы не раскусили его.

– Может быть, Райнер, вы и правы.

– Давайте лучше спать. Завтра утром едем в Ковель, и надо выспаться хорошо перед дорогой.

* * *

Сергей ждал, когда сменится часовой и мучительно думал об остальных пленниках. В сарае кроме его коллег были и несколько местных жителей.

«А как же они?! Хорошо бы убежать всем». Но он понимал, что это невозможно, всем не убежать, да и его побег может не удасться, мало ли что.

Наконец, Сергей услышал, как кто-то подошел к часовому и заговорил с ним. «Ну вот и смена караула, теперь пора», – подумал он.

Разговор у сарая смолк, затем послышались удаляющиеся шаги, и все стихло. Сергей подошел к двери и негромко постучал, ему показалось, что в висках у него громче стучит от напряженного состояния и волнения.

– Чего надо? – спросил немец.

– Можно мне выйти? – спросил Сергей по-немецки.

Часовой приоткрыл дверь и удивленно посмотрел на него.

– По-немецки говоришь? Не думал я, что в этой варварской стране кто-то знает немецкий язык. Выходи, руки назад.

Сергей, заложив руки за спину, вышел, поблагодарил часового и пошел вдоль стены сарая. Часовой шел за ним, касаясь дулом автомата спины пленника.

Завернув за угол сарая, Сергей выхватил нож, резко развернулся и, хватая левой рукой ствол автомата, правой с ножом нанес удар немцу в шею. Часовой, завалившись на спину, стал падать. Сергей придержал его и уложил на землю. Затем снял с немца ремень, форменную куртку, пилотку, забрал автомат и боезапас. После этого оттащил тело часового в кусты, растущие рядом с сараем, и попытался замаскировать его.

«Ну все, у меня есть пара часов до смены караула, так что бегом отсюда», – пронеслось в голове.

Сергей надел куртку немца, пояс, пилотку и двинулся к окраине села. Он решил к местным жителям не обращаться, а уйти в лес.

Сергей достал из нагрудного кармана куртки документы часового: «Так, теперь меня зовут рядовой Ганс Беккер», – прочитал он при свете найденной в боковом кармане куртки зажигалки.

Немцы еще не все улеглись спать, и кое-где слышались смех, звуки губной гармоники, громкие возгласы.

«„Победители“, – с ненавистью подумал Сергей. – Ничего, недолго вам радоваться». Он, как и многие, в те, первые дни войны, не представлял ее масштабы. Казалось, что Красная армия выбьет врага с родной земли за пару месяцев.

– Хальт! – услышал он вдруг.

На него направили свет фонаря. Это были двое из полевой жандармерии, перегородившие дорогу мотоциклом. Сергей подошел и, отдав честь, представился. Посмотрев его документы, жандармы спросили, куда он направляется.

Сергей доложил, что навещал своего земляка, а теперь следует в свою роту. Пальцы его судорожно сжимали автомат, он весь напрягся и с трудом придал своему голосу невозмутимость и даже беспечность.

Жандарм отдал Сергею документы и махнул рукой: «Проходи».

«На выезде из села наверняка есть пост, так что лучше уйти не по дороге, а огородами», – решил он и свернул с дороги в проулок между домами, который вывел его прямо на небольшую лужайку, за которой был лес.

Подождав, когда луна скрылась за тучами, он быстро пересек лужайку и оказался в лесу. Не зная, куда идти, в какую сторону, он все дальше и дальше удалялся от села, временами переходя на бег. Внезапно Сергей ощутил, как он голоден. Ведь в этот день у него во рту и крошки не было. Он пошарил в подсумке, висевшем на поясе, и среди запасных рожков к автомату нащупал пачку галет. «Вот кстати», – обрадовался Сергей и решил немного отдохнуть и поесть. После этого заставил себя встать и идти дальше.

Послышался негромкий шум. Он напряг слух. Это был небольшой ручей, протекающий в лесу. Склонившись к нему, он руками зачерпывал воду и пил, пил.

– Руки! – в спину ему что-то уперлось.

– Вставай, только медленно, а автомат-то брось. Да смотри без шуток, а то стреляем сразу.

