Осиновские чупакабры

– Да, мне так тоже казалось. Жаль.

– А что у вас из последнего?

– В числе последнего – не очень оптимистические новости: грядет у нас московская проверка. Ответственные – в трансе. Говорят, не сваливалось давно такой напасти.

– По районам они, надеюсь, не станут ездить?

– Кто знает! Можно ожидать чего угодно. Проверка, говорят, комплексная, масштабная.

– Да. Покой нам только снится. Насчет фольклора – чем могу?

– Надо бы мне фамилии знатоков старинных песен там, сказаний, обрядов.

– Некоторых я могу назвать, которые постоянно где-то светятся. Вот по сельским администрациям…

Исследователь фольклора прилежно записывал имена и фамилии.

– Наверное, я кого-то упустила. Но это можно уточнить еще в сельских администрациях. А всех старейших можно взять в районном совете ветеранов. Уж они-то старые песни и байки, частушки знают. Другое дело, что не выступают, может, внукам поют да рассказывают, а на широкую публику редко выходят.

Нинель Капитоновна подумала, что, может, стоит, прикомандировать в помощь Локтеву директора районного ДК, пользуясь удобным случаем – и пусть-ка она раздобудет фольклор, дотоле неизвестный. Ага! Тут-то директриса и погорит! Но по зрелом размышлении отказалась от этой идеи: признать, что задание руководительница ДК провалила, это признать, что провалил задание и спец министерства культуры. А это Нинели совсем ни к чему. Пусть они там разбираются сами. Мило улыбнувшись на прощание, она пожелала Локтеву успеха в его благородном предприятии.

Председатель совета ветеранов не имел приемной и, следовательно, секретарши. Он поэтому был вынужден пригласить очередного посетителя присесть и пока подождать, поскольку беседовал с поспевшим ранее. В коридоре сидеть оказалось не на чем, и совесть не позволяла председателю держать ветеранов в коридоре стоя. Хотя этот-то молодой, мог бы и постоять. Да уж ладно. Опередившим Локтева посетителем являлась дама преклонных лет, по всей видимости, наторевшая в словесных баталиях – возможно, в свое время она подвизалась комсомольским вожаком в коллективе пошивочного цеха, а скорее всего – заведующей продовольственным магазином, и как раз в то время, когда горячительные напитки продавали по талонам.

– Ну как же так, – возмущенно говорила она, – вот наш сосед: ему 45 лет, а он уже пенсионер и ветеран труда. И пенсия – о-го-го! А мой Николай Иванович имеет 70 лет от роду, 50 лет стажу – и он не ветеран! А пенсия – тьфу, просто. Надо что ли, до ста лет работать, чтобы стать ветераном труда?

– А ваш сосед – он…

– Кровь с молоком. Пенсионер. Ветеран, из какой-то незаменимой конторы. Хотя незаменимых нет. А Николай Иванович худой, больной, 50 лет стажу – и он не ветеран. Ему что ли, опять на работу устраиваться? И сколько еще мантулить?

– Наталья Петровна, ведь у некоторых трудная и опасная работа, рискованная. Опасная для жизни. Поэтому те, кто на переднем краю, уходят на пенсию очень рано. А звание ветерана присваивается, если человек имеет награды – в смысле медали, ордена или там грамоты от федерального правительства.

– У моего килограмма два этих грамот – от комсомола, от профкома, от парткома, от монгольского народного Хурала даже есть.

– От Хурала – это хорошо. Но требуется от российского правительства.

– Так что же, ему в правительство заявку писать надо? Так вы дайте форму, я его заставлю написать.

– Но все это делается во время работы человека, или же сразу после, если он пострадал, например, во время героического подвига. Допустим, пострадал здоровьем на государственной службе, или кого-то спас.

