Паром

Санкт-Петербург

Пока папа парковал машину и оплачивал парковку, Соня с мамой пошли занимать очередь на регистрацию. Эта самая очередь выходила даже на улицу. Старое здание питерского Морского вокзала не вмещало всех желающих отправиться в четырёхдневное путешествие по Финскому заливу. Комфортабельный паром, который стоял сейчас у причала, вмещал чуть больше полутора тысяч человек, и несколько сотен из них сейчас стояли в очереди к шести окнам регистрации. В основном это были семьи с детьми, с маленькими и не очень. Для тех, у кого были совсем маленькие дети, было предусмотрено отдельное окно, но очередь к нему по длине едва ли не превышала общую.

Долгие годы тренировок терпения в маткружке и лагере не прошли даром для русоволосой худой девушки, которая выглядела значительно спокойнее всех в очереди – дети помладше носились кругами, ища себе занятие, а подростки постарше с недовольными лицами крутились на месте, не имея возможности никак себя занять. Софья Андреевна Коваленко, десятиклассница президентского физматлицея №239, ученица Михаила Павловича Лосева, никогда не чувствовала себя умнее так называемых обычных детей из простых школ, но сейчас она ясно видела вокруг себя исключительно тех, про кого её одноклассники обычно презрительно говорили «быдло»: малолетних душой подростков, которые не могли спокойно простоять пятнадцать минут, не изведясь сами и не изведя при этом окружающих с собственными родителями во главе. Сама Соня была абсолютно спокойна, уверенна и грациозна. Она прекрасно понимала, что за всей этой неприятной процедурой её ждёт вполне понятное развлечение.

После регистрации вся семья прошла паспортный контроль – в зал №1 стояла очередь, тогда как в зале №2 Андрей Александрович, Наталья Ивановна и Соня были едва ли не единственными гражданами России – а ведь пять кабинок в этом зале отведены именно для них, тогда как галдящая толпа китайских туристов стояла в очереди в три крайних левых кабинки.

– А зачем народ толпится в том зале, если тут так свободно? – спросила Соня у родителей. Папа усмехнулся и, философски передёрнув плечами, ответил вопросом на вопрос:

– А что бы тебе ответили твои одноклассники?

Мама картинно вздохнула, артистично закатив глаза.

– Большинство из них скажут про быдло, конечно, – рассмеялась Соня. – А вот Машка бы сказала, что среднему человеку просто не хватает кружковского образования, чтобы увидеть неочевидное решение задачи…

Андрей Александрович захохотал:

– Я никогда не занимался в кружке.

– Вероятно, иногда Машка бывает не права, а остальные правы, – пожала плечами девочка.

Покинув здание морвокзала, они подошли к трапу, на котором скопились люди, ожидающие входа на паром. До начала ужина оставалось пятнадцать минут, а до отплытия – час и пятнадцать минут. После недолгого ожидания все трое Коваленко поднялись на борт и, пройдя досмотр, оказались в просторном холле «Принцессы Марии». Их каюта располагалась на той же палубе, что и вход, совсем рядом с главным холлом парома.

– На переодевание пять минут, а потом идём на ужин, – полушутя распорядился отец Сони. Его спутницы рассмеялись.

– Тогда спрячься в туалете и не подсматривай! – сквозь смех ответила его супруга.

Он картинно поднял руки и действительно скрылся в санузле. Соня с мамой переглянулись, прыснули вновь, но тут же взяли себя в руки и поспешно переоделись – Наталья Ивановна надела тёмно-синее платье, для надевания которого у неё было не так много поводов, а её дочь остановилась на нарядной белой блузке и строгой чёрной юбке чуть выше колена. Придирчиво оглядев Соню, мама уверенно приказала ей:

– Снимай носки. Это несерьёзно.

Вместо неуместных, по мнению Натальи Ивановны, чёрных носков Соня получила телесные чулки из маминого гардероба. После этого та осталась довольна внешним видом дочери. Андрей Александрович, не имевший возможности взять с собой пиджак для полного соответствия нарядности жены, был просто в белой рубашке с расстёгнутой верхней пуговицей и строгих брюках. Окинув жену и дочь быстрым взглядом, он остался доволен.

– Идём?..

Разумеется, большинство гостей ресторана на восьмой палубе были одеты совсем не так парадно, как семейство Коваленко. Всё-таки со времён «Титаника», когда на круизных лайнерах полагалось всегда носить вечерние платья и костюмы во время ужинов, прошло уже сто лет; нравы и эпоха изменились. Новые люди не соблюдали старый этикет. Им этого не требовалось.

Около стола с едой зачастую возникали очереди и даже давка, поскольку количество ужинающих было несколько больше допустимой вместимости ресторана. Тем не менее, обходилось без особенных конфликтов. Даже китайцы не создавали проблем. Соня не любила полных тарелок, поэтому она часто вынуждена была ходить к столу. Где-то на пятый раз её действия удостоились комментария молодого человека:

– Не проще ли сразу положить больше, а не ходить по сто раз?

Девушка не полезла за словом в карман и не поворачиваясь ответила:

– А Вы уверены, что Вам нечем заняться, кроме как смотреть в мою тарелку?

Комментатор усмехнулся и отошёл, Соня даже не успела толком его рассмотреть. Инцидент не повлиял ни на аппетит, ни на настроение девушки. Она ещё несколько раз подошла к столу, чтобы наполнить свою тарелку.

Примерно за пять минут до отправления парома Соня попросила родителей отпустить её на открытую палубу посмотреть на отшвартовку. Те не возражали, и девочка выбежала из ресторана. Она успела увидеть всё с самого начала: как буксиры оттаскивают «Принцессу Марию» от причальной стены, как она плавно разворачивается в устье Невы. С левого борта окрывался прекрасный вид в сторону центра города: Адмиралтейство, Петропавловка, купола Исаакия – всё это с моря смотрелось очень даже непривычно.

Когда паром, медленно набирая скорость, втянулся в Морской канал между Гутуевским и Канонерским островами, Соня сказала самой себе:

– Вот ведь стоило оказаться на круизнике, чтобы посмотреть на контейнерный порт вблизи!

Она представляла себе карту, но увидеть порт с воды раньше даже и не мечтала. Тем не менее, сейчас она с интересом разглядывала как ржавые суда вдоль причала, так и грязные полуразвалившиеся постройки некогда главного порта северо-запада СССР по левому борту «Марии»; по правому же борту около самого канала стояли жилые дома, и это тоже удивляло Соню, никогда прежде не бывавшую на Канонерском острове. «Как вообще можно жить через канал от контейнерного порта?» – недоумевала девушка.

Первые капли дождя сильно уменьшили количество наблюдателей на палубе. Кроме Сони остались ещё пара десятков человек. Дождь усилился, но девочка дождалась, пока паром выйдет из гавани – и её терпение оказалось вознаграждено стелой с буквами ЛЕНИНГРАД, которая встречала и провожала все корабли, входящие в порт и выходящие из него. Родители практически силой увели её с открытой палубы в каюту, чтобы она не заболела. Классическая для сентября питерская погода нередко, увы, заставляла Соню Коваленко простужаться.

Чтобы не сердить родителей, девушка послушно приняла горячий душ и переоделась в сухую одежду. После этого они захотели пойти в магазин Duty Free. Соня не очень хотела ходить с родителями по магазину, так что она осталась в каюте. Они вернулись минут через сорок, жалуясь на огромную очередь и звеня стеклом в фирменном пакете. Даже самый наивный человек на планете легко определил бы, что было в пакете. Тем более смышлёная шестнадцатилетняя девушка, которая уже не раз пила с родителями вино.

Соня прекрасно понимала, что родители хотят остаться вдвоём, хотя бы на некоторое время, но они не могут предложить ей этого сами из вежливости. Девушка достала из своего рюкзачка планшет и, проворно поднявшись со своей полки, сказала:

– Я оставлю вас тут на часик, хорошо? Очень хочется прогуляться по парому!

Разумеется, они не могли отказаться от столь неприкрытого предложения дочери. И Соня одна отправилась исследовать «Принцессу Марию». Этот небольшой круизный паром был спущен на воду в Финляндии в июле 1980 года, и с тех пор многое повидал на своём веку. Собственно, «небольшим» он считается уже в наше время; а тогда Finlandia (именно такое название получил паром при спуске на воду) был самым крупным с точки зрения вместимости, числа кроватей и объёма, будучи первым современным паромом компании Silja Line. С тех пор утекло немало воды под килем, и даже у St. Peterline сейчас имелся уже паром большего размера – «Принцесса Анастасия», которая вмещает две с половиной тысячи пассажиров. Тем не менее, до сих пор полуторатысячная «Мария» впечатляет своими размерами не только неискушённых.