Сергей, поднимаясь, вдруг прыгнул в сторону и повернулся на живот, выставив автомат на изготовку. Свет луны не достигал земли сквозь кроны деревьев, и в ночной темноте он не видел напавших на него. Грянул выстрел, но пуля просвистела где-то далеко от него.

– Ты что, у нас и так патронов нет! – крикнул кто-то.

– Зато у меня есть, – сказал Сергей и дал короткую очередь в воздух. – Кто такие, откуда? – спросил он.

– Да мы к нашим идем от границы от самой, – сказал один из них.

– Вот двое нас и осталось, – добавил второй.

– Назовите себя, – сказал Сергей.

– Сержант Клыков.

– Рядовой Плотников.

– Какое у вас оружие?

– У каждого своя винтовка. Но патрон был один.

– Ну ладно. Тогда и я представлюсь. Врач ковельской городской больницы Сергей Алексеевич Львов. Сбежал от немцев. Пришлось убить часового и взять его форму и автомат.

– Ну уж врач, – недоверчиво сказал один из бойцов. – А как ловко из-под прицела ушел.

– Так я же в Красной армии служил и воевал в Гражданскую. Так что навыки имею кое-какие. А наших давайте вместе искать. Только надо подальше уходить отсюда. Меня немцы искать могут. Придут менять часового, а его нет.

– Это которого ты?..

– Его самого.

– А мы, когда бежали по этому лесу, наших видели, тоже бежали от немцев, но пальба была, поэтому не до них было.

– Да тут в лесу наших немало будет, думаю, – добавил второй.

– Мы на границе бой приняли. Так было видно, что по всей линии границы бои идут, и справа, и слева. Это он не в одном месте пролез, а везде.

– А сейчас он со всех сторон. Мы куда не сунемся, везде немец. Даже в тылу нашем. А где наши? В какой стороне?

– Будем искать, – сказал Сергей.

Короткая летняя ночь подходила к концу, и уже заалела полоска зари на востоке. Где-то там, на востоке, шли бои и доносились орудийные залпы. Сергей понял, что немцы прошли далеко в глубь территории СССР и теперь, наверное, подходят к Днепру.

«Неужели их там не остановят? Неужели дадут пройти еще дальше?» – думал он с тревогой, шагая с двумя пограничниками на восток. Теперь, при свете, он разглядел своих новых товарищей. Сержант Клыков был высок ростом, худощав, лет двадцати трех. На изможденном лице его сверкали стальным блеском серые глаза, по взгляду которых ему можно было дать гораздо больше лет, столько в них было и боли, и печали, и усталости. Второй боец, рядовой Плотников, был пониже ростом, круглолицый, с веснушками и слегка вздернутым носом. Ему было лет двадцать, и тяжкие испытания первых дней войны, казалось, не отложили на его облике своего отпечатка.

У обоих пограничников форма была грязной и местами порванной, но висевшие за плечами винтовки были в хорошем состоянии, свидетельствующем о заботе и уходе за ними.

Сергей сорвал с немецкой куртки погоны, знаки отличия армии Вермахта, и кокарду с пилотки.

– А то еще пристрелит здесь, в лесу, какой-нибудь красноармеец, – грустно пошутил он.

Пограничники промолчали.

* * *

Так и не уснув до утра, Михаил услышал, как во дворе забегали. Кто-то громко ругался. «Это Китлинг, – понял Михаил. – Наверное, Сергею побег удался, раз такой переполох».

Наконец к ним в избу постучали. Боде проснулся.

– Что за черт?! Поспать не дадут! – недовольно рявкнул он, потягиваясь.

– Что такое, Райнер? – спросил его Михаил.

– Сейчас узнаем, – ответил майор, открывая дверью. На пороге стоял Китлинг.

– Герр майор, часовой пропал.

– А пленные на месте?

– Так точно. Сарай заперт на замок.

– А-а, черт. Пленных расстрелять, и все село перевернуть, но найти этого часового.

– Слушаюсь, – Китлинг козырнул и вышел.

Немного погодя послышались автоматные очереди. Боде и Михаил умылись и сели завтракать, но тут опять пришел Китлинг.

– Герр майор, нашли тело часового в кустах за сараем. Кто-то ударил его ножом и забрал автомат и одежду.

– Согнать местное население на площадь! Немедленно!

Михаил и Боде вышли из избы и отправились на центральную площадь села, откуда доносился детский и женский плач.

Местные жители толпились на площади, окруженные солдатами. Среди них преобладали старики, старухи и женщины с маленькими детьми.

Те, кто помоложе успели покинуть село до прихода немцев. Правда, далеко они не ушли, а прятались в ближайших лесах. В дальнейшем люди возвращались в свои деревни и села, так как по приказу оккупационных властей лица, обнаруженные в лесах, считались партизанами и подлежали немедленному уничтожению. Немцы проводили специальные операции, прочесывая лесные массивы по выявлению и уничтожению партизан.

Майор Боде обратился к населению, согнанному на площадь. Он предоставил людям десять минут для выдачи убийц немецкого солдата. Михаил переводил слова майора на русский язык. Толпа молча выслушала требование немцев, не понимая, кто мог убить солдата, если кругом одни женщины, малолетние дети, старики и старухи. Наконец вперед выступил сухонький старичок с седой бородкой.

– Дозвольте сказать, пан офицер, так что никто вашего солдата не трогал. У нас тут одни старики да ребятишки малые. А чужих никого не было здесь.

Михаил переводил майору с этого польско-украинского диалекта, который он сумел разобрать.

Боде приказал Китлингу расстрелять каждого десятого взрослого жителя села.

Обер-лейтенант скомандовал, и солдаты принялись выталкивать из толпы стариков, женщин, старух, отсчитывая каждого десятого.

Детей при этом разлучали с матерями. Поднялся громкий плач и крики разлучаемых, но немцы, раздавая удары направо и налево, отделили обреченных на смерть от основной толпы. Затем раздались автоматные очереди. Люди в ужасе замолчали, не веря глазам своим, как родные падают, сраженные выстрелами.

Майор Боде громко объявил, что так будет со всеми, поднявшими руку на немецкого солдата. Михаил переводил машинально, понимая, как просто расстреляли мирных людей за убийство солдата, к которому они были не причастны.

Расстрелы больных и медперсонала он не видел, и вдруг прямо на его глазах… И тут его пронзила мысль, что воюет он не на той стороне, где должен.

– Теперь, Михаэль, мы можем ехать в Ковель, – сказал ему майор Боде. – Вы слышите меня, Михаэль? Что с вами?

– Все в порядке, Райнер. Просто первый раз вижу такое.

– А-а, привыкайте, мой друг. На войне должно быть не до сантиментов. Мы должны показать этим варварам, что Германия – это сила.

Михаил вдруг подумал, что сейчас он легко бы выстрелил в Боде.

* * *

Сергею показалось, что-то в лесу не так, и вдруг он понял: здесь не было слышно птиц. Нет, они были, но такого птичьего гомона и щебетания, как в мирное время, уже не было.

– Здесь трава примята, кто-то проходил, – сказал Плотников.

– Наверное, такие, как мы. Тоже к своим пробираются, – отозвался Клыков.

Через некоторое время раздался оклик:

– Стой! Кто идет?!

– Свои, – ответил Клыков.

Перед ними появилась группа вооруженных солдат Красной армии. Форменная одежда на них была тоже потрепанная и грязная, а лица выражали усталость и напряжение. Сергей боковым зрением увидел, что они окружены. Во главе группы был офицер с майорскими петлицами на грязной и мятой гимнастерке. На вид ему было лет сорок пять, роста выше среднего, худощавый, с заросшим щетиной лицом. На боку у него висела на ремешке полевая сумка, а рука сжимала рукоятку пистолета, направленного на Сергея с товарищами. Рядом с офицером находился штатский в кителе военного образца, без опознавательных знаков. Чуть полноватый, среднего роста, он показался Сергею знакомым. Приглядевшись, он узнал в нем работника Ковельского горкома партии Кочеткова, не раз бывавшего на приеме у него в больнице.

– Товарищ Кочетков, вы? – произнес Сергей.

– А, товарищ Львов. Как вы здесь? Где ваши сотрудники и больные? – Кочетков, узнав Сергея, почувствовал облегчение, что встретились свои, а не переодетые немецкие диверсанты, которыми были полны местные леса.