История рыцарей-тамплиеров, церкви Темпла и Темпла

Глава II

Устав бедных рыцарей Христа и храма Соломонова[22][23].

Среди противоречий, каковые мы видим в устройстве этого мира, не на последнем месте стоит институт вооруженных монахов, бывших одновременно анахоретами и воинами.

«Устав бедных рыцарей Иисуса Христа и Храма Соломонова», составленный св. Бернаром и утвержденный высшими церковными иерархами на Соборе в Труа для регулирования деятельности монашеского и военного сообщества храмовников, являет собой религиозный кодекс самого строгого и сурового свойства. Он состоит из семидесяти двух глав и короткого пролога, обращенного «ко всем, кто желает действовать не по собственной воле, но с чистыми помыслами сражаться за высочайшего и истинного Владыку». В прологе содержится призыв надеть доспехи повиновения и предать себя с благочестием и смирением делу защиты святой церкви; проявлять искреннее рвение и твердость при исполнении своего священного долга, дабы разделить счастливую судьбу воинов, отдавших жизни за Христа.

Устав предписывает членам ордена строгое исполнение религиозных правил, умерщвление плоти, посты и молитвы, постоянное присутствие на заутренях, вечернях и всех церковных службах, «дабы быть освеженными и насытиться небесной пищей, обрести наставление и поддержку свыше, приобщившись к святым Таинствам»; храмовники не должны бояться битвы, но должны быть всегда готовыми к венцу. Если брат не может присутствовать на обычной службе, то он вместо заутрени должен прочитать не менее тринадцати раз «Отче наш», вместо ежечасной молитвы – семь, а вместо вечерни – девять. Если кто-то из тамплиеров находится при смерти, капелланы и священник должны собраться и отслужить торжественную мессу за спасение его души; другие братья должны провести ночь в молитвах и произнести сто раз «Отче наш» за усопшего брата. «Более того, – говорят святые отцы, – мы неуклонно предписываем вам, чтобы с божественной и самой нежной любовью вы ежедневно в течение сорока дней даровали беднякам столько мяса и питья, сколько полагалось умершему брату, пока он был жив». Члены ордена должны во всех случаях говорить кратко, носить простую и грубую одежду. Они должны проявлять щедрость и усердие в делах благотворительности и при раздаче милостыни, заботиться о больных и стариках и помогать им. Они могут получать письма от родителей, родственников и друзей только с разрешения магистра, а все подарки немедленно следует передавать магистру или казначею, чтобы тот использовал их по своему усмотрению. Более того, они не вправе принимать никакой помощи или службы от женщины, и им строго приказано избегать женских нежностей.

Многие параграфы этого устава представляют большой интерес, и будет уместно привести здесь некоторые фрагменты из него.

VIII. Желаем, чтобы в общей зале, или трапезной, вы принимали пищу совместно, и там, если ваша просьба не может быть выражена знаками, можно тихо и кротко сказать, чего вы хотите. Если требующаяся вам вещь не находится, вы должны искать ее со всей учтивостью и смирением, и почтением к сотоварищам, вспоминая слова апостола: «Ешь хлеб свой в безмолвии»[24], и, подражая псалмопевцу, который говорит: «Наложил я печать на уста мои»; а это означает: я решил не соблазнять своим языком; то есть я сомкнул свои уста, чтобы не говорить зла.

IX. За обедом и ужином пусть всегда читается Священное писание. Если мы любим Господа, мы должны стремиться к нему, и слушать со всем вниманием его благие слова и наставления.

Х. Пусть будет вам достаточно питаться мясом три раза в неделю, кроме Рождества, или Пасхи, или Богородичного дня, или Дня Всех Святых.

<…> В воскресенье мы считаем подходящим и подобающим, чтобы рыцарям и капелланам подавались два мясных блюда. Но остальные: оруженосцы и слуги – пусть довольствуются одним и будут благодарны за это.

XI. Двое и еще двое должны обычно есть вместе, чтобы один мог смотреть за другим.

XII. Мы предписываем, чтобы на второй и четвертый день недели, а также по субботам, у вас было два или три блюда из бобов и других овощей; и тот, кто не может есть одно, пусть ест другое.

