Книга Неподвижно лишь солнце любви - читать онлайн бесплатно, автор Николай Фёдорович Шахмагонов. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Неподвижно лишь солнце любви
Неподвижно лишь солнце любви
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Неподвижно лишь солнце любви

Что жизнь дана нам для Любви!»


Прозрения пока не наступило. Он снова был увлечён, снова готов был ринуться в пучину страсти, и уже через минуту выбрался на платформу.

У многих встречающих, несмотря на ранее время, были букеты цветов, но, в отличие от других пассажиров, прибывших одним с ним поездом, Теремрин вышел из вагона с шикарным букетом, который протянул Ирине.

– Спасибо, – вполголоса сказала она и подставила щёку для поцелуя, словно поцелуи для них стали уже делом обычным.

– Это тебе спасибо, что встретила, что приехала в Москву, – ответил он.

– Я же обещала.

Она была какая-то немножечко другая, нежели в Пятигорске. Едва уловимое изменение произошло и в её отношении к нему. Словно бы разрушилась какая-то незримая преграда, ещё существовавшая между ними в момент разлуки. Да, она решилась, она приехала к нему и теперь была в полной его власти. Может быть, именно потому и появилась в её поведении ещё не знакомая ему кротость, даже покорность – покорность судьбе. Он уже не только не жалел, а, напротив, даже радовался тому, что его вчерашняя, очаровательная попутчица вышла в Харькове, радовался потому, что Ирина всколыхнула в нём все чувства, которые он испытывал в Пятигорске. Он снова был очарован ею, и то, что было после её отъезда, казалось теперь далёким и странным.

– Как ты добрался? – спросила Ирина.

– Отлично, – сказал Теремрин, глядя в её глаза, – Очень нудной и утомительной была дорога, – поспешил прибавить он, словно желая её заверить в том, что никаких приключений, даже самых малых, в поезде не было. – Мне казалось, порой, что если покину вагон и побегу, то обгоню поезд.

– Даже так?! – сказала она, и в голосе почувствовалась тихая радость.

– Представь себе, – сказал он, – это всё так, – и тут же решительно прибавил: – Ну что же, теперь в путь.

– В путь, – задорно повторила она.

Спустились в подземный переход. Прошли по нему в бурлящем потоке пассажиров, поднялись по ступенькам на площадь и встали в хвост очереди на такси. Очередь шла быстро. Машины подходили одна за другой.

– И какое же Малое или Большое Седло нас ждёт здесь? – с улыбкой спросила Ирина, когда они, наконец, загрузив вещи в багажник, удобно устроились на заднем сидении «Волги».

– Это сюрприз, – ответил Теремрин.

– Даже так?! – повторила она свою излюбленную фразу: – Ну а всё-таки?

– Едем в сказку, – ответил Теремрин и тут же, обратившись к водителю, кратко обрисовал маршрут, что, впрочем, для Ирины ничего не означало, ибо она никогда не бывала в тех краях, о которых шла речь.

– Сказкой у нас, как помнится, именовалось Малое Седло, – заметила она.

– Природа здесь, конечно, несколько иная, но что может быть краше настоящей Русской природы. Думаю, что нынешняя сказка тебе тоже понравится.

Ирину интересовал вопрос, куда они направляются, по вполне понятным причинам. Если бы Теремрин повёз её к себе домой, всё стало бы предельно ясно. Она всё ещё так и не спросила у него, женат ли он? И чем дальше тянула с этим вопросом, тем нелепее было его задавать. Предположим, он ответит «да». Что тогда? Попросить остановить машину и выйти? Смешно. Естественно, возникнет вопрос, о чём же вы думали раньше? Встречались, влюблялись и вдруг… Теперь, приехав в Москву по его приглашению, она, безусловно, получала право знать о нём некоторые подробности, но по-прежнему не поворачивался язык задать вопрос. Быть может, ещё и потому, что она боялась получить ответ, который разрушит радужные мечты и надежды. Хотелось пожить в этом сонмище надежд ещё хоть немного. Впрочем, именно теперь вопрос о его семейном положении прозвучал бы более чем нелепо. Об этом, уж если так хотела, могла бы спросить ещё там, в Пятигорске.

Между тем, машина мчалась по Садовому кольцу, в этот час ещё довольно свободному. Теремрин стал рассказывать Ирине о Москве, но она напомнила, что училась здесь целых пять лет и многое хорошо знает.

– Расскажи лучше, как там отдыхал без меня? – попросила она, но, заметив его подозрительный взгляд, уточнила просьбу: – Беседы ещё проводил?

– Что? – переспросил он, не сразу сообразив, о чём речь. – Какие беседы?

– Исторические.

– Провёл пару бесед, – солгал Теремрин. – Правда, без тебя уже не так эффектно.

– А соседка моя приходила?

– Мы больше объявлений в Ленинских скалах не вывешивали, и потому были на беседе только наши, военные, – ответил он нейтрально.

Теремрину не хотелось лгать, тем более по пустякам, и он попытался перевести разговор на другую тему. Тем временем, машина уже свернула на Проспект Мира, и он стал рассказывать водителю, где надо свернуть, чтобы мимо платформы «Северянин» выехать на улицу, ведущую в Медведково, а оттуда уже попасть на Осташковское шоссе.

– Скоро увидишь сказку, – сказал он Ирине. – Мы сейчас по кратчайшему пути выберемся к Клязьминскому водохранилище, на берегу которого расположено несколько здравниц, а в их числе и наш военный дом отдыха.

Он стал рассказывать о тех местах, которые уже были совсем недалеко. Машина вырвалась из города, и дорога вскоре запетляла по лесу. Постепенно вступал в свои права жаркий летний день. За городом к дороге подступила сочная зелень леса. В окно врывались ароматы разнотравья.

– Это, конечно, не Кисловодские урочища, но берега Клязьминского водохранилища по-своему хороши. А какие здесь леса, какие песчаные плёсы! – продолжал он говорить почти без умолку, главным образом, для того, чтобы помешать задавать вопросы, на которые ему совсем не хотелось отвечать.

Он уже заметил, что Ирина ревнива. Это ему не очень нравилось.

Но вот они проехали населённый пункт с загадочным названием «Поведники», те самые Поведники, которые около часа назад проехала Катя, отправившаяся в Москву, откуда ей предстояло съездить на некоторое время в ГДР, в Группу Советских войск в Германии, чтобы рассчитаться с местом своей службы и собрать вещи в связи с переводом мужа к новому месту службы.

А между Теремрин с Ириной вышли из такси на небольшой площадке перед контрольно-пропускным пунктом.

Щит, установленный на высоких столбах, гласил: «Центральный военный дом отдыха «Подмосковье».

«Значит всё-таки ни домой, ни на дачу он меня не повёз», – подумала Ирина.

Между тем, Теремрин что-то сказал охране, и машину пропустили на территорию, почти к самому подъезду приземистого здания с окнами во всю стену. Справа и слева примыкали к нему пятиэтажные, длинные жилые корпуса.

– Вот мы и приехали, – сказал Теремрин.

Они вошли в просторный холл. Охраны в то время ещё не было, поскольку нужда в ней отсутствовала по причине отсутствия демократических «ценностей». В число этих ценностей нужно включить такое воровство и такой бандитизм, при которых стране пришлось разделиться на несколько частей. Одна часть воровала по-крупному и ей требовалась защита от воровства и грабежа того, что было украдено и награблено, другая – норовила пограбить скромнее, а третья нанималась защищать крупных воров, чтобы не могли пограбить их. Кроме того, защищать приходилось и не только воровские организации, но и те места, где могли отдохнуть и подлечиться простые люди, иначе бы этого сделать просто не удалось, потому что бары и буфеты в здравницах мгновенно превращались в притоны местной шпаны, а танцевальные залы в места кровавых разборок всякой мелкой шушеры.

Но в те ещё не совсем испорченные демократическими преобразованиями времена в помещение дома отдыха можно было войти свободно, даже без пропуска, потому что никому постороннему просто в голову не приходило там появляться.

Теремрин провёл Ирину в просторный холл с пальмами вдоль окон, огромной клеткой с попугайчиками, аквариумом и маленьким бассейном между диванами.

– Посиди здесь, – сказал он, ставя перед диваном вещи. – Я быстро.

Он вернулся действительно очень быстро, сказал, что номер их находится в корпусе «А», на третьем этаже, и они пошли к лифтам.

Номер оказался просторным, с небольшим холлом, в котором негромко урчал холодильник. Там же были устроены стенные шкафы и вешалка с зеркалом. Из холла сквозь открытые двери были видны две комнаты, одна из которых служила спальней, а вторая – гостиной. В гостиной были диван, два кресла, стол между ними, сервант и телевизор на тумбочке. Ирина прошла в гостиную. С той минуты, как за ними закрылась дверь, и Теремрин повернул ключ в замочной скважине, сердце её учащённо забилось. Отступать ей было уже некуда. Переступив порог этого номера, она переступила незримый порог в своей судьбе.

Теремрин почувствовал её волнение и разрядил всё шуткой, сказав:

– Вот видишь, всё почти так же, как в Кисловодске. Вот мой диван, а в другой комнате – твоя необъятная кровать.

Ирина улыбнулась, но в этот момент внимание её привлёк вид, открывающийся из номера.

– Как красиво, смотри, как красиво, – заговорила она. – Берёзовая аллейка – просто чудо. А сколько клумб вокруг!

Территория была действительно ухоженной и благоустроенной с любовью. Всё: и дорожки, и газоны, и клумбы, были устроены со вкусом.

– Я очень люблю этот дом отдыха, – сказал Теремрин. – Сюда ведь можно приезжать и на выходные, и на десять дней по путёвкам пансионата, и на двадцать – по ежегодным плановым. Мы отдыхаем по пансионатовским путёвкам. Я взял на десять дней.

– На десять? Не много ли? Я ведь предполагала, что дня на два-три, – сказала Ирина.

– Десять дней, даже мало, очень мало, – возразил Теремрин. – Выходные, затем пять рабочих дней и ещё выходные. Вот и всё. Не успеем оглянуться, как промелькнут. А через понедельник мне уже на службу. Точнее, в пятницу. Но я съезжу и вернусь вечером…

Ирина на это ничего не сказала, и Теремрин понял, что против десятидневного отдыха здесь она ничего не имеет.

– На довольствии мы с ужина, а потому можем сходить пока в буфет, – предложил он.

– Я не голодна, – сказала Ирина, но тут же спохватилась, сказав: – Извини, ты ведь с дороги. Пойдём…

– Да, пожалуй, от чая с бутербродом я бы сейчас не отказался, – согласился Теремрин.

На самом деле он сейчас не отказался бы совсем от другого… Но ещё и за полдень не перевалило, а нужно было хоть как-то убить время до вечера. Не мог же он сразу предложить ей улечься в постель. Он вообще пока трудно представлял себе, как это сделать, ведь перед ним была не женщина, видавшая виды и всё понимающая с полуслова, а чистая, как он всё более убеждался, девушка, которую можно было обидеть и оттолкнуть неосторожным и грубым действием.

Они переоделись и привели себя в порядок после дороги. Ирина облачилась в лёгкий ситцевый сарафанчик, который оттенял её сильную, стройную фигуру, округлость плеч и обворожительность ног. У Теремрина мороз пробежал по коже, когда он увидел её в этом наряде, хоть и скромном, но эффектно скрывавшем всё очень притягательное.

– Идём же, – поторопила она смущённо.

– Да, конечно.

Они вышли в коридор, спустились на первый этаж и пересекли уже знакомый холл с попугайчиками. За стойкой администратора сидели девушки, подчёркнуто равнодушно занимающиеся своими делами и, словно не заметившие появление Теремрина с Ириной. Дальше был ещё один холл с диванами, столиками перед ними, пальмами, лапы которых нависали над диванами, с киоском союзпечати, возле которого никого не было. Дом отдыха словно вымер.

– Все ушли на пляж, – сказал Теремрин.

Также безлюдно было и в буфете, очень уютном и богатым своим ассортиментом. Ирину поразило обилие редких для того времени кондитерских изделий, дефицитных даже по меркам Москвы. Страна ещё любила свою армию и баловала её представителей, снабжая военторг несколько лучше, нежели другие торговые организации с товарами «для населения».

Чего только не стояло на прилавках! Впрочем, спиртного не было совсем. Сухой закон в армии исполнялся особенно строго и точно. Никто от этого не погиб, никому от этого плохо не стало, никто не хамил, не орал, не буянил… Этот «недостаток» социалистического образа жизни демократы исправили довольно быстро, едва партия передала им руль управления страной.

– Видишь, – сказал Теремрин. – Даже отметить твой приезд нечем.

– И твой приезд – тоже, – вставила Ирина. – Ты ведь даже домой не заглянул.

– Меня там никто не ждёт, – на этот раз, нисколько не солгав, ответил Теремрин.

Они взяли чай с бутербродами и пирожными, сели за столик у раскрытой двери, ведущей на улицу. Ветерок лишь слегка освежал помещение.

– Смотрю я на тебя, и мне просто не верится, – сказала Ирина. – Мы снова с тобой, снова рядом, но где? В Москве… А, кажется, ещё вчера были в Пятигорске, ездили в Кисловодск, лазили по горам, гуляли по живописным долинам, как их там…

– Долина Роз, Долина Нарзанов, – перечислил Теремрин и прибавил: – А ещё чуточку раньше мы вообще не знали друг друга. Судьба… Я сам не могу понять, почему вдруг попросил именно в тот день повесить объявление о беседе у вас в санатории. Никогда прежде этого не делал.

– А какова я? Сама себе удивляюсь. Отважилась на такую поездку, да ещё к человеку, которого знаю меньше месяца.

– Отношения между людьми не измеряются одним только временем. Сколько случаев известно, когда люди, встретившись однажды, затем, после разлуки, порою долгой, случайно затем встречаются, чтобы более не расставаться.

– Неужели такое бывает, – проговорила Ирина задумчиво. – Разве только в кино.

– Сценарии кинофильмов не берутся с потолка, особенно хороших кинофильмов, – сказал Теремрин. – В любом сценарии, да и в любой книге отражается жизнь. Другое дело, что её отражает каждый так, как умеет и настолько, насколько обладает мастерством. О том, чего не было, пишут только фантасты, хотя иное из написанного сбывается. Не получится ни романа, ни повести, ни даже рассказа, одним словом, ни одного хорошего художественного произведения, если нет в основе факта. А ещё лучше, если автор сам пережил то, о чём пишет.

– Писателю, конечно, виднее.

– И писателю, сидящему перед тобой, вовсе не кажется малознакомой девушка, которую осмелился он пригласить сюда, в этот чудный уголок Подмосковья.

– Ну и приглашённой девушке более не кажется писатель, пригласивший её, малознакомым, – парировала Ирина и тут же прибавила к сказанному: – Всё же согласись, что для меня эта встреча – шаг более серьёзный, чем для тебя. А может быть, и опрометчивый.

– Что серьёзный, соглашусь, – сказал Теремрин, поднимаясь из-за стола, поскольку разговор вновь принимал оборот, для него нежелательный. – Ну а опрометчивости в нём не вижу. Впрочем, не пора ли нам на пляж?

По дороге в номер он продолжал что-то рассказывать о доме отдыха, потом же, когда она ушла в спальню переодеться для пляжа, он вдруг подумал: правильно ли поступил, пригласив её? Он стремительно ворвался в её жизнь и завоевывал всё новые и новые позиции в её сердце. А цель какова? Ведь если признаться, цели он так ещё и не определил. На какую роль в своей судьбе он готовил эту юную, чистую девушку? Место жены было занято, и пусть занято, как казалось, непрочно, всё это так могло только казаться? Роль любовницы Ирине не подходила, поскольку ей ещё предстояло строить свою, личную жизнь.

Он ждал, что она, в конце концов, прямо спросит у него, женат ли он, и не знал, как ответить на этот вопрос. В случае прямого вопроса солгать он не мог. Она же не спрашивала, и он начинал понимать почему? Она была слишком деликатна.

В Пятигорске всё было гораздо проще. Он отдыхал, и она отдыхала. На курорте взятки гладки, но даже при таком условии он не переступил грани в их отношениях, потому что не считал возможным взять на себя ответственность за последствия своего поступка. Да и она ведь не собиралась позволять ему того, что в своё время позволила Катя. Теперь всё было по-иному. Она приехала к нему, и, видимо, рассчитывала на серьёзное к ней отношение. Она доверилась ему. Мог ли он злоупотребить этим доверием? Ведь по всему было видно, что она на подобный шаг решилась впервые.

Размышляя так, он и не подозревал, что был очень недалёк от истины, ибо казус, который произошёл с Ириной в номере Синеусова, не переменил её образа мышления, её взглядов на отношения между мужчиной и женщиной. Мама не одобрила её поездку, хотя и протестовать против неё не сочла возможным. Она лишь сказала: «Смотри, дочка, я тебя обо всём предупредила. Смотри сама… Уже не маленькая. Запретить не могу, но и благословить на такой шаг не осмелюсь».

Мамы стали иными, по сравнению с теми, что были в старой благочестивой России. Мамы под давлением обстоятельств, стали мягче, стали покладистее. А зря!

– Ты давно приехала в Москву? – спросил Теремрин, когда она вошла в гостиную, уже готовая к походу на пляж.

– Вчера утром. Рассказал о тебе Татьяне, подруге своей институтской. Я, кажется, говорила, что она знает тебя, а точнее, видела тебя.

– Каким образом?

– Татьяна ходила на твои вечера, куда её несколько раз вытаскивала старшая сестра Ольга. Ты выступал во Дворце культуры Метростроя?

– Было дело. Это недалеко от Курского вокзала.

– Не знаю, не бывала, – сказала Ирина. – Так вот Татьяну и вытащила сестра на какой-то вечер, который вёл Валентин Лавров, который пишет о Бунине. Она мне показывала книгу «Холодная осень» и очень хвалила её.

– Да, Валентин Лавров ведёт клуб «Любителей книги». О Бунине же он написал просто здорово.

– Но Ольге понравились именно твои выступления и особенно твои рассказы о любви.

– А как она отнеслась к твоему приезду? – спросил Теремрин, чтобы увести разговор от своего творчества, обсуждать которое он не любил, считая свои художественные опыты в рассказах пока ещё очень поверхностными.

– Приезд одобрила. Заметила, между прочим, что и сама бы не прочь с тобой познакомиться, да случая не представилось. Видишь сколько у меня конкуренток!? Если бы ты увидел Татьяну!

– О, женщины! Удивительный народ! Зачем нужны такие провокации? Не думаете, что тот, кого вы провоцируете, возьмёт, да захочет посмотреть на предмет провокации?!

– Ну и, пожалуйста, – обиженно сказала Ирина. – Могу даже телефон дать.

– Нет, никакого телефона и никакой Татьяны мне не надо, – возразил Теремрин. – Да и хватит об этом. Нас ждёт пляж.

От входа в вестибюль до пляжа всего-то метров двести-триста. Пляж был полон, все лежаки заняты, и Теремрин предложил устроиться подальше от воды в тени деревьев. Разноголосый гул висел над берегом, вода кипела и шипела от барахтающихся в ней людей.

Ирина с интересом осмотрелась и поинтересовалась:

– А что находится на противоположном берегу?

– Пансионат «Клязьма». Там отдыхают сотрудники ЦК партии.

– Неужели? И никакой охраны.

– Там отдыхают не первые лица, да и соседство, думаю, надёжное. Кстати, неподалёку от нас, в лесу, милицейский дом отдыха «Березовая Роща». Ну а за посёлком, который мы проезжали, – «Дубрава», где чекисты отдыхают, а за забором «Дружба» – санаторий Красного Креста. Ну а за «Клязьмой» – пансионат «Берёзки».

– Надо же, так близко и такие люди, – проговорила Ирина, глядя на противоположный берег.

– Полагаю, что не такие уж и большие, – равнодушно сказал Теремрин, – тем более сейчас, летом. Скорее дедушки и бабушки с внуками. Ведь и у нас дом отдыха и пансионат одновременно замышлялся как генштабовский, а сейчас, как видишь, в основном, молодёжь, да всё те же дедушки и бабушки с детьми.

– Вижу, вижу, что не простой пансионат, да и номер у тебя шикарный, – сказала Ирина.

– Ну, положим, номера здесь разные, но все достаточно хорошие. У нас же с тобой, – нарочито сказал он, – люкс.

Ирина осмотрелась. Купальник она надела ещё в номере и теперь, легко сбросив свой сарафанчик, обнажила прелестную фигуру, которую во всей её красе Теремрин увидел впервые. Не отводя от неё восхищённого взгляда, он сказал:

– У меня нет слов. И ты ещё ревнуешь к кому-то? По-моему, это просто несерьёзно. Лучше нет и быть не может.

– Не надо так говорить, – смущённо ответила Ирина. – Я самая обыкновенная.

Они стояли рядом в тени берёзок. Он был подтянут, строен, и она элегантна и стройна. Загар в меру коснулся её рук, ног, позолотил плечи, и вся она была яркой, светящейся счастьем. Легкая проседь его висков придавала особый колорит мужественному, волевому лицу, оттеняя её молодость, но разница в летах, хоть и была заметна, не вызывала неприятия, которое вызывает обычно пара, где он – уже дряхлеющий старик, а она – едва вступила в пору очарованья женской зрелости.

– Ну что, в воду! – воскликнул он.

Они прошли по бархатистой травке, пересекли асфальтовую дорожку и ступили на горячий песок. Его окликали, с ним здоровались. Он отвечал кому-то, отделываясь дежурными фразами.

– Тебя здесь так хорошо знают, – сказала она.

– Известен в кругу друзей, – смеясь, ответил он. – Просто очень часто здесь отдыхаю.

Вода была тёплой. Они долго плавали, останавливаясь там, где можно было нащупать дно ногами, и он протягивал к ней руки, чтобы взять её ладошки в свои широкие и сильные ладони. Она всё время смеялась, и глаза её искрились какой-то необыкновенной, задорной радостью. Он говорил о чем-то весёлом, беззаботном, шутил. Им было очень хорошо, потому что они были вдвоём, потому что никого не видели и не замечали, кроме друг друга, потому что им никто не мешал, и никто никуда не торопил. Они долго шалили в воде и, порою, тела их ненароком соприкасались. Она не шарахалась в сторону, хотя и не допускала особенно длительных и тесных соприкосновений. В эти мгновения просыпающийся в ней ещё малознакомый трепет вдруг остужали мысли о том, что должно неотвратимо случиться между ними в этот день. Она прогоняла эти мысли, но они являлись вновь. И тогда её взгляд становился пристальным, внимательным, даже испытующим. Она не могла ещё осознать хочет ли близости с ним или боится этой близости, ведь печальный опыт с Синеусовым оставил лишь отрицательное впечатление. Та ночь, которая вызывала теперь неприятные чувства, сделала её, как казалось ей, несколько другой, нежели была она от самого своего рождения. И вернуть прежнее состояние, как и скрыть состояние нынешнее, было уже, увы, невозможно.

О том, что произошло у неё с Синеусовым, она рассказала лишь одному человеку – своей подруге детства Машеньке, поскольку Машенька, возможно, одна из не очень многих подруг, вышла замуж в том физиологическом, а, следовательно, в духовном и нравственном состоянии, в котором невесте положено выходить замуж. Машенька огорчилась за неё и поведала о том, что те из товарищей её мужа, которым достались в жены особы, у которых они были, по меньшей мере «вторыми», как правило, завидовали ему. Не все показывали вид, но переживали почти все, кроме разве тех, кому нечем было переживать в виду острого дефицита серого вещества в мозгу.

«И всё-таки ты успокойся, – говорила Машенька. – Не надо так переживать. Что было, то было. Теперь не поправишь. Может, и к лучшему то, что полюбила ты человека, который сам прошёл уже огни и воды, а потому не спросит, по крайней мере, что с кем и почему у тебя было».

Но могло ли это успокоить Ирину, которая думала и мыслила совсем иначе и понимала, что также, иначе, чем говорит, думает на самом деле её подруга. Она ответила ей тогда: «Если бы я побывала уже замужем и была разведена, другое дело, а так? И надо же было встретить этого Синеусова?». Сама же подумала ещё и о том, что своим поведением в Кисловодске могла несколько дезориентировать Теремрина, настроить его на мысли о её безусловной чистоте и непорочности. Недаром же он столь предупредительно вёл себя с нею, недаром не посмел даже попыток сделать ночью в номере, чтобы добиться близости с ней. Впрочем, в эти счастливые минуты общения с ним, Теремрин мешал ей серьезно задуматься над тем, что было, и думала она скорее о том, что будет.

После полудня стало особенно припекать. Отдыхающие постепенно покидали пляж.

– Время обеда подходит, – сказал Теремрин, посмотрев на часы.

– А обеда у нас нет. Так ведь? – напомнила Ирина.

– Можем сходить в буфет, – предложил он.

– Есть в такую жару совсем не хочется. Разве что мороженое.

Но за мороженым идти в буфет надобность отпала, потому что у входа на пляж был лоток, а рядом местные бабушки продавали помидоры, огурцы, совсем ещё зеленые яблоки и всякую всячину. Набрав всего вдоволь, Теремрин и Ирина отправились к себе в номер.

– Ну вот, а говорили только о мороженом, – сказала Ирина, когда они выложили на стол в гостиной всё, что принесли. – Помой огурцы и помидоры. Будем делать салат.

Ей понравилась роль хозяйки. Ирина ощутила себя в новом положении: они были вдвоём, в большом номере, как в квартире, они были вместе, словно муж и жена. Это незнакомое ещё ощущение пришлось ей по вкусу, и от него слегка замирало сердце.

Наконец, всё было разрезано, разложено, и Ирина упала в кресло, проговорив:

– Я совсем без сил… Мало того, что с Татьяной протрепались до поздней ночи, я ведь ещё и на вокзал ни свет, ни заря выехала. Всё боялась опоздать. Договориться-то договорились, но только о встрече на вокзале. Ни адреса, ни телефона у меня нет. Как бы нашли друг друга, если б я опоздала?