Рыжая некромантка
– То, что ты позвала колдунью, тебе не поможет! Я и с ней справлюсь!
Ожерелье, что было у водяного, засветилось синим цветом, и второй направленный на него порыв ветра, ничего ему не сделал. Водяной захохотал и сделал шаг вперёд (если можно так назвать это движение, ведь у него были не ноги, а хвост). Листвяна, произнеся очередной «ага», развела руки в стороны, перед водяным возникла стена огня, двинувшаяся на водяного. Судя по всему, стена была не иллюзорной, от неё шёл сильный жар. Водяной попятился и снова упал с переката.
– Ага, – удовлетворённо произнесла Листвяна. Огонь исчез, а девочка сказала, обращаясь к барахтающемуся в горячей воде (огненная стена нижним краем касалась воды и хорошо её нагрела) водяному: – Попытаешься обидеть Сулье, я тебя или сварю или поджарю! Понял?
Водяной что-то булькнул в ответ, Листвяна нахмурила бровки, и с её руки сорвался огненный шарик, зависший над продолжающим барахтаться водяным. Девочка, стараясь это сделать как можно более грозно, произнесла:
– Не слышу ответа! И перестань булькать!
– Да, госпожа, я вас понял, госпожа! – ответил водяной, со страхом глядя на висящий над ним огненный шар. Девочка удовлетворённо кивнула и скомандовала:
– А теперь, убирайся!
– А может не надо так с ним строго? – попросила русалка. И робко добавила: – Может, он хотел что-то сказать или попросить? Давай его выслушаем?
– Ага, – произнесла Листвяна, внимательно глядя на свою водяную подружку, после чего так же внимательно посмотрела на замершего водяного и приказала:
– Хватит там барахтаться и булькать! Иди сюда! Ты что-то хотел сказать? Только сначала объясни, зачем ты Сулье отсюда прогонял?
– Жениться хотел, – буркнул Мусутук, продолжая с опаской смотреть на Листвяну, девочка втянула полыхнувший жаром огненный шар себе в ладошку, словно показывая, что может запустить им в любой момент. Девочка снова грозно сдвинула бровки:
– Ага! Значит, жениться хотел? Место, где жить и куда жену привести искал? А Сулье прогнать хотел? Так?! Не стыдно?! Такой здоровый, а хотел обидеть…
Листвяна не договорила, Мусутук её перебил, решительно, словно боясь, что ему не дадут сказать, заявив:
– Так я это… На Сулье и хотел жениться!
– А?.. Так зачем же её прогнать отсюда хотел? – растерялась девочка, уж очень неожиданным было то, что она услышала. А водяной продолжал быстро говорить:
– Дык, невесту надо не абы куда пригласить, а в такое место, где она жить согласится! А Сулье уже здесь живёт, значит, прийти сюда не откажется! Вот я и решил…
Листвяна потрясла головой, пытаясь понять логику такого ухаживания – сначала прогнать, чтоб потом, сюда же пригласив, сделать предложение. Девочка посмотрела на замершую русалку и спросила её, показав на мнущегося водяного:
– А он тебе нравится? Если бы он предложил выйти за него замуж, ты бы согласилась?
– Он красивый! – прошептала русалка, водяной выпрямился и выпятил грудь. Сулье продолжила: – Сильный…
– Ага, могучий и толстый, – добавила Листвяна. После чего, посмотрев на эту парочку вроде как влюблённых водяных жителей, важно сообщила: – Если вы оба согласны, то я не возражаю.
– Листвяночка, будешь моей посаженной матерью? – попросила у девочки русалка и, заглянув в глаза, добавила: – Очень тебя прошу!
– Ага, – совсем растерялась Листвяна и, разведя руками, попыталась возразить:
– Ну как я могу быть матерью, говорят, мне всего пять лет, ну, может, шесть! А ты хочешь, чтоб я была твоей мамой!