Первым делом Соня попыталась выйти на открытую палубу, но там ещё не кончился дождь. Тогда ей пришлось погулять по седьмой палубе мимо магазина Duty Free от казино и ресторана на носу до ночного клуба и бара с караоке на корме. Во время второго прохода мимо караоке девушка задержалась послушать пение молодого человека с приятным баритоном. Песня, которую он пел, не была ей знакома, но тем не менее удивительно притягивала.

Знающий человек не смог бы слушать этой композиции, ибо это была рок-обработка арии мистера Икс из оперетты «Принцесса цирка», которую когда-то перепел Виктор Цой. Соня никогда не встречалась с классической опереттой, так что для неё пронзительное «Ну где же сердце, что полюбит меня?» не требовало музыки Кальмана. Она встретилась взглядом с поющим, он еле заметно улыбнулся ей, смутив девушку. Она предпочла уйти, чтобы не оказаться вынужденной вступать в разговор с незнакомым ей парнем.

Дождь не кончался, и Соня отыскала себе уютное кресло у окна на седьмой палубе, в котором разместилась со своим планшетом, в котором её ждало недочитанное «Нортенгерское аббатство» Джейн Остен на языке оригинала, посоветованное ей Машей несколько лет назад. Соня давным-давно, в раннем детстве, прочитала только три романа Остен – «Гордость и предубеждение», «Чувство и чувствительность» и «Эмму», горячо любимую Машей. Остальное осталось «до лучших времён». С тех пор многие любимые книги лучшей подруги (и, по совместительству, четвероюродной сестры) удостоились внимания Сони, включая и «Мэнсфилд-парк», и «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте, и «Возвращение в Чарльстон» Александры Рипли.

Вскоре уединение девушки оказалось бесцеремонно нарушено тем же самым молодым человеком, пение которого её так заворожило.

– Я предполагал, что встречу Вас здесь, – проговорил он.

– Прошу прощения? – Соня грациозно оторвала взгляд от планшета и исподлобья взглянула на него. Это был ничем не примечательный молодой человек.

– Я не сомневался, что Вы будете где-нибудь здесь, – повторил парень.

– Если Вы пытаетесь познакомиться, то имейте, пожалуйста, в виду, что мне всего шестнадцать лет, – ровным голосом проинформировала его Соня.

Он усмехнулся и без приглашения сел в кресло напротив неё. Надежды спокойно дочитать роман прошли без следа. Девушка временно отключила гаджет и уставилась на нарушителя своего уединённого спокойствия. Теперь она смогла его хорошо разглядеть: он примерно на полторы головы выше неё, широк в плечах, на его неправильном лице была неаккуратно выбритая щетина трёхдневной давности, а на затылке – коротко стриженые чёрные волосы с небольшой сединой. Ему не менее двадцати, тут не может быть сомнений.

– Чего Вы от меня хотите? – спросила Соня, стараясь придать своему лицу выражение капризного недовольства, так привычное для её глуповатых ровесниц. Впрочем, ей этого не удалось.

– Неожиданно грубо, – покачал головой незнакомец. – А для девушки, которая ходит к столу на ужине по сто раз и так тонко чувствует арию мистера Икс, даже слишком грубо.

Соня вспыхнула: она не отдавала себе отчёт, что это тот же человек, который окликнул её за ужином. Теперь, впрочем, всё сложилось так, что он подстроил это знакомство. А не маньяк ли он? Вдруг он хочет её соблазнить – или даже убить?

Девушка усмехнулась своим фантазиям, но тем не менее не захотела продолжать знакомство с этим странным молодым человеком. Она поднялась с кресла, собираясь уйти.

– Неужели Вам совсем не хочется просто поболтать? – спросил парень. Соня помедлила с уходом, ничего не отвечая ему. – Или Вы меня боитесь? Так мы ведь можем прекрасно посидеть здесь, на виду у всех – чего бояться-то?..

Это прозвучало логично.

– Я и не боюсь, – заявила девушка, надеясь, что сможет убедить его. – Но я предупредила Вас, если что, что мне шестнадцать. Я учусь в десятом классе. Я скучная малолетка.

– Для общения возраст никакого значения не имеет, – пожал плечами незнакомец. – Прошу Вас, сядьте обратно! Давайте уже познакомимся, если Вы не против… Я Павел.

– Софья, – с достоинством представилась она, садясь обратно в кресло.

– Очень приятно. Кружковка? – осведомился он. Ресницы Сони взметнулись так поспешно и так высоко, что это сразу вызвало у Павла улыбку: – Не признали своих, да? Значит 239. Угадал?

Девушка не сразу нашлась с ответом. Она не поняла, откуда он делает такие правильные выводы.

– Да, – наконец выдавила Соня, кое-как справляясь с удивлением. Парень всё больше увлекал её, несмотря на все сомнения, которые её обуревали.

Видя непонимание на лице девушки, Павел пояснил:

– Я учился в Аничковом, до того в матцентре только год провёл… Но куча знакомых, его закончивших, имеется. Я ваш типаж прекрасно изучил!

– Слышу распространённое среди тех, кто не выжил в матцентре, неуважение, – отреагировала она мгновенно. – Далеко не все мы высокомерны, вообще говоря!

– О да, Вы лично никак не похожи на высокомерную, – улыбнулся Павел, – но мне всё равно очевидно, что Вы оттуда. Будь Вы из других систем, Вы бы поняли, что и я тоже.

– Я предположила, – честно призналась Соня. – Опыта определения взрослых кружковцев у меня, конечно, маловато, но я стараюсь навёрстывать… Последний год мы ездили в лагерь не со всем матцентром, а как раз с Аничковскими ребятами; впрочем, нынешние кружки АЛ это совсем не то, что было в Ваше время, не так ли?

– Слышал я что-то такое, да, – согласился парень. – В наше время в лагерь ездили в Эстонию, но теперь от наших преподов там никого и не осталось!

– В большинстве случаев, это неплохо, – пробормотала Соня, сразу осознав, что делать этого не следовало – её мнение сформировалось под влиянием Михаила Павловича, который ровно так отзывался о том, что там было.

– И Вы ещё говорите, что не высокомерны! – воскликнул Павел со смешком. – Впрочем, наша-то ЕЕ, пожалуй, была и впрямь далеко не лучшим преподом…

– Постойте-ка! – не удержалась Соня, услышав знакомое сокращение. – Уж не у самой ли Котовой Вы учились?

– Так точно…

Евгения Егоровна Котова в лагере после Сониного пятого класса была руководителем параллели, и всем в кружке очень хорошо запомнилась своей строгостью и местами абсолютно неоправданной жёсткостью. Михаил Павлович объяснил своим повзрослевшим ученикам, что, во многом, подход его старшей коллеги давал плоды в рамках матцентра, где все школьники по определению замотивированы и нацелены на успех, несмотря на явную бесчеловечность некоторых её поступков. Заодно, уже в последнем лагере, где любимые ученицы Лосева сравнили Котову с Еленой Васильевной Сафоновой, он рассказал им, что, на его взгляд, обе женщины озлобились на окружающий мир из-за того, что сами в своё время сделали неправильный выбор. Евгения Егоровна не вышла замуж за человека, который предлагал ей это ещё в студенческие годы, а Елена Васильевна замужем была, даже забеременела, но, по ряду причин, не смогла родить, оставшись теперь бездетной одинокой стареющей женщиной – а её бывший муж с новой супругой завёл уже троих детей. Михаил Павлович считал, что подобные житейские неурядицы оправдывают неудачниц, находящих смысл жизни в работе. И ведь в работе они действительно добиваются результатов, хотя большинство их выпускников отзываются о них негативно и не желают их больше видеть.

С другой стороны, сам Лосев не раз цитировал кого-то из известных людей, не то генералов, не то футбольных тренеров: «Мне плевать, что они думают обо мне; главное – чтобы они выполняли свою работу!» Иногда это и для учителей работает.

– Эта дамочка едва не сгноила в пятом классе будущую победительницу Межнара.

– Золину что ли? – безошибочно угадал Павел, следивший за протоколами IMO на соответствующем сайте из года в год.

– Да. Машка решала лучше всех, но вела себя, как мальчик – хамила окружающим, не воспринимала распоряжений, вечно не могла порядок в тумбочке навести… Котова решила, что её надо вообще выгнать, но Эм-Пи тогда отстоял её.

– Это я где-то мельком слышал, что Лось очень любит всех своих девочек… Вы ведь тоже относитесь к его девочкам?

Увлечённая вопросами о себе, Соня даже не заметила, что её собеседник знаком с её учителем настолько, что использует студенческое прозвище Лосева для его идентификации.

– Я номер пять в рейтинге, в среднем, – буднично похвасталась девушка. – Ну, как пять: от четвёртого до примерно седьмого, конечно…

– То есть о Межнаре не мечтаете? – ввернул шпильку Павел.

– Хватит с меня уже и Всеросса, такой головняк!.. – усмехнулась Соня. – Я играю в олимпиады только из уважения к Эм-Пи. Самой мне уже давно надоело, классе в седьмом.

– Кажется, я понимаю, почему у нас ухудшаются результаты на Межнаре… – пробормотал он.

– Два пятых места в общем зачёте это прямо-таки ухудшаются? – иронично сдвинула брови девушка. – Не первые, конечно, но в принципе вполне нормально…

– Россия никогда не опускалась ниже шестого, и всего трижды – ниже четвёртого, а два из трёх – в последние три года. А уж единственный год без золота вообще всем приснопамятен!

Учитывая, что Соня имела к олимпиадной системе более близкое касательство, она вряд ли заслуживала такой лекции, но она совершенно не обратила внимания на то, что Павел задел её гордость – зато она немедленно бросилась защищать своих товарищей:

– Прошу прощения, но Вы рассуждаете обо всём этом с позиции обывателя, верно? Как мы всегда про спортсменов говорим – если поехал представлять честь страны, то должен умереть, но представить её так, как должно. И никого не интересует, что из любой другой страны едут такие же предельно замотивированные люди, что бывает разный талант, психологическая устойчивость и тому подобные вещи, не зависящие ни от них самих, ни от тех, кто их готовит.

Выслушав эту вдохновенную речь, Павел улыбнулся:

– Очень хочется начать оправдываться. Вы не возражаете?

– Охотно выслушаю.

– У меня имеется бронза Межнара по проге, и я иногда участвую в проведении Всеросса и Межнара по ней. Нравы в той тусовке мне знакомы. Несколько знакомых весьма крутых математиков-олимпийцев тоже имеется: Бух – Бухаров Ваня, например, да и Лось тоже… Я примерно понимаю, как устроена эта система. И вижу, что корень зла сейчас – в министерстве образования…

Соня предупреждающе подняла руку и перебила его:

– Умоляю, давайте без политики!

– Хорошо. Но всё-таки ухудшение результатов идёт от того, что система не справляется с давлением другой системы. При этом говорят, что проблема в том, что тренерский совет выбирает не лучших по объективным признакам, а своих любимчиков – но ведь совет всегда старался выбрать самых лучших, стабильных – на благо результата!

– Хм, это как минимум спорное утверждение, – не согласилась девушка, отлично помня, каких трудов её кузине пробиться через национальный отбор, несмотря на абсолютное первое место Всеросса и такие же первые места на всех сборах. Ведь Маша была девочкой, к тому же воспитанницей непривычного для той системы педагога, который сам даже до медалей на Всероссе не добирался. Конечно, в итоге Золину не смогли не взять, но вот если бы она проиграла хоть один старт, то её запросто могли бы забраковать под предлогом мнимой нестабильности.

– Прошли те благословенные времена, когда четыре – пять ребят из нашей команды получали полный балл на Межнаре, – улыбнулся Павел. – Сейчас уже не те дети.

– А, может, сейчас уже не тот Межнар? – провокационно спросила Соня. – Раньше, говорят, там были почти научные проблемы, а теперь – всё та же олимпиадная банальность, только дико сложная, с кучей пунктов, объединяющая много-много стандартных методов воедино! Быть может, дети-то хуже не стали, просто стало меньше творчества и больше техники, а?

– Вот теперь Вы заманиваете меня в ловушку, чтобы я стал рассуждать о том, чего сам не знаю, – снова улыбнулся он. – Я, конечно, читал некоторые задачи, но всерьёз их зарешать у меня не вышло – видно, талантом не удался…

– С последнего Межнара я лично умею решать две, причём одну из них только после третьей Машкиной подсказки, – проговорила девушка. – Остальное для меня гробы. Эм-Пи честно зарешал одну, после чего сказал, что он не хочет оказаться рыбой, которую судят по умению залезать на дерево.

