Большая история маленькой страны

3. БЕЗУМЕЦ ГЕРЦЛЬ

До поры до времени отличительные свойства пророков – слепота, глухота и немота. В крайнем случае, косноязычие. Будь ты Гомером – должно что-то случиться, чтобы ты прозрел, будь ты Бетховеном – должно что-то случиться, чтобы ты обрел слух, будь ты косноязычным Моше-рабейну – учителем нашим Моисеем – должно что-то произойти, чтобы ты заговорил.

Для Герцля этим «что-то» было дело Дрейфуса, которого обвинили в шпионаже, судили, а потом оказалось, что он невиновен. Редкое торжество справедливости, особенно редкое, если обвиняемый – еврей.

Однако, говоря по правде, не так торжество справедливости помогло Дрейфусу, как Дрейфус помог торжеству справедливости. Причем не по своей воле.

Конечно, сионизму Герцля предшествовал не только процесс Дрейфуса. Герцль не был набожным евреем и не молился о возвращении евреев в Эрец-Исраэль. Вряд ли он читал труды рабби Йегу-ды Алкалая, который в Сербии в сороковых годах девятнадцатого века вырабатывал пути национального спасения евреев. Вряд ли он знаком был с работами рабби Цви-Гирша Калишера, который в Польше в шестидесятые годы того же века подхватил эстафету рабби Алкалая. Но секулярного мыслителя Моше (Мозеса) Гесса он читал. Да-да, того самого Моше Гесса, который долгое время рассчитывал на коммунистическое переустройство общества. Согласно его мнению, это должно было решить еврейскую проблему в Европе. Вы, конечно, помните, что именно Моше Гесс приобщил к коммунизму своего ученика Карла Маркса, оказавшегося существом неблагодарным. В конечном счете Гесс отказался от коммунистического прожектерства в пользу идеи восстановления еврейской государственности, чего о Марксе никак не скажешь – тот «пошел другим путем», но сейчас не об этом.

Гесс в 1862 г. написал книгу «Рим и Иерусалим». Но еще задолго до этого он выступил с идеей гуманистических Соединенных Штатов Европы. Сейчас, когда через полтораста лет это объединение, хоть и под другим названием, состоялось, вряд ли благодарная Европа вспоминает одного из своих пророков. Еврей все-таки… Гесс участвовал в немецкой революции (1848 г.), был приговорен к смертной казни, но предпочел смерти женитьбу на проститутке и побег во Францию. (Вот чья судьба заслуживает авантюрного романа)!

А еще Герцль познакомился с книгой бездарного приват-доцента Берлинского университета Дюринга «Еврейский вопрос как вопрос расы, обычаев и культуры». Читатель, безусловно, не забыл, что бессмертную рекламу этому автору обеспечил Фридрих Энгельс своей работой «Анти-Дюринг». «Специалист во всех науках», Дюринг был, по свидетельству публициста Я. Басина, выдающимся для своего времени антисемитом…

Почти за полвека до того, как нацистская Германия приступила к «окончательному решению еврейского вопроса», Теодор Герцль, парижский собкор влиятельной венской газеты «Нойе Фрайе Прессе», удачливый автор модных водевилей, салонный завсегдатай и ветрогон, недавний член секты сатанистов, поделился со своим приятелем Шиффом социальным диагнозом, который он поставил Европе: антисемитизм нового типа.

Шифф обеспокоенно и внимательно посмотрел в глаза Теодору и ответил, что отдельный индивидуум, которого общечеловеческие катаклизмы беспокоят более личного благополучия, скорее всего, умалишенный. Впрочем, продолжил он, у художников пера это бывает; вполне возможно, что ничего страшного с Герцлем не произошло, хотя было бы небесполезно обратиться, ну, скажем, к Максу Нордау, он, правда, тоже литератор, но достаточно опытный психиатр.

В 1895 г. Герцль встретился со своим другом, известным писателем Максом Нордау.

– Макс, – спросил Герцль, – думал ли ты о том, что евреи Европы находятся перед лицом смерти?