– Это ненадолго, – перебила девочку русалка и, посмотрев на водяного, жалобно добавила: – Мы оба тебя просим, правда, Мусутук? Ты тоже просишь? Очень просишь? Да?
– Прошу! Очень прошу! – решительно заявил водяной, приложив руку к сердцу и посмотрев на перекат, добавил: – Не я один прошу, Мурурук тоже просит! Очень просит!
– А это ещё кто? – удивилась Листвяна и, проследив взгляд Мусутука, увидела выглядывающего из-за камней старого водяного. Девочка повторила вопрос, показывая на того водяного: – А это кто?
– Мурурук, мой дядя, – сообщил Мусутук и добавил: – Он и гостей на свадьбу уже пригласил!
– Ага, – Листвяна, посмотрев на уже обнимающихся водяного и русалку, спросила: – а Сулье из её заводи он тоже посоветовал прогнать?
– А как же, – самодовольно признался старый водяной, с кряхтением перебираясь через перекат, вслед за ним полезли ещё водяные и русалки, видно, ждавшие окончания столь оригинального сватовства. А Мурурук так же самодовольно стал пояснять: – В озере, как и в семье, должен быть один хозяин. А какой же он хозяин, если озеро не его?
– Ага, – кивнула девочка, – а если озеро не его, а её, то сначала надо хозяйку прогнать, а потом её же пригласить обратно, жить в любви и согласии. Очень интересный способ свататься! Но имейте в виду – эта заводь Сулье и если кто думает иначе, будет иметь дело со мной!
Водяные жители согласно закивали, хоть они и видели перед собой маленькую девочку, но видели и огненную стену, да и шар, вылетевший из руки девочки, а потом обратно втянутый не могли не заметить. Каково же было их удивление, когда эта рыжая девочка последовала за ними под воду, если раньше можно было предположить, что этот рыжий человеческий (эльфийский или орочий) ребёнок – будущая сильная магиня, подружившаяся с русалкой, то теперь русалки и водяные терялись в догадках. Правда, не все, были и такие, что знали Листвяну раньше и теперь приветствовали её как старую знакомую. У одной такой русалки, когда все снова выбрались на берег, Мурурук спросил:
– Кто она?
– Листвяна, – ответила русалка, а самый старый водяной, подслеповато щурившийся и молчавший до сих пор, тихо сказал:
– Повелительница, только ещё маленькая, может, не хочет об этом говорить, а может, не осознала ещё себя. Потому что маленькая, но… – патриарх водяной указал на обугленные тушки уралаков.
Уже начало смеркаться, а Листвяны всё не было. Утром она сказала, что идёт помогать Магде, Сурима не беспокоилась, что девочка останется голодной, знахарка накормит свою ученицу и добровольную помощницу. Но уже вечер, а Листвяночки всё нет. Сурима уже собралась идти к Магде, как распахнулась калитка и вбежала Хурита с ворохом одежды девочки, она специально выждала время, чтоб девочку уже нельзя было спасти, даже если вытянут из воды.
– Горе-то, горе какое! – запричитала непрошеная гостья. – Утопла наша девочка, совсем утопла там, где Быстрица из деревни вытекает! Видно, течением её прижало к ограде, что недавно там сделали, вот она и не смогла выбраться!
Сурима, увидевшая одежду дочери, сначала было дёрнулась, но услышав, что Листвяна утонула, успокоилась, удивив этим причитающую Хуриту. Та, решив, что односельчанка не совсем поняла о свалившейся на неё беде, заголосила громче:
– Утопла наша звёздочка ясная прямо в мутной воде, утопла!
– В воде просто утопают, чтоб сделать это прямо или хотя бы криво, надо очень постараться, – спокойно заметил Тул, ладивший тут же во дворе сбрую тягловых быков. Фирта, вышедшая на крики Хуриты, спокойно поинтересовалась:
– А одежда Листвяны у тебя откуда?
