Бутылка для Джинна
После этих слов я начал понимать, пока еще смутно, смысл его поведения. Альфред сам еще не освоился со своим положением. То есть, не воспринимал всерьез эти временные парадоксы. Вся действительность напоминала собой игру, где, с одной стороны, правила устанавливали играющие, с другой, они могли изменяться по ходу игры независимо от игроков. Да и как можно серьезно относиться к сидящим рядом с тобой пра-правнукам? И как им объяснить, что и они сами, если повезет, окажутся в такой же ситуации? Остается только ждать, когда они сами дойдут до этого, раньше или позже, это не имело значения, времени будет достаточно. И тогда я немного успокоился. Игра, так игра! Выигрывать я не собирался, а попробовать можно. Так даже интереснее.
– … с одной стороны, летный стаж у меня сто семь лет, с другой – только семь. Что одна цифра ни о чем не говорит, что другая, – начали доходить до моего сознания слова штурмана. За семь лет мы повидали такое, что, казалось бы, хватило бы на всю жизнь. И, как вы видите, наложило отпечаток на наше поведение. Каждый человек по-разному воспринимает происходящее, но, если это происходит в сплоченном коллективе, то почти одинаково. Особенно, если исход благополучный. Вот так получилось и у нас. Всего «прадедушек» на корабле семнадцать, а когда мы улетали в первый раз, было двадцать шесть. Арифметика, если она применима в данном случае, простая – минус девять. Только ушедшие оставили разный след в наших сердцах. Одного просто очень жалко, неплохой был парень, другого, извините за циничность, жалко не как человека, а как хорошего специалиста, без которого как без рук. Уход третьего – это трагедия, которую мы будем переживать до конца наших дней. Тэдди, я понимаю, что ты хочешь сказать. Может быть, по земным меркам ты и прав, но в космосе свои законы, чем-то напоминающие первобытные. Здесь нет личности как таковой, вернее, нет возможности противопоставления личности обществу, этого основного антагонизма, движущего мировой прогресс. Нам всем, находясь на корабле, не нужно тратить энергию на такие опасные вещи, нам просто нужно научиться выживать в этих условиях, я уже не говорю, что еще и выполнить свою миссию.
Когда мы возвращались из полета, то обсуждали вопрос о том, стоит ли отдавать за такие ничтожные достижения человеческие жизни. Но наш командир, да, да, не удивляйтесь, именно он, предложил пересмотреть причины смерти наших товарищей. И, к нашему великому удивлению и сожалению, виновниками потерь были мы сами. Представляете себе, что это значит? Девять жизней мы загубили сами, по своей неопытности и непредусмотрительности.
Мы многому научились за эти семь лет. Поэтому твердо решили – ошибки не повторять ни в коем случае, по крайней мере – те, которые уже были совершены. На одном из таких рандеву мы все согласились выполнять некоторые правила. Я подчеркиваю, согласились, что значит – добровольно, а не поклялись под принуждением чего-либо или кого-либо. Каждый из нас волен был выбирать свой путь, и он его выбрал. Поэтому и нарушение этого соглашения недопустимо. Вы были свидетелями такого нарушения, ведь одним из пунктов соглашения была железная дисциплина. Командир не мог принять другого решения, даже невзирая на то, что нарушитель – его лучший друг. Свое решение он изменил только потому, что на нашем собрании, которое, извините, прошло без вашего участия, пятнадцать человек настаивали на отмене наказания. Не подумайте, что это большинство могло оказать воздействие на командира, отменить это решение мог только он сам. И мы до конца не знали, как он поступит. Орвилл человек не только прямой, твердый, ответственный, но и справедливый. Решение свое он отменил, не боясь потерять свой авторитет, но я знаю, что вся группа будет находиться под его персональной опекой. Я хочу сказать, что с этого момента я стал уважать его не только как командира, но и человека, еще больше. Ему я могу довериться полностью, как и он – всем нам.
– Все это хорошо, сэр, но, как мне кажется, вы слишком переигрываете, – я, конечно же, не мог не высказаться. – Вы что же, считаете что мы бессловесные животные, так сказать, рабочая сила, которую надо учить, кормить, оберегать от всяких там опасностей, а в остальном не брать в расчет? И это, по-вашему, вписывается в ваш, как вы говорите, неписаный кодекс. По-моему, извините за каламбур, но наивнее прадедушек, чем вы, я не встречал. Неужели вы считаете, что сможете управлять этим стадом таким образом?
– Мне нравится твоя откровенность, Генри, – казалось, что я коснулся больной темы для Альфреда, – но сейчас другого пути мы просто не знаем. Я могу рассказать вам много примеров, которые подтвердят нашу правоту, возможно, они убедят тебя. А если нет, то, мне кажется, что тебе будет трудно в этом полете. Эти рассказы поучительны, но очень трагичны. Поэтому я даже не знаю, стоит ли мне это делать, а вам стоит ли их слушать. Таких ситуаций может больше не повториться, по крайней мере, мы сделаем все возможное и невозможное, чтобы эти кошмары вновь не стали явью. А перегружать ваши мозги таким вещами, мне кажется, не стоило бы. Самое лучшее – это если бы вы нам просто поверили.
– Сэр, перед вами не маленькие мальчики, которые потом не будут спать ночами, – почти обиженно произнес Жан.
– Дорогие мои, вы просто не представляете себе, о чем идет речь. Иногда и мне тоже хотелось стать маленьким мальчиком и спрятаться у моего большого и сильного папы. Или чтобы мама погладила меня по голове и сказала «не бойся, ведь мы с тобой». Взрослые, мужественные люди впадали в элементарную истерику, сталкиваясь с леденящей душу неизвестностью, и гибли тогда, когда можно было бы спастись, сохранив разум. И, только подчинившись коллективному разуму, мы сохранили себя. И тогда мы поверили в себя. Только не в себя лично, а в себя среди таких же, как мы сами.
– Сэр, а что же все-таки с вами произошло? – не удержался Тэдди и осекся, увидев выражение лица Альфреда. Очевидно, он задел больные струнки в его душе.
– Ребята, давайте не будем спешить. Я когда-нибудь расскажу вам и об этом. А сейчас неплохо было бы послушать музыку или посмотреть что-нибудь интересненькое, – Было видно, что Альфред не готов к дальнейшим разговорам о своем прошлом. – Я хотел бы немного поучиться у вас. В сущности, ведь я не более чем младенец в вашей жизни. Не знаю, как живут сейчас люди и чем живут. Что едят, наконец. О чем с девушками разговаривают на свиданиях. Мне это тоже интересно, как и вам – мои приключения. Давайте так – я вам, а вы – мне. И никому обидно не будет.
– Сэр, мне кажется, что здесь собрались не искусствоведы и не философы, а простые люди. Мы тоже многого не знаем, а, тем более, многого не понимаем. – Попытался оправдаться за нас Тэдди.
– А я не собираюсь защищать диссертацию по вашим рассказам, мне просто интересно представить, как сложилась бы моя жизнь, если бы я остался.
– Мне кажется, что это не менее опасная штука, чем ваши рассказы об ужасах, которые могут подстерегать нас в будущем, не так ли? – Предостерегающе промолвил я. – Сожаление о потерянном, пусть даже вероятном, может нарушить ваше душевное равновесие. Зачем это вам?
– Нельзя быть таким, Генри! – воскликнул Альфред. – Почему ты воспринимаешь все настолько буквально? Во всем мире, даже в черно-белом космосе, есть еще много цветов и оттенков. Если бы я жалел о чем-то, то меня сейчас бы не было с вами. Я просто хочу увидеть нашу Землю вашими глазами, а не собранием всех достопримечательностей. Музыку я могу и без вас слушать, картины и скульптуры просмотреть, но жизни я не почувствую. Я пробовал смотреть ваши фильмы, но практически ничего не понял. Я – человек из прошлого, или тебе это не понятно? Прошел целый век, изменилось все, кроме, наверное, людей. У них не выросла еще одна нога или что-нибудь еще… У меня был один знакомый, который к старикам относился как к доисторическим животным. А ты, наверное, относишься ко мне как к инопланетянину или как к выздоровевшему душевнобольному, оказавшемуся в совершенно новом для него мире. Не переживай, меня снова поместили на мое место.
– Да нет, не просто поместили назад, а еще и подсадили новеньких, – пошутил Тэдди и мы, до этого напряженные, с облегчением и от души посмеялись.
Посмеявшись, Альфред задумался, но ненадолго.
– Ребята, а ведь это здорово! Сейчас вы меня натолкнули на прекрасную мысль. Вы знаете, что у нас много внимания уделяется психологической разгрузке. Это не блажь. Без нее ты просто устаешь, а потом не знаешь, куда себя деть. Так вот, я думаю, что было бы прекрасно, если бы вы на сон грядущий рассказывали всем о своей жизни. Это было бы интересно не только нам, ничего не знающим о вас, но и вам самим. Как вы считаете? – очередной его вопрос в очередной раз поставил меня в тупик, – Да вы не переживайте, что захотите, то и расскажете.
– Сэр, уже скоро половина десятого, – этак неназойливо перевел я разговор на другую тему.
– Да-да, хорошо. Пойдемте разгружаться, – Было видно, что Альфред опять пришел в то прекрасное настроение, которое покидало его во время воспоминаний.
Мне стало немного жаль его. Действительно, эти люди оторваны от жизни раз и навсегда. При мысли, что со мной происходит то же самое, меня передернуло.
Психологическая разрядка на этот раз в корне отличалась от предыдущей. На этот раз нам предлагались своеобразные игры с комическим уклоном. Даже с моим характером трудно было удержаться от смеха, который усиливался общей атмосферой. Со стороны могло показаться, что все мы сошли с ума. Расходились мы с чувством, что веселее компании у нас до этого просто не было. Сон после такой разрядки был просто одно удовольствие.
Так закончился наш первый рабочий день. Спокойной ночи на новом месте!
Глава II
Оставшиеся два дня пролетели как один миг. Наступил момент прощания с Землей. Как такового прощания не было. Не было оркестров, парадов, многих тысяч букетов. Нас собрали в общем зале, где мы уже находились по прибытии на корабль. Открылся большой, во всю стену экран. Когда он включился, на нем мы увидели пульт управления полетами. Это был большой зал, заполненный в центре всевозможной электроникой, стены представляли собой экраны с немыслимыми схемами, диаграммами, бегущими строками и т. д. На одном из них виднелся и наш зал со всеми нами в придачу. Таким образом, мы могли лицезреть самих себя в сей торжественный момент. Большинство из собравшихся в зале пульта управления представляло собой довольно внушительную картину. Серьезные и представительные дяди и не менее серьезные, но симпатичные тети.
Приняв правила игры, предложенные Альфредом, я смотрел на них совсем другими глазами, чем делал бы это еще три дня назад. Не составляло труда разглядеть в этом представительном собрании просто-напросто коллектив игроков, явно получающих удовольствие от происходящего действа. Глобальные масштабы игры позволяли им ощущать свою значительность. Я представил себе, как я бы чувствовал себя на их месте, и пришлось сознаться, что это бы тоже мне очень нравилось.
Перед нами возникло лицо немолодого уже человека, смотрящего прямо в камеру, то есть, если абстрагироваться от средств связи, прямо на нас.
– Привет, ребята! Для тех, кто меня не знает, я представлюсь. Зовут меня Джон Саммерс, я руководитель вашего проекта. Сегодня нам предстоит расстаться с вами. Перед вашим экипажем мы поставили несколько важных задач, не скрою, от их решения зависит дальнейшее развитие нашей астронавтики. Поэтому я считаю, что поработать вам предстоит немало. Уверен, что у вас все получится, тем более, что часть вашего экипажа выполнило в свое время аналогичную программу с блеском. Что я могу сказать еще? Возвращайтесь живыми и передавайте привет нашим пра-правнукам. Счастливого плавания!
Мне понравились его слова, чувствовалось, что сказано было от души. Следующий персонаж представлял собой ну очень представительного мужчину средних лет, видимо, считающему себя вправе объяснить самому Господу, в чем заключается его миссия на Земле.
– Я приветствую вас, господа! Мистер Саммерс очень сильно поскромничал в своей речи. Я попытаюсь исправить положение. Так вот, господа. Я хочу, чтобы вы прониклись всей важностью возложенной на вас миссии. Да-да, именно миссии, потому что до завершения ее на Землю не успеет возвратиться еще ни один из уже посланных кораблей. Вы уловили? Конечно, мы не будем топтаться на месте, но результаты вашего полета нужны нам как воздух. Поэтому все человечество смотрит на вас, как на саму надежду. Вы – наши герои, наше будущее. Проникнитесь этим и оправдайте наши надежды! И помните, мы с вами, вы забрали с собой наши сердца!
По лицу этого мистера, кстати, в порыве восторженного словоизлияния забывшего даже представиться, было видно, что он очень доволен своей речью. Мне показалось, что так должен говорить представитель правительства. Я оглянулся на своих товарищей, по их лицам можно было догадаться, что творилось в душе каждого из них. И здесь я спохватился. Этот спектакль был устроен для всех, наверное, транслировался по телевидению. А я сижу и изображаю из себя неизвестно что. Этакий знаток человеческих душ. Мне стало неприятно за самого себя, вернее – неудобно. Поэтому, повернувшись к экрану, я постарался как можно более достоверно изобразить на лице воодушевление и тому подобные чувства. Лица на экране сменялись, говорились теплые, а иногда горячие слова в наш адрес. В конце концов, очередь дошла и до нашего командира. Его ответная речь была короткой и деловой. Все очень просто: оправдаем доверие, выполним все поставленные задачи и вернемся. Действительно, что же еще? Работа есть работа, какой бы сложной и ответственной она не была. По окончании его речи все встали в обоих залах, и настало время аплодисментов и прощальных взмахов руками. Экран погас.
– Экипаж, по местам, – скомандовал командир, и он был прав. К чему разводить сантименты, и так все понятно. Зал опустел, экран закрылся до следующего общего сбора на юпитерианской орбите. В общем-то, совсем ненадолго, всего на какой-то месяц с небольшим.
Мое место при старте корабля оказалось самым банальным – и своей собственной комнате. Таким оказался порядок. В штурманской находились Альфред и Жан, которому предстояло первое дежурство. Меня это устраивало, так как быть первым не очень-то хотелось. Моя смена начиналась через восемнадцать часов, вернее, два по девять. Девятичасовое дежурство не представлялось мне чем-то уж очень сложным. Сиди себе и наблюдай за экраном компьютера. Распорядок дня сохранялся, только дежурные должны были включаться в него или выходить из него в свое время. Все ясно и понятно, вопросов нет.
Согласно инструкции, я уселся в специальное кресло, чем-то напоминающее соответствующий предмет в стоматологическом кабинете, и пристегнулся эластичными ремнями. На часы я не смотрел специально, не люблю этот процесс, ожидание с часами больше похоже на пытку.
И вот процесс начался. Возникло ощущение, что все вокруг тебя резко бросилось вверх. Кресло опустилось, и я находился сейчас на уровне пола, вжатый в него до невозможности. Тело налилось свинцовой тяжестью, кровь прилила к голове и, я особенно это почувствовал, к глазам. Пульс чувствовался во всем теле. Сколько это продолжалось, я сказать не могу, так как теперь, если бы я и захотел посмотреть на часы, то вряд ли смог бы это сделать. Начала побаливать голова. Постепенно пол стал удаляться, и кресло возвратилось в нормальное положение. И тогда я почувствовал, что тело мое потеряло вес и держусь я только благодаря ремням. Судьбу искушать я не стал и продолжал ждать. Наконец мое тело приобрело вес, можно было подниматься. Я не удержался и посмотрел на часы. До очередной психологической разгрузки оставалось еще минут пятнадцать, и я решил просто полежать в том же положении. Тело слегка постанывало, и вставать не хотелось. Этот процесс нарушил Тэдди, ввалившийся без предупреждения. На лбу у него красовалась шишка. Нетрудно было догадаться о ее происхождении.
– Лежишь, лежебока, и правильно делаешь! А я уже заработал предупреждение. Сильно видно? – он смотрел на меня с надеждой, что я ему скажу: «Что видно и где?», но пришлось его разочаровать. Такое украшение не спрячешь.
– Ты понимаешь, эта невесомость, будь она неладна, сыграла со мной в футбол, причем моей же головой. Я подумал, что так все и останется, отстегнулся, немного полетел и, хлоп, уже на полу. – Тэдди делился своими впечатлениями и опасливо поглядывал на меня, – слушай, а тебе, случайно, не плохо? Может быть, позвать врача?
Я досадливо поморщился.
– Какой там врач! Просто лежу, отдыхаю. А ты, понимаешь ли, ворвался, шумишь, не даешь приятно провести время, – мои интонации, наверное, были слишком сердитые и Тэдди обиделся.
– Ну чего ты? А вдруг тебе и правда… – он повернулся, чтобы выйти.
– Тэд, подожди, я не хотел, – пытался оправдаться я, – сам понимаешь, не каждый день такие дела происходят. Если посидишь немного, то мы вместе пойдем на процедуры.
– Хорошо.
– Я отстегнул ремни и сел в кресло. Голова немного кружилась. Встал на ноги, прошелся по комнате. Вроде бы все нормально, только ходить стало легче. Я подпрыгнул и едва не ударился об потолок.
– Ага, и тебе хочется отметиться? – не без ехидства отметил Тэдди. – да, сила тяжести изменилась, о чем я тебе и хотел рассказать, да ты полез в бутылку. Так что не делай резких движений, а то будешь иметь что-нибудь не очень красивое и болючее.
– Начинается, не успели отчалить и уже новости, – проворчал я, – как ты думаешь, это теперь надолго?
– Не знаю, но, по-моему, да. Ничего, привыкнем. Старики же привыкли, а мы что, рыжие, что ли? Ой, извини, я не хотел, – Тэдди покраснел, взглянув на мои отливающие рыжиной волосы.
– Слушай, за пять минут ты только и делаешь, что пытаешься вывести меня из себя, – я с угрожающим видом направился к нему и попробовал провести захват. Мы немного поборолись, и я понял, что Тэдди намного сильнее меря. Что за жизнь? Этот сильнее, тот умнее, третий веселее? Не жизнь, а сплошное невезение. Слегка запыхавшиеся, мы похлопали друг друга по плечам и рассмеялись.
Так состоялось наше фактическое знакомство с Тэдом. Хороший парень, только несобранный немножко, но это не самый большой недостаток.
Слегка подпрыгивая и от этого веселясь еще больше, мы пошли разгружаться. Вообще-то жизнь не так уж и плоха, или мне это только кажется?
После ужина мы вместе с Тэдом сидели у меня в комнате и, слушая музыку, перебрасывались ничего не значащими фразами. Но, если откровенно, то мы ждали Альфреда. Нам не терпелось услышать его рассказы. Нужно сказать, что он нас порядком заинтриговал. И вот, наши ожидания увенчались успехом. Он вошел, как всегда, в приподнятом настроении, но чувствовалось, что прибавилось еще что-то неуловимое.
– О, вы не теряете времени даром. Музыка, музыка и еще раз музыка. Как меня учил знакомый меломан, музыка познается в движении и никак иначе. Ребята, а как движутся под эту музыку, покажите мне, пожалуйста. – Альфред, как всегда, взял инициативу в свои руки.
Я беспомощно посмотрел на Тэдди, так как и танцор из меня неважный. Я никак не мог побороть скованности в таких мероприятиях. Тэдди встал и показал несколько па. Альфред повторил их. А что, получается у него неплохо. Попав в ритм, он уже не придерживался определенных правил, а просто пластично и грациозно двигался. Мы смотрели на него, раскрыв рты. Таланты нашего начальника раскрывались один за другим. Когда музыка закончилась, мы с Тэдом захлопали в ладоши. Концерт хотя и был бесплатным, но нам понравился.
– Ничего музыка, больше для тела, чем для души, но захватывает. Автора я не спрашиваю, все равно забуду. Ну, так что, птенцы мои желторотые, осваиваетесь, как я вижу? – он с видимым удовольствием посмотрел на цветную картинку, изображенную на лбу Тэдди.
– Осваиваемся, да еще какими темпами, – отозвался Тэд, пытаясь за шуткой скрыть смущение.
– Да-а, темп вы взяли крутой, пора останавливать, – в тон ему ответил Альфред. – Жан показал себя молодцом. Кремень, а не парень. Я заходил к нему несколько раз – следит за полетом, почти как автомат. Я ему немного позавидовал, сам бы так не смог, нет – нет, да и отвлекусь. Так чем займемся, голуби мои сизокрылые? Есть предложения?
– Предложений нет, есть одна просьба… – начал я, но Альфред меня опередил:
– …рассказать что-нибудь захватывающее. Я правильно понял?
Я кивнул, а Тэдди радостно заулыбался.
– Ну, хорошо, попробую. Но с одним условием – вы меня не перебиваете и не задаете вопросов. Идет?
– Идет, – одновременно воскликнули мы.
– Тогда слушайте. Начну я с самого начала, так будет правильнее.
Наш корабль был восьмым по счету, отправленным к звездам. Первые семь еще не возвратились, поэтому для нас было все равно, восьмые мы, первые или двадцатые. Проводы стали уже традицией, сценарий отработан, и мы в напутствие получили то же самое, что и первые. Скажу прямо, самым большим раздражителем для нас была неизвестность. Она не только пугала, но и притягивала. Сейчас уже проще, а тогда спинной мозг выдавал разные сюрпризы. С течением времени страх становился сильнее, поскольку усталость от полета накапливалась, и притуплялись все чувства, кроме одного, вы поняли, о каком чувстве я говорю? Да, страх – чувство не из приятных. Что мы только не вытворяли, чтобы развлечься! Но, к сожалению, все быстро надоедало. Прошло уже много времени, как мы были заключены в четырех стенах.
Однажды, во время сна я услышал вой аварийной системы. От безделья мы тренировались как проклятые, поэтому экипаж был на ногах в течение двух минут. Уже когда мы прибежали на место, я увидел, что дежуривший штурман, мой непосредственный начальник, сидит в кресле без движения. Корабль продолжал свой путь, как ни в чем ни бывало, а сигнал тревоги был включен и начальник мой не спал, он умер.
Честно говоря, я растерялся. Когда немного отошел, в штурманской уже собрался весь командный состав. Командир дал мне задание проверить память компьютера. Я проверил. Оказалось, что штурман вычислял траекторию полета по новым данным, но с восстановлением курса через некоторое время. То есть, создавалось такое впечатление, что на нашем пути должно было возникнуть некое тело, причем внушительных размеров. И штурман пытался обойти его.
Я поковырялся в компьютере и обнаружил, что таких данных в его памяти нет. А они должны были быть обязательно. Да и как их могло не быть, ведь все, что показывает нам экран, выдается компьютером. Других видимых причин также не было. Оставалось предположить, что штурману все это померещилось. Он пытался спасти корабль от катастрофы, но компьютер не принял команды на изменение курса. И тогда катастрофа произошла в мозге штурмана. Других объяснений не было.
Это был первый случай смерти на нашем корабле. Некоторое время мы не могли оправиться от удара. Пришли к выводу, что у несчастного начались галлюцинации или что-то в этом роде. Корабль не был приспособлен для хранения тел умерших. Мы его кремировали, а урну отправили за борт. Так поступали в древности моряки.
Его обязанности возложили на меня. Нашей группе стало сложнее, потому что график дежурств уплотнился. Я не один раз доказывал командиру, что постоянное дежурство не так уж необходимо, можно оставлять окна между дежурствами по три часа, но он был неумолим. Через сутки произошло нечто подобное. Помощник командира, находясь на вахте, тоже включил аварийную систему. На этот раз у нас был очевидец. Он долго и сбивчиво рассказывал, что он видел и что предпринял.
Заступив на дежурство, он был сильно взвинчен, переживал за то, что не сможет выдержать эту вахту. Откуда у него появилась эта уверенность, он не знал. Нарушая инструкцию, помощник старался не смотреть на экран, полагаясь на случай и на бортовую систему. Но все-таки соблазн оказался слишком велик, и он бросил на него взгляд. Этого было достаточно, чтобы увидеть, что к ним быстро приближается какой-то объект, похожий на космический корабль, но сказать точно, что это был корабль, он не мог. Все, что он успел сделать, это запросить штурманскую, но связь не работала. Что оставалось делать? Изменять курс или что-то еще? И помощник не решился что-либо менять, а просто нажал клавишу аварийной сигнализации и, обхватив голову руками, спрятался под стол. В этом положении мы его и обнаружили.
Снова все бросились в штурманскую. Помощник штурмана пытался найти причину срабатывания сигнализации. На наш вопрос, видел ли он что-либо на экране, ответил отрицательно. Вид у него был не заспанный, проспать этот момент он не мог. Я снова пытался обнаружить в памяти компьютера, но мои предположения оправдались – чистота и порядок, полное отсутствие крупных тел на расстоянии многих миллионов километров. Это была уже загадка. Или мы поодиночке начинали сходить с ума, или попали под воздействие могущественного разума. Неизвестно, что из этих предположений истинно, и последствия какой из загадок опаснее.