– Я изумляюсь тому, что они об этом не догадываются, и думаю о том, что будет, когда догадаются.

– Здесь нечего думать, они строем пойдут к левым делать революцию.

– Это вызовет еще большую ненависть к евреям и обеспечит антисемитам новые козыри, несмотря на то, что евреи добиваются превосходства только потому, что им отказано в равенстве.

– Подобное развитие событий, – подхватил Герцль, – может привести к катастрофе не только евреев, но и Европу в целом.

– Ну, и какой же ты видишь выход из данной ситуации? – поинтересовался Нордау.

– Единственным выходом, – ответил Герцль, – могло бы стать немедленное создание еврейского государства и переселение в него преследуемых евреев. Ибо в мире нет такой силы, которая могла бы их защитить. Нет… Ты скажешь, что на земле живут много народов, которые не имеют своего государства: цыгане, баски, сариколе, тутси, гуджарати, курды, валлийцы, дагоны, удэгейцы… Но у нас другой случай… Впрочем, – подвел черту Герцль, – Шифф утверждает, что я сошел с ума.

Нордау окутался сигарным дымом и ответил другу:

– Если ты сумасшедший, то и я тоже. Хотя ставлю один к тысяче, что с ума сходит Европа…

После этой встречи Герцля будто подменили. Он развил бурную деятельность. Он встречался с людьми, причем весьма значимыми и по финансовому положению, и по социальному статусу, – и чуть ли не всех заражал своим обаянием, умом и… сионизмом. Он обвораживал еврейских финансистов. Он стал основателем Еврейского колониального треста, на основе которого возник банк «Леуми». Он создал Еврейский национальный фонд «Керен кайемет ле-Исраэль» – для выкупа земель в Эрец-Исраэль, создания водоемов, насаждения лесов и парков, организации еврейских поселений.

Именно Герцль придал многовековой еврейской мечте политическую форму. Миллионы людей стали поклонниками этой идеи, т. е. сионистами. Евреи и не евреи. Более того, поначалу Герцль нашел бόльшую поддержку и сочувствие среди неевреев, нежели в своем народе. (Кстати, термин «сионизм» ввел в политический лексикон не Герцль, а писатель и философ Натан Бирнбаум в 1893 г).

Герцль добился аудиенции у германского кайзера Вильгельма II. Венский журналист представил ему сионизм как движение, которое не только отвлечет энергию молодых германских радикалов от негативной для кайзера деятельности, но и создаст в Палестине еврейский протекторат, дружественно расположенный к Германии. Для кайзера откроется дорога в Индию.

Герцль добивался германского покровительства, подчеркивая выгоду, которую Берлин сможет извлечь из сотрудничества с сионизмом. У антисемита же кайзера было желание избавить Германию от «еврейских ростовщиков» (такой вот эвфемизм для придания «рационального» вида иррациональной по сути юдофобии.)

Используя свой «политический алгоритм» представлять дело с выгодной для партнера стороны, Герцль добился совершенно немыслимого: аудиенции у султана Османской империи Абдул-Хамида II, которому пообещал помочь избавиться от долгов с помощью крупных еврейских банкиров. Увидев улыбку султана, Герцль сменил учтивую политическую сдержанность на дружеское простосердечие и повел разговор о национальной автономии евреев: всего-то крохотная Палестина в необозримой империи султана. Султан улыбнулся еще слаще, еще умильнее. Он, султан Аб-дул-Хамид, относится к евреям как к своим детям: приезжайте, вот вам земля! Покупайте без ограничения – хватило бы денег! Возделывайте – хватило бы сил! А что касается автономий, государственности и прочих новомодных введений, так у меня в подданных не одни евреи значатся. А еще и черкесы, и армяне, и арабы, и греки… Дай евреям автономию – остальные завтра прибегут за тем же самым. Только расслабься – самому придется через неделю автономию выпрашивать.

Герцль зашел с другой стороны и предложил султану проект искоренения неграмотности в Османской империи. Для этой цели и вовсе никаких усилий и средств не понадобится – организовать в Иерусалиме Еврейский университет… Султан сказал, что учиться следует на сытый желудок, поэтому он будет благодарен гостю, если тот сначала накормит его подданных, займется экономикой и инвестициями.

Герцль уже совсем было решился на то, чтобы создать еврейское государство в Уганде, благо идея эта принадлежала Бальфуру и, более того, англичане дали ей «добро», да «русские» евреи зарубили сие начинание на корню: еврейская душа требовала жизни в Эрец-Исраэль.

Были удачи, были неудачи. К последним можно отнести отношения Герцля с домом Ротшильдов. И во Франции, и в Англии Герцль наткнулся на глухое противостояние. Легендарные еврейские богачи не жаловали сионистов.

У Эдмона Ротшильда успехом пользовалась собственная шутка: сионист – это американский еврей, который дает деньги английскому еврею, чтобы тот привез польского еврея в Палестину. А ведь Герцль готов был сделать Эдмона главой Сионистской организации вместо себя. В дневнике Герцля по поводу Ротшильдов красуется эмоциональное откровение: «Коллекция идиотов! Как с ними люди дела делают»?

В 1904 г. Герцль получил аудиенцию у папы римского. Папа, выслушав Теодора, улыбнулся:

– Добро пожаловать в Палестину, католическая церковь будет рада крестить евреев и принять в свое лоно…

Герцль прекрасно понимал, что основная задача – привлечь на сторону сионизма евреев. Хотя поклонниками Герцля вскоре стали ведущие еврейские писатели, ученые и художники, он знал, что самая пылкая и обнадеживающая поддержка исходила не из уютных салонов Западной Европы, а из Польши и России, где многомиллионное еврейское население влачило жалкое существование. Идей Герцля ждали здесь – в самом большом за всю историю гетто, в скорбных, как тюремные стены, границах «черты оседлости.»

– Зачем вы, сионисты, постоянно шумите, произносите речи и привлекаете к себе внимание? – спросил однажды Ротшильд у Менахема Усышкина.

– Барон Эдмон, – ответил тот, – дайте нам ключ от вашего сейфа, и обещаю: речей больше не будет.

Герцль – недаром же он был писателем – выпустил в свет собственную брошюру (форматом с «Устав молодого бойца РККА»). Называлась она «Еврейское государство». Возможно, сейчас она покажется кому-то несколько наивной, недостаточно глубокой. Ведь прошло более ста лет после его смерти (Герцль умер в 1904 г.). Но вот, например, его соображения о демократии:

«Я лично большой поклонник и друг монархического правления, ибо только в таком случае возможна более или менее постоянная политика, связанная своими интересами с одним, исторически прославленным родом, члены которого рождены и воспитаны для власти. Современные народы, впрочем, и не способны к неограниченному демократическому правлению, и я думаю, что и в будущем они не будут способны к нему. Итак, я склоняюсь скорее в пользу аристократической республики, тем более, что она вполне согласуется с честолюбивым сознанием нашего народа.»

А вот его высказывание об антисемитизме и терпимости:

«Нас в Европе научили терпимости, в самом серьезном смысле этого слова; говоря это, я не думаю иронизировать. Рассматривать же наш теперешний антисемитизм как религиозную нетерпимость можно только в некоторых странах; в большинстве же случаев он является для культурных народов только орудием, при помощи которого они хотели бы предотвратить грозный призрак их собственной старины».

Блистательное замечание! Такое не каждый увидит.

Конечно, когда вспоминаешь эмблему страны, предложенную Герцлем, можно улыбнуться: белое полотнище с семью звездами, где белый цвет символизирует чистоту новой жизни, а семь звезд – семичасовой рабочий день…

Герцль умер рано, в сорок четыре года, посвятив последние восемь лет жизни тому труду, который его убил – и даровал бессмертие. Герцль завещал похоронить его в Вене, но перезахоронить останки в Эрец-Исраэль после провозглашения еврейского государства.

Пророки не живут долго. То, что Герцль – пророк, подтвердили, к несчастью, Катастрофа и, к счастью, возрождение Израиля. Национальный гений Герцля восемь лет горел, как восемь свечей в праздник Хануки, освещая еврейскому народу дорогу в Обетованную Землю. И это было чудом. А то, что Герцль ошибся в сроках возрождения государства – это уже было чисто человеческим желанием спасти свой народ от своего же пророчества – предсказания грядущей Катастрофы.

Энергия его мечты была так сильна, что он иногда не обращал внимания на мелочи, а значит, не задумывался о них.

О каких же мелочах не подумал Герцль?

О том, что в Эрец-Исраэль жили арабы.

4. ПОД ТУРКАМИ

Четыреста лет Эрец-Исраэль была под турками. К середине девятнадцатого века эта земля уже долгие годы почти не обрабатывалась, и даже плодородные долины лежали нетронутыми. Изредка можно было наблюдать, как местные жители собирают оливки под узловатыми стволами кряжистых деревьев.

Впрочем, земледельцы могли выращивать и пшеницу, и некоторые соевые культуры, и хлопок, чем и занимались – с невеликим, правда, успехом.

А еще здесь делались ткани, и ими даже торговали, но торговля была вялой, напоминавшей возню осенних мух. Хорошо, если в Эрец-Исраэль в это время жило около трехсот тысяч человек. Да откуда! Пожалуй, меньше. Из них тысяч двадцать пять христиан, тысяч пять евреев, остальные – бедуины.

Издалека поднимались и текли паломники к святым местам – и иудеи, и христиане.

Но хозяевами были турки… Турки, а не арабы… А хозяином турок – как мы уже знаем – султан Абдул-Хамид.

Девятнадцатый век неспешно тащился к собственному концу. Оттоманская империя тащилась к собственному концу вслед за веком. Казалось, что даже воспоминания о прошлом величии уже не могли поднять ее с предуготованного погоста.

Вконец обнаглевшая и обленившаяся бюрократия готова была распродать страну по кусочкам.

Армия давно походила на оборванную толпу.

Народ болел тифом, малярией, трахомой.

Более половины новорожденных умирали.

Ситуация в Палестине была еще хуже, чем в остальных областях государства.

Кто позарится на такую страну?

На такую землю?

Евреи! Именно в это время евреи начали выкупать землю в Эрец-Исраэль.

А жизнь на этой земле в это время, по свидетельству Марка Твена, была такой:

«Никаких волнующих событий… В долине Изреэль невозможно встретить даже захудалую деревушку на протяжении тридцати миль в любом направлении. Имеются только два-три бедуинских кочевья, но ни одного постоянного поселения. Можно проехать десятки миль, так и не увидав живого человека. В Галилее – еще безотрадней, еще горше.

Эти безлюдные пустыни, эти рыжие бесплодные долины – ничто, ничто не нарушает покой сверкающих суровых холмов.

…Печальные руины Капернаума, оцепеневшая деревенька Тверия, дремлющая под сенью своих шести траурных пальм… Заброшенность и запустение здесь настолько велики, что никакому воображению нельзя представить, чтобы здесь могла кипеть жизнь… Мы достигли горы Тавор… За всю дорогу так и не встретили ни одного живого существа…»

Горы Иудеи одарили любопытного писателя не более радостной картиной:

«Проклятый Богом Иерихон поражает своим запустением, в котором оставил его Иисус Навин более трех тысячелетий назад. В Вифлееме, священном месте, где по ночам пастухи стерегли стада, а ангелы пели “мир на земле и в человецех благоволение”, теперь нет никого…»

Экспедиция Марка Твена подошла к Иерусалиму:

«Чем дальше мы продвигались… тем чаще встречали голые скалы; ландшафт стал отталкивающим и пугающим. Даже если бы здесь веками селились одни только каменотесы, им не удалось бы набросать столько камней. Едва-едва попадается дерево или куст. Даже оливы и кактусы, эти последние друзья бесплотной земли, почти покинули страну… Сам Великий Иерусалим, чье имя высечено в веках, потерял свое древнее великолепие и стал нищей деревушкой…»