– Я же говорю – утопла, – растерялась местная скандалистка, уж очень спокойно тут отреагировали на такое горестное известие. Фирта протянула руку за одеждой и хмыкнула:
– Аккуратно сложенная, а помяла, наверное, уже ты, когда сюда бежала. Не запыхалась?
– Утопла, пошла, поскользнулась. Упала в самую стремнину и утопла, – совсем растерянно произнесла Хурита, она ожидала совсем не такой реакции на горестное известие, что принесла. Тул, отвлёкшись от своего занятия и кивнув в сторону жены, отобравшей у горевестницы одежду Листвяны, поинтересовался:
– Наверное, сначала разделась, а уж потом пошла поскальзываться? Видно, запачкаться боялась, если сразу в реку не упадёт. Ну и как же это надо поскользнуться, чтоб аж до стремнины долететь? Только если хорошо разогнаться. Да и где, ты говоришь, Листвяна поскользнулась? У заграждения, где Быстрица из деревни уходит? Там негде, так что рассказывай: зачем пришла?
Хурита растерялась, она хотела увидеть горе и отчаяние этих людей, а они такое печальное известие восприняли очень спокойно, вернее, никак не восприняли, будто их девочка топится по три раза в день. Скандалистка набрала побольше воздуха, чтоб крик получился громче (чтоб этих людей наконец-то проняло), но так и застыла с надутыми щеками – на заборе сидела Листвяна, мокрая и голая. Вместо крика у Хуриты получился выдох-всхлип:
– Утопленница! Сама пришла! Они всегда за кем-то приходят! И она пришла…
– Наверное, за тем, кто видел, как она тонет, и не попытался её спасти или позвать на помощь, – спокойно сообщил Тул, возвращаясь к своему занятию. А Сурима, словно забывшая о недоброй вестнице, ласково обратилась к утопленнице:
– Листвяночка, ты не голодная?
– Не-а, – отрицательно покачала головой девочка и сообщила: – У русалок свадьба была, меня там и угостили.
– Где? – невпопад спросила Хурита.
– Свадьба где? – переспросила Листвяна и сама же ответила: – На дне, конечно, там и угостили, спросишь чем? Червяками и пиявками!
Ошарашенная Хурита не заметила ехидности в ответе девочки, а та, подмигнув своим домашним, предложила сельской сплетнице:
– А хочешь, и тебя угостим? – Листвяна повернулась к реке и позвала: – Мусутук! Мусутук!
Когда оттуда, к удивлению всех присутствующих, появился водяной, а потом русалка, девочка распорядилась:
– Мусутук, достань пиявку, пожирнее!
Водяной кивнул и исчез под водой и через мгновение вынырнул с пиявкой, толстой и длиной в три пальца. Подняв её над головой, сообщил:
– Вот, самая толстая!
Хурита, завизжав, бросилась со двора. Водяной недоуменно проводив её глазами, поинтересовался:
– Чего это она? Листвяна, а зачем тебе эта противная пиявка?
– Вот для этого, – хихикнула девочка, махнув рукой вслед убежавшей женщине. Потом представила речных жителей: – Это Сулье и Мусутук, это у них была свадьба, они меня провожают, чтоб мне не скучно было.
– А как же охранный круг, он же не должен был их пропустить? – поинтересовался Тул. Листвяна пожала плечами:
– Они же со мной!
– Листвяночка, хочешь молочка? – спросила Сурима и, услышав обычное «ага», пошла в дом за крынкой.
