Краснодар, деточка!

Ноу проблем – любой намбер

Около одиннадцати вечера прекратили выпивать в баре алма-атинской гостиницы «Казахстан».

– Все, пора в аэропорт, – устало пробубнил я.

– Не торопись, все равно рейс отложат, – посоветовали выпивавшие со мной знающие люди.

Но мой «московский» командировочный гон заставил меня выехать. Продрейфовав по дождливому ночному городу на гостиничном автобусе минут тридцать, я выгрузился в здание аэропорта. Табло издевательски оповестило о задержке нужного рейса: Алма-Ата – Ташкент. Минимум на два часа. Пришлось отправляться обратно в гостиницу и продолжить ожидание в баре. Так повторялось еще два раза за ночь.

Уже под утро, окончательно обессилев, с четвертой попытки, я занял очередь на регистрацию. Кучка таких же, как я страдальцев топталась перед выходом в зону посадки.

– А вы, молодой человек, никуда не полетите, – тихо, но строго проинформировал меня средних лет контролер с усталым славянским лицом, мельком взглянув в мой, еще советского образца, паспорт. В те далекие время мои сограждане еще пользовались привилегией путешествовать по «осколкам империи» с общегражданским паспортом.

– С чего бы это?– с нажимом поинтересовался я.

– Паспорт не действителен – фотография в 25 лет не переклеена. Кстати, уже три года, как недействителен, – уныло объяснил контролер.

– В России – действителен, а здесь… у вас в… не действителен?!– начал закипать я, – Я полечу, дорогой мой человек, обязательно полечу!

Во мне заговорил дух оскорбленного колонизатора. Метрополия негодовала.

Нехорошо улыбнувшись, контролер, молча, взял мою сумку и кивком головы пригласил меня в находящееся напротив линейное отделение милиции.

Зайдя в помещение, я с вызовом плюхнулся за обшарпанный стол. Со стенда, напротив, на меня приветственно смотрели недобрые лица находящихся в розыске преступников. Вся атмосфера помещения располагала к немедленной даче показаний.

В отделении, почему-то, находилась вся дежурная смена местной милиции – человек восемь, задрапированных мятой формой, казахов, разных званий, возрастов и упитанности. Старший смены – круглолицый, толстый старшина, в кителе, едва сходящимся на животе и напоминавшим скорее школьный пиджак, позаимствованный у сына, чем милицейскую форму, уселся напротив меня. В руках он ловко крутил мой паспорт. Остальные «кочевники» стоя сгрудились за его спиной.

Происходящее точно повторяло сцену задержания главного героя фильма «Полночный экспресс» в стамбульском аэропорту. С той лишь разницей, что у меня не было груза гашиша на теле, а всего лишь просроченный российский паспорт.

Все вокруг возбужденно загалдели на непонятном языке, размахивая в мою сторону руками и зловеще указывая на меня друг другу кивками голов. Я не понимал ни слова и немного смущенно, но скорее глупо улыбался в ответ. На рейс я уже безоговорочно опаздывал.

– Короче, сколько?– как на восточном базаре, громко прокричал я, прервав оживленную милицейскую дискуссию. На мгновение наступила звенящая тишина.

Очень быстро тишину нарушил круглолицый старшина. Что-то возбужденно выкрикивая по-казахски, он тыкал в лица нависших над ним сослуживцев растопыренными толстыми пальцами и загибал их один за одним. Старшина явно перечислял людей, которых необходимо было одарить «от моего бакшиша».

– Оның үстіне осы бере бере!! Ал бізге болып қала беретінін! Двести тенге! – закончил истеричные подсчеты круглолицый.

– Нет у меня ваших тенге! В долларах сколько? – перехватив инициативу, контратаковал я.

«Круглолицый» с напряженным выражением лица опять углубился в непродолжительные подсчеты. Собравшиеся вокруг подчиненные, что-то тихо подсказывая, уважительно старались оказать ему помощь.

– ВосЭм долларов!– отчаянно выдохнул старшина.

– Восемь нет – есть десять! Но мой самолет уже на «рулежке»! Чего делать то будем, командир? – продолжал напирать я.

– Брат! Не беспокойся, брат! Все решим! Улетишь точно, брат!– расплылся в широкой улыбке мой визави, и, достав большой, как скатерть, цветастый платок, вытер им вспотевшее от волнения лицо. Помещение наполнилось возбужденными победными выкриками подчиненных.

…Всей сменой меня провожали на летное поле, младший сотрудник нёс мою сумку. Усадили в ожидавший милицейский УАЗ, за руль вскочил сам круглолицый старшина. «Бобик» рванул поперек летного поля и остановился прямо на пути уже изготовившегося к взлету старенького ТУ-134, с гордой надписью на борту: «Uzbekistan Airlines».

Вы не поверите, сколько можно было сделать за два «лишних» доллара в Алма-Ате в 1995 году!

Немедленно подали трап. Прощально помахав рукой широко улыбавшемуся, провожавшему меня брату-милиционеру, я, как кинозвезда, взбежал по трапу. И… уперся в закрытый входной люк самолета. Осознавая всю абсурдность ситуации, настойчиво постучал. За иллюминатором, внутри салона метнулись тревожные тени. Наконец, с пугающим потусторонним скрипом, наружу медленно откинулся пассажирский люк. На пороге, опершись плечом на обшивку самолета, стоял изрядно подвыпивший или обкуренный бортпроводник. Взгляд своих пьяных узбекских глаз он устремил куда-то вдаль, сквозь меня. Будто рассматривал освещенные ранним утренним солнцем, заснеженные вершины гор Алатау вдалеке, живописным белым забором окружившим город.

Я протянул свой посадочный талон. Бортпроводник медленно и отрешенно отстранил его рукой и, почему-то приняв меня за иностранца, с дежурной улыбкой произнес: «Ноу проблем… Любой намберс…». Что, должно быть, означало «свободную рассадку».

Быстро заняв свободное место в самом конце полупустого салона, я откинулся в кресле и почти мгновенно отключился.

– Уважаемый… Друг… Перейди в первые ряды, пожалуйста – проблема с центровкой самолета, – настойчиво тряся меня за плечо «гостеприимный» стюард. Делал он это почему-то в момент взлета. Я, чертыхаясь, переполз на свободное место в первых рядах.

Заслуженный ТУ-134 издавал странные грохочущие звуки и натужный скрип, как будто, пытаясь взлететь, он самостоятельно взмахивал своими крыльями.

В начале салона блистали две бортпроводницы. Обе напоминали собой персонажей мультфильма «Пузырь и Соломинка». Одна, как ни странно – высоченная и очень худая узбечка, рослая настолько, что почти доставала головой потолок салона. Вторая – полная русская тетка, такая широкая, что была вынуждена перемещаться по проходу боком. У обеих были одинаковые прически, завитые «мелким бесиком», судя по всему в одной и той же парикмахерской.

Через проход от меня испуганно замер в кресле какой-то немецкий «фирмач». Держа в дрожащей руке пластиковый стаканчик с водой, он что-то тихо бормотал по-немецки: толи декламировал Гейне, толи молился.

– Воды не желаете? – угрожающе нависнув надо мной, протрубила «Широкая» стюардесса. При этом, нагнувшись ко мне, она своей кормовой частью опрокинула стакан в руках сидящего через проход немца. За ее спиной раздались осторожные немецкие ругательства. «Широкая», по-моему, даже ничего не заметила.

Самолет набрал высоту и с облегчением прекратил кряхтеть. За иллюминатором открывался потрясающий вид на раскинувшиеся до горизонта вечные горы…

Москва 2015 од.

Краснодар, деточка…

Гуляние на Левбердоне затянулось до поздней ночи. Вообще, удивительно как нам удалось так быстро покинуть это легендарное место … «Левый, левый, левый берег Дона: пляжи, чайки, плёсы у затона …».

Еще достаточно долго у нас в ушах звучали незатейливые мелодии ростовского шансона, звон пивных кружек и тарелок с закусками, громкий хохот и пьяные возгласы подвыпивших посетителей многочисленных ресторанов и кафе, обильно разместившихся на левом низком берегу Дона. Дальнейшая жизнь командированных представлялась нам интересной, веселой и полной новых впечатлений.

Выйдя из ресторана «Петровский причал» подышать свежим воздухом и … покурить, мы, недолго посовещавшись, решили все же покинуть гостеприимный Ростов-на-Дону, чтобы к утру быть в Краснодаре – конечном пункте нашей командировки. Мы – это трое руководящих сотрудников московского представительства крупной международной фармацевтической компании. В командировке нас сопровождал штатный водитель представительства – Олег.

