– Милиция, – отозвалась девушка, на этот раз живая. У нее был голос человека, который только что отсмеялся и хочет вернуться к разговору, прерванному звонком.
– Добрый вечер, – прохрипел я в ответ, и постарался коротко объяснить, что меня и одну девушку преследует группа ребят, которые используют предметы.
– Где вы находитесь… – она зажала микрофон ладонью и что-то крикнула в сторону.
– Здесь дорога, – сказал я. – И лес. И ограда… завод, наверное.
– Где вы находитесь? – повторила она чуть раздраженно.
– Да не знаю же! Вышли из метро… конечная станция.
– «Серп и молот»?
– Такая, подземная гробница…
– Краснооктябрьский. Звоните в райотдел.
Она продиктовала номер и повесила трубку.
«Подождите», – хотел сказать я, но было уже поздно.
– Быстрее, быстрее же! – звала Эвридика. Ее цветастое платьице мелькало далеко впереди.
– Стой! Дождись меня…
Прыгая между асфальтовых кочек, я подбежал к Эврике и выдавил несколько свистящих бессмысленных звуков, прежде чем смог заговорить.
– Бесполезно. Она не кончается.
– Кто?
– Ограда, – я обернулся и на шоссе увидел их.
Фары скутеров поднимались из-за горизонта чередой злых полумесяцев. Они дрожали в колеблющемся полумраке. Зуд моторов теперь был отчетливо слышен.
Мотороллеры шли неровным строем, один за другим. Пять… Семь… Целая армия.
Я обернулся к испуганной Эвридике, и она собиралась заговорить, но что-то отвлекло ее.
Между скутерами неспешно катился призрак.
Я сразу узнал автомобиль, даже не видя правительственный номер, состоявший из одних нолей. Только один человек в городе водит «Феррари». Тем более с такой раскраской.
Темные стекла, матовые диски и черный корпус: машина терялась на вечернем асфальте. Видна была только сетка из параллелей и меридианов, фосфорно сиявшая на бортах и капоте. К нам приближался не автомобиль, а его трехмерный каркас.
– Ты знаешь эту машину? – спросил я Эвридику.
Она покачала головой, сглотнула и попятилась.
Странно, что парень Эврики не покатал ее на своем «Феррари». Потому что за рулем сидел он – сумасшедший Фернандес. Сын губернатора. Глава психоделов. Мой старый друг.
– Стой ты, – я поймал Эвридику за тонкое плечо. Она рванулась прочь так сильно, что едва не порвала бретельку.
– Нет, пусти, отстань! – Эврика билась у меня в объятиях, пока я безуспешно пытался развернуть ее к себе. – Отс-тань!
Когда удалось заглянуть в ее глаза, я увидел, как Эвридика напугана. Моторы гудели уже совсем близко.
– Не туда! – заорал я в лицо Эврике. – Куда ты? Не туда!
Едва она перестала сопротивляться, я отпустил ее и выбежал на трассу.
Проскочил разделительную полосу и – пуф-ф! – опять провалился на дно.
Мир вокруг загустел. Рисунок асфальта, колесо ограды, кривая лесной кромки, созвездие лиловых фар, – всё распалось на простую алгебру. Если считать землю плоскостью, то ограда задавала ее границу. Стая воробьев, метавшихся в небе, образовывала тесный каркас. Черные точки птиц можно было соединить линиями. Трепетавшие фары образовывали на асфальте их перевернутый оттиск. Я подумал, что небо действует как зеркало, и засмеялся бы, если бы мог дышать.
Тонкие нити связывали действительность в единый механизм. Бесплотные огни смотрели мне в лицо, но я лишился чувства длин и направлений. Фары были повсюду, они кружили вокруг меня, сгущая вечер.
«Отсюда следует будущее», – подумал я. Сейчас меня кто-то дернет за руку. Крикнет: эй! Эй!
