***
Чтобы прокормить себя, тобольские сыпары/сывары занимались рыболовством, охотой, земледелием. Занимались они и коневодством, о чём «свидетельствуют находки в курганах принадлежностей конской сбруи и многочисленные скульптурные изображения лошадей» [Мошинская, 1953б, с. 210]. Большой интерес представляет глиняная моделька седла. «В отличие от известных по археологии кочевников Алтая плоских сёдел, это седло имеет высокую переднюю и заднюю луку. Подобного типа сёдла с высокими луками известны как будто только в материалах Китая эпохи „Шести династий“…» [Мошинская, 1953б, с. 211]. (У древних тюрок сёдла имели низкую переднюю луку [Гумилёв, 1967, с. 68].) Лошади у тобольских сыпар/сывар, по-видимому, были низкорослые. (У древних тюрок лошади были высокие [Гумилёв, 1967, с. 68].) Предположение это основано на сообщении И. Шильтбергера – участника одного из походов Едигея в Сибирь (около 1410 года). Отмечая, что владетель Сибири (князь тобольских сыпар/сывар) подарил Едигею трёх диких лошадей, словленных на какой-то горе, И. Шильтбергер пишет: «…лошади же, живущие на горе, величиною с осла» [цит. по: Алексеев, 1941, с. 52—53]. Это были лошади хуннской породы, ближайшие их сёстры – монгольские, якутские лошади: невысокие, прочными ногами, круглый год пасущиеся в табунах на подножном корме, выдерживающие жестокие морозы.
* * *
В результате взаимодействия тобольских сыпар/сывар с местными племенами сложилась потчевашская археологическая культура. Территория её на севере доходит до устья Иртыша, на юге – до низовий Вагая (Вагай – левый приток Иртыша) и Ишима (Ишим – левый приток Иртыша, протекает по территории Республики Казахстан и Российской Федерации), района Тары (Тара – правый приток Иртыша, протекает по территории Новосибирской и Омской областей – Российская Федерация) и Саргатки (Саргатка – река в Омской обл., на левом берегу Иртыша); восточная и западная границы остаются пока неясными [Мошинская, 1953б, с. 218]. Единства в датировке этой археологической культуры нет. По мнению В. Н. Чернецова, она «едва ли восходит далее V в. до н.э.» [Чернецов, 1953б, с. 241]. Потчевашская археологическая культура, как установлено, существовала синхронно с усть-полуйской (речь о ней впереди). Близость их «совершенно несомненна» [Чернецов, 1953б, с. 221]. Согласно М. П. Грязнову, культуры, сходные с устьполуйской, надо датировать VII—VIII вв. [Грязнов, 1956, с. 137—138]. Но потчевашская археологическая культура древнее устьполуйской. Она возникла несколькими веками раньше и была «исходной при формировании усть-полуйской» [Чернецов, 1953б, с. 241]. Иначе и быть не может: не из Нижнего Приобья пришли сыпары/сывары в район нижнего течения Тобола и среднего течения Иртыша, а наоборот, в Нижнее Приобье они пришли из района нижнего течения Тобола и среднего течения Иртыша.
