А какие были надежды!
– Я и думал, что соленые огурцы – чтобы приколоться. Палыч, тут не ровен час – Василий Иванович не только Афанасия у тебя заберет, а и командовать начнет.
– Насчет Василия Ивановича, – Герхард опять сокрушенно покачал головой, – тут, может быть, поднимай выше. Он, если сложится, и Пахомовым командовать начнет – вместе с Касатоновым.
– Дай ему бог! И шею не сломать при этом, если падать придется.
– Это точно… это точно… – Герхард задумчиво посмотрел в чашку с чаем.
– Палыч, ты прямо как в волшебное зеркало смотришь, – не выдержал Санек.
– Понимаешь, Саша, очень я не люблю такие игры. Даже не знаю, говорить или нет, – и действительно, было заметно, что Герхард колеблется, высказывать свои опасения или нет. – Тут такое затевается… Я уж и так со всех сил в стороне держусь, а все же опасаюсь, как бы не зацепило, – он помолчал. – Ломов с Пахомовым о государственных наградах размечтались. Василий Иванович, того и гляди, не разобравшись, эту лауреатскую работу, с серьезным оборонным применением, отметь! – Герхард опять покачал головой, – американцам продаст!
Герхард тоже редко разговаривался. Санек даже был немного удивлен. Но молчал.
– Ладно, оставим политику. Если отбросить красивые слова и прочую квазинаучную шелуху про интеграцию науки, то вопрос сводится к деньгам. Что такое комиссия по совместным исследованиям? Кто платит деньги, тот и заказывает музыку. Если три года назад еще можно было говорить о каких-то сколько-нибудь паритетных исследованиях и финансированиях, то сейчас – нет. Значит платить будут американцы. А мы им что-то продавать. Продать есть что. Кругозор у Пахомова – что надо. Еще лет семь-десять назад он начал пробивать красивую актуальную тему с хорошим внедрением. Он понимал, что у нас в институте внедренческую часть никто не сделает, поэтому подключил НИИ «Квазар». Он в людях хорошо понимает. И сделал ставку на нашего любимого академика Митьку и начальника Квазара Гришу Ломова. И Недогреев прекрасно сделал прикладную часть. А вот дальше подключился Ломов – у него в авиации и с ракетчиками связей больше. По моим данным, опытная модель уже летала.
– Николай Павлович, так что ж в этом плохого?
– Плохого-то именно в этом ничего. Но вот если эту оборонную разработку на волне всех наших головокружений станут продавать американцам… а Недогреев это может запросто… понимаешь, Саша, – Герхард рассуждал вслух, – уж слишком мы быстро кинулись в объятия Америки. Дружба, сотрудничество… А Василий Иванович – впереди, на боевом коне, – Герхард еще немного помолчал. Мне бы не хотелось, чтобы они начали эту оборонную разработку продавать в Америку.
Глаза у Санька расширились. Он, хоть и молчал, все видом показывал оторопь.
– Да, да, именно так. Не дай бог…. хотя я уже тоже не знаю, что будет. Вроде Василий Иванович сейчас привез Депутатов Думы – членов секции научно-технического развития…. ох, не знаю…. Хотя какое мое дело?
– Да… Николай Павлович… – только и смог потянуть Санек. Чем это закончится? Если все не туда пойдет, врежут не только Василию Ивановичу.
– Саша, ты, не говори никому, пожалуйста, про эти мои подозрения. Может быть, это мне мерещится.
Помолчали.
– Да, Николай Павлович, это просто детектив какой-то разворачивается… в чудное время живем…
– Ладно, бог с ним. Померещилось мне. А я еще тебе мозги пудрю. А ты сейчас чем занимаешься? Ты вроде сначала на самбо ходил, а потом какой-то китайщиной увлекся, – спросил Герхард, чтобы перевести разговор на другую тему.
– Все так, Палыч. Я после спортивного самбо стал ходить на боевое. О годах в секции спортивного самбо ничуть не жалею. Так хорошо владеть телом нигде не научат. Потом я три года походил на боевое самбо. Там конкретнее, там ударов много. Случись какая драка на улице, или скрутить кого – я приемами боевого самбо отбиваться буду. А потом я на волне общей моды пошел на ушу. Философские аспекты интересные – инь, ян, меридианы энергетические, которые вроде как открываются при упражнениях. Год я воображал, что я – обезьяна, срывающая персик. Потом ушел на другой стиль, поконкретнее.