Накануне, Олег провез нас от Москвы до Ростова- на- Дону – одну тысячу километров. Поэтому его дальнейшее пребывание за рулем становилось небезопасным для окружающих. Тем более после нашего искрометного блиц – турне по ресторанам и увеселительным заведениям Левого- Берега- Дона.

Уже глубокой ночью, выезжая в сторону Краснодара, сразу за Батайском, сидящий за рулем Олег на секунду отключился. Вильнув на обочину, распугал придорожных проституток, предусмотрительно щедро, словно живая изгородь, расставленных вдоль трассы. Сопровождаемый визгом тормозов и воплями испуганных жриц продажной любви наш автомобиль с трудом вернулся на полосу и остановился. Мне пришлось сменить Олега на водительском месте, он же, с облегчением пересев назад, мгновенно уснул.

По прошествии нескольких часов, ранним июльским утром наша «Лада» с желтыми «представительскими» номерами московского региона стремительно приближалась к столице Кубани. На заднем сидении тихо, как ребенок, спал наш водитель, рядом с ним, привалившись головой к запотевшему окну, зычно храпел Игорь Абрамов – региональный руководитель продаж, справа от меня «громыхал» басами Лёша Рыбкин – Директор по продажам московского представительства. К счастью, могучий храп моих коллег не давал мне самому уснуть за рулем, как дневальному в наряде. Атмосфера внутри салона итак напоминала спящую казарму… Во всех смыслах.

По обе стороны трассы простирались бесконечные поля, подернутые утренним туманом. Солнце только что начало всходить, было еще по-утреннему свежо, в открытое окно проникал запах свежескошенной травы и остывающего асфальта.

При въезде в город, с противоположной от нас стороны трассы, в лесополосе притаился пост ГАИ. Заметив одинокий автомобиль, от патрульной машины отделился и направился, точнее – медленно поплыл в нашу сторону, огромный как стог сена, толстый сержант-гаишник. Он не размахивал, а скорее на ходу тыкал в нашу сторону полосатым жезлом, словно учитель указкой, призывая нас остановиться. Мы притормозили у обочины.

С трудом преодолев четыре полосы, еще почти пустой в это время суток трассы, гаишник ткнулся могучим животом в водительскую дверь нашего автомобиля. На верхней части его безразмерного туловища одиноко и как-то несерьезно повис автомат АКСУ. Выглядело это грозное оружие совсем по-детски, словно игрушечный автоматик «Огонёк». У меня, как наверняка и у многих моих сверстников, где-то есть фотография, на которой я изображен гордо стоящим у новогодней ёлки, с точно таким игрушечным автоматом на груди.

Необъятный торс гаишника полностью заслонил в водительском окне окрестный пейзаж, в машине опять немного стемнело и стало душновато.

– Ваши документы,– запыхавшись, с явно пробуждающимися охотничьими интонациями прогудел сержант. Интерес его, конечно же, вызвали «желтые» московские номерные знаки – в те времена явление достаточно редкое в регионах нашей необъятной Родины. Профессиональная интуиция предсказывала гаишнику скорую поживу.

Толи от страха быть застуканным выпившим за рулем, толи просто от скуки, но во мне проснулись «чертики». Захотелось импровизации.

Я постарался придать своему лицу максимально озабоченное выражение и высунулся в окно.

– А это какой город, товарищ сержант? – протягивая через опущенное стекло свое водительское удостоверение и документы на автомобиль, с деланной тревогой в голосе спросил я.

Гаишник на секунду замер. Затем он, повернувшись всем телом, на всякий случай посмотрел на огромные бетонные буквы с названием родного города, величественным монументом, возвышавшимся у него за спиной.

– Крас.. КрасНо-Даарр!!– немного запинаясь, неуверенно, вслух прочитал сержант, опять, как учитель, указывая в сторону надписи жезлом.

– Как Краснодар?! Почему Краснодар?! КРАСНОДАР?! – отчаянно заголосил я, – Леша, просыпайся! Да проснись же, черт бы тебя подрал! – толкал я в бок мирно спавшего и ничего не подозревавшего коллегу.

– Я же вам говорил! Говорил же, что нам нужно было направо, когда из Москвы выезжали?! А вы – прямо, прямо!! – продолжал «бушевать» я.

Лёша Рыбкин с трудом открыл глаза и осоловело уставился на меня. Через несколько мгновений, прейдя в себя, и сориентировавшись в происходящем, он начал мне подыгрывать.