* * *
Среди памятников потчевашской археологической культуры встречаются вещи, хорошо датируемые временем до нашей эры. Например, в числе предметов Истяцкого клада (на Иртыше, в районе рек Тобола и Вагая) оказалось бронзовое литое китайское зеркало периода династии Цинь (249—206 гг. до н.э.) [Чернецов, 1953а, с. 164]. Такое же зеркало обнаружено в Савинском кургане (на левом берегу Иртыша, напротив Тобольска) [Мошинская, 1953б, с. 218]. Но значит ли это, что потчевашскую культуру, среди памятников которой найдены эти зеркала, следует датировать III в. до н.э.? И да и нет. Нет, потому что потомки восточно-азиатских хуннов в район нижнего течения Тобола и среднего течения Иртыша могли принести не только элементы китайской культуры, но и изготовленные китайскими мастерами предметы украшения, туалета и т.п., которые передавались из поколения в поколение. Вещи эти «попадали затем в погребения, клады или жертвенные места» [Грязнов, 1956, с. 137]. Особый интерес в этом отношении представляют бронзовые котлы. Их находили в разных местах Западной Сибири [Талицкая, 1953, с. 253, 254; Чернецов, 1953б, с. 221—222, 226], в том числе в Тобольске (в местности Тырковка в 1894 г. при рытье ямы на глубине 1,77 м) [Талицкая, 1953, с. 268]. Бронзовые котлы, согласно В. Н. Чернецову, «имели культовое значение» [Чернецов, 1953б, с. 222]. В плане данной работы важно не это, а то, что они обнаруживают почти полное сходство по форме с хуннским бронзовым котлом из Ноинулинского кургана №6 [Руденко, 1962, с. 36, рис. 29]. Один из таких бронзовых котлов, найденный близ Сургута В. Ф. Казаковым, имеется в Тобольском музее [Талицкая, 1953, с. 250]. Сходство их по форме, надо думать, неслучайно. (Между прочим, остатки хуннского, гуннского жертвенного котла найдены и на Каталаунских полях (современная Франция, равнина в Шампани к западу от города Труа и левого берега верхней Сены), где в июне 451 г. состоялось генеральное сражение между гуннами Аттилы и римлянами, визиготами. Есть такой котёл и среди артефактов музейного комплекса Иске Казан «Старая Казань», что находится примерно в двух км от городища Старая Казань (Республика Татарстан, Российская Федерация.) Кроме того, наблюдается «близость ушастых кельтов тобольского типа с северокитайскими, относящимися к позднечжоускому и ханьскому времени», «сходство потчевашских прорезных блях с китайскими ханьского времени» [Чернецов, 1953б, с. 241]. Все эти элементы китайской культуры в район нижнего течения Тобола и среднего течения Иртыша принесли потомки восточно-азиатских хуннов.
* * *
Из памятников потчевашской археологической культуры «особенно замечательно Чувашское городище на Чувашском мысу близ Тобольска» [Краткий путеводитель…, 1918, с. 64]. «Название Чувашский мыс, – писал М. С. Знаменский, – некоторые приписывают тому, что будто во времена Кучума на этом мысу жили Чуваши» [Знаменский, 1901, с. 17]. П. А. Словцов (1767—1843; Россия) – самое крупное после Г. Ф. Миллера имя в сибирской историографии – не разделял этого распространённого мнения, утверждая, что чувашей не было видно в бытиях сибирской истории [Словцов, 1834, с. 29]. Чувашское городище на Чувашском мысу (речь идёт о Бицик-Тypе – поселении тобольских сыпар/сывар) называется также Потчеваш, а мыс – Потчевашским. Согласно П. А. Словцову, под чуваши на остятском (хантыйском) языке значит «селение прибрежное» [Словцов, 1834, с. 29]. По мнению В. И. Мошинской, название Потчеваш следует понимать как Печвож – «Олений город» (из хантыйского: печ ~ пеш «оленёнок», вож «город» [Мошинская, 1953б, с. 189]. И всё же название Потчеваш, скорее всего, восходит к русскому под чуваш (и) (в произношении потчуваш, потчеваш). Оно образовано по модели «предлог под плюс существительное или прилагательное»: Подкаменка, Подгорное, Подлесное и т. д. Если это так, топоним Потчеваш естественно связывать с этнонимом чуваш, тем более что его носители (вопреки П. А. Словцову) во времена Кучума жили в районе Тобольска. Этот факт засвидетельствован Кунгурской летописью. В ней сообщается: «Ст. 24. Во второе лето ехав Кучюм в Казань (а власть он захватил в 1563 г. – Л.Ф.), и дочь казанского царя Мурата взял в жену и с нею многих чюваш (курсив мой. – Л.Ф.) и абыз и русскаго полону людей, и приехав на Сибирку, пребываше славно» [Краткая Сибирская летопись…, 1880]. У Кучума было много жён. В той же Кунгурской летописи читаем: «Ст.25. Розсадив царь Кучюм жен своих больших во близких местах, взял дочь у Давлетима мурзы и пребывав ей устроив близ градского места, на Паньине Бугре; другой же на Сузгунском мысу, имнем Сузге. По той жене и город зовом Сузга; ныне же словет Сузгун то место (в 6 км от Тобольска. – Л.Ф.), и ездиша к ним по пятницам» [Краткая Сибирская летопись…, 1880]. Вполне возможно, что дочь казанского царя Мурата, одну из своих жён, и чуваш, привезённых с нею, Кучум определил жить на мысу, получившем впоследствии название Чувашского, и где жили потомки тобольских сыпар/сывар. К тому времени, когда струги Ермака вошли в воды Иртыша (октябрь 1582 г.) на Чувашском мысу уже мог стоять укреплённый чувашский городок, о чём и сообщают письменные источники.
Чуваши и после разгрома Сибирского татарского ханства бывали в Тобольске. Так, в 1661—1662 гг., т. е. через сто лет после того, как Кучум привёз в Сибирь чувашей из Казанского ханства, из 34 пришедших в Тобольск торговых, служилых и прочих людей 10 были чуваши [Вилков, 1968, с. 65, табл. 2]. С известной долей вероятности можно допустить, что торговые связи чувашей с западно-сибирскими народностями существовали и до 1661 г. и после 1662 г.
(На страницах Ремезовской, Есиповской и Строгановской сибирских летописей упоминаются такие, например, топонимы, как Чувашская гора, Чувашский городок, Чувашский град, Чувашево.)
* * *
В самом конце ХV в. тобольских сыпар/сывар завоевали татары, основали на их землях свой юрт и дали ему название Сыбыр Юрт (Сибирское ханство) – по собственному имени тобольских хуннов и их державы (страны). С этого времени тобольские сыпары/сывары навсегда потеряли свою самостоятельность, свободу и независимость, постепенно забыли своё имя, этническую историю, культуру, перешли на татарский язык и отатарились. Но память о них сохранилась. Так, в фольклоре тобольских татар (самоназвание тоболик, табулык) С. К. Патканов выявил предания о народе сывыр или сыбыр. «Предания эти, – писал он, – настолько распространены среди тобольских татар, что невольно удивляешься, каким образом они могли ускользнуть от внимания учёных, изучавших данный край. Этому народу, – продолжает он, – татары приписывают бóльшую часть всех находящихся в их областях археологических памятников, каковы городища, курганы и т. д. Первые у них весьма часто именуются словом сывыр-кала, вторые – сывыр-туба» [Патканов, 1892, с. 129]. В речи тобольских татар этноним сыпар/сывар претерпел ряд фонетических изменений. Во-первых, глухой звук [п] в сыпар озвончился: произошла ассимиляция по глухости/звонкости. Во-вторых, по закону сингармонизма (когда гласный звук первого слога повторяется и в остальных слогах, например: чув. качака «коза», тур. ышылты «блеск, сияние» и т.д.) гласный звук нижнего подъёма [а] в сыпар/сывар перешёл в гласный звук верхнего подъёма [ы] – произошло единообразное вокалическое оформление этнонима: сыбыр. От его фонетического варианта, согласно С. К. Патканову, образовалось географическое название Сибир (ь). И это действительно так. (Этимология слова сибирь подробно рассмотрена в [Филиппов, 2010; Он же: 2014, с. 105—111].) Попутно заметим, практически те же самые фонетические изменения произошли с самоназванием хуннов, гуннов на Среднем Днепре, где оно стало функционировать в качестве гидронима Сибирь. (Так называется один из левых рукавов Днепра – гл. 10 §10.2).
Были и переносы названия Сибирь на другие географические объекты. Например, в XIX в. местность на стыке Вельского уезда Смоленской губернии и смежных уездов Тверской губернии называлась Сибирью. По данным А. И. Попова, «здесь было место ссылки для окрестных крестьян огромной здешней вотчины помещиков графов Шереметьевых, причём одна из деревень для ссыльных получила даже официальное наименование Сибирь» [Попов, 1964, с 34]. Место ссылок с названием Сибирь было и в Средней Азии: туркмены закаспийской области называли Сибирью полуостров Мангышлак [Академик В. В. Бартольд, 1964, т. 2, ч. 2, с. 398]. Даже был образован глагол Сибирь қилмоқ – «ссылать» [Караев, 1966, с. 73]. Причиной возникновения упомянутых названий явилось то обстоятельство, что Сибирь издавна считалась местом ссылок. Такого же мнения была и часть западно-европейских авторов. Например, Г. А. Шлейсинг (ок. 1660 г. – после 1694 г.) в первой главе своего сочинения, озаглавленной «О Сибири и о том, откуда пошло её название», писал: «…страна Siweria, а не Sibyria, как её называют некоторые историки, была прежде суровой и дикой страной, в которой не было никого кроме преступников, присужденных ловить там соболей…» [цит. по: Алексеев, 1941, с. 467]. Дипломатический агент французского правительства, посетивший Москву во второй половине 1689 г., Де-ла-Невилль в «Изложении рассказов Спафария о путешествии в Китай и торговле с этою страною» … рассуждает: название Сибирь «на славянском языке значит тюрьма, так как этот жестокий по природе властитель (русский царь Иван Грозный. – Л.Ф.) посылал в эту область…, всех, кто лишался его милости» [цит. по: Алексеев, 1941, с. 508]. Спустя два столетия Н. Д. Сергеевский писал: «Сибирь населена была в значительной степени преступниками и даже можно сказать почти исключительно ссыльными и опальными. Недаром иностранцы думали, что даже само слово „Сибирь“ означает на русском языке место заключения преступников» [Сергеевский, 1888, с. 250].
***
Тобольские татары составляли и составляют часть более широкой этнографической группы – сибирские татары. Язык западно-сибирских татар, бесспорно, испытал влияние языка потомков восточно-азиатских хуннов. Он, по Д. Г. Тумашевой, представляет собой совокупность трёх диалектов (тоболо-иртышского, барабинского и томского) и их говоров [Тумашева, 1965, с. 145]. В ходе исторического развития определённое влияние на него оказал язык пришлых из европейской части страны татар (их переселения в Западную Сибирь происходили начиная с ХVI в.). По данным Д. Г. Тумашевой, влияние татарского литературного языка более всего испытал диалект томских татар; из пяти говоров тоболо-иртышского диалекта (тюменский, тобольский, заболотный, тевризский и тарский) близость к татарскому литературному языку обнаруживают тюменский и тевризский [Тумашева, 1965, с. 145]. Тобольский говор (язык тобольских татар) более сохранил особенности, восходящие к языку тобольских сыпар/сывар. Одной из них является употребление глухих согласных звуков [п], [с], [т] вместо ожидаемых [б], [з], [д], например: пулмǝ «комната», син «способность», тус «друг» [Юшков, 1861]. (Ср. также параба и бараба – фонетические варианты самоназвания барабинских татар; шорцы (дореволюционное название – кузнецкие татары; живут на юге Кемеровской области – Российская Федерация) весенне-летний праздник называют пайрам, а не байрам). Аналогичное звуковое явление наблюдается в чувашском языке, в котором практически до ХХ в. не было звонких согласных – были так называемые полузвонкие. Так, русские слова год, дуб, жизнь в чувашской речи звучали как [кот], [туп], [шúс'н'ь]. Совпадают у тюрок Сибири и чувашей названия некоторых деревьев, например, xir «сосна», ^əv^əc «осина» [Левитская, 1966, с. 27]; «явно прослеживается в языке западно-сибирских татар» система образования глагольных времён, сходная с системой образования глагольных времён в диалектах «азербайджанского языка северной и восточной части Азербайджана» [Гаджиева, 1979, с. 241]. Н. З. Гаджиева задаётся вопросом: «Не оторвались ли предки западно-сибирских татар от тюркоязычного массива, представленного некогда в бассейне Волги такими языками, как булгарский, чувашский и хазарский?» [Там же]. Да, оторвались, но не от тюркоязычного, а от хунноязычного массива, о чём свидетельствует изложенный в данном параграфе исторический материал. Совпадение у сибирских татар и чувашей названий некоторых деревьев (Л. С. Левитская), сходную систему образования глагольных времён в языке сибирских татар и диалектах азербайджанского языка северной и восточной части Азербайджана, очевидно, следует рассматривать как наследие языка потомков восточно-азиатских хуннов.