И я понял, что это уже произошло. Что Эврика стоит рядом и теребит меня. Я вернулся.
Резиновое дыхание мотороллеров поймало нас у самой опушки. Мы проломили частокол из высохших сорняков и прыгнули в сосновую гущу, сдобренную осиновым ароматом.
Сочные побеги одинаково цепко липли к одежде и коже. Но психоделы остались позади – хотя бы ненадолго. Мы с Эврикой запутались в клубке из хлещущих ветвей, душной зелени и паутины, но всё равно продирались напролом, едва разбирая дорогу, поочередно оказываясь то впереди, то сзади, задирая ноги и больно спотыкаясь. Я бежал с полузакрытыми глазами, и в сумраке мне порой казалось, что я лечу в прошлое, и любая сосна на пути означает конец.
Невидимое бревно крепко задело меня под голень, и я действительно взлетел. Подо мной был ковер из точеных листьев, и я вскинул руки, ожидая удара о землю, но листья охотно расступились, предъявив длинные стебли и гнилушную пустоту.
«А где земля», – подумал я и сразу встретил ее, шлепнувшись на дно оврага, на мягкую хвою и охапку сухих веток.
И где…
Что-то живое рухнуло на меня и угодило твердыми углами сразу в пару болевых точек.
…Эвридика? Она бежала позади? Она видела, как я упал?
Потрясение исчезло, и я понял, что ответ уже нашелся. Твердые коленки Эврики впились мне под ребра, а под ее подбородком отчаянно ныла шея.
– Они ушли, – громко простонала она мне в ухо. – Они уш…
– Тихо!
В двух метрах от нас пронесся мотороллер, брызнув хвоей из-под колес. Слева раздался стрекозиный шум – оттуда приближался еще один скутер. Психоделы не спешили. Они играли с нами. Мотороллеры, укрытые от нас изнанкой зарослей, неторопливо катились мимо или резко выныривали из леса. Один развернулся у самой кромки оврага, насыпав земли мне за шиворот и заставив нас с Эвридикой вздрогнуть в унисон.
Не знаю, сколько времени продолжалась игра, но сзади хрустнул шаг. Потом еще один.
– Оу… – негромко отметили там, за спиной, и я понял, что мы проиграли.
Это был Фернандес. Сейчас Эврика узнает голос и выдаст нас. Теперь мне казалось, что на загривке у меня лежит бомба, детонатор которой…
Он присел и, видимо, подобрал какую-то вещь.
– Оу-у… – повторил он весело. Мне представилось, как взгляд Фернандеса темным лучом сканирует овраг. Что будет, когда он заметит нас? Долго ли вытерпит Эвридика?
Кто-то остановился впереди. Скутеры прибывали слева и справа, останавливаясь поодаль. Психоделы обступили нас кольцом.
В унисон моей панике заквакал пси-транс. Неужели они пытают людей под музыку?
Это был просто мобильник. Я приподнял голову и с удивлением разглядел между длинных стеблей ногу. Обычную женскую ногу, в серебристой босоножке на каблуке. С блестящими ногтями. В самом деле, кто сказал, что психоделом не может быть девушка?
Она выключила звонок и легко перемахнула через листья, едва не задев нас. Я понял, что она подошла к Фернандесу.
– Траблы, – сказала девушка беззаботно. У нее был приятный мягкий голос.
Фернандес, как мне послышалось, лениво выматерился сквозь зубы. Что-то стукнуло в землю прямо у моей головы. Уродливая туфля Эврики.
Это послужило знаком всем остальным, потому что следом затрещали моторы, скутеры вильнули, обходя наш овраг, и через минуту вокруг не осталось ни единого психодела.
Для верности прождав еще минут десять, я осторожно вывернулся из-под Эвридики, не переставая удивляться ее огромной выдержке, и обнаружил, что девчонка крепко спит.