Глава 5. Большой страх проклятого леса и деревенский праздник
Праздник зимнего солнцестояния – самый большой праздник в году. Летнее солнцестояние тоже праздник, но тогда гулять-то особо некогда – идут полевые работы, как раз заканчивается сбор первого урожая и начинается сев и посадка второго. К тому же светлый Ирха, победивший тёмного Тофоса, решает отдохнуть, а повелитель демонов тут как тут: начинает отвоёвывать утраченные позиции – дни становятся короче, а ночи длиннее. А зимнее солнцестояние… Ирха, пробудившийся от сна, начинает прогонять Тофоса в его подземные чертоги, а это надо отметить, тем более что третий урожай уже собран, а до сева первого ещё почти две недели – можно и погулять. Вообще-то зима у опушки проклятого леса очень мягкая, не зима, а так – незначительное похолодание (но всё-таки ощутимое по сравнению с летней жарой). Такая зима совсем не то, что в центральных районах королевства, тут даже снега не бывает, а если вдруг и выпадет, то раза два за всю зиму и тут же тает. Конечно, праздник зимнего солнцестояния не праздновался все три недели, приближалась первая посевная, и к ней надо было готовиться (потом промежутки между сбором урожая и севом были ещё меньше, поэтому и пытались основные подготовительные работы сделать именно сейчас). Но и отпраздновать надо, к нему готовились за три дня и столько же гуляли, но это взрослые, у детей была неделя на подготовку и неделя праздновать.
Для детей это был самый большой праздник, особенно для девочек – ведь выбирали королеву цветов! Выбирали по венку, который она сплетёт из собранных цветов, хоть была зима, но в лесу было тепло и там росли цветы. Дети в лес не ходили, собирали цветы в ближайших рощах, но были и лесные цветы – их приносили взрослые, кому же из родителей не хочется, чтоб их ненаглядная доченька была выбрана королевой праздника! Но цветы надо было собирать за день до праздника, чтоб они не завяли в венке, вот и в этот предпраздничный день ватага ребятишек направилась в ближнюю рощу. В этот раз Листвяна хоть и пошла со всеми, но, миновав рощу, направилась в лес, она хотела сделать необычный венок, а разве для него соберёшь цветы в роще у деревни, тем более в такой большой компании, где что-либо стоящее буквально выхватывают из-под рук! Дети проводили Листвяну завистливыми взглядами, они уже давно знали, что девочка не боится ходить в лес и теперь нарвёт самых красивых цветов, таких, каких нет в роще. Но Листвяна хотела не столько цветы собрать, сколько посмотреть на танцы мавок и дриад на лунной поляне, о которых она слышала от своих лесных друзей, но которых ещё ни разу не видела, а цветы… Их можно будет и потом собрать, в лесу, ближе к деревне.
Лес встретил девочку как всегда приветливо, ветки чащобы, раздвигаясь, давали дорогу и ласково шелестели листьями, сразу откуда-то взялось несколько белок, сварливо поругавшихся между собой. Каждая из них первой хотела сесть на плечо Листвяне и затарахтеть, рассказывая лесные новости. Белок опередили небольшие птицы, они не ссорились, а по очереди, усаживаясь на подставленный руки, радостно щебетали. Листвяна вышла на небольшую полянку и засмеялась:
– Ухря, я тебя вижу! Меня не обманешь!
– Вот прячешься, прячешься, а ты раз – и увидела! – недовольно произнесла сухая коряга, превращаясь в девочку, поменьше Листвяны. У девочки была кожа цвета молодой берёзовой коры, зелёные волосы, состоящие из листьев, и большие зелёные глаза, чем-то похожие на глаза Листвяны.
– Ага! Я такая, сразу всё вижу, а тебя ещё и чувствую, – похвасталась Листвяна, а Ухря спросила:
– Ты за травой или за цветами пришла? Если за цветами, то на лунной поляне как раз серебряный лотос расцвёл, знаешь где? Там ещё мавки и дриады танцевать любят.
– Ага, я как раз хочу посмотреть, а то только рассказываете, как они танцуют, а цветы… Я потом здесь насобираю, – кивнула Листвяна, а Ухря стала грустной:
– Тут не такие, серебряный лотос – самые красивые цветы! Только нарвать нам их не удастся, там Куржум сидит, он туда никого не пускает! Говорит – сам цветами любоваться буду, а если будете мешать – съем! А он может, вообще-то гудурхи никого не едят и цветами не любуются, но этот какой-то злой! И полюбоваться хочет и съесть зачем-то.