– Николай Иванович тоже пострадал на службе: он заработал ревматизм, всю жизнь работавши на ферме – в холоде, как это?.. во влажном, загазованном микроклимате, все время – в резиновых сапогах. Да и почки… А насчет спасения – так он спас трех человек: они вчетвером выпивали после трудового дня в подсобке, она загорелась, тем временем он отлучился в туалет. Хватились – нет его: обсыпались снегом и давай лезть в самое пламя. Хорошо, он успел справить нужду, подскочил, дал одному, другому, пока не утихомирил всех, а то они рвались его выручать. В другой раз корова провалилась сквозь лед на реке – никого нет, помочь некому. И побежал он к силосной яме, где трактор стоял, на горке, потому что без аккумулятора. Хотя в кооперативе числился аккумулятор. Но на председательской машине. Ну вот, поехал он на тракторе, разломал лед до самой коровы, она и выбралась. А трактор увяз. Председатель потом сильно ругался, хотел высчитать с Николая Ивановича за солярку, но мой сказал: «Если так, давайте эту свою корову мне на мясо, все равно она бы сдохла, и колхоз бы имел вместо коровы фигу». И отстали. А Ванька Ильин – ему только-только сорок стукнуло, а уже тоже ветеран. А моему Николаю Ивановичу 70 – он не ветеран. Это что – по блату?

– А этот… он тоже незаменимым работал? Или какая у него профессия?

– Да какая у него профессия? Никакой профессии нет. Пожарник он, вот и все.

– Ну, значит, тоже награжден был медалью. При такой работе это очень даже возможно: опасность для жизни, спасение из огня…

– Так я о чем и говорю: мой-то тоже спас из огня, трех человек. Дал одному, другому – не лезьте поперед в пекло! И не ветеран! Это как? Это разве можно?

– Ладно, я узнаю, можно ли что-нибудь сделать для Николая Ивановича, – сдался председатель, вытирая со лба испарину. – Обещать твердо ничего не могу, но узнаю. Известно будет через месяц.

– Вот спасибо-то! – расцвела просительница. – Так я надеюсь.

– Да. И вам всего хорошего, – пожелал председатель и перевел дух.

Сергей деликатно кашлянул.

– У вас какой – то вопрос? – взглянул на него председатель.

– Да. Я из областного министерства культуры, – гость протянул удостоверение. – Я хотел бы узнать имена и адреса старейших жителей района, ну, лет от 70 и старше. Я собираю фольклор, и старейшины могут в этом очень помочь.

Председатель облегченно вздохнул и расслабился.

– Так это лучше вам обратиться в отдел культуры, – сказал он. – Там всех песенников и басенников любого возраста знают.

– Я побывал у них. Самых-то ветеранов они плохо знают – дескать, те нигде не выступают уже. Молодых я взял, но вряд ли у них много фольклора в запасе.

– Тогда все о ветеранах можно узнать в сельских администрациях, – сделал еще одну попытку отбояриться председатель.

– Да, но сначала желательно знать, куда ехать, где стариков побольше, – резонно заметил представитель минкульта.

Поняв, что отфутболить посетителя не удастся, председатель достал из стола толстую тетрадь, надел очки и взглянул на Сергея:

– Готовы?

– Готов.

– Так вот: по районному центру, – уважаемый наш Егор Петрович Некипелов, – начал собеседник Локтева и, постепенно увлекаясь, серьёзным делом, стал перечислять всех жителей района почтенного возраста. Сергей записывал в блокнот – при поиске нужных материалов это представлялось удобней, чем звуковая запись. Наконец-то дело пошло на лад! Правда, вопрос еще, удастся ли что-нибудь нужное ему добыть у самих аксакалов. Но тут уж как повезет. В блокноте значилось уже десятка полтора фамилий.

– Игнат Петрович, наш замечательный, Ланцов, – продолжал между тем председатель.

Ланцов? – встрепенулся деловито черкавший до того ручкой Локтев.

– Ну да, натурально, Ланцов, – недоуменно подтвердил предсовета, – а что такое?

– Да нет-нет, ничего, – поспешно ответил Сергей и записал адрес. Подумав, что скрывать тут абсолютно нечего и даже контрпродуктивно, объяснил:

– Дело в том, что есть старинная песня, начинается она «Звонит звонок насчет поверки. Ланцов задумал убежать…». Вы не знаете ее?

Председатель потер подбородок, подумав, отрицательно покачал головой:

– Нет, не припоминается.

– Ну вот я и подумал, может быть, этот наш Ланцов какой-нибудь родственник того Ланцова? В третьем-четвертом колене, конечно. Тогда уж он-то точно песню знает.

– А что? Чего только не бывает. Тем более, фамилия-то довольно же редкая. Это тебе не Петров-Иванов-Сидоров.

Расстались они друзьями. Получив почти искреннее приглашение заглядывать еще, по мере надобности и чтобы поделиться успехами, Сергей зашел в райотдел милиции, чтобы разыскать некоего старшего нынче лейтенанта Финогенова, сочиняющего современные частушки. Сам Финогенов этого хобби стеснялся и даже в местную газету давал их с большими оговорками, обязательно без указания его настоящего имени. При таких обстоятельствах Сергей почел за лучшее обратиться к начальнику частушечника, рассчитывая, что уж от его-то просьбы Финогенов точно не отмахнется. У начальника кто-то был, но скоро прозвучал повелительный голос «Зама ко мне быстро позови-ка» и этот кто-то тотчас вышел из кабинета, а через минуту туда стремительно проследовал высокий довольно молодой человек в джинсах.

– Съезди-ка сейчас же в Клинск, в театр, купи два билета на воскресенье. Моя жена, видишь, театралка. А билетов нет. Подожди, как этот спектакль называется? Что-то насчет пурги. Где же я записал? А, вот – «Кармина Бурана», называется, – донесся голос начальника.

– Так у меня там эта Петрова сидит, в третий раз уж по поводу своего сына приезжает, покалеченного. Да всё мне недосуг. Думал, сегодня… – отвечал голос ниже тоном.

– Ничего, приедет и еще раз. У нас дел невпроворот. Скажи ей – спецзадание, борьба. Машину мою с шофером возьми, все-таки профи. Да надень форму, а то почтут за трудягу в этих джинсах. Давай!

Сергей счел за лучшее не мешаться, пораженный царящей здесь бескомпромиссностью и неотложностью решаемых задач, и, не дожидаясь появления исполнительного зама, ретировался.

– Там некогда, я позже зайду, – объяснил он дежурному.

Рабочий день подходил к концу, и Сергей отправился в гостиницу, поскольку ехать даже в ближайшую деревню и искать там ночлег оказалось поздновато – ближе к закату ночлег ищут только лихие люди. После этого он созвонился с двумя старыми приятелями, и вечер компания провела у одного из них, причем так дружно, что хозяин настаивал, чтобы гости остались и на ночь. Но данное пожелание, конечно, шло вразрез с мировоззрением его жены. Почувствовав это, а также ввиду предстоящего и завтра рабочего дня, двое покинули гостеприимную квартиру. С приятелей Сергей взял клятву, что они отдадут голоса за Лапшина. Они отвечали, что им все равно – за Лапшина или за Галушкина, но раз ему так надо, замечательно проголосуют за Лапшина.

Утром Локтев посетил районный штаб сторонников Лапшина и сообщил об обстоятельствах выбытия его из бригады агитаторов областного центра и вливании в бригаду никольских. Возможности для этого у него имелись широкие: весь район можно объездить по вполне независящей от выборов причине. А кроме того, многих здесь он знал. Заручившись обещанием всесторонней поддержки, Локтев наведался затем в районный Дом культуры и разузнал, не исполняет ли хор ветеранов какую-нибудь новую, но очень старую песню. Оказалось, что слишком старых, никому неведомых песен здесь избегали, дабы не распугать слушателей, более привычных к популярным. И, подтверждая этот постулат, исполнили «Когда б имел златые горы…», каковому исполнению единственный слушатель, поскольку это шла лишь репетиция, без лицемерия поаплодировал. Участницы хора пообещали вместе с тем порыться в памяти на предмет забытых песен и приглашали зайти как-нибудь позже. Заглянув еще в музей – не отыщется ли там чего-нибудь из преданий старины глубокой, и ничего нужного не обнаружив, Локтев решил, что для начала хватит. Впереди маячили выходные, и ехать в деревню к старым песенникам-частушечникам он не собирался: сами-то старики, понятное дело, живут не автономно – чай, не городские квартиры – с кем-то из молодых. А те, скорее всего, работают, а в выходные хотят отдохнуть. Вваливаться в это время к ним и задавать всяческие легкомысленные вопросы не входило в его планы. У него нашлось другое дело, другая мысль не давала в последние два дня ему покоя. Вечерней маршруткой он отправился в областной центр. Сергей намеревался посетить мастерскую художников, где творил его друг детства Жэка.