Мурзик

– Это, что – Нью-Йорк? – пролепетала моя Мурзик, глядя вниз.

– Ни, цэ ридна Жмеринка! – передразнил ее я. – Ты выбрала Нью-Йорк, вот его и получай!

Приглядев темный дворик недалеко от Бродвея, я опустил туда машину.

– Придется нам с тобой прошвырнуться по Бродвею пешком. В это время там машину не припаркуешь! – сказал я (вообще непонятно зачем. Кто откажется от вечерней прогулки по Бродвею? Разве идиот!).

Мы вышли.

Когда я легкомысленно не закрыл стекло в двери машины, Мурзик непонимающе поглядела на меня, потом на группу подозрительных типов, стоящих в темной подворотне:

– Ты не боишься, что в машину могут залезть?

Я хмыкнул:

– Пусть лезут! Мне их будет жаль! (Бортовой компьютер так им и дал залезть! В лучшем случае он их шарахнет током!) – и взяв ее под ручку, повел в сторону всполохов беснующейся рекламы.

Что мы делали на Бродвее в течение пяти часов, нет смысла рассказывать – это и так ясно.

(Разница между Москвой и Нью-Йорком во времени не имела никакого значения, так как, прилетев в Нью-Йорк, мы заодно совершили скачок во времени на десять часов вперед, а когда мы будем возвращаться – опять сиганем назад!)

Единственное, о чем следует упомянуть, так это о том, что я постарался обставить мой вояж как можно шикарней и при соблюдении абсолютной безопасности. Наивный человек наоборот предположил бы, что надо устроить как можно больше приключений с драками, стрельбой и погонями, где бы я благородно и героически защищал бы моего обожаемого Мурзика (синдром Прекрасной дамы!) от всяческих напастей, придуманных и подстроенных мной, раз я могу выйти из всех этих передряг победителем, совершенно не подвергая ни себя, ни свою прекрасную даму никакой опасности!

Но это мне было совершенно ни к чему, В мою задачу-минимум входила не демонстрация моих возможностей (неограниченных), а создание беззаботной идиллической обстановки праздника.

Вот почему я не прибегал к мгновенной телепортации, а создал несуразные механизмы, вроде моей машины, чтобы не дай Бог Мурзик не заподозрила, что я обладаю нечеловеческими способностями!

(Вернее как раз наоборот: я то нормален, а весь остальной мир ущербен! Люди постепенно забывали, на что они способны и для чего они существуют!)

В мою задачу входило изобразить из себя лишь сказочно богатого человека и только!

На самом деле на всей Земле существует такая дремучая духовная и материальная нищета, что еще немного, и меня полностью покинет чувство брезгливости! Мне уже порядком надоело влачить здесь жалкое существование, благо я здесь имел несчастье родиться! Я постепенно стал пренебрегать начальной установкой, и допускать небольшие ляпы, вроде скачка во времени, хотя вряд ли она со своим куриным интеллектом, полностью направленным на саму себя, это заметит!

Кстати, насчет «имел несчастье».

Как мы любим бросаться не подумавши словами!

Идиот!

Это твое счастье, что ты родился именно здесь и именно в это время! После такой школы, и получив нашу закалку, пройдя горнило испытаний и унижений, разве не здесь впервые ты осознал, что ты есть человек?

Что свобода должна быть только внутренней!

Человек должен быть в душе и помыслах своих свободен!

А в поступках он изначально скован присутствием других людей, тоже потенциально внутренне свободных!

Так что во время нашей прогулки по вечернему Нью-Йорку я лишь внушал швейцарам и метрдотелям патологическое уважение к себе, и куда бы мы с Мурзиком не заглядывали, со мной тут же здоровались по имени-отчеству: «Хай, Дмитрий Михайлович!», усаживали на лучшие места: «Дмитрий Михайлович, плиз!» и обслуживали по высшему классу.

Когда же Мурзик не выдержала и спросила, откуда у меня столько долларов, я отшутился, сказав, что мой непутевый папа иногда подрабатывает кувейтским шейхом.

Ну не рассказывать же, что у меня есть еще галактические «кредиты» и другая конвертируемая валюта!

Конечно, все было не так просто, так как мне постоянно приходилось силой мысли усмирять попадающихся нам на пути пьяных юнцов, наркоманов и других бандитов.

Так, в самом начале нашей прогулки те подозрительные типы на самом деле собрались пристать к нам с гнусными намерениями, но мне понадобилась ничтожная доля секунды, дабы внушить им страх и безмерное уважение к нам, так, что когда мы проходили мимо, они даже с нами раскланялись.

Где-то около двенадцати мой совсем обессилевший и в дребодан веселый Мурзик простонала традиционное «Я спать хочу!», опять не подумав чем это для него кончится!

Я без разговора вывел ее из кабака и, усадил, с немалыми трудами в тут же подкативший экипаж, мысленно приказав машине следовать домой…

Вскоре мой белый «Вольво» остановился возле дома, где проживают злобные окабаневшие Мурзилки.

Чмокнув Мурзика в щеку и на прощание сказав, что позвоню как-нибудь во вторник, я укатил в неизвестном направлении (восвояси!).

Мурзик, не успев опомниться, оказалась у своего подъезда и только шикарный букет роз (ну и остальные безделушки на сумму 61.327 долларов 63 цента) напоминали ей о чудесном дне, а то бы она наверняка подумала, что все это ей приснилось!

И только дома до нее дошло, что я не должен был так с ней расставаться. Еще не сделав никаких выводов, но почувствовав, что здесь что-то не так, она позвонила мне домой.

В трубке ей ответил странный металлический голос:

– Говорите!

Мурзик, поколебавшись, нерешительно спросила:

– Мне, пожалуйста, Диму.

– Извините, но Дима сейчас занят. Что ему передать?

Мурзилка ничего не поняла, но у нее внутри все похолодело.

– А с кем я разговариваю?

– Вам отвечает робот-дворецкий.

– Вы не могли бы передать Диме, что звонит Анжела?

– Я думаю, что хозяин не сможет сейчас с вами разговаривать.

– У него гости? – Мурзилка была не только маленькой, но еще и наглой.

– Да, к нему пришли две молодые симпатичные дамы.

Мурзик разозлилась:

– Так я Вас правильно поняла, что он сейчас не хочет разговаривать, так как развлекается с ними?

– Да, вы правильно меня поняли!

Мурзик окабанела:

– Он что, с ними спит?!

– Вполне возможно, – уклончиво ответил робот.

– Сразу с обеими?

– А почему бы и нет?! – любезно подтвердил дворецкий.

Мурзилка бросила трубку и горько заплакала. Такого она ну никак не ожидала. Вот какой оказывается негодяй Димик! Позор ему и всеобщее презрение! Что происходило в душе у бедного Мурзика в течение воскресенья, понедельника и вторника, опять же нет смысла описывать.

На душе было гадко. Но надо отдать должное ее самообладанию (за что я ее люблю – так это за ее рассудительность!), и она не стала накладывать на себя руки и тем более делать какие-либо глупости, вроде тотального запоя с развратом. Я бы не позволил ей наложить на себя руки, так как второй мой интеллект постоянно за ней присматривал.

Но во вторник в восемь тридцать Мурзик была дома и, как было задумано, телефон зазвонил:

– Здравствуй!

– Здравствуй…

– Сегодня вторник, я обещал позвонить.

– Я слушаю тебя.

– Завтра когда ты будешь дома?

– Часа в два.

– К трем ты будешь свободна?

– Зачем?

– Надо. Я тебе позвоню. Привет.

Вот такой состоялся разговорчик. Ну и жуткий тип этот Димик! Кошмар!

В среду домой Мурзик пришла в два, а ровно в три часа услышала звонок в собственную дверь. С превеликим раздражением она открыла ее, так как никого не ждала и остолбенела – на пороге стоял я.

– Здравствуй Мурзик!

– Здравствуй, – раздался еле слышный шепот.

– Ты готова?

– К чему?

– К взятию Бастилии на собственный баланс! (Финансовый термин.)

– ??!

Тупик!

Вместо слов появляются чувства.

Я беру ее за руку и затаскиваю в лифт. (В ее доме нет лифта!)

Мурзик, конечно, сопротивляется, шипит, но разве против меня устоишь. Я нажимаю кнопку с цифрой шесть (дом пятиэтажный, прошу заметить) и на несуществующем шестом этаже дверь лифта открывается и я выталкиваю Мурзилку наружу.

Больше она не сопротивляется, потому что оказывается не на крыше своего родного дома, а в райском саду.

– Что это? – спрашивает она меня.

– Это мой дом, – отвечаю я.

Мы делаем несколько шагов, и перед нами открывается панорама Океана.

Он был тих и лучезарен.

– Где мы?

– На Гавайях, – говорю я. – Недавно я купил себе этот маленький остров и иногда отдыхаю здесь.

Остров не так уж мал, но Мурзику это знать не обязательно. Мы идем вдоль берега, и метров через двести открывается вид на мое «скромное» жилище, супердворец аж в три тыщи комнат. Напротив дворца мы садимся в мягкие кресла под сенью «плакучих» пальм и проворные официантки (отборные экземпляры) накрывают на стол чем Бог послал, а послал он от души.

– Я слышал, ты мне звонила в тот вечер? – невинным голосом спросил я.

– Да, – Мурзилка сердито засопела.

– Извини, дорогая, но я был занят, а дурака робота я уже отправил на переплавку. Интересно, кому может понадобиться после переплавки эта груда жженого пластика?!

– И чем же ты был занят, дорогой? – съязвила она.

– Я был в обществе прекрасных дам, – я улыбнулся ослепительно улыбкой Арнольда и поиграл правым бицепсом тоже не хуже, чем Арнольд.

– И ты спокойно мне об этом говоришь? – Мурзик гнусненько так залыбился.

– Но ведь ты так тогда устала и хотела спать, – рассеяно начал я, усиленно решая задачу с какой устрицы начать кушать. – Ты же мне сама это сказала. А я ведь прекрасно знаю, что сон для тебя свят. Не дай Бог разбудить спящего Мурзика! Она тут же превратится в злую и окабаневшую, что со мной не раз уже случалось. А я ведь тоже человек, с нормальными естественными потребностями (во врет-то!). Не онанизмом же в конце концов мне заниматься? А я тебя не видел уже целый месяц.

От таких грязных и циничных слов Мурзик окончательно окабанела и зло прищурившись, зашипела:

– И часто у тебя появляются эти нормальные потребности?

– К сожалению, часто, – грустно сказал я и, наконец все-таки решившись, высосал первую устрицу. – Каждый день! И, ведь, что интересно? Все женщины такие одинаковые, все ищешь, ищешь в них изюминку, а находишь регулярно вместо изюма дохлых тараканов алчности.

Ну я даю! Счас она мне отвесит пощечину, как тогда, в душевой, куда я к ней вперся. Правда, мне до сих пор непонятно, почему она мне дала по морде, когда я ее застал там во второй раз, а не в первый? Но видимо Мурзик поняла, что бить меня бесполезно, и решила под шумок удовлетворить заодно свое женское любопытство.

– И какую же изюминку ты нашел во мне, если это не секрет?

– О! – с чувством произнес я. – Ты так сексуально кабанеешь, что я начинаю подозревать, уж не мазохист ли я?!

Мурзик презрительно посмотрела на меня, будто я гомик. Мне очень это не понравилось и я разозлился:

– Послушай, дорогая! Ты постоянно со мной разговариваешь так, как будто я твой собственный неверный муж. Извини, дорогая, но мы с тобой не связаны никакими обязательствами.

– Вот как?! – Мурзик начала кабанеть интенсивней.

– Да, дорогая! Разве я не говорил тебе регулярно, что безумно (вот именно!) люблю тебя? Но на мои настоятельные вопросы о судьбе хоть маленькой капельки твоей любви ко мне, ты всегда отвечала презрительным смехом, а на предложение выйти за меня замуж и нарожать мне банду маленьких Мурзиков, ты говорила, что мне тебя не жалко и, ты еще очень молода для замужества. А как мы спали с тобой? Как будто воровали. И ко всему этому я так ни разу тебя не поцеловал.

– А на Лысой Горе? – обиделась Мурзик.

– Что-то не припомню. Это тебе почудилось от переизбытка кислорода. И вообще, ты же постоянно меня стесняешься. «Когда ты похудеешь?», «Почему ты такой толстый?» – передразнил я ее. – А как от злых «хачиков» прятаться, так ты не за тощего Костика, а за меня, за мою широкую спинку…

И так далее я базарил как профессионально-лотошная баба. Правда, я это делал искренне и от чистого сердца, за что мне все должно проститься. И на самом деле, чем ей не нравится мой живот? Я же не повторяю ей ежедневно, почему ей 19, а не 25.