– Ну, если цветами любуется, то не злой, – возразила Листвяна, Ухря, немного подумав, согласилась:
– Может и не злой, гудурхи не любят когда им мешают, шума не любят, вот он и прогоняет всех.
– Ага, пошли, посмотрим, – девочка схватила лешачку за руку-веточку, и та повела Листвяну на лунную поляну.
Девочка и маленькая лешачка шли через самые густые заросли, через которые не всякий зверь проберётся, не говоря уже о нежити. Хищная нежить, как правило, неповоротливая, хотя и бывают исключения. Ветки колючих зарослей отходили в стороны, давая пройти двум девочкам, одной из лесного народа, другой – из людей, да вот только из людей ли? Даже к своим жителям, о полукровках и говорить нечего, лес не был так благосклонен, как к этой рыжей малышке. Так, пробираясь через густые колючие заросли, девочки добрались до лунной поляны. Поляна была покрыта белыми, розовыми, голубыми и бледно-зелёными цветами, словно сделанными из перламутра. Слабое свечение цветов не могли пригасить лучи полуденного солнца. А посреди этой красоты, в самом центре поляны, возвышался то ли высокий пень, с торчащими в разные стороны ветками, зелёными и сухими, то ли большая приземистая коряга. Ухря в нерешительности замерла у края поляны, а Листвяна без страха пошла к этой коряге. Казалось бы, девочка должна была топтать цветы, растущие на поляне сплошным ковром, тем более что шла она, вроде бы и не глядя под ноги, а на скрипевшую корягу, но цветы расступались в стороны, давая место, куда встать маленькой ножке. Ухря, немного поколебавшись, пошла за Листвяной, перед лешачкой цветы тоже расступались.
– Ну чего пришли? Я же предупреждал: кто заявится – съем! – вполне отчётливо проскрежетала коряга. – А ну брысь отсюда, убирайтесь туда, откуда пришли!
– А мы хотим цветами полюбоваться, – ответила Листвяна, – мы вот тут около тебя рядышком посидим. Тихонечко посидим, будем только смотреть!
– Знаю я вас, сначала смотреть будете, а потом петь и танцевать начнёте! Кыш отсюда, кому сказал! А то счас как съем! У-у-у-у! – грозно проревела коряга, делая попытку подняться. Но Листвяна не дала это сделать, девочка легко запрыгнула в сплетение корней-ветвей и стала там поудобней устраиваться, да ещё и подругу позвала:
– Ухря, иди сюда, тут и тебе места хватит!
– Ты… Вы чего это удумали?! – растерялся пень, лешачка, добравшись до него, полезла к своей подруге. Листвяна пояснила свои действия:
– Ты же не хочешь, чтоб мы тут цветы мяли? А петь мы не будем, мы тут тихонечко посидим, полюбуемся вместе с тобой, да? Ведь вместе любоваться гораздо приятнее, чем одному!
– Да? – растерялся от такого самоуправства грозный пень-коряга, и недоверчиво спросил: – Точно петь-шуметь не будете? И танцевать тоже не будете? А то пляшут тут всякие, красоту нарушают!
– Ага, не будем, – ещё раз заверила это недоверчивое существо Листвяна, – мы же не мавки и не дриады, даже не русалки!
Вообще-то и мавки, и дриады, и русалки когда танцевали, цветы не мяли. Они или очень легко ступали, совсем не приминая цветы и траву, или растения перед ними расступались, как до этого перед Листвяной и Ухрей. Гудурх, а этот пень-коряга был именно этим лесным жителем, недоверчиво покосился на сидящую у него на коленях (если это переплетение ветвей можно так назвать) рыжую девочку. Вроде она была человеком, может, полукровкой, но сам гудурх чувствовал в ней лесного жителя, да и сам лес, судя по поведению своих растений, тоже так считал. А рыжая тихонько сказала:
– Правда, красиво?
