Демоны вне расписания
Так вот, все это я помнила. Я не помнила, когда вдруг понадобилось меня закрыть в комнате с зарешеченным окном и с кроватью, привинченной к полу. Хотя, может быть, в этом и заключалась моя болезнь – не помнить главное?
Тут были и свои прелести. Безо всяких усилий я похудела килограммов на пять, еще немного – и можно начинать карьеру в модельном бизнесе. Но пока вместо дизайнерской одежды мне приходилось носить длинную белую ночнушку с синим прямоугольным штампом внизу. Я пыталась разобрать стершиеся буквы – без толку. Но явно не Донна Каран.
Время ползло какой-то бесконечной конвейерной лентой, и оно ползло мимо меня. Я стояла у окна, переминаясь босыми пятками на холодном кафельном полу, и пыталась что-то разглядеть в окно, но скудный пейзаж оставался неподвижным и безлюдным. Он был похож на пустыню, выжженную ядерной войной. Но я не помнила этой войны.
Хотя это не означало, что такой войны не могло быть.
Настя сидела на кровати и ждала, что к ней придет врач, но врач не пришел. Пришли совсем другие люди. И у них было свое мнение насчет ее диагноза.
– Настя, мы рады, что вам стало получше.
Однако радости не было на лице этого затянутого в серый костюм человека.
– Это значит, – продолжал он, бесцеремонно усевшись в ногах Насти, – что теперь мы сможем наконец заняться делами.
Настя подтянула ноги к животу, чтобы быть подальше от серого человека. Тот смотрел в упор тусклыми серыми глазами и был похож на тень, которую подобрали с пола, одели в пиджак, брюки и рубашку, но так и не придали человеческой индивидуальности.
– А может быть, мне наконец скажут, где я? Может быть, мне вернут мою одежду? Может…
– Вы не понимаете, – резко оборвал ее человек в сером. – Вы не понимаете серьезности своего положения.
– А что, я – в положении? – Серый человек действовал Насте на нервы, и ей хотелось дерзить. – И это – серьезное положение? Да неужели?
Серый человек протянул руку, и в эту руку вложили большой конверт. Настю вдруг заинтересовал не конверт, а тот, кто его подал, – молодая рыжеволосая девушка в строгом сером костюме. Настя несколько секунд смотрела на девушку, не очень понимая, что же в ней так притягивает взгляд. Рыжая стойко игнорировала интерес Насти, глядя голубыми глазами куда-то в пространство.
– Настя!
Она перестала пялиться на рыжую.
– Настя, посмотрите сюда, – серый человек вынимал из конверта фотографии и раскладывал их на постели. – Вам это должно быть знакомо. Узнаете? – он вцепился взглядом в ее меняющееся лицо. – Узнаете.
Она узнавала. То есть она уже это видела. Более того, она там была. Ну и что дальше? Почему на лице серого человека проступило такое злорадство? Что он хочет этим сказать? Стоп-стоп-стоп…
– Настя, я должен вам сообщить, что наказанием за такое серьезное преступление…
– Наказанием?
– …является…
– За преступление?!
– …смертная казнь.
В этот момент лицо человека в сером выражало не больше эмоций, чем лицо билетного кассира, сообщающего, что билетов на вечерний сеанс нет. Рыжая, прислонившись к стене, продолжала бесстрастно изучать пространство.
– Извините, – сказала Настя, отодвигая от себя фотографии. – Я, может быть, еще не совсем поправилась… Повторите, пожалуйста, еще раз. Повторите, как будто для тупых. Для меня.
– Наказанием за такое серьезное преступление…
– Я не понимаю. Еще проще. Для тупых.
– Настя, – вздохнул серый человек. – Шестого сентября этого года вы совершили тяжкое преступление. Вы убили трех человек. Их, – он поочередно ткнул пальцем в снимки. – Вы действовали в составе преступной группы, куда также входил он, – снова фотография. – Это ваш водитель, ваш сообщник. Он погиб при задержании.
– Я убила трех человек?! – Настя хотела засмеяться, но звуки застряли в пересохшей гортани.
– Да. Доказательств более чем достаточно. Отпечатки пальцев, следы крови на вашей одежде… И так далее.
– А зачем я это сделала?
– Вы исполняли задание.
– Чье?
– Враждебных сил.
– Каких-каких сил?
– Настя, вы прекрасно знаете, кто вас туда отправил, кто дал вам это задание, кто дал вам оружие… Не надо прикидываться.