XIII. Но на шестой день (пятница) мы рекомендуем постную пищу, из уважения к Страстям Господним, каждому из вас, кроме больных, а со Дня Всех Святых до Пасхи нужно есть только раз в день, если не случается Рождество или Богородичный день, или праздник Апостолов, и тогда можно вкушать дважды, и так во все остальные дни, если нет великого поста.

XIV. После обеда и ужина мы строго повелеваем вознести благодарность Христу, подателю всего, со смиренным сердцем, в церкви, если она есть рядом, если же нет, то в том месте, где вы ели. Часть (от всякого вида пищи) нужно отдать с братской любовью слугам или беднякам. И так мы приказываем.

XV. Несмотря на то, что награда бедности, которая есть царствие небесное, без сомнения причитается бедным, мы повелеваем вам ежедневно подавать милостыню, отводя десятую часть вашего хлеба для подаяния, что христианская религия несомненно предписывает.

XVI. Когда солнце покидает восточную часть небосвода и садится на западе, по звону колокола или другому обычному сигналу вы все должны идти на повечерие; но мы советуем вам перед этим поужинать. Этот ужин мы оставляем на решение и суждение магистра, так что если ему угодно, вы будете пить воду, а если он прикажет, вы можете получить ее немного смешанную с вином, но не слишком обильно, а лишь умеренно, ибо мы видим, что и мудрые чахнут от вина.

XVII. Когда повечерие закончится, нужно идти ко сну. После того как братья выйдут из зала, не разрешается никому говорить громко без крайней необходимости. Но что бы ни было произнесено, это должно быть сказано вполголоса рыцарем своему оруженосцу. Возможно все же, что во время между молитвой и сном вам потребуется поговорить о том, о чем не представилось возможности поговорить днем – о военных делах или о состоянии вашего дома – с некоторыми братьями или с магистром, или с тем, кому поручено управление домом; и так мы приказываем, чтобы это делалось в соответствии с тем, что написано: «При многословии не миновать греха»[25], и в другом месте: «Смерть и жизнь во власти языка»[26]. Помня сказанное, мы строго запрещаем непристойность и празднословие, вызывающее смех, а когда ложитесь спать, если кто-либо среди вас произнесет глупое слово, мы предписываем ему со всем смирением и чистотой помыслов повторить молитву Господу.

XVIII. Мы не требуем, чтобы утомленные воины вставали к заутрене, как, очевидно, должны поступать остальные, но с согласия магистра или того, кому магистр передал такие полномочия, они могут отдохнуть; тем не менее им надлежит спеть тринадцать установленных молитв, так чтобы души их звучали в унисон с их голосами, по словам пророка: «Пойте Господу», и вновь: «Я буду петь в виду ангелов». Впрочем, это решение всегда должно быть оставляемо на усмотрение магистра.

<…>

ХХ. <…> Всем рыцарям, принесшим обеты, мы предписываем как зимой, так и летом, по возможности, носить белые одежды, дабы те, кто оставил темную жизнь, знали, что им следует посвятить себя Творцу путем жизни чистой и светлой. Ибо что есть белизна, как не совершенное целомудрие, а целомудрие есть сохранность души и здоровье тела. И если рыцарь не будет сохранять чистоту, он не достигнет вечного блаженства и не узрит Господа, как свидетельствует апостол Павел: «Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа»[27].

XXI. <…> Пусть все оруженосцы и слуги будут одеты в черные одежды, но если таковых нельзя будет найти в той провинции, где они живут, пусть все одеяния будут одного цвета и не слишком яркие, например, коричневые.

XXII. Никому не дозволяется носить белые одежды или иметь белые плащи, кроме вышеназванных рыцарей Христа.

XXIII. Мы решили на общем совете, что ни один брат не должен носить шкуры или плащи, или что-либо, что прикрывало бы тело зимой, даже сутаны, сделанные из шкур, кроме овчины.

<…>

XXV. Если какой-либо брат решит, что по праву или из гордыни он может носить самую красивую или лучшую одежду, за это без сомнения он заслуживает самой худшей.

<…>

XXX. Каждому из рыцарей положено три лошади. Известная бедность Дома Господня и Храма Соломона в настоящее время не позволяет увеличивать это число, если не будет на то дозволения магистра.