Гудурх собрался что-то ответить, в духе: мол, обещала, так не шуми, но тут на поляне появились разноцветные бабочки. Они водили хороводы, создавая разные узоры, а некоторые садились на руки к девочке, в то же время ни одна из них не села на протянутые вперёд коряги гудурха и маленькой лешей. Ухря очень хотела, чтоб бабочка и к ней села, но они этого почему-то не делали, маленькая лешая готова была заплакать, у нее даже зелёные слёзки выступили. Листвяна скосила глаза, и несколько бабочек перелетели к счастливо засмеявшейся Ухре. Гудурх недовольно заскрипел, три бабочки сели и ему на ветви-руки, большой лесной житель, подобно маленькой лешей, засмеялся. Смех гудурха был совсем не похож на его скрипучий голос, это было подобно шелесту ветерка в листьях дерева.
– Ага, – улыбнулась и Листвяна, – правда же, красиво?
– Очень! – согласились с девочкой лесные жители в один голос. Они ещё долго так сидели, любуясь танцами бабочек и млея от их прикосновений, но вот солнце коснулось верхушек деревьев, и Листвяна забеспокоилась:
– Ой! Мне домой надо! Мама будет беспокоиться!
– Домой? – удивился гудурх. – А ты разве не здесь живёшь, не в лесу?
– Не-а, – покачала рыжей головой девочка, – я в деревне живу, у мамы.
– Разве ты человек? – спросил гудурх, посмотрев на бабочку, сидящую на ладони девочки, потом повернулся к Ухре и ей задал тот же вопрос: – Разве она человек?
– Не знаю, Куржум, – ответила маленькая лешая. Лесной житель требовательно посмотрел на девочку, та пожала плечами:
– Не знаю. Честно-честно, не знаю. Вот Магда тоже не знает, сначала думала, что я огневушка, а потом русалка, но такого же не может быть – чтоб огневушка и русалка вместе, правда?
– Такого не может быть! – важно проскрипел гудурх и на всякий случай предупредил: – С огнём не балуйся!
– Ага, не буду, – пообещала девочка и спросила: – Можно я цветов немного возьму? Мне на веночек надо. А у Ухри я уже собрать не успею.
– Цветы рвать нельзя! Траву топтать нельзя! – сразу стал строгим Куржум, Листвяна погладила его по ветке:
– Я не буду рвать, возьму то, что поляна мне сама отдаст, те цветы, что скоро завянут.
Девочка снова удивила лесных жителей, она вытянула руки, и цветы сами полетели туда, при этом ещё и сплетаясь в красивый венок. Может, цветы и не сами летели, может, их несли бабочки. Но бабочки не смогли бы их вырвать, гудурх от удивления раскрыл свой большой рот-дупло. Потом посмотрел на девочку:
– Такого лес не делает даже для своих жителей! Я вот сколько не буду просить – ни один цветок для меня не вырвется, а тебе… Поди ж ты! А говоришь, что не лесная, что в деревне живёшь! Правда, я тебя раньше не видел.
– А давай познакомимся, меня Листвяна зовут, – представилась девочка, большой леший важно, с солидным скрипом кивнул:
– Куржум, самый тут главный! В этой части леса, ну, может не во всей, но здесь вот, точно!
– Ага! – согласилась Листвяна.
– Ага! – поддержала подругу Ухря и спросила у гудурха: – Ты на меня не сердишься, что я её привела, она ведь из деревни!
Куржум снова засмеялся тихим шелестом листвы, посмотрев на бабочек, продолжавших летать над поляной и время от времени садившихся на его ветки, ответил:
– Не сержусь, она наша! Она и сама могла прийти, но попросила тебя привести её. Она спросила у меня разрешения, уважила старика, хотя могла этого не делать, поляна-то её слушается! Меня так не слушается, как её!