Минут десять мы кабанели друг на друга, но не зря же я был почти великим сценаристом, и, чтобы разрядить обстановку, вовремя появился Хвостатый Мультик, да не тот, что в Геленджике в издержках мясомолочного производства, а другой, маленький полуторамесячный щеночек с огромными отвислыми ушами, маленьким хвостиком и утробным урчанием в животе. В свое время Мурзик с ним подружилась в Сухуми во время Абхазо-грузинской войны, а когда он почему-то пропал, очень скучала по нему и регулярно восклицала: «Где мой Мультик Хвостатый?»

– Мультик! Мультик! – зачмокал я. – Фьють! Фьють!

Молодчина Мультик вперевалку подбежал ко мне и, посадив на колени, я стал его ласково гладить.

– Отдай мне моего Мультика, – обиженно, но уже не так зло потребовала Мурзилка.

– Не дам, – ответил я, а в Мультике от моего поглаживания включился механизм утробного урчания.

Видя, что ей не собираются возвращать ее игрушку, Мурзик вскочила и начала отнимать у меня Мультика. Постепенно ей это удалось, но в результате чего она оказалась сидящей у меня на коленях.

Безоговорочно завладев Хвостатым, Мурзик с энтузиазмом продолжила начатое мной дело извлечения из него утробных звуков, а я, оставшись без дела и за неимением другого Хвостатого Мультика, стал поглаживать Мурзика.

Судя по тому, что Мурзик игнорировала меня, главное – мои ласки, и всецело отдалась заботе о близлежащем, то кризис наших отношений стабилизировался и стал постепенно локализовываться.

Заключительным итогом «Гавайского совещания в верхах» были мои следующие слова:

– Я тебе его все-таки разыскал и это мне стоило почти 400 грамм ливерной колбасы для его мамаши, здоровенной суки. Когда Пальма (его мамаша) съела колбасу, то по ее все равно голодному взгляду я понял, что она не возражает расстаться таким же образом и с остальными Мультиками.

– Не надо мне других Мультиков, – сказала Мурзик и прижала Лопоухого к себе. – Я люблю только этого Мультика Хвостатого и больше никого.

– А меня?

– А тебя, гнуса, я ненавижу! – поведала мне моя Мурзилка и начала очередную экзекуцию над моим бренным телом.

Как же мало надо любящей женщине для того, чтобы простить любые обиды, причиненные ей любимым.

Вывод.

От того нам ничего и не прощают, что мы не их любимые. И судя по их утверждениям, так их вообще не существует!

Да ладно, Бог с ними, они ж из ребра сделаны, безмозглые!

– Мурзик, пойдем, я тебе покажу, как я живу, – я встал и аккуратно поставил ее на ноги. – И отпусти этого Хвостатого, он никуда от тебя не денется.

Как ни странно, но она меня послушалась и, доверчиво взяв меня за руку, пошла за мной.

Домишко мой был так себе, ничего. Сам царь Соломон, когда был у меня в гостях, чуть не кончился от зависти. Этих азиатских варваров только таким образом можно заставить отдать тебе нужную вещь, взамен вручив копию понравившейся им, а копию мне сделать – это что два пальца облизать!

Но он ведь темный был, этот Соломон, а вот если ко мне домой попали бы специалисты из Лувра или же из Метрополитен музеума, то их точно Кондрат хватил бы.

Я, за свои прожитые века, времени не терял и все произведения искусств, которые должны были погибнуть в горниле Истории, прикарманил, и теперь они спокойненько находятся у меня дома.

Галерея античных скульптур у меня была наиполнейшая, и в оригиналах. А скульптуры Атлантов сохранились только у меня. Фрески, мозаика, ковры, гобелены, шелка и т. д. тоже были у меня ничего. А коллекция монет в чистом пересчете на вес составляла ни много ни мало – три с половиной тонны.

В моей библиотечке тоже попадались интересные раритетики, если конечно учесть, что в нее полностью входила Александрийская библиотека, архивы атлантов, американских индейцев и тибетских ариев. Библиотеку Ивана Грозного я тоже стибрил, а то бы шляхта на ней зажарила бы всю ту человечину, что им пришлось потом засолить. Вот как я им насолил! Так что рядом с Мининым и мою маленькую статуэтку справедливо было бы поставить!

Меблированы мои комнаты и залы были тоже по-разному. И посуда у меня была разнообразная, и гардероб.

А когда я прокрутил Мурзилке пару отснятых мной документальных лент («Захват турками Константинополя» и «Теплый вечер на острове Лесбос»), мой Мурзик ни за что не захотела уходить из просмотрового зала.