XXXI. По тем же причинам мы позволяем каждому рыцарю только одного оруженосца; но если оруженосец служит рыцарю даром, из благочестия, то незаконно бранить его или бить за какую-либо провинность.

XXXII. Приказываем вам приобрести для всех рыцарей, желающих служить Христу в чистоте духа, лошадей, подходящих для их ежедневных дел и все, что нужно для исполнения их обязанностей. И мы сочли правильным и надлежащим, чтобы лошади были одной цены, и пусть цена будет записана, чтобы ее не забыли. И что бы ни понадобилось рыцарю, или его оруженосцу, или его коням, включая лошадиную сбрую, пусть это будет предоставлено ему тем же братством, в соответствии с возможностями этого братства. Если случится по несчастью, что рыцарь потеряет своих коней на службе, обязанность магистра и братства найти ему других; но когда это будет сделано, сам рыцарь из любви к Господу должен заплатить половину цены, остальное, если ему угодно, он может получить от братьев.

XXXIII. <…> Пусть все, что предписано магистром, или тем, кому магистр дал полномочия, исполняется без колебаний, как если бы это было предписано свыше; как сама истина изрекает: «Услышав, он повиновался мне».

<…>

XXXV. <…> В походе, после того, как воинов разместили на постой, ни рыцарь, ни оруженосец, ни слуга не должны посещать жилище других рыцарей, чтобы повидаться с ними, или говорить с ними, без приказания старшего. Сверх того мы строго приказываем, чтобы в этом братстве, посвященном Господу, никто не объявлял войны, не заключал мира по своей собственной свободной воле, но полностью склонился перед волей Магистра, следуя словам Господа, сказавшего: «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца»[28].

<…>

XXXVII. Мы не желаем, чтобы золото или серебро, которое есть знак личного богатства, было видно когда-либо на ваших уздечках, нагрудниках или шпорах, и не позволительно никому из братьев покупать нечто подобное. Если же такие вещи будут пожертвованы вам, золото и серебро должны быть так окрашены, чтобы их блеск и красота не могли придать носящему их видимость превосходства над другими.

<…>

XL. Сундуки с замками и ключами не дозволены, и никто не может их иметь без разрешения магистра или того, кому магистр поручил управление братством. Но этот запрет не распространяется на приоров (прецепторов) различных провинций и самого магистра.

XLI. Никоим образом не разрешается никому из братьев получать письма от родителей или от другого человека или посылать письма без разрешения магистра или настоятеля. После того, как разрешение получено, письмо должно быть прочитано в присутствии магистра, если он того пожелает. Если же что бы то ни было будет передано кому-то из братьев его родителями, пусть он не получает переданного, не поставив в известность магистра. Но это правило не распространяется на магистра и настоятелей.

XLII. Поскольку всякое празднословие, как известно, порождает грех, что могут те, кто кичится своими проступками, сказать перед верховным Судией? Пророк мудро учит, что если нам следует хранить молчание и воздерживаться ради этого от добрых речей, сколь старательно должны мы воздерживаться от злых слов, дабы избежать наказания за грехи. Мы запрещаем и решительно осуждаем все беседы о безумствах и проступках, в которых кто-либо из братьев был повинен в миру, или в военных делах, пусть никто не говорит об этом ни со своим братом, ни с иным человеком. Не дозволяется никому говорить со своими братьями о проступках других людей, или о плотских наслаждениях, доставляемых ничтожными женщинами; и если кто случайно услышит, как другие беседуют о таких предметах, пусть заставит их замолчать, или же скорыми шагами послушания отойдет от них как можно быстрее и не склоняет ухо сердца своего к торговцу праздными россказнями.

XLIII. Если дар будет вручен кому-либо из братьев, пусть он передаст его магистру или казначею. Если же его друг или родственник согласится передать ему дар только на условии, что он использует его сам, он не должен принимать подношение без разрешения магистра. И кто бы ни получил подарок, пусть он не огорчается, если его передадут другому. Более того, пусть он твердо знает, что разгневавшись от этого, он восстает против Господа.