А вот общее впечатление Марка Твена:

«Палестина словно в рубище и с головой, посыпанной пеплом. Над ней тяготеет проклятие, опустошившее ее поля и лишившее ее воли к жизни. Палестина покинута и несчастна. Унылая, безнадежная страна – страна с разбитым сердцем…»

Через полтора десятилетия после Марка Твена Эрец-Исраэль посетил Артур Пенхрин Стэнли – знаменитый картограф Великобритании. Вот что он пишет:

«Едва ли будет преувеличением сказать, что в Иудее на протяжении многих миль нет никакой жизни, никакого человеческого присутствия».

Беспристрастное свидетельство Стэнли относится к 1881 г. – именно этот год Ясер Арафат назвал началом «сионистского вторжения» и вытеснения коренного населения из цветущей, плодородной страны. Ложь совершенно, вроде бы, очевидная, но от того не менее в арабском мире популярная. Нетаньягу пишет в связи с этим:

«Не так уж важно, что Арафата в очередной раз поймали на лжи. Важно то, что эта бесконечно повторяемая, тщательно сфабрикованная ложь подменила истину, которая была известна каждому цивилизованному человеку в конце девятнадцатого столетия: Эрец-Исраэль действительно пребывала в запустении и безлюдности; она вполне могла дать приют миллионам евреев, которые жили в невыносимых условиях в европейских гетто, подвергаясь там постоянной опасности и мечтая вернуться на родную землю, чтобы возродить ее к жизни».

Итак, именно в это время эту землю начали выкупать евреи.

Основными землевладельцами были, естественно, турки. Но были и арабы – мусульмане и христиане. И армяне.

Земля продавалась охотно, особенно невозделанная.

Петах-Тиква («Порог надежды») стал первым ишувом[1], который создали местные евреи.

Ришон ле-Цион («Первенец Сиона») стал первым ишувом, который создали российские евреи. Здесь построили первый детский сад и первую школу с обучением на иврите.

К 1880 г. более тысячи евреев занимались крестьянским трудом.

В Иерусалиме во второй половине девятнадцатого века евреев было больше половины населения.

Цфат, Хеврон, Тверия, Яффа – вот места, где, в основном, жили евреи.

Многие из местных евреев были глубоко верующими людьми. Они молились, учили Тору, а жили на пожертвования из-за границы.

Время шло. Евреи скупали землю.

В 1890 г. недалеко от Ришон ле-Циона возник ишув Реховот. То-гда же основали поселения Хедера, Мишмар-ха-Ярден.

Как-то барону Ротшильду пришла мысль выкупить Стену плача и всю близлежащую землю: пора, в конце концов, придать национальной еврейской святыне подобающий вид. Он сделал предложение градоначальнику Иерусалима, и тот не смог отказать (семьсот пятьдесят тысяч франков – попробуй, откажи!). Бизнесмены уже было ударили по рукам, но главный раввин Иерусалима поднял такой скандал, что сделка рухнула. Каковы были причины, вызвавшие гнев уважаемого рава, – мне не понять.

Шло время. Евреи скупали землю.

Однако, как ни бойко шла торговля израильской землей, евреи наткнулись на конкурентов. Ими оказались… христианские церкви. У христиан в не меньшей мере наличествовали и напор, и деньги.

В Хайфе поселились сектанты из Вюртемберга – тамплиеры. В Иерусалиме обосновалась американская колония христиан. Католики и православные не отставали от своих собратьев во Христе.

Евреи скупали землю.

Христианские церкви скупали землю.

Иерусалим, Бейт-Лехем (Вифлеем), Яффа, Назарет, сельские угодья.

Появились христианские школы, христианские больницы, христианские сиротские приюты.

В списке покупателей Русская православная церковь была не из последних. Русская миссия создала школы в Лоде, Рамле, Яффе, Иерусалиме. К концу девятнадцатого века в Эрец-Исраэль было создано более полусотни русских школ. Русские подворья открылись в Хайфе, Назарете, Иерусалиме.

Подворье – серьезное заведение. Это и церковь, и администрация. При них гостиничные службы: номера, трапезная, прачечная. А кладовые, а цистерны для дождевой воды, а водогрейня, баня, пекарня и прочее, всего не перечислишь? Эти гостиничные «комплексы» пропускали через себя тысячи и тысячи паломников.

А протестанты? Они тоже скупали земли, строили церкви, основывали школы и приюты.

К началу двадцатого века в Палестине было более тысячи школ различных языковых и религиозных направлений.

Хотелось бы отметить один нюанс: только евреи приезжали сюда навсегда. Именно тогда получил распространение лозунг христианского сиониста графа Шефстбери «Народу без земли – землю без народа»! Этот призыв подхватили не только еврейские деятели (Исраэль Зангвиль, а вслед за ним Теодор Герцль), но и политики, и журналисты, и религиозные христианские деятели, как в Великобритании, так и в США.

Евреи строили себе дома и оставались здесь жить. Христиане приезжали и уезжали, несмотря на то, что церковь скупала земли и оставляла свои представительства. Тысяча-другая людей, работавших в христианских миссиях, вместе с монахами и монахинями никоим образом не меняли демографическую картину так называемой Палестины.

И вот какая ситуация возникла к началу двадцатого века. Еврейская алия и христианское проникновение стали менять лик Эрец-Исраэль. Возникло множество рабочих мест. Именно по этой причине и началась мусульманская иммиграция в эти края. Здесь любой араб мог найти работу. Не носильщиком, так погонщиком. Не проводником, так кучером. Не прислугой, так поваром. Не охранником, так попросту вором (вполне уважаемое на Востоке занятие). Строительные и дорожные рабочие не знали, что такое простой. А чистильщикам обуви приходилось переквалифицироваться за неимением клиентов – вокруг были сплошь босяки.

Американская исследовательница Джоан Петерс в книге «С незапямятных времен» доказала, что прирост арабского населения в Палестине был наиболее заметен именно там, где сосредоточивалась еврейская поселенческая активность.

Запущенная, заброшенная окраина империи стала оживать. Но именно по этой причине и христианские, и мусульманские землевладельцы подняли волну протеста против въезда евреев в страну. И христиане, и мусульмане боялись еврейской конкуренции.

А бояться было чего.

С 1880 по 1914 г. около 65 000 евреев репатриировались в Эрец-Исраэль. Они жили уже не только в Иерусалиме, Цфате, Хевроне и Тверии, но и в Хайфе, в Яффе. В 1909 г. евреи начали строить Тель-Авив. К Первой мировой войне в Тель-Авиве жили более 2000 человек. Строились новые ишувы: Рош-Пина, Зейтим, Мигдаль, Дгания, Седжера, Явниэль, Зихрон-Яаков, Нахлиэль, Кфар-Сава, Эйн-Ганим, Беэр-Яков, Нес-Циона и др.

В марте 1914 г. Артур Руппин, ответственный за земельные сделки, купил у англичанина сэра Джона Грея Хилла поместье на холме недалеко от Иерусалима, гору Хар-ха-Цофим (Скопус), – впоследствии здесь будет открыт Еврейский университет.

Абдул-Хамид более тридцати лет правил Оттоманской империей и был достаточно мудр, чтобы установить официальные ограничения на еврейскую репатриацию (и тем успокоить подданных) и в то же время вести себя с евреями таким образом, чтобы не испортить отношения с банковским домом Ротшильдов.

Сионизм – великая сила, но в то время, как и сейчас, были силы и помощнее, и попривлекательней для еврейского сердца. Вот несколько цифр.

С 1905 по 1914 г. в Америку иммигрировали около 1 090 000 евреев, а в Эрец-Исраэль прибыли менее 25 000 репатриантов. Думаю, если бы в начале большой алии девяностых годов двадцатого века не закрылись американские ворота, статистика была бы идентичной.