И лишь только пообещав показать ей аппарат, при помощи которого я сумел похудеть, и пообещав, что ей тоже кое-чем помогу, только после этого она согласилась оторваться от созерцания битвы амазонок с древними греками.

– Все очень просто, смотри сюда! – сказал я, показав на экране изображение Мурзика в неглиже. – Это называется примеркой.

– Так, где ты там хотела похудеть?

– Здесь?

– Давай уберем немного здесь.

– Грудь поменьше?

– Ты что, с ума сошла?!

– Ну, ладно, ладно, пусть будет по-твоему, что у тебя слишком шикарная грудь для твоего роста.

– Погоди, как это увеличить рост?!

– Тогда зачем уменьшать грудь?

– Как это, я ничего не понимаю?

– Ах, за счет ног?

– А уши тебе не увеличить до размера слоновьих?

– Что, не надо, и так почти как у слона, да?

– Ты маленькая Мурзилка или не маленькая?!

– На два сантиметра?

– Ну на два можно, а то я испугался.

– Так хорошо?

– О зубах не думай, во внутренних органах автоматически проведется профилактика.

– Ресницы подлинней?

– Глаза васильковые?

– Слушай, а хочешь стать девственницей?

– Не хочешь, а что хочешь?

– Только на ушко?

– Да?

– Это пожалуйста, это мы хоть совсем можем зашить!

– Совсем не надо?

– Ну успокойся, успокойся, сделаем как надо!

– Ага, значит пальцы на руках сделать короче и толще?

– Да не дерись ты, я пошутил, такой длины хватит?

– Может когти отрастить?

– Слушай, а какой Мурзик не любит длинного хвоста?

– Хочешь как у чернобурки?

– Нет?

– Ну ладно, все!

– Еще раз посмотри!

– Все?

– Тогда залезай в эту кабину и будешь через полчаса как на картинке!

– Что значит боишься?

– Какая «Муха»?

– Да не шучу я, ты же видела, как я на твоих глазах похудел и ничего!

– Хочешь опять потолстею?!

– Не хочешь?

– Ну, раз не хочешь, тогда полезай быстро, а то время идет!

Вот таким образом я обновил свою Мурзилку! Благодаря моим стараниям и вопреки ее желаниям она изменилась, только качественно.

– Хочешь теперь посмотреть, как ты будешь выглядеть в тридцать лет?

– Конечно хочу! – мой маленький аж весь светился в новом теле.

На экране появилось изображение Мурзилки в тридцать лет.

– А вообще ничего, – сказал я, – но только это, если ты не родишь!

– Давай посмотрим, какой ты будешь после родов?

– Ой!

– Так, не так уж плохо. Ты ведь хотела иметь двух детей?

– Ах!

– Тоже ничего. А давай посмотрим, что будет если трех?

– Не надо! – Мурзик заслонила спиной экран и начала кабанеть.

– Ну ладно, ладно, давай лучше окунемся в твое сорокалетие?

– Мама!

– В пятьдесят…

– А-а-а-а-а!!!

– В шестьдеся…

Я почувствовал ужасной силы удар в живот (эта была ее пустая голова) и, потеряв равновесие, сел на пол. Мурзик не удовлетворившись этим, начал молотить меня, да так здорово, что даже умудрилась заехать мне коленкой в лоб.

– Успокойся, дорогая! Успокойся! – стал просить я. – Успокойся! – рявкнул я и, встав на ноги, прижал злобного Мурзика к своей хилой груди.

– Выключи сейчас же!

– Уже выключил! Ну ты психопатка. Это же моделирование обыденно-бытовое! А вот давай посмотрим, какая ты будешь после регулярного применения портативного биостимулятора…

Мурзик сразу сообразила что к чему и напряженно уставилась на экран.

– До родов!

– Так!

– После родов!

– Так!

– После вторых родов!

– Так!

– После третьих родов!

– Так!

– После пятых!

– Ура!

– В сорок лет!

– Ух ты!

– В пятьдесят!

– Ай!

– В шестьдесят!

– Мама!

– Может хватит?

– Нет! – пискнула вконец окабаневшая Мурзик. – Давай в сто!

– Столько не живут!

– Все равно давай!

– Пожалуйста…

– А что, ничего, если здесь подобрать…

– И на панель!

– А сам-то, а сам! Небось, не встанешь в сто-то?!

– Смотри!

– Убери эту порнографию!

– Нет, ты смотри!

– Ну ладно, верю, верю, – и кокетливо так. – Гнус!

– Ну ладно, пойдем.

Но Мурзик не собиралась уходить.

– А детей моих можно посмотреть?

– Можно, но надо знать отца твоих детей.

– Тогда давай!

– Нет уж, как-нибудь в другой раз, а то ты сейчас заставишь меня искать будущего отца твоих детей, и им окажется какой-нибудь недоносок.

Мурзик презрительно посмотрел на меня и, ничего не сказав, пошла за мной, в мою творческую студию, где я развлекался, создавая видеоклипы на свою музыку. Но на пороге она вдруг резко остановилась и, потянув меня за руку, тихо спросила:

– Но ведь этого не может быть?

– Чего? – не понял я.

– Ну всего этого. Биостимулятора, например. Ты меня просто гипнотизируешь и внушаешь всякую чушь!

– Ну тогда, посмотри, где мой большой живот, – возразил я и похлопал рукой по тому месту, где он когда-то был. – Но неужели этого тебе не достаточно?

Убедившись, что прежнего живота на самом деле нет, Мурзик однако не успокоилась.

– А может, ты меня так хорошо загипнотизировал, что мне все кажется как наяву.

– Ну не знаю, каких доказательств еще надо. Так ущипни себя или же давай я тебя ущипну.

– Не надо! – Мурзик отскочила от меня, но незаметно все-таки себя ущипнула.

– Ну, что, убедилась?

– Ну, предположим, да.

– Не предположим, а на самом деле биостимулятор не плод твоего больного воображения, а реальная и очень полезная штука!

– Так с его помощью можно любую уродину превратить в красавицу?

– Конечно! Ты же видела мою обслугу. Правда, ничего девочки?

– Ну, вообще-то, их конечно нельзя назвать уродинами… – чисто по-женски оценила Мурзилка.

– Не вообще-то, а на самом деле классные девочки. Я ж для себя старался!

– Да?! – сразу же все опошлила Мурзик. – И как они в эксплуатации, ничего?

– Дура! – обиделся я. – Я ж для дела старался, чтобы они радовали и ласкали мой взгляд, чтобы у меня было всегда хорошее настроение, что бы они вдохновляли меня на славные дела!..

– Ну и как они тебя вдохновляют? – не унималась моя чересчур ревнивая Мурзилка.

– Да никак! – устав спорить, отмахнулся я. – Я тебе что, вечно голодный Хачик, и у меня что, совсем головы нет, чтобы заводить шашни с прислугой? Я так низко не опускаюсь.

– Неужели?! – не унималась Мурзилка. – Тебе ведь нужна только большая чистая любовь! Возвышенные чувства! Вздохи при Луне!

Мне стало смешно от ее наивности, и я улыбнулся.

– Какая ты еще глупая! И, по-моему, на весь белый свет обижена. Ты знаешь, что хороших людей на белом свете не так уж мало, и не так уж редко, когда под обличьем обыкновенной дурнушки скрывается большая и светлая душа.

– Так чего ж ты теряешься? Давно бы нашел себе крокодила со светлой душой, сделал бы из нее красавицу и не мучился бы, и меня не мучил бы. Или же ты, бедняжка, такой всемогущий, не можешь определить у кого душа чистая?

– Да, нет. Определить это легко, для этого есть специальный индикатор. Проблема в том, что, к сожалению, существует одна мелочь, из-за которой я не могу до сих пор слепить по своему вкусу себе жену.

– Ну и что же это за мелочь?

– Любовь!

Мурзик так поразился моему откровению, что надолго замолчала, видно решая пошутил я или говорю серьезно. И придя, видимо, к определенному выводу, решила выяснить еще один вопрос:

– Но если при помощи этого биостимулятора можно лечить любые болезни и делать людей красивыми, а значит и счастливыми, то почему ты этого не делаешь?

Вопрос, конечно, интересный. И, к сожалению, для меня уже давно один из самых больных.

– Нельзя этого делать, Мурзик, – тихо сказал я.

– Это почему же нельзя? Интересно, кому помешает, если все люди станут красивыми, здоровыми и счастливыми, – с раздражением и злостью в голосе ответила Мурзилка, видимо вспомнив о больной маме.

– Понимаешь, Мурзик, не все так просто в этом мире и не всегда мы вольны поступать, как нам хочется и как подсказывает нам совесть.