Книга HYPERкоролева - читать онлайн бесплатно, автор Анна Алексеевна Алексеева. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
HYPERкоролева
HYPERкоролева
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

HYPERкоролева

Аня с Лешей отдыхают на Гоа. Селфи на фоне волн прерывает мой спокойный свайп, погружая в раздумья. Теперь они вместе. Я думаю, что мне отчаянно не хватает денег на этой работе и хорошо бы найти богатого молодого человека или мужчину. Может попробовать найти себе сорт оф спонсора. Есть же для этого специальные сайты в Интернете. Осторожно, опасаясь, что меня увидят, гуглю по теме, но вместо картинок красивой жизни натыкаюсь на один мерзкий эскорт и даже хуже.

Охранники идут один за другим. У одного из них – пожилого дядьки с усами что-то там видно в легких на снимке и я отправляю его снимок врачу в клинику. Он волнуется, что не получит допуск для работы в Норильске. Я говорю, что ничего не могу сказать по снимку, но думаю, что врач разберется. Такое находят по много раз в неделю.

После обеда отдыхаю на неудобном диване у ресепшена. Это место начальница называет «зоной релакса». В маленькой бедной клинике на телекране нет собственной рекламной заставки и включены деловые новости:

– Зачем наш ЦБ зажимает охранные человекочасы, когда вся европа проводит QE? Вот скажите мне? – восклицает эксперт. – В зоне вечной мерзлоты размещены гигантские агломерации из городов роботов, выращивающих микрочипы, еду на конвейрах, других роботов. В пору всеобщей автоматизации нам пришлось выбирать – дать всем велфер или работу. Мы дали призвание. Мы сделали всех охранниками. Десятки миллионов охранников охраняют друг друга, дома друг друга, стоят на постах у факторий и месторождений, охраняют внутренние сектора фабрик. Труд инженера автоматизирован. Человек может работать консьержем в доме, в котором житель работает консьержем у него же в доме, может охранять съемную квартиру, житель которой охраняет его съемную квартиру. Кроме охранников, нам нужна пара инженеров, официанты и прочая сфера услуг, типа врачей. После краха доллара мир нуждался в резервной валюте…

– Может хватит лекций? Ближе к делу, – перебивает собеседник.

– Я уже близко. Так была создана единственная валюта XXI века – охранные человекочасы. Хреночесы, ХЧ. Биткоины провалились – слишком легко майнить и тем обесценить. Но нельзя обесценить труд, основанный не на эксплуатации человека человеком, но на доверии человека человеку – благородный труд охранника. Потому что средний человек может доверить свои права только тому, кто имеет те же права. Сейчас мы имеем целые биржи охранных человекочасов. Охранники и наохраняемые ими часы не бесконечны, что сдерживает инфляцию. Провести европейское QE мы не можем – слишком мало охранников… – говорит мужик в телевизоре.

Я зеваю и возвращаюсь к смартфону. Смотрю, сколько хреночесов осталось. Прискорбно мало. Моя мысль вновь кружится вокруг самых разных способов обогащения.

Ровно в 18:01:37 я ухожу с работы.

Ужасное свидание

Засыпая, захожу в Тиндер, вижу тысячи новых лойсов и ужасаюсь сотням непрочитанных сообщений. Ответить всем нет никакой возможности – и как в этой огромной массе можно найти что-то достойное?!

Я буду экспериментировать. Деньги нужны, жить нечем.

– Живешь же, – как-то спросила меня Аня.

– Живу, но ипотека.

– Что ты? Много? – с соболезнованием сказала Аня.

– Очень много, тысяч двести.

Аня весело расхохоталась.

– О, счастливая! – сказала она. – У меня полтора миллиона и ничего нет, и, как видишь, жить еще можно!

Я буду экспериментировать. Начну с Атолина. Atolin'а. Я повторяю себе это несколько раз, но долго не решаюсь на такой позор. Я убеждаю себя, что никто никогда не узнает. Но никто, никто не узнает, кто ее тайна, кто-о-о-о-о. Проходит несколько недель, а я все еще хожу вокруг да около в своих мыслях, облизываясь у витрины «Kenzo» в Галерее, пока очередная СМСка с коммунальными платежами и бутылка вина тем же вечером окончательно не выводят меня из ступора. Слегка пьяная, я ставлю на страничку там пару своих обычных фото – никакого разврата. Пишу, сколько мне нужно в месяц для жизни и несколько раз меняю цифру, прикидывая так и этак.

Тотчас же какой-то маньяк пишет в Инсте – нашел страницу через поиск по лицам. Я так пугаюсь и чуть не плачу от досады на свою оплошность, что решаю тут же удалиться отовсюду, но беру себя в руки и просто игнорирую его.

Предложений мало и каждое из них – подозрительно. Откинув уродов и возмутительные просьбы о встрече на час/ночь, я остановилась на с виду адекватном персонаже. На фото вроде симпатичный, интеллигентный, интеллектуал и не карлик. Меня смущает некоторая неясность намерений. Я назвала, сколько хочу в месяц, а он предложил провести тестовое свидание… в музее? Ну что ж. Потом – ресторан. Тут что-то не так. Так начинаются всякие истории про расчленение.

Я надеваю вязаное обтягивающее шерстяное платье в крупный узел с коричневыми и красными треугольными узорами. Я заказала его перед новым годом у своей знакомой malinina_steving, ведущей женственный швейный блог. Я слегка подкрашиваю губы почти бесцветной помадой Colour Elixir.

Я неодобрительно смотрю на свою прическу – корни волос отрасли, но я твердо решила не краситься и перейти к аля натурель. Отросшие корни скрываются под моей короной. Я накидываю сверху лисью шубку, которую ношу уже целых два года. Скоро из нее начнет сыпаться волос.

В первый день весны я подхожу к Александровской колонне ровно в 14 часов. Валит сырой снег, небо белое и мутное, ряженые актеры в костюмах Петра I и Екатерины II пристают к группам китайских туристов. Собираясь опоздать, я все же прихожу вовремя и корю себя за это.

Маньяк стоит у колонны. При встрече оказывается, что он не совсем брюнет, не такой высокий, как я представляла, он скорее среднего роста, худ и неспортивен. Небелый цвет зубов, странная небритость, невыразительные глазки-бусинки. Похож на задрота. Я громко вздыхаю.

Замечая мое неодобрение, он поспешно предлагает зайти в тепло, в музей.

Он покупает нам билеты и под пристальными взглядами охранников разных возрастов мы проходим через турникеты. Под простеньким пальто, кажется, из Zara, на нем не менее простенький пиджак.

Я говорю, что мне надо припудрить носик и в зеркале уборной разглядываю свое сердитое надутое лицо, обдумывая положение. Смирившись с неудачей, но от этого ничуть не более довольная, я прихожу к выводу, что наш мир, в сущности, довольно жестокое и плохое место.

– Думаю, стоит начать осмотр с этих больших залов за огромными дверями и широченной лестницей. Мне нравится нависающий над нами бетон. Он выглядит мощным. Чувствуется… мощь, – говорит он.

– Да, конечно, – соглашаюсь я, думая о том, что билеты в Главный штаб стоят дешевле, чем в Эрмитаж.

Светлые залы чередуются с темными. Заходим в темный зал с огромными гобеленами, на которых акварелью нанесены разные геометрические фигуры. В следующем светлом зале находится маленькая комнатка, из которой слышна мультяшная музыка. Внутри пусто. В стене по центру, в самом низу – крохотный полукруглый дверной проем без дверцы, из него падает свет. Из маленькой колонки в углу играет диснеевская музыка. На выходе из комнаты написано: «В ожидании Джерри. Хуан Муньос, Испания. 1991». Это кажется мне забавным.

– Прикольно, – говорю я.

– Смешно. Хорошо, что Джерри там нет. Он меня бесит, – говорит он.

– Меня тоже. Он всех бесит, – говорю я.

– А ты чем занимаешься? Учишься или работаешь, – говорит он, пока я мысленно решаю, какое свидание было самым неудачным. Последнее? Конечно, я получила хороший дорогой подарок, украшающий сейчас мою голову. Я встретилась с кавказцем, но он оказался слишком мелким для меня, буквально карлик размером 177 см. Мы как раз проходим мимо трехсантиметрового бюста Толстого – почти в натуральную величину. На каблуках мы бы сравнялись, о чем я очень язвительно заметила ему, потому что сама была на них и выше. Он пошутил, что увеличил бы не рост, а кое-что другое. Единственное, что ему досталось – жалкий поцелуй куда-то… в скулу. Заросшую мерзкой щетиной.

Инсталляция изображает полуобрушенное здание. На уровне третьего этажа в комнате, от которой осталось две стены, висит едва заметная, но настоящая картина Малевича. Здание и бутафорские обломки сделаны из пенопласта и пластика. Это мне нравится и я хочу сфотографироваться для Инсты.

– Вон там картина Малевича, – показывает он.

– Да, я заметила. Сфоткай меня так, чтобы весь дом был виден.

Он послушно берет смартфон и ждет, разглядывая, как я намазываю губы увлажняющей помадой и облизываюсь. Я встаю под прицел смартфона. Он целится и делает несколько снимков.

Мы собираемся в изогнутый коридор, ведущий к продолжению осмотра и он пытается направить меня туда за талию. «Не вздумай делать это» – думаю я. Кончики его пальцев проскальзывают по моей талии. После посвященной Николаю I выставки начинается разговор о прошлом.

– Я хотел бы жить в XIX столетии. Где-нибудь в 80-90-е годы. Мне близки нормы викторианской морали, – говорит он.

– Не забудь взять с собой вагон антибиотиков, – говорю я.

– Это точно. Чтобы от чахотки не умереть. Но, за вычетом отсутствия антибиотиков, дисциплина в обществе того времени мне импонирует. Типа семейные ценности, но со строгими границами между людьми, – рассказывает он.

– Я с тобой согласна, – говорю я, когда мы заходим в зал со скульптурами. – Люди в браке тогда соблюдали личные границы. Отдельные спальни для мужа и жены – это прекрасно.

– Конечно. И туалеты тоже отдельно. Так и зае… задо… так быстро не надоесть друг другу, – говорит он.

– Пары которые сидят буквально на одном унитазе и совсем теряют границы личного пространства – это омерзительно, – злобно говорю я, пока мы разглядываем очередную современную скульптуру, напоминающую унитаз.

– Это финал слияния. Мне тоже претит. Виртуальная сторона – одна страница на двоих, – кивает он. – А ты живешь одна?

– Аааах. Как красиво! – восклицаю я, не отвечая и на миг отвлекаясь от мрачных мыслей. Я смотрю на костюмы в витрине. У пиджака очень широкие лацканы. Здесь выставлены вещи середины XX века.

– Вот! Я это очень люблю, – я ускоряю шаг, отрываясь от маньяка и почти бегом подхожу к витринам с одеждой. – Мода 40-х. Как в моем любимом фильме «Китайский квартал». Там все такое красивое, такое прекрасное, такое стильное, – перечисляю я, любуясь на одежду.

– Эээ. Я обожаю «Китайский квартал», – говорит он задыхаясь.

Я чувствую, что ему не хватает слов, чтобы выразить отношение к этому шедевру, к его пересохшей реке в желтой пустыне, к механизму сюжета, идущего точным ходом карманных часов, раздавленных автомобилем близ калифорнийского пляжа, где шумит море, в котором так много зеленой воды, но нет ни капли для душистых апельсиновых садов в долине.

– Потрясающий неонуар, – только и говорит он, – абсолютно блестящие диалоги, костюмы, сюжетные ходы, образующие тончайшую и изящную конструкцию. Сейчас так не снимают.

– Точно, – отмахиваюсь я, поглощенная разглядыванием бриллиантового колье. Я встретила первого человека в моей жизни, смотревшего редкий фильм, который мне очень нравится – ну и что? Ему явно больше 15-ти и в нашем возрасте не очень умно кичиться тем, что создано другими людьми, но выражает твою индивидуальность.

Мы возвращаемся в XIX век.

– У Ренуара ручки коротенькие обычно, – говорит он, тыкая пальцем в одну из картин.

– На картинах? – сощурившись, я приглядываюсь. Пытаясь рассчитать длину рук, я поднимаю руку и кручу ее перед собой как Терминатрикс Т-Х, когда у нее сломалось основное оружие и она переключилась на огнемет вместо плазменной пушки.

– Ну да. Эээмм… Видишь? Посмотри на локоть. Слишком короткая ручка у мужика. Да и у девушки тоже, – он показывает на ростовые портреты мужчины и женщины, стоящих на лестнице, – а теперь, – он хватает меня за руку, я искоса смотрю за этим, но решаю не сопротивляться, и он опускает мою руку вдоль моего тела.

– А теперь, хммм, – продолжает он, держа мою руку, – вытяни свою руку по швам, насколько далеко она тянется. Если ты, – он медленно поднимает мою руку и указывает ею на картину. – Опустишь мысленно руку этого мужчины на лестнице, то она дойдет ему максимум до линии пояса, – он отпускает мою руку и я вижу, как мимо проходит держащаяся за руки симпатичная пара.

– Может быть ты и прав, – говорю я, смотря им вслед.

Зал Матисса.

– Здесь точно нужно селфи. На фоне «Музыки», – говорю я.

– Давай вместе сфоткаемся, – нагло предлагает он.

– Ну ладно, – соглашаюсь я с неохотой.

Он приобнимает меня за талию, щупая своей ладонью мой упругий живот и просит одного из проходящих мимо китайцев сфотографировать меня с ним, показывая ему жест как будто нажимает на кнопку большим пальцем. Он понимает и делает несколько фото. Потом он отлипает от меня и фотографирует одну.

Пройдя импрессионистов, спускаемся на первый этаж. Мы снова на огромной лестнице перед цифрами «MMXI». До меня доходит, что это дата. Видимо, 2011 год? Садимся на лестницу.

– Я голоден. Хочу есть. А ты как? – наконец-то что-то дельное.

– Знаешь, я тоже нагуляла аппетит. С музеями всегда так, – говорю я, оживляясь. Мимо спускается группа китайских туристов. У каждого – палка для селфи.

Он тянет слова. Мой рот заполняется слюной от легкого голода.

– За-а-а-амечате-е-е-ельно. Эээ. Мы можем сходить. Ммм… В кафе или ресторан, – мычит он, и внезапно резко меняет тон: – Любишь китайскую кухню? Один из моих любимых ресторанов как раз тут относительно недалеко. «Нихао» на Невском.

– Нуу… Так. Средне, – я прилежно обдумываю этот вариант и отметаю его.

– Но там не суши. А именно китайские блюда. Утка по сычуаньски, свинина хуншао, все блюда очень острые, – он пытается меня убедить, но потом обрывает себя и предлагает: – Давай отправимся на Рубинштейна. По дороге придумаем или выберем там место. Сейчас еще не поздно и столиков будет полно, я уверен, – решительно говорит он.

– Отлично, – я встаю и потягиваюсь. Пора в гардероб.

Снегопад не прекращается. Темнеет.

– Действительно, снегопад не прекращается, – глядя из арки на заснеженную площадь, говорю я.

– Мы можем прогуляться. Здесь недале… – моя правая бровь возмущенно приподнимается и он меняет фразу. – А впрочем, в такую погоду лучше проехаться на такси.

– Да, вызови машину, пожалуйста, – в моем голосе звучит сталь.

Пешком? В такую погоду? Может еще 50 на 50?! Сегодня я точно не готова к этому. Сегодня – все только по правилам. В рамках закона. Сегодня я не феминистка. Сегодня я не радикальная ультрафеминистка. Сегодня у меня в повестке дня – традиционные патриархальные ценности. Сегодня я – женщина. Женщина викторианской эпохи.

Такси подъезжает на Миллионную. Разыгрывается аппетит и я становлюсь общительной:

– Некоторые мои подружки, – говорю я, вспомнив про Аню. – Уверены, что мужчина без машины – ну это вообще невозможно. Вот Он влезет в кредиты, у друзей назанимает, но тачку купит, причем…

– Мне не нужна машина.

– Вот такие требования у нас, – смотря в окно на атлантов, тихо говорю я.

Я молча жду решения, куда мы поедем ужинать. Таксист включает «Дорожное радио».

– Поехали в «Бекицер», – говорит он, – хумуса поедим. Там интересно и неплохо.

– Прикольно, давай. Подруга рассказывала, – я вспоминаю слова Нюты.

– Я… – он хочет что-то сказать.

– Да. Кстати, нам надо определиться, чего мы хотим от этого свидания, – уверенно перебиваю я, не стесняясь таксиста. Я поставлю вопрос ребром.

– Эээ. Мы могли бы встречаться… ну, с материальной поддержкой. Раз уж мы познакомились на этом сайте. 10 штук за встречу, допустим, раза 1-2 в неделю, – произносит он очень быстро.

Его глаза сужаются. Этот вопрос застал меня врасплох. Я ожидала более длинного захода. Пошел ва-банк. А где гарантии, что это не на один раз?

– А где гарантии, что это не на один раз?

– А где гарантии, что мне понравится и я захочу оплатить целый месяц?

– Мде, – произношу я сквозь зубы.

Нет, нет и нет.

– Я зарегалась на этом сайте для чего-то большего, – мягко говорю я, хотя меня трясет от бешенства.

Такси стартует.

– Не собираюсь тебе пускать пыль в глаза. К тому же раскусишь. Но почему бы не начать так? Мы, вроде, довольно похожи в плане культуры и увлечений, – вздыхает он.

– Я не могу всю жизнь распыляться на каких-то мужчин с общими интересами. Пора уже что-то получать, – говорю я возмущенно, повышая голос.

– Конечно, – кивает он.

Таксист прислушивается. Мне все равно.

– У меня были мужчины. Но я поняла… – я тщательно подбираю слова. – Время уходит, а результатов нет. Делаю все сама, многое отдаю, и мне в принципе нормально, это бывает интересно, но где результаты? Какой смысл? Наверное, я просто очень холодный человек и может это звучит цинично, но… – я сбиваюсь.

– Правильно, – поддакивает он.

– …но хочется повысить свой уровень. Как-то красивее жить.

– Конечно. Нужны атрибуты достатка и комфорта. Надо жить в роскоши, – твердит он.

– Тем более красота требует очень много внимания, и ухода, и времени. Это реально, блин, труд! – говорю я, как судья, наконец-то выдохнувшая после монотонного зачитывания очень длинного и нудного приговора.

– А как же, – говорит он, не скрывая иронии. – По себе знаю.

На его лице появляется противная ухмылка и он смотрит на мою голову. На мои волосы. Под короной – непрокрашенные корни. Я снова отращиваю! Этот намек еще больше бесит меня. Глаза водителя в зеркале заднего вида остекленели. Машина останавливается на светофоре. Закрывая дорогу такси, через Невский проезжают сразу шесть огромных белых пассажирских автобусов. Они похожи на слонов, переходящих мелкую реку перед стадом антилоп гну.

Мейн квест

Вскоре проблема разрешается сама собой: меня принимают на работу в «Росмед» и денег становится немного больше. Я зачистила улики и снова наслаждаюсь жизнью. Спокойствие беззаботного весеннего дня прерывает вызов к начальнице. Меня вызывает сама главврач больницы и я слегка встревожена. Перебирая в уме прегрешения, я прихожу к ней в кабинет. Сегодня она в деловом костюме, в ее кабинете – портрет нацлидера, на столе ручки и маленькие иконы, в шкафу стоят книжки. Она называет меня по имени и просит присесть. Она прокашливается. Кхе-кхе. Главврач все кашляет и никак не может начать говорить. Из-за этого я нервничаю еще больше. Кху-кху.

– У вас есть уникальная особенность организма, вы и сама знаете, и конечно… – говорит она. – …конечно, только из-за недообследованности и странной беспечности вас и родных, об этом интереснейшем, кху-кху, я еще раз повторю, интереснейшем случае, стало известно так поздно, – покашливает главврач.

Главврач по образованию – дантист. Какое ей дело?

– А вы откуда знаете? – спрашиваю я смущенно.

– Твой руководитель обмолвилась, – она переходит на ты, – Ведь ты с ней поделилась. У нас появился научный интерес.

Я складываю руки в замок и слушаю дальше. Стараюсь сидеть в кресле прямо, чтобы корона не ерзала.

– Действительно уникальный случай. И он заинтересовал… ты уж меня извини. Я, кху, не с того начала. Ты уж извини меня за откровенность. Это связано с особенностями твоего менструального цикла.

– Я поняла, – говорю я. – Все нормально

– Да. Мы с таким раньше не сталкивались. Я рассказала о тебе на консилиуме… – она задумывается. – Кхму-кхму, никак не могу выздороветь! Узнали в корпорации… Кхе. Тебя хотят изучить. Я обещала, что предупрежу. Ты не волнуйся – ни в какую больницу ложиться не надо. Просто живешь своей жизнью дальше.

– Исследования?

– Просто будешь раз в неделю проходить тесты и разок сдашь анализы.

– Тесты?

– Психологические. Психиатрические. Пси… – она снова задумывается.

Я вежливо молчу, чуть ерзая в скрипучем кресле. Кху-кху.

– Им, как я поняла, интересно твое психиатрическое состояние в первую очередь, – говорит она доверительно. – Как это на тебе отражается.

– Извините, можно спросить? – я поднимаю руку.

– Конечно, спрашивай. Все расскажу.

– Кто, вы сказали, мной интересуется?

– Топ-менеджеры госкорпорации «Росинновации». Зам генерального по науке. Да-да. Вот у меня визитка.

Я вопросительно смотрю на главврача, но она не передает визитку.

– У меня только одна, – говорит она. – Да вы не волнуйтесь, – она снова переходит на вы, – это люди надежные. И проект у них интересный. Я деталей не знаю, но, наверное, даже грант какой-то дадут. А вы им очень нужны. Очень. Меня прям крайне активно убеждали. И заплатят за участие в исследовании. Вам.

– Да я не волнуюсь.

– Вот и хорошо. Я им твои данные уже отправила. И твой телефончик дам. Они позвонят. Уже дала.

Я пожимаю плечами.

Вскоре мне звонят и назначают дату. В назначенный день я выхожу из метро и подхожу к огромному зданию госкорпорации «Росинновации». Синее здание под серым небом. Слабенький весенний дождь омывает новые «Мерседесы» на стоянке перед небоскребом. На границе ряда «Мерседесов» пристроился дешевенький «Рено» времен первого обнуления. Я прохожу через забор мимо зевающего охранника. Следующий КПП у гранитной лестницы, ведущей в холл. На входе еще несколько охранников. Они спрашивают у меня паспорт и куда я иду. Получаю пропуск. Охранники ждут, когда я спрошу у них путь в приемную «Росинноваций», но я предпочитаю людям машину и останавливаюсь у информационного стенда с логотипом «Росинноваций». Смотрю указатель по этажам: …67-й этаж – часовня Победы, 68-й этаж – офис ПАО «Ямалнаокоминефтегазпром», 69-й – приемная «Росинноваций», 70-й – лаборатория «Росинноваций»…

На 69-м этаже делаю селфи на фоне окна. На ресепшене уточняют мое ФИО.

– Да, – говорю я. – Это я.

– Это из росмедовского филиала на кадыровской, да? – девушка в окошке кричит кому-то сзади и поворачивается ко мне: – Вам надо пройти ряд тестов, подтверждающих ваш статус. Мы в любом случае выплатим вам вознаграждение.

– Да? А какое?

Она называет сумму. Я киваю.

– Хорошо. Я согласна.

– Сегодня анализы и медосмотр. Подниметесь на 70-й этаж. Мы выпишем вам пропуск и сделаем доступ на сканеры сетчатки в лабораторную зону. Смотрите сюда и не мигайте.

– Я готова, – говорю я.

Она наводит мне в глаз красный луч из подключенного к компьютеру сканера.

– Вы у нас в базе, теперь просто смотрите на сканеры и двери откроются.

Я подписываю контракт.

Медосмотр

– Откройте рот.

Я открываю рот и молчу. Мне нажимают на язык. Светят фонариком в уши. Стетоскоп к груди.

– Кашлянуть.

Стетоскоп к спине.

– Кашлянуть.

Кашляю, выдыхаю.

Давление. Температура.

У окулиста читаю по буквам:

– ШЭ, ЭЛ, Ю, ХЭ…

– Достаточно. Спасибо. Голову сюда. Смотрите на воздушный шар.

Смотрю.

Сдаю анализы. Я смотрю на часы. Я здесь уже полтора часа. Заполняю анкеты. Семейное положение – свободна. Вопросы от перенесенных болезнях. Больше всего вопросов о болезнях дыхательных путей. Вопросы о травмах.

– Прививки? – спрашивает еще одна врач.

– Коронавирус, туберкулез, свиной грипп, гепатиты А,Б, Ц, – перечисляю я.

– Есть дети?

– Нет.

Я захожу в кабинет психиатра. Пухловатая женщина-врач с носом картошкой, в роговых очках, подстриженная под пикси, крашеным розовым, достает папки с бумагами из стола. В первой папке листы с кляксами.

– Тест Роршаха, – говорю я.

– Верно.

– Что вы здесь видите?

– Гнарлс Баркли поет.

– Еще, – он показывает следующий лист.

– Маленький мальчик плачет.

– А здесь?

– Собачка ест какую-то дрянь.

– Так.

– Москву. Москва.

– Дальше…

– Похоже на кучу дерьма, – после паузы говорю я.

– Еще…

– Охранник сидит. На его лице тени, как от тюремной решетки.

– А тут?

– Я здесь вижу, эээ, – я прищуриваюсь. – Корону.

– Спасибо.

Она делает записи в блокноте.

Меня спрашивают, не лесбиянка ли я.

– Нет. С чего вы взяли?

– Не важно, – она опускает глаза. – К уголовной или административной ответственности привлекались?

– Нет.

– Есть ли у вас фобии?

– Я боюсь высоты.

– Идите.

В следующей комнате меня приглашают за компьютер. На экране включается тест на ICQ. Я легко иду по тесту, щелкая мышкой и быстро решая задачи, треугольники, квадраты и кружки не могут замедлить мою победную поступь, и я набираю 190 баллов. Я чувствую себя довольной, что я такая умная. Я выполняла тест, стараясь не морщиться и надеялась, что все скажут: «Какая сила характера!», но никто не сказал ничего. Скучающая врачиха просто делает еще одну отметку в моей анкете, пишет «190» и обводит в кружок.

Я подаю анкету в очередном кабинете. Здесь моя скромность вознаграждена.

– О-о-о-ого! – восклицает молодой врач, просмотрев бумаги и сделав несколько отметок. – П-п-потрясно прошли тест на айсикью! Да вы ннна-на… настоящий гений.