3.2. Хуннизмы в хантыйском языке
Полагают, что предки хантов (самоназвание хантэ) в далёком прошлом «жили в бассейне Оби и Иртыша от Барабинской степи до Обской губы, от Енисея до Урала, заходя и на западные склоны Урала» [Соколова, 1982, с. 44]. Их иначе называли остяки, югры/угры. Ныне ханты проживают на территории Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого автономных округов Тюменской области Российской Федерации (см. карту 2 Западная Сибирь. Тюменская область). Одни из них (северные) именуют себя χǻnti (ханти) или χаntә (хантэ), другие (восточные) – қаntәγ (кантэх) или қаntәқ (кантэк) [Терёшкин, 1966, т. 3, с. 320], третьи (южные) – χаndә (хандэ) [Karjalainen, 1967, II, I, s. 238].
О происхождении и значении этнонима остяк высказано несколько предположений. Согласно одному из них он образовался от имени хантов, живущих по реке Оби, которые называли себя ас јах/йăх: ас – название реки Обь, јах/йăх «народ, люди». Стало быть, ас јах/йăх означает «обский народ, обские люди». Появление в остяк звука [т] эта гипотеза не объясняет. З. П. Соколова отмечает, что Ас по-хантыйски – это не только Обь, но и Иртыш, и Енисей (т.е. любая большая река), и считает, что ас-ях означает «люди (большой) реки» [Соколова, 1982, с. 44]. По мнению А. П. Дульзона, ас – древнее угорское слово, потерявшее своё значение, или заимствованное слово [Дульзон, 1961, с. 367].
Что интересно, этимология этнонима остяк лингвистически почти безупречно толкуется на материале чувашского языка. Можно предположить, что народо-наименование остяк по своему происхождению восходит к чувашскому словосочетанию аслă йăх, в котором аслă означает «большой; старший», йăх – «род; племя»; взятое в целом (аслă йăх) – «большой (старший) род; большое (старшее) племя». Форма ас– возникла в результате отпадения в аслǎ двух конечных звуков, составляющих слог -лǎ. В чувашском языке фонетическое явление, называемое апóкопа, наблюдается часто при образовании сложного слова на базе словосочетания, например: аларман из алă арманĕ «ручная мельница», асатте из аслǎ атте «большой, или старший отец» (дедушка по отцу), асанне из аслǎ анне «большая, или старшая мама» (бабушка по отцу). Остяк – это чувашское ас йăх со вставным [т] в русской передаче.
Скорее всего, этноним ас јах/йăх означает «ас люди, ас народ». Известно, что ханты енисейскоязычных аринов называли а:р-ях [Дульзон, 1959, с. 107, сн. 22; Он же: 1962а, с. 72]. (Предки аринов когда-то жили в бассейне Средней Оби – по Кети (начиная с устья), Чижапке и Чае [Дульзон, 1962а, с. 72]). Ар- в а:р-ях – название народа, -ях – хантыйское йăх «народ, люди»; следовательно, а:р-ях означает «ар народ, ар люди» (гл. 10 §10.4). Аналогична словообразовательная и морфологическая структура этнонима ас јах/йăх: ас- название родственных аринам/арам енисейскоязычных ассанов, јах/йăх – хантыйское йăх «народ, люди», ас јах/йăх – «ас народ, ас люди». В своё время они, как и арины, обитали в Южной и Юго-Западной Сибири (гл. 10 §10.4). Остяк – это хантыйское ас јах/йăх со вставным [т] в русской передаче.
* * *
Как тобольские сыпары/сывары оказались в Нижнем Приобье? Из района нижнего течения Тобола и среднего течения Иртыша они продвигались (сначала вдоль Иртыша, затем вдоль Оби) всё дальше на север и со временем дошли до Нижнего Приобья. Назовём их нижнеприобскими сыпарами/сыварами. Местные племена название сыпар/сывар, естественно, произносили по-своему, по возможности сохраняя его фонетический (звуковой) облик. В работе В. Н. Чернецова «Усть-полуйское время в Приобье» читаем: «В фольклоре хантов и манси, равно как и в названиях родов, фамилий и в топонимике, встречаемся с одним именем… Имя это: по мансийски сипыр [š’ipər], сёпыр, супыр, супра; по хантыйски себар [šebar], сопра, шабep. Б. Мункачи (1860—1937; Венгрия. – Л. Ф.) переводит его как „родовое имя“ [nemzetség neve]. К. Папай сообщает, что ему приходилось слышать в районе Салехарда (Обдорска) выражение „шабер му“ – земля Шаберов, а А. Регули, путешествовавший до него в тех местах, указывает на живущих там „шабер маам“ – народ Шабер. Можем добавить к этому наименование родов – „сопра“ – Собрины близ Салехарда, Сёпыр – близ Берёзова… Там же на Иртыше был городок, называвшийся хант. Тяпыр уш, манс. Сёпыр-ус. Имя Супра, Сопра, Сёпра очень часто встречается как название селений, речек и урочищ по всему нижнему Обь-Иртышью. Сипыр (сепыр, шапыр, шабыр) выступает как имя прародительницы фратрии мощ, моньть – одной из двух угорских фратрий. Слово „сипыр“ выступает и как синоним имени манси-вогул. Так, в хантыйском имеем: себар хул или манси хул, т. е. „себарская рыба или мансийская рыба“ (елец). В ряде песен территория, обитаемая манси и хантами, именуется как Луи вот асирм Сипыр махум унлын ма… – Северного ветра холодного Cипыр народом населённая земля» [Чернецов, 1953б, с. 238—239]. Как видим, замечание С. К. Патканова, что севернее низовьев Иртыша этноним сывыр/сыбыр не встречается [Патканов, 1892, с. 130], не соответствует действительности.
Нет сомнения в том, что встречающиеся в фольклоре хантов и манси, названиях их родов, фамилий, топонимике слова сипыр, сепыр, супыр, супра, себар, сопра, шабёр, сёпыр, шапыр, сибыр, савыр – фонетические варианты подлинного имени восточно-азиатских хуннов: сыпар/сывар. В них преобладают варианты с глухим согласным звуком [п]. Очевидно, так – с глухим [п] – произносили своё имя сами нижнеприобские сыпары/сывары. В некоторых из них отсутствует гласный звук [ы]. Видно, он не был характерным для некоторых языков местных племён. Во всяком случае, в кондинском (южно-мансийском) диалекте мансийского языка гласный звук [ы] «встречается лишь в отдельных словах» [Баландин, Вахрушева, 1958, с. 9].