<…>

XLVI. Мы все полагаем, что ни один из вас не смел предаваться такому занятию, как ловля одной птицы с помощью другой: ибо не подобает вам предаваться земным наслаждениям, но следует слушать заповеди Господни, постоянно преклонять колени в молитве и ежедневно исповедоваться в грехах перед Господом со вздохами и слезами. Пусть ни один из братьев по указанным выше причинам не смеет сопровождать человека, охотящегося с соколом или любой другой птицей.

XLVII. Поскольку подобает братьям вести себя скромно и смиренно без смеха и говорить мало, но искренне, и негромко, мы особенно указываем и повелеваем всем посвященным братьям, чтобы они не стреляли в лесах ни из лука, ни из арбалета; и по той же причине чтобы они не смели сопровождать другого, кто будет это делать, если только это не потребуется для защиты его от козней неверных; и пусть он не смеет охотиться с собаками, или пришпоривать коня ради того, чтобы выиграть скачку.

<…>

LI. По божественному изволению, как мы верим, новое установление было принесено вами в святые места, а именно объединение воинского дела с религией, так что эта религия, будучи вооруженной, пролагает себе путь мечом и поражает врага без греха. Поэтому мы твердо признаем: с тех пор как вас наименовали рыцарями Храма за ваши заслуги и благочестие, вам следует владеть землями и людьми, и владеть слугами и справедливо управлять ими, и обычные службы должны быть предоставлены вам.

LII. Прежде всего, самая большая забота должна быть о больных братьях, и пусть их нужды исполняются так, как если бы сам Христос был страдальцем, держа в уме благословенные слова Евангелия: «Был я болен, и вы посетили меня»[29]. За ними надо воистину бережно и внимательно ходить, ибо тем достигается царствие небесное.

LIII. Мы предписываем тем, кто заботится о больных, со всем вниманием и с самой преданной заботой усердно и преданно предоставлять им все, что необходимо при их различных недугах, в соответствии с возможностями братства, в частности мясо и птицу и прочее, пока они не поправятся.

<…>

LV. Мы дозволяем принимать в братство женатых мужей, если таковой пожелает вступить; пусть он и его жена даруют ордену после смерти соответствующую часть собственности и все, что они приобретут после вступления в орден; а в остальное время пусть они ведут честную жизнь и трудятся для блага братьев; но им не разрешается носить белые одежды и белые плащи. Если муж умрет первым, он должен свою часть наследных владений и собственности завещать братству, а жена пусть живет на свое наследство и пусть она отбудет немедленно; ибо мы считаем неподобающим, чтобы такие женщины оставались в одном доме с братьями, которые дали Господу обет целомудрия.

LVI. И еще более опасно допускать, чтобы сестры разделяли с вами ваше святое призвание, ибо древний враг многих совратил с пути истинного через общение с женщинами; и поэтому, дорогие братья, дабы цветок праведности мог всегда цвести среди вас, пусть с этим обыкновением отныне будет покончено.

<…>

LVIII. Если какой-либо рыцарь из числа губящих свою душу или какой-либо мирянин пожелает отказаться от мира и избрать вашу жизнь и сообщество, не следует немедленно принимать его. Повелите ему, согласно словам святого Павла: «Докажи, что дух твой от Господа»[30], и если так, то позвольте ему вступить. После этого в его присутствии пусть будет прочитан устав; и если он смиренно согласится соблюдать предписания, тогда, если угодно магистру и братьям принять его, пусть братьев созовут вместе и он оповестит их чистосердечно о своем желании и просьбе ко всем. Срок испытания определяется магистром в зависимости от того, насколько праведную жизнь вел просящий прежде.

LIX. Мы позволяем созывать каждый раз для совещания не всех братьев, но только тех, кого магистр считает предусмотрительными и способными дать совет; кроме тех случаев, когда рассматриваются важные дела, такие, как пожалование земель братству, или когда обсуждаемое дело непосредственно касается ордена в целом, или при приеме новых членов. Тогда с дозволения магистра созывается все братство и после того как будет выслушано мнение капитула, принимается то решение, которое магистр сочтет лучшим и наиболее полезным.

<…>

LXII. Хотя наставления святых отцов предполагают приобщение детей к монашеской жизни, однако мы не позволяем вам брать на себя подобное бремя, но тот, кто великодушно желает ввести собственного сына или родственника в ряды военного монашеского братства, пусть воспитывает его, пока тот не достигнет возраста, когда сможет с оружием в руках доблестно изгонять врагов Христовых из Святой земли. Тогда, в соответствии с нашим уставом, пусть отец или родители приведут его к братьям и пусть он открыто перед всеми заявит о своем желании. Ибо лучше не приносить обет в детстве, иначе впоследствии, став взрослым, человек может полностью отречься от него.

LXIII. Надлежит вам поддерживать с благочестивым рвением всех стариков в их болезнях и слабости, и почитать их, и пусть не будет им отказано в том, что необходимо для их тела, но с соблюдением устава.

LXIV. Братья, путешествующие по разным провинциям, должны соблюдать устав, насколько это возможно, в пище и питье, и пусть они выполняют его и в других делах и живут безупречно, чтобы снискать себе доброе имя за пределами дома. Пусть они не порочат свою религиозную цель ни словом, ни деянием; пусть они являют всем, с кем они будут общаться, пример мудрости и упорства в добрых делах. Пусть они останавливаются на ночлег у самых почтенных людей и пусть дом, где они расположились в эту ночь, не остается без огня, дабы темный враг (от которого Господь хранит нас) не нашел некоей лазейки. Но если они услышат, что не отлученные рыцари, собрались где-то вместе, мы приказываем им поспешить туда, заботясь не о своей временной выгоде, но о вечном спасении души.

<…>

LXVII. Если кто-либо из братьев согрешит в речах, или битве, или допустит иную незначительную оплошность, пусть он добровольно признает свою ошибку перед магистром во искупление грехов. Если обычаем не предусмотрено некоего традиционного наказания за небольшие прегрешения, пусть будет легкое покаяние; но если провинившийся умолчит о проступке и о нем станет известно при посредстве кого-то иного, наказание и искупление должны быть более суровыми. Если же проступок тяжел, пусть виновник будет отлучен от братства и пусть он не ест со всеми за одним столом, а питается отдельно. Его судьба отдается на суд и распоряжение магистра, чтобы душа его могла спастись в день Страшного суда.

LXVIII. Но в первую очередь следует заботиться о том, чтобы ни один из братьев, здоровый или больной, сильный или слабый, желающий возвеличить себя, возгордившийся своими заслугами или упорствующий в своем заблуждении, не остался безнаказанным. Если он выказывает намерение исправиться, пусть предпишут ему еще более строгое искупление; но если посредством благочестивых увещеваний и чистосердечными рассуждениями не удастся склонить его к исправлению, и он продолжает упорствовать в своей гордыне, пусть он будет изгнан, во исполнение слов апостола: «отвращайтесь зла»[31]. Изгоните из общества благочестивых братьев паршивую овцу. Но пусть магистр, который «должен держать посох и розгу в руке своей» – посох, которым он может поддерживать слабых, и розги, которыми он может с праведным гневом бичевать пороки заблудших, – научится, советуясь с патриархом и по собственной духовной прозорливости, действовать так, как говорит блаженный Максим: не поощрять грешника мягкостью и не укреплять его в его пороках неумеренной строгостью…

<…>

LXXI. Ссор, оскорблений, злобы, сплетен, клеветы, злословия мы велим вам, по заповедям Господа, избегать, и бежать этого, как чумы. Поэтому пусть каждый из вас, дорогие братья, старается не злословить за спиной брата своего и не обвинять его, но пусть он прилежно размышляет над словами апостола: «чтобы не найти у вас… ссор, клевет, ябед»[32]. Но если он знает точно, что его брат обидел его, пусть он вежливо и с братской добротой упрекнет его наедине, во исполнение заповеди Господней; а если тот его не услышит, пусть приведет к нему другого брата, и если тот не прислушается к обоим, пусть его порицают на общем собрании перед всеми. Ибо те наиболее слепы, кто не старается ревностно беречься от зла и становится жертвой древних козней коварного врага.

Последнее. Мы считаем опасным для всех клириков смотреть в лицо женщинам, и поэтому никто из братьев не должен целовать ни вдову, ни деву, ни мать, ни сестру, ни тетку, ни какую-либо другую женщину. Пусть рыцарство Христово остерегается женских лобзаний, через посредство которых мужчины очень часто подвергались опасности, чтобы каждый из них, с чистой совестью, оградив свою жизнь от тревог, мог следовать неуклонно по стезе Господней[33].

Когда этот устав был утвержден папской буллой, Гуго де Паэн поехал во Францию, а оттуда – в Англию, и в Англо-саксонской хронике о его прибытии сообщается следующим образом:

«В том же году (1128) Гуго Храмовник прибыл из Иерусалима к королю Нормандии, и король принял его с большими почестями, и дал ему многие сокровища золотом и серебром, а после этого он послал его в Англию, и там он был принят всеми добрыми людьми, и все давали ему сокровища, и в Шотландии также, и послали большое количество золота и серебра через него в Иерусалим, и туда отправились с ним и вслед за ним столько людей, как не бывало со дней папы Урбана»[34]. Тогда же Гуго де Паэну и его братству были пожалованы земли и деньги, некоторые из этих дарений были вскоре утверждены королем Стефаном при его восшествии на трон (1135). В числе прочего тамплиеры получили манор Бистлсхэм, переданный им графом Робертом Феррарским, и церковь в Лангефорде в Бедфордшире, пожалованную Симоном де Вахуллом и его женой Сибиллой, и их сыном Уолтером.

Гуго де Паэн, прежде чем уехать, назначил главу ордена в Англии; этот рыцарь именовался приором Храма и считался наместником магистра. Он должен был управлять землями, пожертвованными братству, и передавать доходы в Иерусалим. Он также имел право принимать новых членов в орден, под надзором магистра, и должен был находить способы отправить новобранцев на Восток, где они могли исполнить свой обет. Когда число братств в Англии увеличилось, стали назначаться младшие прецепторы, а глава ордена в стране с этого времени именовался главным прецептором, а позднее – магистром Храма.

Многие замечательные рыцари из лучших аристократических родов Европы стремились принести обет и облачиться в белые одеяния, но как бы ни был высок их ранг, их не принимали в орден, пока они не доказывали своим поведением, что достойны этого. Так, когда Гуго Амбуазский, который третировал жителей Мармутье несправедливыми поборами и отказался подчиниться судебному решению графа Анжуйского, пожелал вступить в орден, Гуго де Паэн отказался принять его обет, потребовав, чтобы он смирил себя, отказался от своих претензий и возместил все убытки тем, кого обидел[35]. Более того, кандидат перед вступлением должен был компенсировать весь ущерб, нанесенный им ранее церквям, а также общественной или частной собственности.

Удивительный энтузиазм возник во всем христианском мире в отношении тамплиеров; князья и знать, государи и их подданные соперничали в дарах и пожалованиях им, и редко завещание аристократа обходилось без статьи в их пользу. Многие известные лица на смертном одре давали обет, чтобы быть похороненными в орденском облачении; и государи, оставляя управление королевствами, вступали в святое братство и завещали свои владения магистру и братству тамплиеров.

Так Раймунд Беренгарий, граф Барселоны и Прованса, в преклонном возрасте отрекшись от престола и оставив все свои регалии, предстал перед братством барселонских тамплиеров и принес обет (1130) перед братом Гуго де Риго, приором. Поскольку его немощи не позволяли ему явиться лично в главную резиденцию ордена в Иерусалиме, он послал туда большие суммы денег и, затворившись в маленькой келье в Барселоне, неустанно исполнял все религиозные предписания тамплиерского устава до самой смерти[36]. В том же году император Лотарь даровал ордену значительную часть своих наследственных владений в Супплинбурге; а годом позднее (1131) Альфонсо I, король Наварры и Арагона, также носивший титул императора Испании, один из прославленнейших воинов своего времени, провозгласил рыцарей Храма наследниками короны Наварры и Арагона, и за несколько часов до смерти заставил большинство баронов обоих королевств утвердить и подписать это распоряжение. Юридическая сила документа, однако, вызывала сомнения, и наваррская знать сумела отстоять свои права от притязаний тамплиеров; в Арагоне, однако, они, согласно достигнутому соглашению, получили земли и замки, а также значительную долю налогов и пошлин, взимавшихся в королевстве, и контрибуции, получаемой от мавров[37].