– Оружие? – Она посмотрела на свои ладони, пошевелила пальцами, чтобы вспомнить ощущения хоть от какого-то оружия. – Самое смешное, что я ничего этого не помню.
– Не вижу здесь ничего смешного. То есть вы не собираетесь облегчить свою участь и выдать организаторов убийства? Вы не хотите сотрудничать со следственными органами?
– Как?! Как я могу кого-то выдать, если я ничего не помню?!
– Тогда я закончу. – Он убрал снимки в конверт, вернул его рыжей и испытующе посмотрел на Настю. – Итак… Итак, наказанием за столь тяжкое преступление является смертная казнь.
– Минутку. – Настя вцепилась ногтями в виски, зажмурилась, стараясь сообразить, где же в аккуратных словах аккуратного серого мужчины лажа. А что она там есть – не было никаких сомнений. – Минутку… Я, может быть, и дура, может быть, у меня и провалы в памяти, но… У нас в стране нет смертной казни.
Она торжествующе посмотрела на серого и повторила более уверенно:
– У нас смертная казнь отменена. Это абсолютно точно! Это я помню…
Но Серый как-то не торопился признать поражение. Он даже позволил себе нечто вроде усмешки – краем тонких змеиных губ.
– Видите ли, Настя… Люди, которых вы убили, находились на государственной службе. На важной государственной службе. Поэтому в отношении вас будет применена смертная казнь. Это будет адекватным ответом на вражеский удар.
– Это что же, ради меня снова введут смертную казнь?
– Нет, ничего такого не будет. Ваше дело не будет рассматриваться судом, вы просто исчезнете. Вон там, – Серый показал в сторону окна, – есть такое специальное место для захоронения вам подобных…
– Мне подобных?
– Врагов страны.
Насте вдруг показалось, что Серый говорит с ней на каком-то другом, незнакомом языке, в котором Настя половину слов не знает, и от этого возникает непонимание. Надо было вернуться к простым словам, в значении которых Настя была уверена на сто процентов.
– То есть вы хотите меня казнить? В смысле убить?
– Не я. Государство. Страна. Порядок.
– Вы меня ни с кем не путаете?
– Нет.
– То есть у меня не будет адвоката?
– Нет.
– А родители? Им вы сообщили?
– Нет.
– Могу я им позвонить?
– Нет.
– Но это… Это нечестно! Вы не имеете права!
– А вы имели право убивать троих людей, которые сделали для страны так много, что…
Серый сделал вид, что сначала дал волю чувствам, а потом сжал их в кулак. Удержал невидимые слезы внутри. Но это было так плохо сыграно, что Настя едва не скривилась.
– Впрочем, это бессмысленный разговор. – Серый перешел на свою обычную ровную манеру. – Я вас проинформировал. Вы могли бы облегчить свою участь, если бы выдали нам организаторов этой акции. Но вы отказываетесь…
– Я не помню! Мне нечего вам сказать!
– Тогда и мне нечего вам сказать. – Серый поднялся с постели.
– Стойте! – Настя спрыгнула на пол. – Это ошибка, вы не можете вот так…
– До свидания, Настя.
Серый юркнул в коридор, а рыжая девушка преградила Насте путь.
– Назад, – тихо и властно сказала она, а Настя все кричала в затылок серому человеку про ошибку и про права… Тут рыжая сделала короткое движение Рукой, и Настя задохнулась от боли, а все ее слова сдулись, будто проколотые воздушные шарики. Рыжая вытерла ладонь об Настин халат и вышла вслед за Серым.
Дверь захлопнулась, словно крышка мышеловки. Настя сидела на полу, прижав ладони к месту удара и глубоко дыша под собственный отсчет: один, два, три, четыре, пять… Вроде бы и слегка ударила эта рыжая стерва, но так больно… Не иначе, какой-то хитрый прием из восточных единоборств. Теперь вот синяк будет – смешная мысль, учитывая обещанную высшую меру.
«Меня собрались убивать? Даже не смешно. Не смешно, но…» Настя поняла, что сейчас заорет от бессильного отчаяния. Серая тень на государственной службе и его рыжая ассистентка наверняка порадуются этому воплю. Нет, надо переключиться, надо вспомнить что-нибудь нейтральное, что-нибудь…
Так. Диск Тушкана. Песни в обратном порядке. Ну, ну, давай. Трек номер пятнадцать… Трек номер пятнадцать… Готово: пятнадцатый трек на сборнике «Песни для плохого настроения», группа с длинным названием, чего-то там про Dream и Film, а песня называется If I Die, I Die. Если уж умру, так умру.
Тушкан, милый, ты как в воду глядел.
2
Помимо того, что моя фигура за это время стала чуть более стройной, имелся и другой плюс: мне не приходилось выбирать. Такого права за мной не было оставлено. А раз так – я не могла ошибиться, не могла сделать неправильный выбор. То есть не могла заняться своим излюбленным делом.
Ошибиться могли только они – те, кто держал меня под замком. Мне нужно было просто дождаться их ошибки, хотя я запросто могла этой ошибки не заметить.
Дело было то ли в лекарствах, которые мне кололи, то ли в пищевых добавках, но я пребывала в несколько заторможенном состоянии. И поэтому после первого визита мужчины в сером у меня не случилось истерики, я не рыдала и не билась головой о стенку. Я приняла это известие всебя, глубоко вздохнула и стала жить дальше. Наверное, до меня просто не дошло.
В моем сознании продолжались ленивые сумерки, и раз уж я не осознала до конца перспективу близкой казни, то я тем более не поняла, что Серому моя казнь совершенно не нужна.
Ему было нужно нечто другое.
На этот раз Серый привел с собой не только рыжую стерву с маленькими крепкими кулаками, но и троих широкоплечих парней в белых халатах. Теперь все еще больше походило на сумасшедший дом.
– Настя, нам пора, – сказал Серый и многозначительно посмотрел на часы.
Настя вдруг поняла, что ей очень не хочется выходить из опостылевшей комнаты с решетками на окне и с унитазом за полупрозрачной занавеской. За пределами комнаты все могло быть гораздо хуже.
Она решила, что будет сопротивляться, и даже почти придумала как, но к этому моменту ее уже выволокли в коридор, где трое «санитаров» просто схватили Настю за руки, за ноги и вот таким извивающимся бревном доставили в маленькую темную комнату. Пахло сыростью и чем-то еще… Чем-то таким, от чего в желудке Насти закрутился тугой узел.
– Вниз, – сказал Серый.
– Что?
– Спускайтесь вниз, – сказал Серый. Руки «санитаров» отпустили Настю, она инстинктивно отпрянула в сторону и едва не соскользнула с невидимой в темноте ступени. Настя нашарила рукой стену и стала осторожно переставлять ноги, спускаясь все ниже и ниже.
На четвертой ступени она обернулась и задала неожиданно возникший у нее вопрос:
– А зачем это?
Серый элегантно вынул из внутреннего кармана небольшой пистолет.
– Спускайтесь.
– Ну уж нет…
Серый картинно выпрямил руку и нажал на спуск. Настю испугал не столько вид пистолета, сколько ударивший по ушам грохот. Она упала на колени и взвизгнула – ноги оказались в ледяной воде.
– Спускайтесь.
– Там вода!
– Я знаю.
– Я никого не убивала!
– Спускайтесь.
– Нет, я… – Настя встала и шагнула было вверх, но Серый направил ей пистолет в грудь. – Послушайте, я никого не…
– Настя, вы ведь можете спускаться вниз и одновременно говорить? Так и делайте.
Настя посмотрела снизу вверх на серую тварь, и ненависть привела ее в чувство, словно нашатырь.
– Говорить? Я кое-что скажу… У вас в руке пистолет, но вы почему-то не стреляете в меня. Боитесь? Боитесь, да?
Серый засмеялся.
– Нет, Настя, не боюсь. Меня не взяли бы на эту работу, если бы я боялся. Просто я хочу, чтобы ваша смерть была неприятной, унизительной… Ну, и так далее. Умереть от выстрела в голову – это легко. Это привилегия, которую вы, Настя, не заслужили.
– Пошел ты знаешь куда…
Серый выстрелил, целясь чуть выше ее головы. Настя инстинктивно пригнулась, потеряла равновесие и, ободрав колени, соскользнула на несколько ступеней вниз. Теперь она оказалась по пояс в темной холодной воде. Холод убил родившийся в ее легких крик, превратив его в еле слышный всхлип.
Смерть приобретала все более конкретные черты.
– Прекрасно, – отреагировал Серый. – Продолжай в том же духе.
Зря он так сказал.
Настя выпрыгнула из воды и вцепилась обломками ногтей в стену, чтобы удержаться на ногах. Намокшая рубашка облепила ей бедра и ноги, зубы выстукивали лихорадочную дробь холода, ужаса и ненависти. Настя вдруг поняла, что больше всего в жизни хочет совершить последний отчаянный прыжок, ухватить Серого за ноги и свалиться вместе с ним в воду. Пусть и он испытает этот холод, этот страх…
Возможно, ее серый враг прочитал эти мысли на Настином искаженном ненавистью Лице, а возможно, ему просто надоело тратить время на такое ничтожество, как Настя. Он направил ствол пистолета прямо ей в лицо.
Настя не отвела взгляда.
И все-таки это были не только сумерки сознания, подточенного психотропной диетой. Я думаю, что к тому времени воспоминания уже постепенно пробивались ко мне через заботливо выстроенные частоколы. И я начала вспоминать про свои истинные преступления, но не про те, которые вешал на меня человек в сером.
Снисходительный Иннокентий говорил мне потом, что это, в общем-то, не преступления, а так, ошибки, трагические недоразумения, которые можно списать на мой возраст или еще на какие-то непреодолимые обстоятельства… Иннокентий вообще не любит слово «преступление». Я бы даже сказала так – он не верит в преступление.
Но это он, а для меня все было иначе – и тогда, и теперь. И как бы я тогда мысленно ни называла свои деяния, итог был один.
В этом итоге я не видела большого смысла цепляться за жизнь. Пусть будет что будет.
Хотя вода в том подвале была жуть какая холодная. И было несколько мгновений, когда я была готова порвать Серого на куски вместе с его застегнутым на все пуговицы костюмом.
И Серый испугался, потому что он-то меня убить не мог. А я – запросто. Я всегда была послушным ребенком. И если во мне хотят видеть убийцу, что ж, отлично, я стану убийцей.
И, чур, потом не жаловаться.
3
Толстый махровый халат, шерстяные носки и огромная кружка чая с лимоном. Волосы слегка влажные, но уже почти высохли. Покрасневшая кожа гудит и пахнет спиртом – Настю растирали. Кто, когда – покрыто мраком. Добрый доктор складывает свои инструменты. Все слегка в тумане.
Стук двери – доктор ушел.
– Настя, вам получше?
Настя смеется так, что ее собеседник хочет позвать доктора назад.
– Нет, все в порядке. Не надо доктора.
– Тогда что смешного я сказал?
– Этот ваш серый урод…
– Вы хотите сказать – капитан Сахнович?
– Он тоже сначала спросил меня – Настя, вам лучше? А потом… Сами знаете, чем это кончилось.
– Настя, вы должны его понять…
– Еще чего!
– Один из погибших был его близким другом. Капитан Сахнович тяжело переживает его гибель, отсюда и нервный срыв.
– Он меня чуть не убил. Он псих и…
– Настя, вы его больше не увидите.
– Неужели я его утопила? Мы очень эффектно свалились, но…
– Нет, он не утонул.
– Тогда что – его расстреляют?
– Нет, он отправится подлечить нервы.
– Лучше бы его расстреляли. И еще эту рыжую… Она меня ударила.
– Именно Лиза и сообщила мне, что Сахнович решил вас убить. Если бы не она…
– Ее зовут Лиза?
– Да, а что?
– Мне казалось… Нет, ничего. Слушайте, ну вот вы вроде нормальный человек…
– Спасибо за комплимент.
– Объясните мне, пожалуйста, что со мной произошло. Где я, сколько времени я уже здесь нахожусь, и вообще…
– А вы сами-то что помните?
– Я? Да почти ничего. Я помню, как я еду на мотоцикле… И потом просыпаюсь здесь, в палате. Я что, упала с мотоцикла? Хотя откуда у меня вообще мотоцикл?
– Настя, нам тоже не все известно. Я расскажу то, что знаю.
– Извините, а вот вы говорите «нам», «мы»… Кто это «мы»?
– А вы как думаете?
– Я думаю, что вы из какой-то спецслужбы. Например, ФСБ…
– Прекрасно. Так и думайте дальше.
– Что, не угадала?
– Ну как вам сказать? Мы – это спецслужба… Немножко более секретная, чем ФСБ.
– А вот эти трое убитых – они из ваших, да?
– Из наших.
– И вы тоже думаете, что я их убила?
– Здесь мы с капитаном Сахновичем одного мнения.
– То есть…
– Настя, вы убили этих людей.
– Но…
– Вы сами об этом рассказали.
– Что?!
– Вы сами об этом рассказали. Во время сеанса гипноза. Есть видеозапись.
– Гипноз? Господи…
Теперь Настя понимает, почему у нее голова – как книжный шкаф, куда залез кто-то посторонний и без спроса переставил книжки на другие места.
– Настя, вам плохо?
– Мне плохо? Мне плохо…
– Позвать врача?
– Нет… Артем, расскажите мне про меня еще что-нибудь такое же интересное.
Шестой трек на диске «Песни для плохого настроения» – песня малоизвестной американской группы DeadSeagulls «ForAges». Вокалист, поющий как будто сквозь зубы, раз за разом выплевывает рефрен «Itwasknownforages…». To есть это уже было, это было известно столетья назад. Свежая мысль. Все уже когда-то было, в том числе трюки, уловки, ухищрения, с помощью которых можно запудрить мозги молодой наивной девушке.
Но поскольку ты знаешь, что все уже было, что все трюки известны, ты никогда не подумаешь, что кто-то нагло применит эти уловки к тебе. Ведь ты такая умная, ты окончила второй курс и однажды даже сдала экзамен без «шпор». Ты почти не попадаешься на первоапрельские розыгрыши, ты отвечаешь на вопросы интеллектуальных ТВ-шоу быстрее игроков…
А потом тебя берут голыми руками, как тупую куклу. И используют как тупую куклу. Поделом.
Вот Монахова никогда не попалась бы на такую удочку. И тогда ее бы просто убили.
Как хорошо иногда быть дурой. Вот оно, мое простое счастье.
4
Спасителя Насти звали Артем Покровский, и он был майором в той же самой неназываемой секретной спецслужбе, где психопат Сахнович был капитаном. Оставалось только выяснить, кто главнее – капитан или майор.
– Майор, – усмехнулся Покровский. – Я главнее Сахновича, успокойтесь.
– А Лиза?
– Лиза – старший лейтенант. Еще вопросы?
– Масса. Как я сюда попала?
– После нашей спецоперации. Вы сделали свою работу и возвращались в город на машине, мы перехватили вас по дороге. Водитель оказал сопротивление и погиб. Вы получили сотрясение мозга.
– Мне кто-то из ваших заехал сапогом по голове?
– Не исключено.
Артем Покровский был до смешного не похож на серого капитана Сахновича. Тот – тусклый, тонкий и холодный. Покровский – круглолицый здоровяк, которому, наверное, просто некуда было девать задние мысли – все его эмоции немедленно отражались на физиономии. В основном он доброжелательно усмехался, иногда в его карих глазах проскальзывало сочувствие, иногда – грустное понимание того, что не все ошибки в этой жизни можно исправить. От Покровского пахло табаком и потом, он то и дело скреб ногтями темную щетину на подбородке – то есть по нему сразу было видно, что это не продукт генной инженерии спецслужб, а обычный мужик, которого угораздило попасть на такую работу.
– Я бы хотел как-то вам помочь, Настя, – разводил он руками. – Но для этого вы должны дать мне какую-то информацию…
– Я бы хотела дать вам информацию, – виновато отвечала она. – Но я ничего не помню. Я не помню, чтобы я кого-то убивала, по приказу или без приказа…
– Но ведь…
– Да, я понимаю – отпечатки пальцев, следы крови, видеозапись моих признаний под гипнозом… И все равно я не помню.
Покровский смотрел на нее грустными глазами и поглаживал густые черные усы, как бы говоря: «Настя, лично я к вам очень хорошо отношусь, но тем не менее вас придется расстрелять». Это было так трогательно, что Настя едва не пожалела Покровского, которого долг и сочувствие просто рвали на части.
– Может быть, вы подумаете еще несколько дней? – предложил Покровский. – Придете в себя, отоспитесь…
– А у меня и раньше не было бессонницы. Я только и делаю, что сплю.
– Может быть, вы видите какие-нибудь сны, которые помогут вам вспомнить…
– Я не вижу снов.
Покровский сочувственно завздыхал.
– А вот этот ваш гипноз… Разве вы не можете залезть ко мне в голову и выяснить, кто же меня заставил пойти на убийство?
– Не получилось, – Покровский снова был печален.
– Тогда… – Настя посмотрела на ломтик лимона, оставшийся на дне чашки. Тот был почти столь же одинок и несчастен, как и майор Покровский. – Тогда это тупик. Вам придется меня казнить.
– Настя, Настя, ну что вы! Не говорите так. Я дам вам еще время подумать… Вы будете жить не в палате, а в нормальной квартире, под присмотром соседки. Я все-таки хочу надеяться…
– Соседка? Это случайно не рыжая? Не Лиза?
– Настя, это может стать началом прекрасной женской дружбы, – улыбнулся в усы Покровский.
В принципе, это было неплохо – перебраться из больничной клетки в двухкомнатную квартиру с кухней, ванной и туалетом. Квартира находилась в том же здании, несколькими этажами выше больничного крыла. Покровский был настолько любезен, что проводил Настю до дверей и напутственно потрепал по плечу. Настя подумала, что, вероятно, так же доброжелательно он отведет ее на казнь.
Рыжая Лиза сидела на полу в коридоре и читала журнал. Без своей серой униформы, с распущенными волосами, в ярких спортивных штанах и коротком топе она уже не была той молчаливой стервой с жесткими кулаками. Она была кем-то другим. Но пока Настя не могла понять – кем.
– Я надеюсь, что вы подружитесь, – сказал Покровский.
– Не надейся, – ответила ему Лиза.
– Она шутит, – сказал Покровский с надеждой.
– Черта с два.
Но Покровский не уходил, стоял над Лизой живым укором, и та была вынуждена, раздраженно скрипнув зубами, закрыть журнал, встать и пробубнить в сторону Насти что-то вроде «Проходи… ».
– Вот видишь, – радостно сказал Покровский. – Можешь ведь, когда захочешь. В глубине души ты добрая и отзывчивая.
– Ты перепутал меня со своей бабушкой.
– И все равно ты поможешь Насте освоиться…
– Да, я помню свою основную задачу. При попытке побега я должна стрелять на поражение. Понятно? – это было спрошено у Насти жестким и высокомерным тоном, который Настю, впрочем, не удивил.
– Мне с тобой все давно понятно, – сказал Настя. – Дай-ка пройти. Я сначала схожу в душ, а потом уже будешь стрелять на поражение и играть в другие свои любимые игры…
Лиза нехотя посторонилась.
Но когда Настя проходила мимо, рыжая зачем-то дунула ей в ухо. И улыбнулась патентованной улыбкой пай-девочки, которая может делать какие угодно гадости, потому что никто все равно не поверит в ее виновность.
Первые два дня они не общались друг с другом. На третий день Лиза без стука вошла в комнату Насти.
– Делать все равно нечего, так что…
– Пошла вон, – сказала Настя, лежа на кровати и не сводя глаз с потолка.
– Что?!
– Тебе приказали меня убить, если я попытаюсь сбежать. Но вряд ли тебе приказали действовать мне на нервы. Так что выйди из комнаты и в следующий раз, будь добра, спрашивай разрешения.
– Хм, – задумчиво проговорила Лиза. – Крыша отправляется с пятого пути. Ладно, зайду попозже.
На следующий вечер она вошла в ванную, когда Настя стирала там белье.
– Когда закончишь, может, сыграем в карты?
– Я недостойна этой чести.
– Я знаю, что ты недостойна. Ну а что остается делать? Мне скучно.
– Скучно? Постирай мне носки.
– То есть крыша еще не вернулась из отпуска. Или у тебя ко мне какие-то личные претензии?
– Претензии? Минутку, дай подумать. – Настя выпрямилась. – А это не ты была той рыжей стервой, которая ударила меня в живот?
– А неужели ты такая злопамятная? Это был всего лишь легкий толчок. Я ничего тебе не сломала, хотя могла.
– Ты так добра!
– Мне все это говорят. Может быть, ты не в курсе, но это я сбегала и настучала Артему на Сахновича. Иначе ты бы сейчас занималась подводным плаванием с пулей в башке!
– Хочешь, чтобы я сказала тебе «спасибо»?
– Нет, я хочу, чтобы ты перекинулась со мной в «дурака»… Разве это трудно?
– Это нетрудно, но это странно. С чего вдруг такой интерес к моей жалкой персоне?
– Мне велели наладить с тобой отношения… – пробубнила Лиза, глядя в потолок.
– То есть тебе настучали по башке, – обрадованно перевела это на обычный язык Настя.
Вы ознакомились с фрагментом книги.