Павел улыбнулся ещё шире: это крылатое изречение ему тоже нравилось. И он сам его использовал, когда не хотел делать то, в чём плохо разбирался.

– Послушайте, а мы точно должны обсуждать математические олимпиады? – вдруг поинтересовалась Соня. – Давайте сменим тему.

Он развёл руками, предлагая девушке самой выбрать, о чём она хочет поговорить. Она не смогла ничего придумать.

– Не хотите прогуляться? – предложил он. – Дождь вроде бы кончился, а там стемнело…

– Вот теперь я правда Вас боюсь, – отозвалась Соня и, не удержавшись, прыснула. – Скользкая палуба, темнота за бортом – никто и не заподозрит, что мне помогли упасть!

– Хотите меня обидеть? – индифферентно осведомился парень.

Девушка примиряюще улыбнулась, после чего протянула ему руку. Павел встал и, взяв Соню за руку, помог ей подняться со своего места.

– Я хочу посмотреть на звёзды, – сказала она ему.

– Боюсь, что тучи ещё не разошлись…

Действительно, когда они поднялись на самый верх «Принцессы Марии», небо выглядело сплошным одеялом молочного цвета. Никаких звёзд, разумеется, не было видно. Палуба под ногами была мокрой, лестницы скользкими; двое молодых людей, вышедших на прогулку, были единственными отважившимися на это. Ни в открытых барах, ни просто на палубе не было больше ни души.

– Мне почему-то вспоминается кэмероновский «Титаник»… – пробормотала Соня.

– Серьёзно? – рассмеялся Павел. – Будем надеяться, что тонуть нам не придётся.

– Да уж.

– Откуда вообще такая аналогия? Вас тоже насильно выдают замуж за богача? Хочется спрыгнуть в море от неудавшейся жизни?

Соня пожала плечами неопределённо и улыбнулась, глядя в темноту:

– Ничуть. Моя жизнь меня полностью устраивает.

– Полностью? – прищурился он. – Совсем-совсем?..

Девушка обернулась, чтобы увидеть его лицо со смеющимися глазами.

– Небось и парень уже есть?

– Прошу прощения, – серьёзно ответила Соня, – но это уже не Ваше дело.

Он опешил на мгновение, потом тоже посерьёзнел и произнёс:

– Извини. Правда не моё.

Повисла пауза. Потом Павел снова улыбнулся и сказал:

– А вот я бы в шестнадцать стал бы рассказывать, что у меня есть девушка, хотя это, конечно, не было так… Мы с Катей тогда часто вместе гуляли, но даже и не целовались никогда, не говоря уже обо всём остальном!

Соня никак не отреагировала на эту исповедь. Она вполне симметрично считала, что это тоже её не касается. Для доверительных разговоров о личной жизни, несмотря на интимную атмосферу тёмной ночи и отсутствие людей вокруг, странный случайный знакомый подходил не вполне.

– Мне вообще мама запрещает разговаривать с незнакомыми, – вдруг пошутила Соня.

– И как её успехи на этом поприще?

Они переглянулись и рассмеялись. Несмотря на разницу в возрасте и привычках, им было легко сейчас общаться друг с другом. И дело вовсе не в обстановке, которая их окружала. Просто они оба умны и одиноки, а умных и одиноких людей всегда влечёт друг к другу, даже если они не хотят в этом признаваться самим себе.

– Кстати, а как так получилось, что в середине сентября десятиклассница на три дня пропадает из президентского физматлицея? – вдруг поинтересовался Павел.

– По личной просьбе, – ответила Соня. – Я обошла всех учителей и клятвенно пообещала им всем выполнить их домашние задания. Эм-Пи разрешил.

– А чего не летом?

– Пока я была в лагере, родители взяли с собой в этот круиз Симу, мою младшую сестру, а потом им показалось, что я осталась обделённой, и они решили устранить несправедливость.

– Несправедливость… – протянул парень со смешком. – Когда мои родители отправляли меня в лагерь в Эстонию, они считали, что уехать в отпуск с Киркой и Наткой – это менее круто, чем мой лагерь. Правда, я и сам считал так же – вот они лежат на пляже в какой-нибудь Турции, а я учусь и играю в футбол, гуляю по Нарве и всячески культурно просвещаюсь…