* * *
В таёжной Северо-Западной Сибири с появлением какого-то «нового этнического элемента, принёсшего с собой иные, совершенно не свойственные лесной полосе навыки», возникла и начала развиваться новая археологическая культура – усть-полуйская [Чернецов, 1953б, с. 238]. По утверждению В. Н. Чернецова, территория её «хорошо прослежена от Ангальского мыса, т. е. от того места, где Обь пересекает Полярный Круг, и вверх по Оби до устья Иртыша. К западу от Оби в область усть-полуйской культуры целиком входит бассейн Сев. Сосьвы (Северная Сосьва – левый приток Оби. – Л.Ф.) до её истоков у снежных вершин Сев. Урала» [Там же. С. 221].
С приходом этого «нового этнического элемента» в Нижнем Приобье начинает широко распространяться железо, бронза, следов которых в предыдущих культурах пока не обнаружено» [Мошинская, 1953а, с. 106]. «Высокий уровень техники вызвал расцвет материальной культуры. Специализированное военное оружие чуждых Северу форм (клевцы, трёхпёрые бронзовые стрелы, мечи и кинжалы сарматского типа) свидетельствует о внесении новых навыков и, вероятно, более высоких форм общественного строя» [Там же]. В. Н. Чернецов отмечает, что «бронзолитейное дело находилось у устьполуйцев на весьма высоком уровне развития» [Чернецов, 1953б, с. 230]. Он обратил внимание на связи «между культурами Обь-Иртышья, с одной стороны, и Южной Сибирью раннеташтыкского времени и Китаем – с другой» [Там же. С. 241].
Об этом в частности позволяют говорить «усть-полуйские тамги, представляющие как будто подражание иероглифам и печатям, сходство с которыми усиливается тем, что некоторые тамги окаймлены картушами», «широкое распространение вытянутого Z-образного меандра, применявшегося в виде самостоятельного орнамента, или бордюра на костяных и бронзовых изделиях» [Там же]. Тамги имеются на различных предметах женского и мужского обихода, обнаруженных в Усть-Полуйском городище (оно находится на правом берегу реки Полуй; она – правый приток Оби, в 3 км ниже от города Салехарда) [Мошинская, 1953а, с. 103].
«Столь же близок встречающийся на усть-полуйской керамике шашечный узор, известный как в китайской орнаментации эпохи Хань, так и в деревянной резьбе таштыкской культуры» [Чернецов, 1953б, с. 241]. «Эти параллели, – пишет В. Н. Чернецов, – могут быть значительно расширены, однако причины, обусловившие появление этих общностей, продолжают оставаться неясными, и выяснение их явится одной из задач дальнейшего изучения савырско-угорских древностей» [Там же].
Возникновение усть-полуйской археологической культуры В. Н. Чернецов связывает с угорскими племенами. Он рассуждает так: поскольку «около I тысячелетия до н.э. степные и лесостепные территории, лежавшие к югу от тогдашней границы западносибирской тайги, были населены древнеугорскими племенами» и поскольку «в дальнейшем на всей лесной территории Нижнего Приобья мы застаём уже полностью угорское население, то естественнее всего допустить, что перелом, обусловивший возникновение усть-полуйской и родственных ей лесных культур, связан с приходом на Север именно угорских групп» [Там же. С. 238]. Всё это, безусловно, логично. Но не менее логично связывать возникновение усть-полуйской археологической культуры с приходом в Нижнее Приобье тобольских сыпар/сывар, а их предки – восточно-азиатские хунны – издавна владели искусством бронзового литья, занимались выплавкой чугуна, а из железа выковывали ножи, удила, наконечники стрел и другие предметы первой необходимости [Руденко, 1962, с. 52, 60]. Они же, надо полагать, принесли в Нижнее Приобье усвоенные ещё их предками элементы китайской культуры. В. Н. Чернецов, между прочим, допускает, что вместе с угорскими племенами в формировании усть-полуйской и родственных ей лесных культур участвовали и савыры (т. е. нижнеприобские сыпары/сывары); правда, он их сближает с угроязычными народностями [Чернецов, 1953б