– Чего-то задремала, – сказала она двумя часами позже, когда мы разжигали костер из сосновых веток, шишек, и договоров, вынутых из ее сумочки.
Эврика была не просто глупенькой. Ее солнечная глупость работала как предохранитель от любых бед. Я лежал, опасаясь за наши жизни, а Эвридика сопела и видела сны.
– Знаешь, мне снилось, что за нами гнался мой парень, – сказала она и засмеялась.
– М-да, – согласился я.
Приснится же.
– Откуда у тебя зажигалка, если ты не куришь? – спросила Эврика, глядя, как я выгибаюсь и изворачиваюсь, стараясь разжечь костер и не зажарить пальцы.
Зажигалка нужна, чтобы могли прикурить другие.
Кроме лягушачьей трескотни с озера, в лесу не раздавалось ни единого звука.
– Где же все? – Эвридика настороженно глянула вокруг.
Кто – все?
– Отдыхающие.
– Наверное, в отпуске. Мертвый сезон.
А может, за этим лесом просто закрепилась дурная слава. Может быть, здесь часто стали попадаться самоубийцы и жертвы несчастных случаев. Кого-то выловили из озера. Кто-то повесился на сосне. А кто-то – надо же – упал с обрыва, горлом надевшись на твердый сук.
Хорошо, что Эврика никогда этого не узнает.
Она заснула у костра, пристроив голову мне на колени. Я сидел неподвижно около часа, борясь с вожделением и тяжелой усталостью. Потом осторожно снял рубашку, завернул в нее Эвридику и оставил ее спать на мягкой хвое.
По брачному реву лягушек я нашел озеро. Вдоль дальнего берега шевелились городские огни. Присев у самых камышей, я опустил руку в неподвижное теплое зеркало.
Если бы добро вознаграждалось, я смог бы ходить по воде. Жаль, что только мошенники умеют кормить толпу одной рыбиной и превращать воду в вино. И делают это снова и снова.
В моем кармане зажужжал телефон. Потертый «Сименс», вдавленные кнопки, глубокая царапина поперек экрана.
– Аллё, это звонят из милиции, – сказала трубка.
Милиция, надо же. Уже забыл, что она существует.
– Вы звонили по ноль-два, – сообщила трубка. – У вас там порядок?
– Э… да, – сказал я.
– Все хорошо?
– Да, все нормально.
– Ну и отлично. Извините. До свидания, – трубка щелкнула и смолкла.
Я отключил мобильник, вернув его в карман. После янтарного экрана глаза отказывались видеть. Нащупав дорогу к Эврике, я устроился между бревен и тут же уснул.
5 сентября 2005 года
– Косой, ты проверял документы? Это он или не он?
– Мне откуда знать. Тощая лысая морда. Думаешь, я их различаю?
– Четко ясно одно: это нарк или шизик. По-любому его место в дурдоме.
– Я говорил. Всё равно впарили назад. И нервы вымотали. Какие-то законы приплели еще.
– Ты говорил, что показания мы проверили и трупов не нашли?
– Ну да. И в Рейве я был, там тоже всё как обычно.
– Значит, так. Веди его назад. А я погуглю, посмотрю законы.
Глава 3. Новые имена
21 апреля 2003 года
– Здравствуйте, – сказал Дима.
– Кто нужен? – спросила охранница, изучая его остро-синими глазами.
– Мне бы главного редактора, – он смутился и уставился в журнал посещений, лежавший на столике возле черного телефона. Охранница недовольно закрыла тетрадь и отодвинула ее подальше.
– Главный редактор не у себя.
– Тогда просто редактора.
Видимо, сочтя его неопасным (Дима был вдвое уже ее в плечах), охранница сняла трубку и нажала пару кнопок на аппарате.
– Девочки, – сказала она. – К вам тут какие-то гости. Один. Да. Вы по работе?
Она вопросительно уставилась на Диму, он спохватился и ответил:
– Угу.
Охранница передала его ответ в трубку и вернула ее на рычаг.
– Ждите, – сказала она.
Дима кивнул и побрел в сторону. Нескладно выходит. Максим бы завел разговор совсем по-другому.
«Хотя бы извинюсь», – решил он и развернулся.
И едва не опрокинул крошечную девушку, стоявшую прямо за его спиной.
– Ох. Ой! Кто вы? Я не хотел… – он поймал ее за плечо.
Девушка коснулась пальцем носа, вправив на место съехавшие очки в толстой черной оправе.
– Это ты звонил по работе?
– Нет, звонил Макс…
– Короче так, идем со мной.
Она кивнула охраннице. Дима, близоруко щурясь, нацарапал в журнале роспись, а потом, увлекаемый стремительной девушкой в очках, прошел за тяжелую дверь.
У него закружилась голова от путаных коридорчиков, оклеенных листовками, плакатами и распечатками.
– Здесь основная верстка… Здесь у нас реклама… Это стол координатора, отсюда налево, – девушка летела впереди, комментируя повороты и стремительно жестикулируя.
Дима бежал следом, отчаянно стараясь не потерять из виду ее красный свитер. В редакции оказалось много людей, и многие были одеты во что-то красное. Они сидели, с головой уйдя в дисплей, шуршали пакетами, хрустели сухариками, щелкали электрическим чайником. Все занимались делом, и все сплошь были женщинами.
Круто свернув за перегородку в дальнем углу редакции, девушка остановилась и усадила Диму на стул, а сама забралась перед ним на столешницу, поставив локоть на выключенный монитор.
– Так, привет, я Ксюша, – сказала она. – Тебя как зовут?
– Дима.
Ксюша наклонила голову и подперла щеку языком.
– Дима… – сказала она. – Как-то это, как-то… пускай будет Митяй! Оки? Давай тебя отныне будут звать Митяй, хорошо?
– Ладно, – Дима растерялся. Сломанная кукла, подумал он. Что-то в этой девушке было от сломанной говорящей куклы.
– Отлично. Тогда слушай, вот…
Ксюша изогнулась и вытащила откуда-то из-под себя журнал, оказавшийся последним номером «Ритм-н-блюза».
– Вот основы, – сказала она, раскрывая журнал на середине.
Ксюша наклонилась к его плечу и начала торопливо объяснять что-то про колонки, полосы и кегли, про врезки, подвалы и килобайты.
Дима не слушал ее, потому что разглядел под Ксюшиным ухом темно-фиолетовое родимое пятно, хорошо заметное, страшное и безволосое. Пятно обвивало бледную шею девушки и ныряло под ворот. Дима отвел глаза прочь и уставился на руку Ксюши, пальцами которой она водила по странице. И с ужасом заметил, что край родимого пятна виднелся из-под манжеты, обрываясь у запястья.
«Вот почему она запросто сразу, как подруга», – решил Дима. Он жалел эту маленькую девушку, но оторвать глаз от двух фиолетовых клякс не мог всё равно. Хуже того, Ксюша говорила, а он начал думать, не одно ли это пятно, от шеи до запястья. И сколько процентов кожи оно занимает под кофтой. И потемнеет ли оно, если Ксюша рассердится. И…
– У тебя есть какой-то опыт?
Вопрос прозвучал неожиданно, и Дима начисто забыл наставления Макса.
– Опыт… – замялся он. – В общем, нет.
– Никакого?
– Да.
– Так, – Ксюша спрыгнула на пол. Она нажала кнопку, и экран затрещал, неторопливо разгораясь. – Значит, так. Я пошла работать, а ты сиди здесь и что-нибудь напиши, оки? Что угодно, мне нужно видеть, как тебя использовать.
Дима открыл рот, но она уже исчезла за перегородкой, оставив его наедине с монитором и уродливым жирафом на присоске.
Главным редактором тоже оказалась женщина. Она умела ходить мужской походкой даже на каблуках, носила очки-хамелеоны и хранила за ухом сигарету.
– Но Елена Михайловна…
– Нет. Нет. Нет!
Она категорически не хотела видеть Диму сотрудником журнала.
– Что мне с ним делать? Ответь мне, Ксения. Что мне. С ним. Делать?
Краснеющий Дима испуганно шарил мышью, пытаясь закрыть окно редактора, в котором за два часа набрал две строчки. Он не работал за компьютером пять лет и печатал одним пальцем.
«Воздух при больших объемах непрозрачен».
«Он густой, молочно-голубого цвета, что особенно хорошо заметно в предгорье Альп».
– Лена, я тебя умоляю, это же не в штат, – говорила Ксюша. – Ты же знаешь, какой у меня завал. Мы же обсуждали, что мне нужен человек.
– А учить его кто будет? Ты? Или кто?
– Лена, я не могу! Полосы горят… Я же не виновата, что девки из «Сказок» отменили прессуху.
– Вот и объясни ему, – главред указала на Диму крючковатым ногтем. – Спасай материал, а я, пожалуй, ушла курить.
Она развернулась и вышла. Ксюша виновато махнула рукой.
– Тебе придется меня извинить, – сказала она. – Я бессильна. Сейчас такой неподходящий момент…
– А что случилось?
Ксюша наморщила лоб, потерла его ладонью и снова уселась на стол.
– Ничего особенного, рутина, – сказала она. – В номер заявлено интервью со «Сказками», две трети полосы, и теперь его не будет. Видишь, Михайловна в каких чувствах.
Ксюша сидела, глядя в сторону и покачивая ногами. Если бы не родимое пятно, отметил Дима, вообще она была очень симпатичной. Будто в ответ его мысли, Ксюша потянулась и одернула манжету на левом запястье.
– А если я пойду и возьму тебе интервью? – предложил Дима.
– Вот ненормальный! Разве так делается? – она засмеялась. – Это в кино разве что.
– Но тогда ваш редактор взяла бы меня на работу?
– Не пойму, ты серьезно все это, что ли, – Ксюша махнула рукой и спрыгнула на пол. – Скажем так: если бы – если бы – кто-то принес нам до вечера эксклюзивчик на место заявленного интервью, то с Леной можно было бы говорить. Но…
Дима выбрался из передвижного кресла.
– Ты знаешь, где они?
– «Империаль», номер 609… Ты что, вот так собрался туда? Там же охрана!
– Угу. Что спросить?
Ксюша привстала на цыпочки и внимательно заглянула ему в глаза.
– Однозначно бред, – она покачала головой.
– Так что?
– Ну, мечты, творческие планы. Черт, не знаю даже. Про наркотики можно. Сексуальные предпочтения…
– Я запишу себе.
– Там у входа коробка с диктофонами, возьми один.
21 апреля 2003 года
Вначале Максу абсолютно не понравились москвички – худые, вертлявые, остроносые, с грацией складного метра. Да, он видел из окна автобуса несколько приятных исключений, но только издалека. Вблизи они смотрелись на пять из десяти, а вели себя и вовсе на два.
И главное – это отточенное умение, думал Макс, это неуловимое поле, дающее понять, что ты перед ними второй сорт.
Едва он поздоровался с девочкой из отдела кадров, она поднялась и протянула ему руку – прямо через стол.
Максим заколебался. Он готов был обмениваться улыбками, терпеть изучающий взгляд, даже выдержать холодный прием, – но только не пожать женщине руку.
Он неловко протянул ей ладонь, которая моментально взмокла, а рука девушки была сухой и твердой, и получилось не рукопожатие, а безобразие и позор.
– Я вся внимание, – и девочка вернулась к бумагам на столе. Ее тон не изменился, но Макс понял, что главный экзамен им уже провален. Хорошо еще, что теперь она смотрела в бланки, а не ему в глаза.
– Меня интересует вакансия, – промямлил Максим, ужаснувшись своему голосу. Он сухо кашлянул и заговорил тверже. – Меня интересует вакансия…
Девушка вытянула руку и повертела кистью, указывая куда-то в сторону двери. Пока-пока, – расшифровал Макс. Намекает, что я им не угоден.
Все это было в корне неправильно. Что такого, если у человека нет привычки здороваться с кем-то за руку? При чем здесь деловые отношения?
– Садитесь, чего стоите, – девушка повторила жест, и Максим запоздало понял, что он направлен в адрес офисного кресла с оторванной спинкой, жавшегося к стене.
Скрывая облегчение, Максим уселся напротив девушки. Та лишь повторно кивнула.
Он заговорил, ощущая растущую уверенность, которую всегда чувствовал в общении с женским полом. Макс выложил на стол диплом юриста – точнее, ксерокопию, – и рассказал, как увлекся веб-дизайном и организовал свою личную студию (здесь на стол легла копия выписки из реестра), и перешел к разговору о самореализации, которая возможна только в Москве и только в шоу-бизнесе.
– Уверен, вам пригодится юрист моего уровня, – сказал Максим, ни капли не сомневаясь, что так оно и есть. – Меня интересует хорошая вакансия, поближе к звездам.
– Вы никогда не сотрудничали с крупными фирмами, – внезапно сообщила девушка.
– Как вам сказать, – умело ответил Макс. – Мне приходилось работать с «Майкрософт», и я знаю, что…
– Тогда вы понимаете, что наша компания не станет брать юристов с улицы. Как, в общем, и любая уважающая себя компания.
– Почему с улицы, – возразил Максим. – У меня высшее юридическое образование.
– При чем здесь образование, – сказала девушка, впервые подняв на Макса глаза. – Важен багаж. Нас интересует ваш багаж.
– Какой на хер багаж? – едва не спросил запутавшийся Максим. – Разве у вас нет для меня вакансий?
– Что вы, конечно, есть. Рискнете попробовать себя продюсером?
– Продюсером… – огромным усилием Макс удержался от немедленного согласия. – А нет ли других вариантов?
Девушка потянулась через стол и подтянула к себе файл с его реквизитами. Она глянула в экран, выдвинула из-под столешницы клавиатуру и коротко протрещала клавишами.
– Конечно, – сказала она. – Полно.
– Тогда почему именно?
– Поближе к звездам.
Она быстро ввела что-то с клавиатуры. У ее локтя щелкнул и загудел принтер.
– Предупрежу заранее, – сказала девушка. – Это ад.
Максим открыл рот.
– Нет, – она подняла руку. – Это интересно, и ставка хорошая, но выдерживают немногие. Попробуйте себя, два месяца удержитесь – тогда это ваше.
В лоток принтера один за другим выползли четыре листка.
– Ну что? Рискнете? – девушка подхватила тонкую стопку и протянула ее Максу вместе с авторучкой. Он пробежал листы глазами. Обычный договор подряда – в двух экземплярах.
«Какого черта», – подумал Максим, постучав бумагами о стол. Отказаться можно всегда, а попробовать стоило. Он размашисто подписал договоры и подвинул их к девушке.
Она склонилась над листами и начала быстро заполнять их.
– Кстати, – она сдула длинную прядь со лба. – Если собираетесь использовать положение, чтобы соблазнить какую-то знаменитость и продвинуться в шоу-бизнесе, предупрежу, что этого не удастся.
– Я не… – Макс покраснел. – Но почему?
– Сейчас не девяностые. В наше время секс ничего не решает.
– А что решает?
– Деньги, – сказала девушка. Она сдула прядь со лба и хрустнула печатью, упершись в нее двумя руками.
21 апреля 2003 года
Мохнатый ковер впитывал шаги без звука, и Дима подошел к охраннику незамеченным.
Это был округлый пожилой тип, до шеи застегнутый в камуфляжную форму. Он сидел у двери шестьсот девятого, разминая складной рыболовный стул широкими ягодицами. На просторном животе охранника лежала цветная газета.
Охранник заметил Диму.
И заверещал тонким, почти мультипликационным голосом:
– Пошел вон! – и вскочил, опрокинув стул. Поскользнувшись на упавшей газете, охранник кинулся прочь и скрылся за бархатным поворотом.
Слегка растерявшись, Дима постучал в дверь.
Она приоткрылась, и в щели показалась девушка с рыжими волосами, частично завитыми, а частично торчавшими куда придется. Она выскользнула наружу, ступив на ковер босиком. На ней были только спортивные шорты и кружевной белый лифчик.
– Вот тебе и телохранитель, бля, – она сонно глянула вслед охраннику.
– Здравствуйте, – сказал Дима. – Я из журнала. Как его. «Ритмы-блюз».
Девушка потянулась и схватила его за узел галстука. У нее были некрасивые пальцы – тонкие, плоские, с длинными ногтями.
Комнату целиком заполнял теплый полумрак той глубины, при которой видны цвета, но стираются оттенки. На потолке ее плескались голубые блики – посередине комнаты в полу скрывался бассейн-джакузи. В его подсвеченной воде носились друг за другом невзрачные серые рыбки.
Девушка ступила прямо на бассейн, который оказался запечатанным прозрачной крышкой с большой наклейкой: «НЕ КУПАТЬСЯ! Рыб не кормить».
– Глянь, Юль, чё я привела, – сказала рыжая, усевшись по-турецки над лазурной водой и ухватив себя за большие пальцы ног.
Из полумрака выплыла еще одна девочка, очень худая, с ненатурально русыми волосами и бледной помадой. На этой не было лифчика. Она с грустью посмотрела на костюм Димы и ушла к большому зеркалу, которое матово светилось на дальней стене. Дима вывел сложный пируэт глазами, чтобы разминуться взглядом с черными точками ее сосков.
«Странно здесь», – подумал Дима. Как внутри летающей тарелки.
– Забей, она просто устала, – сказала рыжая. Мелкие серые рыбешки собрались у ее зада, шевеля слюдяными плавниками.
– Это пираньи, – девушка шлепнула по крышке ладонью, и рыбки бросились врассыпную.
Нужно было что-то делать. Дима отчаянно старался придумать, о чем бы спросил на его месте настоящий, опытный репортер?
Он выровнял узел галстука по кадыку и сказал:
– Юля…
– Аня, – поправила рыжая и ткнула крючковатым белым ногтем в полуголую девушку возле зеркала. – Она Юля.
– Аня, я должен спросить у вас… – Дима наклонил голову и поскреб в затылке. – Как вы относитесь к наркотикам?
Аня сделала большие глаза и качнулась туда-сюда, обхватив руками колени.
– А ты нарядный, – сказала она.
– Спасибо. Вы… ты сама ничего.
Его слова вызвали в девушках бурю эмоций. Русая Юля приползла к Ане и грохнулась ей на колени, распластавшись над стайкой обезумевших пираний. Вода под крышкой почти кипела, а девушки хохотали и хохотали, поминутно толкаясь и падая.
– Относитесь к наркотикам, – всхлипнула Аня, чуть отдышавшись. – Не знаю… я бы счас максимум покурила.
– Я б тоже дунула, – согласилась Юля.
– Так чё, по веселенькому?
– Давай хэш, меня с веселого рамсит, – белокурая Юля оглянулась на Диму. – Как тебя, слушай, пойди дерни Зиновьева, пускай сходит достанет хэша.
– Конопли?
– Да какой на хер конопли! Гашиша! Знаешь такое слово в русском языке?
– Охранник убежал, – напомнил Дима.