Листвяна снова погладила веточку лешего, словно извиняясь за то, что лес к ней более благосклонен, несколько бабочек, словно поддерживая просьбу девочки – не сердиться на неё, тоже сели на веточки гудурха. Тот, продолжая смеяться-шелестеть, сказал:
– Солнце вон скоро сядет, давай-ка я тебя до опушки донесу!
Большой леший, несмотря на свои кажущиеся массивность и неуклюжесть, шёл быстро и легко, точно так, как до этого Листвяна и Ухря, не приминая цветы и траву. Девочки сидели у него на руках, вернее, на толстых корнях, выступавших из тела, состоящего из переплетения таких корней и древесных ветвей. Уже начало темнеть, а до деревни было не так уж и далеко, когда дорогу преградило несколько коротов. Оскалив свои страшные пасти, они зарычали явно, не собираясь уступать дорогу. Листвяна вытянула вперёд руку, и на ладошке заплясал огонёк.
– Я же говорил – с огнём не балуй! – строго сказал Куржум и рыкнул в сторону, сразу поджавших хвосты коротов: – А ну с дороги, а то съем!
Между девочками распахнулась огромная пасть, это было не то дупло-рот, что открывалось когда гудурх говорил, пасть была гораздо ниже и там были большие и острые зубы! Короты, враз утратившие весь свой задор, поджав хвосты и повизгивая, бросились наутёк. Куржум вздохнул и пояснил Листвяне:
– Отбились от стаи, теперь вот хулиганят, видят же, что ты со мной, нет, порычать надо, изобразить из себя великих охотников. Ума не приложу – что мне с ними делать? Может, действительно съесть? Хоть какая-то польза от них будет.
Большой леший продолжил свое вроде как неспешное, но в то же время очень быстрое движение. Листвяна оглянулась назад, гудурх напоминал, скорее, зверя, а не лесного жителя. Те, строением своего тела, были близки к остальным расам прямоходящих разумных (если считать хвост у жителей рек – ногами, хотя с помощью этого хвоста они неплохо передвигались и по суше), а у гудурха было шесть ног, вдоль горизонтального туловища и две руки на торсе, возвышавшемся над этим туловищем. Рот был на голове, сидящей без шеи прямо на торсе, а ещё один рот, вернее, пасть была на туловище. Рук было две, но Листвяне показалось, что их гораздо больше, рукой гудурх мог сделать любой корень-ветку, выдвигаемый из тела. Да и тело большого лешего было вроде как деревянное, но при этом он мог съесть любого зверя или даже нежить, зубы-то у него были совсем не из дерева! Не добежав до Больших Трав примерно с пол-алы Куржум остановился и сказал Листвяне:
– Дальше ты сама, вон твою деревню видно, хотя не понимаю, почему ты там живёшь? Там у меня всё зудело бы, даже здесь чувствуется.
– Ну, я не ты, – ответила девочка и поинтересовалась: – А почему у тебя зудит? И где?
– Сказал же, везде! – недовольно буркнул гудурх, но всё же пояснил: – Защитный круг там. Я его проломить-то могу, но неприятно это!
– Можешь? – удивилась Листвяна и восхитилась: – Ты такой сильный! Даже охранные чары деревни тебе не страшны! Остальных держат, а ты вот так просто можешь туда зайти и их разрушить!
– Угу, – буркнул большой леший, – могу, разломать могу! Но неприятно это, всё потом зудит, ну ладно, иди!
Листвяна чмокнула гудурха в щёку (в то переплетение корешков и веточек её заменяющее), и лесной великан засмущался:
– Чего уж там, чем мог, тем и помог! Если что, ты это, приходи!
– Ага! – ответила Листвяна и побежала в деревню, а Куржум сказал Ухре, оставшейся сидеть у него на руках: