Тайны французской революции
Пьер снова обернулся, ища глазами факелы слуг, бродивших по саду.
Преследователи мало-помалу приближались. Если Кожоль продолжит стоять на одном месте, его совсем скоро окружат. Понимая, что ему нужно во что бы то ни стало выскользнуть из Люксембургского сада, он снова пустился в путь, взяв вправо от ворот, выходивших на улицу Богоматери, там, где к ней примыкала улица Ада. Он рассчитывал, что сад не был со всех сторон окружен дозором и что с этой стороны удастся незаметно перелезть через стену.
Он быстро скользил в глубокой тени деревьев, обходя стороной растянувшуюся по саду цепочку ищеек.
Но опасность, с которой он справился у цветника, вновь открылась перед ним в конце аллеи: он очутился у большой светлой лужайки, отделявшей один густой ряд деревьев от другого.
Эта лужайка, шагов в двести, просматривалась отовсюду прекрасно – нельзя было и думать пройти ее незамеченным.
Пьер стремительно бросился вперед.
Но его тотчас увидели. Послышался сигнал.
Мгновенно вся цепь сбилась в кучу и поспешила наперерез беглецу, словно толпа охотников, заметивших добычу.
Кожоль сохранил веселое расположение духа, даже несмотря на угрожавшую ему опасность.
– А ведь я, должно быть, забавно выгляжу в роли оленя. Счастье, что на ноги я не жалуюсь. Я достигну выхода на улицу Ада гораздо раньше, чем эта неповоротливая сволочь, которая пытается меня преследовать.
Пьер подбежал к воротам, но решетчатые створки оказались заперты. Издалека он различил, что по ту сторону их сверкают ружейные стволы. Это были ружья дозорных. Заслышав шум в саду, патрули окружили выходы.
– Ну, так поищем другой путь к спасению, – сказал Кожоль, повернувшись лицом к приближающейся толпе.
Заметив, что беглец стоить неподвижно, преследователи переменили тактику. Скучившаяся ватага разделилась, с двух сторон заходя за спину Кожолю.
– Ну, вот живая изгородь, которую можно прорвать! Тем хуже для того, кто будет преграждать мне путь! – пробормотал граф, хватаясь за один из пистолетов, закрепленных за поясом.
Но он тотчас отказался от идеи с оружием.
– Нет! Зачем же убивать какого-нибудь беднягу, который с таким рвением повинуется приказанию, поверив, будто я душегуб?
Кожоль стоял в центре уже сомкнувшегося круга. Секунду раздумав, он сделал скачок вперед и с быстротой молнии всей грудью бросился на преграждавшего ему путь человека. Он наградил беднягу такими ужасными оплеухами, какие может дать только бретонец. Несчастный откатился шагов на десять. И Кожоль прорвался сквозь пробитую им в живой цепи брешь.
Преследование возобновилось, хотя на этот раз не так решительно: охотники очутились в тени деревьев, которую мерцание факелов едва могло рассеять, и скоро потеряли из виду свою жертву.
В это время Пьер уже почти достиг стены, как вдруг очутился в том углу сада, где еще и теперь стоит фонтан Медичи.
– Тьфу, дьявольщина! – проворчал Кожоль. – Теперь я попал в глухой тупик. Здесь они могут схватить меня.
Толпа приближалась. Похоже, к ней присоединились и замешкавшиеся во дворце слуги. Теперь добыча уже не могла ускользнуть. Толпа бросилась в угол между фонтаном и большой стеной соседнего частного дома.
И вдруг крик удивления и разочарования вылетел из груди ловцов.
Беглец внезапно исчез, как будто его вмиг поглотила земля!
До самого рассвета продолжались поиски в саду, а уличные дозорные стояли у ограды на страже. Все было бесполезно.
Наконец розыск решили прекратить.
Когда Баррас узнал о неудачном исходе дела, он в отчаянии возвратился в комнаты той, обладать которой надеялся всего несколько часов назад.
Несмотря на раннее утро Елена была на ногах.
– Наши усилия оказались тщетными, – сказал ей Баррас.
Женщина посмотрела на него с изумлением.
– Какие усилия? – спросила она.
– Но ведь нужно было найти того человека, которого вы так желали видеть вчера вечером… – пробормотал Баррас, изумленный вопросом Елены.
Она рассмеялась коротко и воскликнула уже веселее:
– Ах! А я ведь совершенно забыла о нем, милый директор, уверяю вас!..
XI
На другой день после этой ночи, когда Кожоль так неожиданно спасся от преследования, господин Жаваль, достойный собственник гостиницы «Страус», растянувшись на скамье в передней, всхрапывал, как самый счастливый из смертных.
Наш трус спал среди белого дня – было два часа пополудни – потому что, проведя в ожидании своего единственного жильца всю прошлую ночь напролет, Жаваль наконец был побежден дремотой и прикорнул с крепко сжатыми кулаками.
У хозяина гостиницы был характер кролика, но сон его, напротив, не был беспокоен и чуток; этого простак свалился на скамье без задних ног и открыл глаза только тогда, когда его сильно потрясли за плечо.
Едва Жаваль пробудился, к нему вернулась его обычная трусость. Он уже открыл было рот, чтобы прокричать:
– Да здравствует Дирек…
Но вовремя смолк, потому что не увидел ни одной живой души, перед кем мог бы выслужиться подобным образом.
Перед ним стояла женщина, закутанная в большой платок, она подала ему какой-то кошелек, прибавив отрывисто:
– Возьми это и дай ответ.
– Я не согласился бы принять этот подарок, если бы дела мои не были в таком плохом положении, – сказал Жаваль с глубоким вздохом, но все-таки спрятал кошелек в карман с видимым удовольствием.
И он принял перед Еленой – потому что читатель, без сомнения, догадался, что это была она – почтительную позу и приготовился отвечать.
Отменив свой план мести и оставив безутешного Барраса, она пришла сюда, преследуя того, кто так жестоко ее оскорбил.
– Сюда, – сказала она, – вчера, почти в это время, должно было прийти письмо для одного из твоих жильцов.
– Да, письмо – без всякой надписи.
– Но с достаточными пояснениями, которые помогут найти получателя письма.
– Это правда – с именем молодого человека, которое мне передал принесший письмо. Он сказал, что получатель недавно прибыл из Бретани… Письмо это вручили мне.
– И что ж вы сделали с ним?
– Ах, гражданка! Я отдал его тому лицу, на которое мне было указано. Я не мог ошибиться, ведь это мой единственный жилец.
– Как его имя?
– Кавалер Бералек.
Елена вздрогнула от неожиданности этого открытия.
– Так он не умер! – вскричала она.
– Умер? Он!.. Ах! Клянусь вам, мадам, он жив, даже слишком жив, потому что он подарил мне самую полновесную уверенность в этом, – вздохнул Жаваль, которому тупая боль в известном месте напоминала о мощном пинке Бералека.
– Он не ранен… только слаб?
– Слаб? О, нет! Он в полной силе… А что он, может быть, говорит… так это он обманывает, поверьте мне.
– А ты наверняка знаешь, что это кавалер Бералек? – спросила Елена, у которой ненависть уступила в душе место искренней радости: она узнала, что еще жив тот, кому она простила бы любую вину.
– Да, Бералек – так он сказал свое имя, когда приехал сюда.
– А когда он приехал?
– Три дня тому назад.
– Ты это точно знаешь?
– Точно. Это был тот самый день, когда Директория давала бал, чтобы отпраздновать взятие Мальты.
«Конечно, это Ивон! – подумала Елена. – Но в таком случае зачем же Баррас обманул меня, уверяя, что Бералек убит после бала?»
Сомнение мучило сердце Елены, и она продолжала расспрашивать Жаваля. Тот, рассмотрев ее внимательно, решил про себя: «Она тоже, должно быть, полицейская шпионка из той же шайки, которая выслеживала меня».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Директория – французское правительство, в котором исполнительная власть принадлежала пяти директорам (фактический лидер – Поль Баррас). Директория пришла на смену якобинской диктатуре (Робеспьер и др.) и просуществовала четыре года (октябрь 1795 – ноябрь 1799).
2
Синие (по цвету мундиров) – солдаты революции, в отличие от белых – роялистов.
3
Французское слово «autruche» (страус) отличается только одной буквой от слова «Autriche» (Австрия).
4
По-французски «Saint-Jean-Baptiste» и «singe en baptiste» произносится одинаково.
5
Ridicule (фр.) – нелепый, смешной.
6
Штопор (фр.).
7
Жертва (фр.).
8
Кто всю жизнь был добродетелен, тот любит смотреть на восход авроры (фр.).
9
Флореаль (20 апреля – 19 мая) – восьмой месяц республиканского календаря, действовавшего с октября 1793-го по 1 января 1806 года.
10
Будем жить по-братски, друг мой якобинец. Я приношу покаяние и хочу наконец жить истым бесштанником. Да, хочу отныне любить тебя, дай мне поцелуй мира – и я стащу долой свои штаны.
11
Гилльотэн, врач-политик, в одно прекрасное утро додумался, что вешать – бесчеловечно, несогласно с патриотизмом. Подавай ему наказание без веревки и столба и уничтожь должность палача… И вдруг рука его создает машину, которая сама будет убивать нас и которую назовут гильотиной.
12
Евангелием нашим пусть будут законы; Марсельеза – гимном, адом – царство Королей, а раем – Республика.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги