Садюкин бежал скоро, по-спортивному. Федю подстегивала горячая африканская кровь и желание показать тренеру всю мощь своего чувства к нему. Силы этим сравнивались, и расстояние между спринтерами не уменьшалось, но и не увеличивалось. Набережная приближалась со скоростью неплохой «бээмвушки». Вопреки ожиданиям Фрола Петровича, с нее доносились подозрительные голоса. Хотя, может быть, это просто в висках стучало. На всех парах, не сбавляя скорости, марафонцы вбежали на бетон предмостовой площади и словно по команде замерли.
Огромная толпа, в центре которой они оказались, приветственно помахивала платочками «спортсменам» и скандировала что-то ободряющее.
* * *– Ах, какой конфуз, – сочувственно пролепетала женщина, премило всплеснув руками с выпирающими руслами вен.
Кот, в самый неподходящий для Лехи момент, оказался почему-то за ее спиной, все видел и вроде бы как презрительно ухмыльнулся себе в усы. Во всяком случае, Пешкодралову так почудилось. Леха никогда еще не терпел насмешек от животных, и это его задело.
Спикировав на копчик, курсант закрыл глаза. Перед ним поплыли звезды, птички, взрывающиеся петарды и строгий учитель химии, которого Леха все свое сознательное детство боялся. Он резко открыл глаза, и перед ним предстали пухленькие короткие ноги. Захотелось вновь зажмуриться.
– Не сидите на полу, вы простудитесь. Пойдемте лучше в дом, – предложила обладательница ножек.
– Нет-нет, я к себе, – второпях отказался Пешкодралов и суматошно стал подниматься с пола. – Тренер заждался. Да и занятия прерывать не следует. У меня по программе прыжки. В длину. Через голову… – Леха запнулся, увидев, что женщина приближается.
Парень медленно повел взгляд вверх. Короткий, едва прикрывающий тридцать процентов поверхности тела халатик снизу открывал любопытному зрителю куда больше, чем сверху или, скажем, с любого из боков. Под ним красное кружевное белье вульгарно звало к себе, вызывая низменные, недостойные российского милиционера чувства. Леха закашлялся.
– Ну, я пошел, – быстро проговорил он, повернулся к лестнице и…
– Боже мой, что это? У вас кровь? – услышал Пешкодралов за спиной.
И дернул же его черт оглянуться!
Рыхлое, но все еще с изюминкой женское тело, совсем недавно полное энергии, вдруг настигнутое обморочным состоянием, бревном падало точно на него. Настоящий курсант не мог оставить женское тело без внимания, живое оно или мертвое. И Леха его поймал.
– Эй, как вас? – робко позвал он безучастную ко всему окружающему женщину. – Вы лучше пройдите в комнату. Здесь лежать будет неудобно.
Разумное его замечание осталось без внимания. Ясно было, что вынос тела на диван оставалось произвести единственному свидетелю происшествия, не считая кота. То есть ему, Пешкодралову Алексею Агаповичу. Вот незадача! Ничего не оставалось делать, и Леха двинулся к двери.
Не иначе как в родне ненавистного Пешкодралову животного были сторожевые коты или, на худой конец, коты-секьюрити. Зверь черною пантерой преградил путь курсанту и угрожающе вздыбил шерсть на хребте, пустив в воздух две стремительные искры. Леха попробовал продвинуться боком. Кот зашипел и зверски выпустил когти, махнув в сторону парня лапой. Вторая попытка проникнуть в квартиру увенчалась тем же результатом.
А тяжелое тело женщины не становилось легче. Совсем даже наоборот. Леха почувствовал, как руки от большого напряжения стали мелко подрагивать. А коту хоть бы что! Его это даже радовало.
– Давай с тобой поговорим как мужик с мужиком, – попробовал надавить на сознательность врага парень. Он хотел присесть на корточки, чтобы лучше видеть бесстыжие глаза, но с грузом в семьдесят килограмм ничего не получилось. – Мне от твоей хозяйки ничего не надо. И она, кстати, тоже мне не нужна. Хочешь, забирай ее и тащи сам в квартиру. Мне только лучше будет.
Леха замолчал, ожидая реакции кота на его слова, но животное не побеспокоилось протянуть лапы, чтобы принять грузное тело хозяйки в свои объятия. Посторониться оно тоже не пожелало.
– Значит, игнорируешь мое предложение? – начинал злиться Леха. Он нервничал, отчего ушибленный копчик все сильнее и сильнее болел. – Хорошо, попробуем подойти к вопросу с другой стороны.
Пешкодралов как мог постарался изобразить безразличие на лице и, демонстративно насвистывая под нос простенький мотив, двинулся на выход. Розовые пятки случайной знакомой потащились по каменному полу, собирая вековую пыль. Изящная, пушисто-красная тапочка соскользнула с правой ноги и одиноко осталась лежать между уплывающей хозяйкой и психованным котом.
– Твоя взяла, я ухожу, – бросил парень и осторожно взглянул назад. Кот не сдвинулся с места. – Заметь, некому тебе будет теперь «Китикет» покупать, – гнул свое Леха, спускаясь по ступеням. Нести тело стало неудобно, отчего пришлось его перевалить на спину. Женщина странно ухнула, но в сознание не пришла.
Назревала ситуация, которую Леха предвидеть не хотел. Зверь, обманутый Лехиным ложным маневром (на самом деле Пешкодралов не собирался никуда уходить, потому что с женщиной на спине таскаться по улицам не хотелось), бдительность почему-то терять не собирался и из дверного проема не уходил.
– Медом ему там, что ли, намазали, – пробурчал парень и приостановился на месте. Может, попробовать на таран?
Он взглянул на врага пристально. Злая искорка полыхнула в его глазах и погасла, зародив уверенность. Нужны были решительные действия, и Леха был готов к ним.
Перевалив несчастное тело хозяйки со спины опять на руки, Леха подумал и засунул его под мышку, чтобы не мешалось. Благо силушкой парень, возросший на вольных хлебах деревенской глубинки, обделен не был. Пара прыжков – и он вновь на площадке у злополучной квартиры. Кот вильнул хвостом из стороны в сторону, стараясь запугать Пешкодралова. Не на того напал! Курсанта российской милиции на понт не возьмешь!
С громким боевым кличем: «Ухне-ем!» – Леха рванул вперед, громко шлепая босыми ногами по полу. Голова несчастной женщины, имевшей неосторожность не вовремя потерять сознание, задорно подпрыгивала в районе Лехиного сердца, а растрепанные волосы производили беспорядочные движения, сбрызгивая капли недавно принятого душа. Рот недовольно скривился, но глаза были закрыты, продолжая изображать бессознательность. По-молодецки, в считаные секунды развив завидную скорость, парень ворвался в темную прихожую, впопыхах запулив животное в дальний угол коридора.
– Мя-я-я-у-у! – грязно выругался кот.
Леха не отреагировал. Он сделал свое дело, и крепость была взята. Оставалось только забросить хозяйку квартиры на диван и линять отсюда, пока чего еще не случилось. Парень помнил, что диван располагался в той комнате, из которой он совсем недавно так бесславно вырвался. Оказавшись рядом с ним, Пешкодралов уже размахнулся, примеряясь к броску…
Душа его, возросшая в грубых условиях бескультурной деревни, по сути своей от рождения была доброй и широкой, как бескрайние поля российской глубинки. Несмотря на возраст и будущую профессию, она словно беспомощный цыпленок оставалась наивной, ранимой. Тяжелая жизнь села не смогла заставить ее сделаться черствой. Короче, Леха женщину бросить не мог, и точка.
Укладывая бессознательное тело на мягкое ворсистое покрывало, разрисованное стилизованными цветами и бабочками, курсант склонился над бледным лицом хозяйки кота и почувствовал ее горячее дыхание. Лехе и без того было жарко от одной только мысли, что его тыл оказался открыт пристальному взгляду врага, притаившемуся сзади, у кресла. А тут еще этот горячий пар, вырывавшийся из широких ноздрей хозяйки. Незащищенный тыл курсанта с новой силой заныл, напоминая о позорном падении. Женщина резко открыла глаза, вперив каштановый взгляд в Лехин нос, густо покрывшийся испариной. Парень ощутил, как рука ее обвила его шею и требовательно притянула к себе ближе.
– Мой мачо, вы такой галантный, – Пешкодралов попробовал вырваться. – …и страстный.
Откуда у женщины взялась такая сила, Леха не знал. Властным движением она прижала курсанта к своей вздымавшейся как океан груди.
– Как только я тебя увидела, я потеряла голову. Ты такой красивый.
– Здесь темно, вы плохо рассмотрели, – безрезультатно пытался вырваться Леха.
– Пышешь молодой страстью…
– В квартире душно.
– У тебя такая крепкая, спортивная фигура…
– Я на днях полнеть начал. Вон он, второй подбородок. – Пешкодралов вытянул шею, чтобы женщина лучше рассмотрела.
– А эта обольстительная неприступность.
– Ну что вы, я мягок и податлив.
Объятия сжались крепче.
– Как отрадно это слышать, – горячо прошептала влюбленная женщина, и парень почувствовал прикосновение ее полных влажных губ к своим губам.
В голове все завертелось, покатилось кувырком, смешалось в одну большую кучу. Все мысли покинули распаленный Лехин мозг, кроме одной. «Линя-я-ять», – кричала она внутри Пешкодралова и ругалась матом. Бдительность была потеряна напрочь, чем и воспользовался злейший враг человечества, черный зверь, затаившийся до поры до времени в углу. Полет до этого угла им не был забыт. И возмездие наступило.
Острые когти впились в тот самый тыл, незащищенность которого волновала Леху уже заранее. Словно медсестра-садистка вонзила туда сотню острых шприцов. Леха дернулся и подался вперед, навалившись на разгоряченную любовными чувствами женщину.
– Больше страсти! – вскрикнула она, раздирая майку на Лехиной груди. Она бросила на пол истерзанные лоскуты и откинула в стороны руки. – Я ваша!
Кот вонзил зубы в мягкую плоть курсанта, что оказалось той самой пресловутой последней каплей. Пешкодралов взвился на месте, подпрыгнув чуть ли не до потолка, и ринулся в первую попавшуюся дверь.
Это была дверь балкона.
Балкон оказался узким, а его перила некрепкими. Проторив себе дорогу далее, в безграничные просторы воздушного пространства, Леха сделал несколько шагов по воздуху и… почувствовал, что зря надрывается. Все равно летит.
Приземление не отличалось мягкостью, но удивило своей целенаправленностью. Пешкодралов рухнул точно на копчик. В который вцепился кот. Под котом же оказалась та самая вожделенная грязно-красная крыша школы милиции, на которую так хотелось попасть курсанту. Парень вздохнул – не разбился.
Крыша была покатой, и Леха почувствовал, что с ускорением съезжает вниз. Вместе с котом. Кот, послуживший прокладкой между человеком и крышей, истошно выл, оставляя клочки шерсти на металле. Ухватиться было не за что, чтобы хоть как-то притормозить движение. Серый асфальт дороги, с мчащимися по нему машинами, угрожающе надвигался. Падение было неизбежным. Край крыши. Ноги безвольно повисли в воздухе…
Леха вцепился руками в скользкий карниз и мысленно попрощался с мамой, папой и капитаном Мочиловым.
* * *Огромная толпа, в центре которой оказались Федя и Садюкин, приветственно помахивала платочками «спортсменам» и скандировала что-то ободряющее. Рядом, на небольшом возвышении, которое при богатой фантазии можно было принять за трибуну, размахивал носовым платком, зажатым в кулак, какой-то тип мужиковатой наружности, крашенный в рыжий цвет и с нарисованными веснушками.
– Вот парни показали нам типичный пример современной распущенности нравов и стремления подражать Западу, – кричал рыжий на трибуне. – Не постеснялись ради правого дела. Молодцы!
Массы ободряюще взревели.
– У них, в Америке, может, так и принято, разгуливать по улицам в чем мать родила, но в нашей стране подобного безобразия не должно допускаться.
Массы снова загудели, согласные с оратором. Фрол Петрович на всякий случай растянул глупую улыбку и подхалимски кивнул. Сухонькая рука маленького старичка, здорово смахивавшего на лесовичка из фильмов Роу, опустилась на плечо Ганги. Федя посмотрел в мгновенно прослезившиеся глаза.
– Туды-т твою в коромысло. Басурманин, а как за правое дело радеет, – восторженно произнес пенсионер.
За спиной послышался шепот:
– Черный, а ничего, ладный. Мне бы лет с десяток сбросить, не упустила бы такого.
– Какой десяток, Федотовна? Ты же Николая, царя, помнишь. Когда он еще в мальцах ходил.
– Ить чего удумала. Ничуть не помню мальцом-то. Вот отроком, да. Бывало, папаша евойный, Александр, на коня белого с собою посадить, вожжи в руки даст…
– Удила, Федотовна.
– А я о чем, уздечку, ясно. Он сидит, такой весь из себя статный. Прям как парнишка этот, только кожей светлее.
– А не вспомнить ли тебе молодость, Федотовна? – хихикнул голос.
– Чего же не вспомнить. Я ведь еще хоть куды. Функционирую.
За время всего разговора Федя самолично прочувствовал, что это за прекрасное ощущение – шевелящихся на голове волос. Словно живые, они беспорядочно, не поддаваясь никакой логике, перемещались, распрямляясь и лишая Гангу его природных кудрей. Старичок, обозвавший его басурманином, дрожащей рукой опирался на плечо курсанта, беззубо улыбаясь. Федя нервно дернул подбородком и обернулся на потенциальную любовницу. Тазик выпал из рук, гулко зазвенев об асфальт.
– Ого! С таким я еще как зафункционирую!
* * *Санек сидел на подоконнике и беспечно болтал ногами, все время задевая батарею. Непростительно беспечно, если учитывать всю сложность ситуации, в которой оказался почти ополовиненный состав комнаты номер 13, то есть команда Кулапудова. Окно было открыто, нежный весенний ветерок приятно поглаживал руки и раздувал майку парусом. Может быть, это позволило Диролу расслабиться и проявить легкомыслие? Санек Зубоскалин с интересом изучал братьев Утконесовых, присевших на корточки у стены.
– Вот интересно, как же это получается два дубликата таких народить? – философски заметил он. – Как клонированные, ей-богу.
– А ты видел клонированных? – огрызнулся Антон. – Сравнивает тоже!
– В фильмах видел.
– Так то же монтаж, – справедливо заметил Андрей.
– Вы что, не понимаете всей серьезности происходящего? – взвился нервничавший больше всех Кулапудов. – О каком монтаже может идти речь, когда такое дело!
Венька подскочил вплотную к Саньку, ткнув пальцем в воздух. Предполагалось, что это должно было усовестить парня. Дирол спрыгнул с подоконника и фамильярно повесил руку на плечи командира.
– Монтаж, дорогой мой, это такое дело, когда был человек – и нет его. Куда делся? Почему так? Потому что вырезали. – Санек пощелкал двумя пальцами у носа Кулапудова. – Или наоборот, сначала вроде нет никого, а потом оп!..
Парень не успел закончить фразу, сбитый с ног мощным ударом в спину. Падая на пол, он успел заметить знакомые трусы с маками.
– Монтаж? – удивился Венька. – Или все же полтергейст?
– Да Леха я, – обиделся обладатель трусов. – Пикировал тут с крыши, да вас заметил – решил завернуть в окошко.
Странный шум за окном заставил всех отвлечься от мрачных мыслей. Вся честная компания перегнулась через подоконник и посмотрела вниз, за ворота школы. Шумная, пестрая делегация с платочками, окружив две фигуры, не по сезону легко одетые (в полотенце и тазик), стройно маршировала в сторону школы милиции.
– Пикетировать будут? – предположил Андрей.
– Вероятно.
Венька почувствовал в несанкционированном митинге какую-то скрытую угрозу. А люди тем временем собрались около школы, размахивая плакатами. И что это за подозрительные платочки у них в руках?
– Да не, ребята, это же Федя с Садюкой! – признал своих Санек и присвистнул. – Во дают, нудисты скрытые.
Венька потер лоб. Он все больше склонялся к версии полтергейста.
– А вот и наша убойная группа! – торжественно раздалось в коридоре, заставив друзей обернуться.
У распахнутых дверей кафедры, широко и гордо улыбаясь, стоял не кто иной, как капитан Мочилов собственной персоной, живой и невредимый, без малейших следов пыток чеченцев или других каких подлых террористов. Полковник Подтяжкин, начальник школы, осторожно выйдя из дверей, нервно улыбнулся. Он выглядывал из-за спины чрезвычайно длинного и чрезвычайно важного собой старшего лейтенанта сто двадцать пятого участка Ворохватова. Два хмурых типа в штатском, оказавшихся рядом, молча кивнули. Им было все равно.
– И все-таки полтергейст.
* * *Как оказалось впоследствии, капитан Мочилов Глеб Ефимович никуда не пропадал, сидел себе спокойненько в своем кабинете и имел важную беседу со старшим лейтенантом Ворохватовым и серьезными гражданами из правительства. По правую руку его взволнованно пыхтел полковник Подтяжкин, вытирая дрожащей ладонью выступивший на лбу пот. Яркий луч майского солнца весело издевался над Павлом Петровичем, припекая ему самую лысину. Круглая и гладкая макушка от жары стала пунцового цвета, но полковник не пересаживался в тенек. Он просто боялся это сделать.
Так уж получилось, что заправлял всем в Высшей школе милиции человек нерешительный и боязливый. Полковничья должность нисколько не вязалась с личностью Подтяжкина Павла Петровича. Начать с того, что, отличаясь внушительными размерами, начальник школы имел лицо, сильно напоминающее детское. Вздернутый носик, пухлые, немного обиженные губки, круглые, со здоровым румянцем щеки. Но не в этом состоял главный недостаток Подтяжкина.
Павел Петрович был попросту тряпкой, хоть и занимающей ответственный пост. Полковник часто конфузился и безоговорочно слушался законную супругу, которая являлась полной противоположностью мужа, тощей и властной женщиной с плотно сомкнутыми губами. Именно она протолкнула Подтяжкина в школу, с помощью скандалов и интриг добиваясь для него повышения за повышением. Самоотверженная забота о муже, а точнее, о его кошельке и связях, позволила женщине из безвольного и, в принципе, никчемного человека сделать полковника с перспективой дальнейшего продвижения по службе.
– Ваши мальчики справятся? – с благоговейной надеждой заглядывая в глаза Мочилова, во время беседы робко спрашивал полковник.
– Так точно! – четко рапортовал Глеб Ефимович и шумно отхлебывал кофе из маленькой чашечки, которую капитану страшно было и в руки-то брать, чтобы не раздавить.
Люди из правительства города (а именно ими были те два хмурых типа в штатском) с каменными лицами воспринимали эту информацию. Казалось, они как минимум замумифицированы, но не полностью, поскольку зрачки их глазных яблок время от времени перемещались из стороны в сторону. Ворохватов, восседавший во главе стола на месте капитана Мочилова, выбранном очень удачно – у батареи и в то же время рядом со шкафом, – самодовольно откинулся назад.
– Да, я на днях убедился в том, что из ваших курсантов, при умелом руководстве, может выйти толк. Должен признать, что в выполнении последнего моего захвата преступной группировки эта шестерка приняла небольшое участие и даже, в некотором роде, помогла мне в нелегком задании.
Мочилов скрипнул зубами, но до поры до времени промолчал. Ему все меньше нравился этот заносчивый субъект.
Надо сказать, что Ворохватов за последние дни изменился буквально до неузнаваемости. Некогда скромного и тихого, его нетрудно было заставить смущаться. Когда же Ворохватов смущался, его непослушный язык сам собою начинал медленнее ворочаться, и старший лейтенант заикался, что еще больше вводило его самого в краску. Пожалуй, только с женой, на кухне, когда, кроме нее и детей, его никто не видел, голос лейтенанта обретал природную силу. На Люську Ворохватов мог прикрикнуть, да еще как. Такое часто случается, когда женятся не по любви, а по банальному расчету. Расчет же был один – звучная для милиционера фамилия. Не то что его прежняя – Вороватов.
Однако такое положение дел в корне изменилось буквально несколько дней назад, когда Ворохватов случайно оказался на месте поимки преступников-дурковедов, которых собственноручно (вернее, собственноножно) загнал в угол Кулапудов Вениамин. В результате, преподнеся в нужном свете и в нужном месте процесс задержания, Ворохватов получил новые погоны вместе со львиной долей славы. Именно с этого момента старшего лейтенанта словно подменили. Он стал отличаться неимоверной надменностью и деспотичностью. Пожалуй, чуть в меньшей степени у него проявилась еще одна новая черта – любовь все преувеличить и прихвастнуть.
– Думаю, в тот памятный день именно мое благотворное влияние помогло вашему курсанту правильно провести операцию… – заливал Ворохватов, раболепно посматривая на высоких гостей.
Мочилов от злости хлебнул слишком много кофе и, поперхнувшись, закашлялся. Кофе пошел не в то горло, омыв собою полость носа. Неприятное ощущение заставило капитана состроить рожу сидевшему напротив гражданину из правительства. Гость хлопнул глазами, показав тем самым, что он еще жив.
– Изви… кх… ните, кх, кх. Я переберусь к свежему воздуху, – неуклюже вставая из-за стола, сказал Глеб Ефимович.
– Конечно, конечно, – суетливо согласился Подтяжкин.
Капитан подошел к окну и распахнул его створки. Свежий воздух защекотал в носу и вызвал новые приступы кашля. Мочилов отвернулся и стал пристально изучать старшего лейтенанта, сидящего теперь к нему спиной. Тощая фигура, восседающая на его, между прочим, стуле, вызывала отвращение. Костлявый зад по-хозяйски развалился на маленькой подушечке, с любовью сшитой женой капитана в качестве профилактики геморроя. А эти кости запросто могли проткнуть нежную ткань. Захотелось размять ноги в тяжелых армейских ботинках и впечатать один из них – правый, к примеру, – в нагло пристроившееся седалище. Соблазн был велик. Он уже почти совсем склонил Мочилова к осквернению тыла старшего лейтенанта, как новый звук заставил Глеба Ефимовича приостановиться. Звук доносился из окна, вернее, немного выше окна. Словно по крыше что-то шуршало.
– Неужели дождь? – недоумевающе пробубнил капитан и, не глядя, вытянул в окно руку.
Капля, упавшая на ладонь, оказалась тяжелой и мягкой на ощупь. К тому же она обладала редкой для капли способностью шевелиться. Глеб Ефимович удивленно обернулся и вздрогнул. На руке его измученно повис жалкий черный кот. На спине у него вытерлась до лысины шерсть, а от былой гордости не осталось и следа. Мочилов озадаченно приподнял бровь и посмотрел вверх. Из какой это тучи такие осадки выпадают? Под самой крышей беспомощно болтались босые ноги и шикарные трусы с маками. Остального великолепия Глеб Ефимович не успел рассмотреть.
– На что вы там отвлекаетесь, капитан? – надменно спросил Ворохватов, даже не взглянув в сторону окна. – У нас важное заседание, если хотите знать.
Глеб Ефимович дернулся и машинально спрятал кота за спину. Значит, важное заседание? Значит, этот лейтенантишко вздумал его учить? Его! Капитана! Мочилов перекатился с пятки на носок и обратно, подумал… и еще раз перекатился. Ладно, посмотрим, кто кого научит.
– Иван Арнольдович, – обратился капитан к Ворохватову, – уверяю вас, вы не ошиблись, предложив господам из правительства моих мальчиков. Достаточно только посмотреть на табель успеваемости, и вы поймете, какой верный выбор вы сделали.
Капитан Мочилов протянул свободную руку вперед, указывая на большой плакат с графиками на противоположной стене. Ворохватов подался вперед, близоруко прищурившись. Однако на таком расстоянии буквы не читались.
– Убедитесь в этом сами, – давил Глеб Ефимович.
Спесь на лице старшего лейтенанта сократилась процентов на семьдесят. Он растерянно взглянул в глаза полковника и высоких гостей. Не подчиниться приказу человека, старшего по званию, было глупо. И прежние заслуги Ворохватову в этом не помогут. Ни одобрения, ни порицания во внешности людей из правительства лейтенант не увидел, а потому встал и, извинившись, вышел из-за стола.
Коварная улыбка на секунду мелькнула на лице Мочилова, выказав минутную слабость. Капитан быстро взял себя в руки и, значительно посерьезнев, двинулся от окна к своему месту. Когда Глеб Ефимович сел на стул, в руках у него ничего уже не было.
– Я знал, что сделаю правильный выбор, – не забыл похвалить себя Ворохватов, изучив длинный список курсантов школы.
– Несомненно, – притворно согласился капитан. – Вы настолько прозорливы, что, кажется, видите сквозь стены.
Довольный комплиментом, Иван Арнольдович молодцевато выпрямился и прошествовал на свое место. Перед тем как опуститься на стул, он еще пару секунд постоял, красуясь своим длинным ростом, и с размаху сел.
– М-я-я-я-у-у-а-у-у! – возопила подушечка, сшитая любящей женой Мочилова.
Ворохватов подскочил и проверил рукой свою пятую точку. На ощупь аномалий на ней никаких не обнаруживалось. Меховая накидка на подушке вяло соскочила на пол и, прихрамывая, засеменила к выходу.
– Видимо, проникая взглядом сквозь стены, вы совершенно не успеваете смотреть еще и на то, что творится у вас под носом, – с сочувствием произнес Глеб Ефимович. – Как я вас понимаю.
Иван Арнольдович сжал челюсти, окинув капитана испепеляющим взглядом. Глеб Ефимович ответил ему взаимностью. Назревала непредвиденная, не согласованная с планом мероприятия, ситуация.