– Ты что же географию не учил? Тебя бы не остановили, ты так что, до Черного моря ехал бы? Когда же мы теперь назад доберемся, а, ненормальный? – «набросился» он на меня.

– Вот сам бы и садился за руль, если такой умный! – по-жлобски «парировал» я. Диалог развивался стремительно – стороны показательно быстро перешли на личности.

Гаишник ошарашено наблюдал за диспутом двух столичных идиотов. Так ничего больше не спросив, он протянул мне обратно документы, вяло козырнул и растерянно напутствовал нас словами:

– Счастливого пути… Будьте внимательны… Пожалуйста.

Мы медленно тронулись с места. Время в этот напряженный момент тянулось невообразимо долго, как в фильмах про разведчиков, нелегально пересекающих границу.

– А ты думаешь, мы где, а? В Краснодаре, деточка, в Краснодаре, в столице Кубани! – хором заорали мы, отъехав на безопасное расстояние. «Казарма» проснулась окончательно и начало дико ржать.

Я посмотрел в зеркало заднего вида. Уже достаточно далеко, позади, таяло в тумане очертание толи стога сена, толи огромной человеческой фигуры с растопыренными от удивления руками, похожими на воткнутые в стог грабли …

Пятьсот поклонов

Вы спрашиваете меня о моем отношении к институту церкви. Модный одно время вопрос, но я до сих пор не могу найти на него однозначный ответ. Я сформулировал его по-конформистски расплывчато – хрен его знает!

Итак, представьте: первые числа января 1993 года. Конец Рождественского Поста, канун Крещения. Группа специалистов АО «Росвнешторг» (я в ее составе самый молодой и неопытный инженер-экономист II категории) прибыла в славный город Смоленск, на ликероводочное предприятие с говорящим названием – «Бахус». Предстоял шефмонтаж новой, но уже побывавшей где-то в эксплуатации, немецкой разливочной линии.

Знакомство с производством началось с посещения лаборатории разливочного цеха. Обстановка в лаборатории отчетливо напоминала сцены из «Собрания на ликероводочном заводе», Михал Михалыча Жванецкого. Прямо из стены, внутрь лабораторного помещения торчали краны-штуцеры, по-видимому, для взятия проб продукта на разных стадиях процесса розлива. Вдоль стены, граничащей с разливочной линией, но с внутренней ее стороны, бесконечно тянулся, скрываясь за производственным горизонтом, широкий стол из струганных досок.

Убранство стола являло собой «кулацкий шик»: квашеная капуста, соленые грибы, вареные яйца, сало и прочая не очень изысканная, но аппетитная снедь. Короче не еда, а закуска! Для полной ассоциации на столе не хватало только большой, в четверть ведра, бутыли самогона… Но ее с успехом заменяла огромная лабораторная колба со свеже произведенным «продуктом».

Осмелюсь предположить, стол этот служил местом проведения многочисленных и разнообразных цеховых мероприятий: от дней рождений работников и их поминок, до празднования 8-го марта и профсоюзных посиделок.

С дальнего торца стола расположилась довольно колоритная компания. Во главе стола огромным черным валуном возвышался местный служитель культа – настоятель одного из главных смоленских православных храмов. На его могучей груди и животе горизонтально лежала значительная цепь с распятием… Епископальная бордовая камилавка на его голове по цвету почти сливалась с большим и разгоряченным алкоголем лицом.

По обе стороны от батюшки, как народные заседатели в суде, расположились двое крупных мужчин: справа от священника – главный инженер завода, слева- главный технолог.

В углу, у лабораторного шкафа притаилась черной птичкой Матушка – благоверная супруга Отца-настоятеля. Она постоянно исполняла крестное знамение, скороговоркой произнося при этом тихим, но уверенным голосом только одну фразу:

– Батюшка, грех-то какой, Пост же, Отец родной!

Компания широко и весело отмечала удачную «сделку»: завод отгрузил в епархию цистерну очищенной воды для приближающейся крещенской дистрибуции. Так как переговоры, судя по всему, прошли успешно, настроение за столом царило приподнято-возбужденное.

Увидев нашу делегацию, Батюшка обрадовано протрубил: – C путниками (командировочные тоже путешествуют, как будто) и в Пост выпить – не грех!!

И моментально «махнул» очередную рюмку – Спаси и помилуй!

Матушка, перекрестившись, дежурно проохала из-за шкафа: “Батюшка! Пост же!»

– С путниками имею право!– не терпящим возражений тоном, немного « с нажимом», но задорно парировал поп.

После пятого или шестого тоста «за путешественников» священнослужитель по-хозяйски быстро свернул застолье, и неуверенно поднявшись из-за стола, прогремел ставшую почти хрестоматийной фразу:

– Ну, а теперь поедем ко мне в трапезную и отужинаем! (естественно, чем Бог послал).

Из-за шкафа испепеляющим взглядом зыркнула Матушка, но Отца-настоятеля было уже не удержать. Главного инженера пришлось бросить на поле боя.

Вся компания наша шумно вывалила на морозный воздух, в заводской двор. Крещенское небо над нами было черное и прозрачное, обклеенное белым конфетти звезд…

Я был несколько озадачен, увидев, что крепко выпивший Батюшка лично усаживается за руль своего ВАЗ-2104. Рядом с ним разместился мой старший коллега Сережа Св..ов – мужчина крупный и тоже задорно выпивавший. На заднем сидении, стиснутая с боков мной и главным технологом завода, и от этого еще больше напоминающая черного скворца в тесной клетке, замерла Матушка.

– Ну, спаси и сохрани! Едем ужинать,– выдохнул батюшка и завел машину.

Выпуская в морозный смоленский воздух белые клубы выхлопных газов «четверка» натужно тронулась. Сдвинут с места четыре крупногабаритных тела было для гордости отечественного автопрома сложной задачей. Стекла внутри машины мгновенно запотели и покрылись инеем.

На одном из перекрестков, батюшка не удержал в повороте тяжелогруженую малолитражку, и она медленно, как разворачивающийся на реке плот, въехала в «предусмотрительно» припаркованный у обочины одинокий КАМАЗ. Вся передняя часть нашего автомобиля мгновенно смялась о заднее левое колесо самосвала.

Тесную ВАЗ-овскую «четверку», не смотря на выпитое спиртное и зимнюю одежду, покидали быстро, как подбитый танк. Клубы выхлопных газов моментально сменились струей пара из пробитого радиатора. Картина происходящего выглядела живописно. Последним из машины десантировался батюшка, неуверенным движением взгромоздил на голову чуть помятую камилавку и размеренно, широко перекрестился. Не спеша, он осмотрел поврежденные капот и радиатор автомобиля и медленно отошел от нашей компании в сторону, шагов на двадцать. Остальные пассажиры разгорячено обсуждали произошедшее, перебивая друг друга и активно жестикулируя. Матушка отрешенно стояла в сторонке и, беспрерывно крестясь, тихо бормотала скороговоркой «Пост же… Грех-то какой…»

Я взглянул на батюшку. Со стороны могло показаться, что Батюшка, смотря в небо, с кем- то активно дискуссирует, при этом, то загибая, то разгибая пальцы, как будто что-то подсчитывая… Он пытался «договориться».

Вдруг в тихом морозном воздухе с некоторым облегчением в голосе прогремел его бас: « Все – ловим такси и едем в трапезную ужинать!»

– А как же машина? Все-таки ДТП – надо бы ГАИ вызывать!– по-пьяному суетливо загалдела наша компания.

– А, ладно!!! Отобью пятьсот поклонов – да и х..й с ним!!!» – радостно проревел батюшка и, подняв руку, вышел на перекресток ловить такси.

Кому предозначались последние слова можно было только догадываться, но я понял, что служителю культа удалось договориться со своим «начальством».

Все! Занавес!

Мой маленький Джон

«Хоть и маленьким звался тот Джон у людей,

Был он телом – что добрый медведь!

Не обнять в ширину, не достать в вышину, —

Было в парне на что поглядеть!»

– Как здорово, Дэ’нис, что я был уже во многих местах в России…Удивительно! – маленький английский человек, с хрестоматийным именем Джон Брукс (John Brooks) улыбался, глядя на меня абсолютно пьяными глазами через толстые стекла больших очков, которые на его лице смотрелись как два огромных увеличительных стекла.

Джон прилетел в «дикую Россию» с заданием посетить дистрибьюторов крупной британской фармацевтической компании, провести инвентаризации и проверить их финансовые отчеты, а я, как работник российского представительства этой же компании, сопровождал его в этих «увлекательных» поездках. Про себя я окрестил моего английского начальника Маленьким Джоном (Little John). Правда, прозвище это никак не было связано с героем баллады о храбром Робин Гуде. Оно скорее отражало внешний облик этого тщедушного человека и его почти детские реакции на происходящее вокруг.

– Представляешь, я уже был в России почти везде (наивный!): в Москве, Санкт-Петербурге, Ростове, Краснодаре, Самаре… и даже Владивостоке, Ик … чёрт, вот только в Новосибирске ещё не был! (Dem, I have never been to Novosibirsk! (?) Yet»…

… За сутки до предыдущего монолога…

– Доброе утро, уважаемые пассажиры! Наш самолёт приземлился в аэропорту города Кемерово. Температура в Кемерово – минус 38 градусов Цельсия, местное время 08:00 утра. До свидания, ну, и летайте самолетами Аэрофлота! – голос старшей бортпроводницы прозвучал буднично и немного сонно…

– What did she say, Denis? – по-английски поинтересовался мой спутник.

– The outside temperature is minus 38 degrees by Celsius, let’s go, John, – ответил я

Повисла напряженная тишина. Глаза Джона округлились от ужаса.

– Я никуда не пойду! Я вообще отказываюсь покидать самолёт! Дэ’нис, ты пойми – люди не могут, да, просто, не должны жить при такой температуре!!!!– побледнев, и абсолютно искренне испугавшись, пробормотал Джон и сухо сглотнул.

В ответ я лишь снисходительно улыбался. Ну, как было ему объяснить, что генетический опыт нашего народа предполагает не только проживание, но и активный физический труд на свежем воздухе и при более низких температурах…

– Stewardess, пожалуйста, скажите, а когда этот самолет полетит обратно в Москву? – не унимался «маленький Джон».

– Через три часа, – устало ответила бортпроводница, судя по всему, до конца не понимая, к чему клонит этот испуганный иностранец – Пожалуйста, на выход.

– Отлично! Решено! Мы подождем вылета прямо в салоне! Дэ’нис, позвони, пожалуйста, в офис, пусть везут документы сюда. Мы сможем проверить все отчеты прямо здесь, не выходя из самолета! Правда, да?!, – Джон был в восторге от своего, как он предполагал, оптимального решения.

– Джон, не хотелось бы тебя разочаровывать, но, боюсь, что это невозможно,– я посмотрел на него как на «дитё ма’лое», – По правилам авиационной безопасности нас все равно попросят удалиться прямо сейчас. Ты же не хочешь нарушать правила?

Сидя в своем кресле, Джон продолжал с надеждой заглядывать в глаза бортпроводнице. Стюардесса вопросительно и умоляюще, уже немного раздраженно, посмотрела в мою сторону.

Я не стал заставлять ее повторять свою просьбу дважды. Нахлобучил на Джона шапку, преодолевая его слабое мышечное сопротивление, помог надеть пуховик и деликатно, но настойчиво стал двигать его к выходу из самолета. Джон обреченно вздохнул и засеменил по проходу к трапу, очевидно решив правила все-таки не нарушать.

Кемерово встретил нас отличной зимней, настоящей сибирской погодой. Вдохнув полной грудью морозного воздуха, я очередной раз подумал, что ощущения погоды в Москве и Сибири абсолютно разные: «сухие» -38 градусов за Уралом переносятся гораздо легче, чем «сырые» -10-15 градусов в Первопрестольной. Вдвоем мы уселись в встречавший нас отечественный автомобиль и через двадцать минут уже катили по «приветливым» улицам города шахтерской славы. Нам предстоял блиц-тур по фармацевтическим компаниям Кузбасса.

Естественно, каждое производственное совещание в офисах местных дистрибьюторов начиналось «рабочим завтраком». Причем состав и количество блюд и напитков указывали на то, что принимающая сторона планировала плавно перевести завтрак в обед, а при необходимости – и в ужин. Офисные переговорные столы, сервированные по принципу «все, что в печи – на стол мечи», ломились от обильных мясных и рыбных закусок, сырных тарелок, фруктовых корзин, выпечки, конфетных наборов и прочей снеди. Ликероводочный ряд был щедро представлен местной «беленькой», немецкими ликерами ярко-химических цветов и, обязательной для данной местности, спиртовой пантовой настойкой «Легенды Алтая». До десерта и кофе, как правило, не доходило ни в одном из мест проведения «совещаний».