Перевел Герхард разговор на другую тему очень удачно. Редко говоривший про себя Санек рассказывал с удовольствием. В большой компании он бы точно про это не разговорился.
– Три года прозанимался шаолиньским стилем – ломаешь того, кто на пути встал – так уж ломаешь. А потом ушел на звериные стили. – А, то есть, обезьяна все-таки срывает персик? Или что-то другое?
– Срывает, а еще и стиль тигра, петуха, змеи… И удары, и захваты, и заломы.
– Красиво, вероятно.
– Палыч, не то слово. Очень красиво! И всюду переход инь в ян, плюс превращения пяти первоэлементов. Дерево переходит в огонь, огонь тушит вода, воду может высушить ветер.
– Погоди, погоди, огонь тушит вода, а ты все это должен в мозгах держать, чтобы угробить своего ближнего?
– Как-то так… Выполняя боевую форму, конечно, об этом не думаешь. Но когда ее разучишь, размышлять об этом полезно.
– И что, реально энергии какие-то есть?
– Палыч, хрен его разберет. Повторюсь, скрутить кого – я приемы боевого самбо вспомню. Я их не забываю. И бокс. Бокс я тоже знаю. Ну и из ушу что-нибудь добавлю, – немного лукаво улыбнулся он, – для красоты и понту.
– Как у тебя времени только хватает?
Санек улыбнулся – теперь уже грустно.
– Так я же от жены ушел. Живу теперь у мамы. Времени хватает.
В комнату заглянула Вика.
– Мальчики, можно я с вами чай попью?
– Вика, о чем разговор? – записанный в «мальчики» Герхард улыбнулся и тут же широким жестом указал ей на стул. – Конечно. Садись. Вот плюшку возьми.
– Ой, мальчики, как там наши?
– Неплохо, я думаю, – сказал Санек, – приедут воодушевленные. Василий Иванович нас всех воодушевлять будет.
– Николай Павлович, там классно в Америке, да?
– Неплохо, конечно. У меня сын мечтает в Америку поехать учиться. А я боюсь.
– Чего боитесь? Если возьмут, пусть едет. Там классно! По-английски свободно говорить будет. Меня вот Василий Иванович обещал тоже взять с собой в Америку, а не взял.
– Вика, уж больно серьезные люди поехали. Депутаты.
– Ну и что? Ведь я по-английски говорю, по образованию я – физик. И вообще он обещал.
– Пообещал – может и возьмет, – сказал Санек.
– Не в последний раз они едут, – добавил Герхард.
– Там так здорово, говорят. У меня подружка там была, в Калифорнии. Говорит, красиво очень. И американцы очень открытые.
– Поездить там здорово.
– Николай Павлович, а почему Вам не хочется, чтобы Ваш сын поехал учиться в Америку? Он сейчас на каком курсе?
– На четвертом.
– Ну и пускай поедет. Говорят, там у аспирантов стипендии больше, чем у нас зарплаты.
– Это так. Стипендия там около тысячи долларов, и на эти деньги можно жить.
– У меня зарплата двести долларов! И это еще считается хорошая зарплата! – возмутилась Вика, но тут же вернулась к теме. – Пусть Ваш сын едет. Мир посмотрит. Потом к нам приедет. Будет лекции читать на английском языке.
– Посмотрим, посмотрим, – задумчиво отвечал Николай Павлович.
– Василий Иванович и Афоня в воскресенье прилетают? – опять вернулась к своим переживания Вика.
– Да, в понедельник на работу придут, – ответил Герхард.
– Опять виски привезут, опять соленым огурцом закусывать будем, – завершил разговор Санек.
Глава 3
Сотрудничество с Америкой началось! Но…
На столе в 233-й комнате стояла бутылка виски Long John. В газете «Комсомольская правда», которой был застелен стол, на первой странице было обращение Ельцина к гражданам России. Президент просто называл путч фашистско-коммунистическим мятежом. Была и фотография закопченных от попаданий снарядов окон Белого Дома.
А на этикетке бутылки, которая стояла на газете с фотографией, красовался долговязый парень в ковбойской шляпе. На газете стояла и тарелка с солеными огурцами. Да, что надо, создал натюрмортик Санек к приезду из Америки товарищей.
Впрочем, с момента расстрела Белого Дома уже три недели, поэтому все сразу стали расспрашивать про Америку.
– Василий Иванович, ну Вы опять соленые огурцы принесли! Николай Павлович, действительно виски закусывают соленым огурцом? – щебетала Вика.
– Это наш местный колорит, – отшучивался Герхард, – виски в стиле «233».
– Этот парняга, – сказал Афоня, показывая на этикетку бутылки, – небось, только и делает, что хрустит солеными огурцами.
– И прекрасно себя при этом чувствует! – добавил Санек.
– Какой он высокий и жизнерадостный! – заметила Вика, тоже оценивая этикетку, – наши крестьяне не такие жизнерадостные.
– А ведь тоже закусывают соленым огурцом!
– Так ведь не виски закусывают соленым огурцом! Вот жизнерадостности и поменьше!
– Ну, как прогулялись? Себя показали? – наконец задал вопрос Виктор Иванович.
– Показали!
– На других посмотрели?
– Да что на них смотреть? – тут же отреагировал Вася. – Дела делать надо! Тут такие дела заворачиваются! – проникновенно проговорил он.
– Что там наши депутаты? – спросил Герхард.
– Николай Павлович, – доверительно начал Вася, – если все сложится хорошо, то и их присутствие окажется полезным. Они, конечно, не очень в теме. Да и никогда в теме не были. Я-то их хорошо знаю по комсомольской работе. Им бы щеки надуть. Но иногда и это надо. – О’Коннор был?
– Да. И Голдсмит. А декан факультета выписал своего дружка настоящего конгрессмена.
– Ты смотри… – обрадовался Герхард. – Ну и как, в этот раз не было желающих обучить американцев пить виски?
– Да желающие-то были. Но конгрессмен быстро смотался. Что правда, то правда, – Василий Иванович оглядел присутствующих и доверительно продолжал, – наши депутаты с американским конгрессменом по-нашему хотели посидеть… обсудить становление демократии, а заодно посмотреть, – Вася ухмыльнулся, – кто быстрее сломается. А конгрессмен уехал.
– А что, у них такой план был? – недоуменно спросил Афоня.
– Был. Я с ними говорил после. Они честно признались, что по научному взаимодействию они ни в зуб ногой. А вот про демократию они даже книжку прочитали перед поездкой.
– Так депутаты еще и читать умеют? – негромко произнес Санек, – не только говорить?
– Санек, ты на депутатов не наезжай! – прервал его Василий Иванович и продолжил:
– Теперь, если все пойдет по плану, скоро из американского Научного Фонда придет запрос о нашем видении совместных разработок.
– К кому придет запрос? – уточнил Герхард.
– Думаю, что в Президиум Академии Наук. А там и к Касатонову.
– Василий Иванович, Вы помнится, говорили, что собираетесь привлекать за наши деньги американцев к нашим исследованиям? стал расспрашивать Виктор Иванович.
– А я и сейчас говорю! – тут же взвился Вася. – Но я пока еще не член Президиума академии….
– Так это же пока, – опять тихо произнес Санек.
– А вот когда буду… – тут Василий Иванович остановился, – в общем, так, надо с чего то начать. А там и пойдет! Ну, давайте, мужики! За то, чтобы пошло!
– И не останавливалось! – добавил Виктор Иванович.
Под звуки от чоканья стаканчиками Санек произнес:
– Так чем закусывают виски, науке так и не известно?
– Да всем! Все что видишь на столе, тем и закусывай! – отвечал Вася, жующий бутерброд.
– Ну а все же… водка и соленый огурец – это уже во всем мире стандарт, продолжал Санек. – А вот виски? Виски и…?
– Виски и… – тут Вася задумался и на некоторое время замолчал, – ну что вы все о виски и о виски! Будто других тем нет!
– Собственно, Long John – это не совсем американский виски, начал в своей академической манере Герхард. – Изначально это шотландский виски, причем с очень глубокой историей. По слухам, висковарню основал долговязый Джон, один из потомков шотландского короля Роберта Брюса, борца за независимость Шотландии. Там красивая история – потомки Брюса дрались против англичан много веков, и в самой последней войне за независимость тоже участвовали. Будто бы они начали варить виски еще задолго до этого последнего сражения! И сам долговязый Джон был немаленького роста и силы.
– Так этот виски не американский?
– Теперь американский. Американцы довольно давно купили и торговую марку, и технологию.
– Вряд ли нам дадут денег на совместные разработки – денег в стране сейчас нет, мы можем в начале нашей деятельности работать по договорам американцев, – прервал его Вася, которого этот вопрос сильно беспокоил. – Чем плохо работать по контрактам с американцами? Освоимся, обучимся. Все же мы пока по-разному думаем. И стиль работы у нас пока разный. Правда, Палыч?
– Это правда, – ответил Герхард.
– Я бы по их заданиям поработал, – опять негромко произнес Санек.
– Да и я, – отозвался Афоня, – особенно, если бы дали их аналитику использовать. Идей-то хватает.
– Афанасий, а как там себя наши избранники вели? – спросил Санек.
– Мужики, – не принимая в расчет сидевшую в мужской компании Вику начал Афоня, – если честно, я их вначале вообще за дебилов принял!
– Ефрейтор Раздолбаев, помягче! – тут же отреагировал Василий Иванович. – Ну не Ньютоны они, и не Коперники. Так не всем же Ньютонами быть. Должны же быть и те, которые трясут ту самую яблоню, с которой яблоко упало Ньютону на макушку!
– Должны, должны, – продолжал Афоня, – только готовиться к уроку надо же! Прочесть, как правильно трясти яблоню, хотя бы. Их ведь этот конгрессмен разложил, как не выучивших урок школьников. Они же ехали обсуждать научное взаимодействие! А не только трясти яблоню!
– Ефрейтор Раздолбаев, ты не обижай друзей моей молодости. Да, среди комсомольских работников интеллектуалов немного. О литературе с ними, конечно, не поговоришь. Гамма-кварк и пи-мезон для них одна и та же материя. Мне даже самому временами становилось скучно среди них.
– Господин старшина Раздолбаенко, да может ли такое быть? лукаво поинтересовался Афоня. – Вы, и заскучали?
– Так про то и речь, что я скучать не люблю! – ласково огрызнулся Василий Иванович. – И сейчас, даже если нам не удастся совместный с американцами проект пробить, все равно надо начинать работать по финансированию этих работ! Здесь нам поддержка потребуется всем! И даже Касатонову!
– Василий Иванович обо всех печется, – заметил Герхард.
– Палыч, он живой человек. Ну, академик-секретарь. Ну и что? У него проблем не меньше, чем у нас. Ему тоже помощь нужна. А нам надо гнуть свою линию и жать, жать…
Сейчас уже не разберешь, какими высокими мыслями руководствовались создатели Российско-американской комиссии по совместным научным разработкам. Хоть деньги в стране уже кончались и наступала нищета, эйфория еще витала. К тому же создателей комиссии было несколько. Не исключено, что одни надеялись на одно, а другие – на другое. Одни хотели строить новый мир, другие – подзаработать, третьи – упрочнить свое положение. Скорее всего, так и было.
Однако в декабре 1993 года в Президиум Академии пришел запрос от Национального научного фонда США, в котором задавался вопрос о видении в области финансирования. В феврале американские ученые получили ответ, в котором подтверждалась необходимость совместных разработок. Далее говорилось, что уже создана комиссия из весьма уважаемых ученых, которые готовы координировать выполнение российскими учеными разработок, которые представляют интерес для заокеанских коллег.
В состав российско-американской комиссии вошли хорошо знакомые нам Касатонов и Вася Мелентьев, а возглавлять комиссию Касатонов уговорил Пахомова. Уговаривал он со словами:
– Борис Иванович, кроме тебя – некому. Молодой – молод еще пока и подконтрольным быть должен. А деньги крутить будем через «Научную Инициативу» и Василия Ивановича. Помоги ему, чтобы звучало красиво. Чтобы правильнее деньги заводить через «Научную Инициативу», назовем ее Фондом. Ситуация – сам видишь какая. Если еще три года назад о каком-то паритетном финансировании можно было хотя бы говорить, то теперь лучше молчать. Сейчас мы можем только проводить исследования на американские деньги. По их заданию, естественно. За всем глаз да глаз нужен. И имей в виду, что информацию в прессу надо давать дозированно. Совсем не давать – нельзя. А много дашь – волну поднимешь. Как бы эта волна нас не захлестнула. Да и пирог только с виду кажется большим. А начнем делить – на всех не хватит. Вопли поднимутся. А он маленький – пирожок-то. Так что, давай, Борис Иванович, соглашайся. У тебя и имя, и звание, и должность.
Подумав, Пахомов согласился. Согласился он со словами:
– Ты прав, Петр Николаевич. Вася зелен еще больно. Мой заместитель Погодин тоже в нашу комиссию рвется.
– А он нам нужен?
– Мне кажется, нет. Я вначале думал ставить его вместо Василия Ивановича. Он аккуратист. У него с отчетностью все в порядке. Но его не любят.
– А почему? – переспросил Касатонов. – Аккуратист по отчетности нам бы пригодился.
– Не любят его за полную бездарность. Мне он нужен в должности заместителя, как диспетчер. Недалекий он человек, и постукивает – ответил Пахомов. – Нет, если его включить в комиссию, тут же недовольные найдутся. Он многим насолил, – продолжил он. – Все, решено. Давай так!
Однако, все кипело и двигалось! В этот раз интервью для прессы пришлось давать Пахомову. Впрочем, Вася оказался рядом. Через некоторое время Пахомов назначил Василия Ивановича заместителем председателя совместной комиссии с Российской стороны.
Еще через некоторое время, в начале весны 1994 года у кабинета Пахомова образовалась очередь желающих сотрудничать. Пришлось записывать желающих сначала на неделю вперед, потом на две недели, а потом и на месяц вперед.
Как-то раз Пахомов позвонил Васе:
– Василий Иванович, зайди, пожалуйста!
В кабинете Пахомова сидел широко улыбающийся Дмитрий Степанович Недогреев.
– А я уж думал, ты меня совсем забыл! – сказал он укоризненно. Вася почувствовал себя неловко. Он действительно перестал вспоминать «академика Митьку».
– Ну ничего, я не злопамятливый. Мы ж с тобой вместе предлагали им сотрудничать. Помнишь? А ты меня еще раз в Америку не взял с собой! А, Василий Иванович! – сказано это было так проникновенно, что Вася даже смутился.
– Вам Голдсмит привет передавал, – нашелся он.
– О! Помнит заокеанский друг наш! – Недогреев продолжал вкрадчиво напирать. В руке у него была скрепленная скрепкой тонкая стопка листов.
– Мы же будем с американцами сотрудничать? И Дума нас поддержала! Так? У меня, Васек, все схвачено. Ты молодец! Думские ребята твои, говорят, всем понравились. Я с самого начала тебя заприметил. Вот погляди наши предложения. Клюнут американцы?
Вася стал просматривать листы.
– Вы, Василий Иванович, не сомневайтесь, это – хорошая работа, – сказал Пахомов.
– Выглядит хорошо!
– Все запатентовано! Приоритет! Хе-хе-хе!
Просматривая документы, Вася в патенте увидел фамилию Пахомова. – Хорошие предложения! Спасибо, Дмитрий Степанович! – сказал он.
– А как платить будут? Как будет финансирование? Это ж все денежек стоит! – продолжал Недогреев.
Вася вопросительно посмотрел на Пахомова. Тот кивнул.
– Расчетный счет будет нашей «Научной Инициативы», – сказал он.
– Ты Василий Иванович, молоток! Я ж знал, что ты не подведешь! Мы же работали, не покладая рук. Ну, давай! – и он сдавил своей лапищей руку Василия Ивановича так, что тот чуть не подпрыгнул. Хоть надо сказать, Вася был вовсе не слабым человеком.
Погодина тоже интересовала международная активность, разворачиваемая в институте Василием Ивановичем. Как уже было сказано, он тоже попытался пристроиться к работе комиссии, но Пахомов дал ему понять, что все вакантные места уже заняты. Погодин, естественно, затаил обиду. И не раз в разговоре с Пахомовым, жалуясь, что Василий Иванович отбивает у него людей и темы, говорил:
– Ох, не нравятся мне, Борис Иванович, эти международные активности!
– Так ведь новая жизнь! – слышал он в ответ. – И депутатский корпус поддерживает!
– Сдадут депутаты, – отвечал Погодин, – чуть ветер изменится. Я ведь с ними по партийной работе сколько общался! Флюгера! Я-то знаю!
– Так с чего ветру меняться, Юрий Иванович? – главным образом, чтобы отвязаться, отвечал Пахомов. Погодин качал головой, и дальше разговора не поддерживал.
* * *А у Василия Ивановича и Афанасия настали горячие дни. Прослышав, что один из членов комиссии часто бывает в 233-й, некоторые ученые начали прорываться и туда. Иногда Вася выслушивал желающих сотрудничать сам, иногда вместе с Афанасием, иногда просил Вику назначить время приема. Иногда Пахомов просил Василия Ивановича назначить для кого-то из нужных ему людей время приема на более ранний срок.
Погодин жаловался Пахомову, что «Научная инициатива» перебивает ему все планы научных разработок, но директор лишь посоветовал Погодину заниматься своими делами. Запомнил заместитель слова своего директора или нет? Скорее всего запомнил – Погодин был злопамятный. Жаловался ли он на «Научную Инициативу» и ее деятельность кому-то еще?
Не знаем. Можем лишь предположит, что мог. Связей и у Погодина было достаточно. Пахомову даже по спецканалам, к которым подключен любой директор государственного учреждения, пришла информация, что Погодин докладывает не только Пахомову. Но Пахомов отмахнулся, а потом и просто забыл об этом сигнале. Ведь все шло так хорошо! В стране уже был почти голод, и творилось черт знает что, убивали директоров нефтяных компаний, начиналась чеченская война. А в его институте сотрудники получали зарплаты и ездили за границу! Да стоит ли обращать внимание на всякую ерунду, только из-за того, что его заместитель кому-то что-то шепчет?
* * *В 233-й сотрудничество обсуждали по своему.
– Мужики, сколько народу прет, времени уже нет ни на что, – жаловался Афанасий.
– Громадное количество желающих сотрудничать, – дополнял Василий Иванович.
– Так государственных денег стало совсем мало, – замечал Санек.
– А почему так? – спрашивал обычно мало интересующийся такими вопросами Виктор Иванович.
– Меня уже в коридоре начали ловить желающие улучшить науку Америки! – продолжал Афанасий.
– Прямо так в коридоре и хватают? Ты, Афоня, звездой становишься! А как отбиваешься?
– Мужики, недавно говорил с Касатоновым, – встрял Василий Иванович, – так вот, Президиум жалобами завалили, что российско-американская комиссия пристрастно отбирает работы для совместных работ. Волна негодования, что не всех берут. В прессе уже появилось несколько статей о дискриминации ученых, которых не взяли, и о кумовстве в науке.
– Денег мало, а идеи еще остались, – прокомментировал Санек.
– И с депутатами я недавно встречался, – продолжил Василий Иванович, – они все не нарадуются, какую они волну подняли!
– Они подняли? – переспросил Афанасий.
– Да ладно тебе! Пускай тоже чувствуют себя причастными к общему делу! – не обращая внимания на несколько скептические ухмылки сидящих за столом, заливался Василий Иванович.
– Мальчики, я уже не могу так, – жаловалась Вика, – непрерывный поток предложений. У меня уже в шкафах места не хватает!
– О! Не зря мы затевали научный обмен!
– Какой-то он односторонний.
– Это ничего! Все выправится! Главное – встать на ноги. А потом мы и сами будем осуществлять финансирование приоритетных направлений!
– Василий Иванович, предложения Николая Павловича прошли? – спросил Виктор Иванович.
– Виктор Иванович, это вообще не обсуждается, – отвечал Вася, с него все началось. Всерьез в Америке признают только его. Как же без Палыча? Он и формулировал все направление.
– Ну, тут как посмотреть, – заметил Герхард. – У Недогреева очень хорошие разработки. Другое дело, что у него уже почти все сделано, а я предлагаю то, что можно сделать.
– А он свои предложения подал?
– Подал, подал, – ответил Вася. – Он одним из первых в кабинете Пахомова появился.
– Нюх, как у собаки? – попытался озорничать Афоня.
– С нюхом у академика Митьки все в порядке, – вставил Санек. Да еще и боекомплект имеется. Неизрасходованный.
– А я-то думаю. Что же это за материал, «произведенный с душой», наш академик Митька расхваливает американцам, – тут же продолжил Василий Иванович. – А я и не знал! Я думал тогда – понтуется Недогреев. Так вот оно как! Так вот почему Пахомов в соавторах патентов! Ну, ничего! Для того, чтобы встать на ноги, нам эта разработка вполне подходит! Пусть американцы от нас что-то существенное получат! Тем лучше! Больше уважать станут! Пусть понимают, что от нас, русских, толк может быть!
* * *Много ли времени прошло, мало ли – какая разница?
Но главное, что осенью был подписан контракт на выполнение работ в рамках научно-технического сотрудничества России и Америки между национальным научным фондом США и российской стороной комиссии! Контракты по направлениям были двух- и трехлетние, начинались с января 1995 года, большинство их заканчивалось в конце 1997 года. На фоне сокращающихся, прямо скажем нищенских зарплат, безработицы и дикостей приватизации, непрекращающихся покушений на олигархов и бандитского беспредела да, это было – Да! Это было знаковое событие.