Схема полной занятости

Моему отцу

Конечно, в любой другой стране Схема и сегодня бы работала. В любой другой стране ее берегли бы как национальное достояние и все трудовые ресурсы изо всех сил поддерживали бы те высокие стандарты и принципы, на которых она покоилась. Собственно говоря, многие наши соседи с континента стали пользоваться вариантами Схемы сами и достигли в этом безмерных успехов. Однако не возникает вопроса, кто ее придумал. Схема – наша. Ее придумали мы. Схеме Полной Занятости завидовал весь мир: величайшее предприятие, когда-либо зародившееся в людских головах. Одним махом она решала проблему, не дававшую покоя многим поколениям человечества. Участникам лишь следовало привести в движение колеса – и можно предвкушать яркие солнечные высоты, где никогда не будет места праздности и неуверенности. Провидцы разработали Схему до мельчайших деталей, она была сверхнадежна и не могла подвести.

Только не в этой стране.

В этой стране мы умудрились ее испоганить. Мы разрушили последнее, что могло бы спасти нас от забвения и краха. К тому же уничтожили ее собственными руками, а не по воле заблудшего вождя, которому можно подчиняться, а потом свалить на него всю вину. Нет, винить здесь некого, кроме нас. Схему создали для нас, и мы же в конце концов ее погубили.

1

Лен Уокер заметил опасность гораздо раньше всех. Помню наш разговор однажды утром, когда мы стояли на погрузочной площадке депо «Блэквелл» и смотрели, как въезжают и выезжают «УниФуры». Прекрасный день начинался – первый после долгой слякоти, – и некоторые водители баловали свои транспортные средства проездом через автомойку. Грузы тем временем разлетались с площадки так же быстро, как поступали на нее, никаких заторов. Просто муравейник активности, и я заметил, что всё, похоже, тикает гладко, как часы.

– Ну да, – сказал Лен. – Смотрится радужно, но ты ведь понимаешь, все так же легко может и закончиться, правда?

– Закончиться? – переспросил я. – С чего бы?

– Все может случиться в одночасье.

– Но ты же сам говоришь, что мы живем в славное время.

– Еще бы! Славное, славное время!

– Ну и вот.

– Что – ну и вот? – Лен понизил голос. – Время-то, может, и славное, но если мы его потеряем, оно больше не вернется.

– А чего ради нам его терять?

– А того ради, что некоторые тут слишком много стали принимать как должное. Слишком много вольностей, если ты меня понимаешь. Я не хочу тыкать ни в кого пальцем, но тут у нас есть кое-кто, и они грозятся подорвать все, что строилось годами. Не осознают, что все может рухнуть, как карточный домик, если они не будут осторожны.

– Вот как?

– Ну, не сразу, конечно, – я уверен, что мы еще какое-то время продержимся. Тем не менее, при излишнем самодовольстве и если мы не будем дорожить тем, что имеем, я тебе точно говорю – однажды мы проснемся и увидим, что ничего не осталось.

– А ты кому-нибудь еще про это говорил?

– Только тем, кто слышит. Нас тут мало, но мы есть – мы, так сказать, несем слово. Ясно, что дело небыстрое – достучаться до каждого, заставить осознать ситуацию. Не все же такие сознательные, как мы с тобой.

– Ну, про себя я бы не сказал, что я уж очень сознательный. Напрягаться мне, как и любому другому, не нравится.

– Может, оно и так, – ответил Лен, – но я вижу, что тебе Схема приглянулась больше, чем многим.

– Возможно.

– Хотя за твоего помощника я не ручаюсь.

– За Джорджа-то? Нет, по-моему, он вообще о таком не задумывается. Ему интереснее свои тортики развозить.

– Будь другом, сделай доброе дело? Попробуй как-нибудь вбить это в голову ему и остальным, кто просто плывет по течению и считает, что все это – навечно. А то через десять лет сюда придут, а ворота закрыты, и сквозь бетонку уже растут деревца.

– Ладно. Постараюсь. Слушай, Лен, я лучше пойду – там уже Осгуд выглядывает. В следующий раз увидимся, хорошо?

– Да. До встречи.

Он сделал шаг в сторону и стал смотреть, как я спускаюсь по ступенькам и иду к кабине «УниФура». И когда я в нее взбирался, он все так же на меня смотрел – вроде как наблюдал, хорошо ли я усвоил сказанное.

Я задвинул дверцу кабины. Вокруг Джорджа на откидном сиденье громоздились розовые и белые коробки.

– Ты что, здесь так и просидел все время? – спросил я. – Я думал, ты к Осгуду пойдешь.

– Не пошел, – ответил он. – Я решил пока не начинать. Тут надо будет все аккуратно настроить.

– Как скажешь. Готов?

– Ну.

– Тогда поехали.

Я завелся, и мы тронулись – по двору и через ворота.

– Вы о чем с Леном говорили? – спросил Джордж, стараясь перекричать гул двигателя. – Целую вечность дискутировали.

– Ты же знаешь, он как начнет…

– Нуда…

– Говорил, что от Схемы в любую минуту может остаться пшик.

– Чего-то он по-новому запел. Когда мы в последний раз говорили, он мне рассказывал, что у нас сейчас всё лучше некуда.

– Да нет, в это он по-прежнему верит. Только считает, что в это не верит больше никто. Кроме немногих избранных.

– Вроде него и Мика Долстона, когда они из игровой часами не вылазят? Чтоб комар носа не подточил, как они говорят.

– Именно.

– Так в чем его проблема тогда?

– Ну ты же знаешь, Лен всегда завтракает, обедает и пьет чай в один присест?

– Ну да, – сказал Джордж. – И уже много лет так.

– Но, несмотря на это, с работой всегда справляется, правда?

– Допустим.

– А когда ты в последний раз видел, чтобы на площадке в «Блэквелле» была неразбериха?

– Не помню.

– А я помню. Когда Лен ушел в отпуск, и две недели его заменял Чарли Грин.

– А, нуда.

– И Чарли все твердил, что Гослинг все подпишет, когда хочешь, если на него поднажать. Три дня подряд раньше заканчивал работу, а когда Лен вернулся, затовар был такой, что на три рейса хватило.

– И он расстроился, да?

– Мягко сказано. Вообще-то он рассвирепел. Несколько месяцев с Чарли не разговаривал. Я вот о чем: Лен всегда отрабатывает полные восемь часов, если даже полдня просиживает наверху. С работы пораньше никогда не уходит, потому что не хочет лишиться своих дротиков, карт и снукера, а также прочих радостей. Он в Схеме очень долго, не забывай. И хочет, чтобы все оставалось в точности как было, но боится, что оно развалится к свиньям.

– А чего ради?

– А того ради, что никто из нас не ценит этого по достоинству.

– Да чего он дергается? – возмутился Джордж. – Беда Ленни в том, что он ко всему этому слишком всерьез.

– Ты уверен?

– Еще б не уверен. Смотри, ты сам отлично знаешь, что Схема непотопляема. Эти «УниФуры» сконструировали специально для такой работы, так? Тысячи машин построили, у всех взаимозаменяемые детали, все ржавоустойчивые. Они будут бегать много лет, если за ними ухаживать как полагается, и пока у них есть будущее, нам тоже ничего не грозит. Никто в здравом уме с маршрутов их снимать не станет. Если их уберут, общественность подымет вой, а кроме того, что станет со всеми депо, заводами, станциями обслуживания? Они ведь больше ни на что не годятся. Ты уж мне поверь – нас не закроют из-за того, что Чарли Грин иногда сачкует.

– Что ж, надеюсь, ты прав, – сказал я. – Хотя бы ради Лена.

За такой беседой мы выехали на Кольцевую дорогу и направлялись теперь на восток. Время от времени навстречу нам попадались другие «УниФуры», и если они были приписаны к «Долгому плесу», мы мигали им фарами. (А если к другим депо – игнорировали.) Таким манером мы уже поздоровались с Дэйвом Уэланом и Миком Кларком, немного погодя – с Джоном Фордом и Колином Регисом. А через минуту въехали в пробку, и пришлось сбросить скорость чуть ли не до пешеходной.

– Сменим тему, – сказал Джордж. – Знаешь, а меня следующие две недели не будет.

– Знаю, – ответил я. – Я видел график отпусков.

– А, ну да. Значит, с тортиками нормально? Я повернулся к нему:

– Чего?

– С тортиками. Вообще – нормально?

– Да, – сказал я. – Что такое «тортики вообще», я знаю. Я не понял, что ты имел в виду под «с тортиками нормально».

– Ты можешь взять их на себя?

– Конечно, нет.

– Почему?

– Потому что это твои тортики, Джордж. Я не возражаю, что ты берешь их с собой, когда ты сам тут. Это одно. А я их таскать не буду, пока ты по отпускам разгуливаешь.

– Их же немного.

– Да хоть сколько. Не буду, и всё.

– Но Трэйс меня убьет.

– Это ваши с Трэйс дела, – сказал я. – Схема не для того придумана, чтобы твоей подружке добряки делать, знаешь ли.

– Это я понимаю, – сказал Джордж. – Но ты что, не можешь друга выручить? Вот я бы тебя всегда прикрыл.

Тут меня осенило.

– Ты поэтому сегодня к Осгуду не пошел, да? Его тоже надо просить.

Джордж вздохнул:

– Ну да. Слушай, старина, мне правда очень нужна твоя помощь. Я знаю, Трэйс иногда слишком далеко заходит, но из нашей с тобой работы нужно все выжимать, разве нет?

– Как скажешь.

– И в среду их не будет.

– А в среду чего?

– 29 февраля.

– И?

– Високосный год, да? Никто не рождался. По крайней мере, в этих местах.

– Да, это стоит отметить, – сказал я. – Эй, что они там затеяли?

Прямо перед нами с развязки готовился выехать «УниФур» с двумя Стивами. На самом деле в таком ракурсе я видел только Стива Мура. Он, как обычно, сидел за рулем, но я знал, что на откидном сиденье пристроился Стив Армстронг. Мое внимание, однако, привлекло другое – как эта машина движется. Необычно. Не прет в поток движения, что типично для большинства водителей Схемы, а вежливо выжидает, пока не образуется просвет. Просвет, разумеется, не образовывался, поскольку никому не хотелось застревать в хвосте «УниФура», если без этого можно обойтись. Пропустить их мог бы я, и подъехав ближе, я помигал фарами, рассчитывая, что они как-то оценят. А вместо этого Стив, даже не глянув в нашу сторону, рванулся в зазор, который мы ему оставили, и пересек развязку наискось, съехав на противоположную дорогу! В этот момент я осознал: он в кабине один. Стива Армстронга нигде не видно.

– Да кем он себя вообразил? – воскликнул я. – Так нас подрезать?

– Фиг знает, – сказал Джордж. – Хитрит он чего-то на неавторизованной, да? Я думал, они по двадцать второй должны.

– Я тоже так думал. Видел, как просквозил, – даже головы не повернул?

Надо признать: меня смутило, что Стив Мур эдак весело проплыл перед нами по неавторизованной дороге, наслаждаясь полнейшей свободой передвижения, да еще и в полном одиночестве. Насколько я знал, это неслыханно. За все время, что я проработал в Схеме, «УниФур» оставался в моем личном распоряжении, лишь когда мы парковались и Джордж сбегал по своим многочисленным личным делам. А ездить без помощника строго воспрещалось, поэтому во мне взыграла зависть. Но как, интересно, ему это сойдет с рук в одиннадцать утра, средь бела дня?

– Его оштрафуют, если он и дальше так будет, – заметил Джордж.

– Да, – согласился я. – Будем надеяться, что он не попадется.

Мы посмотрели, как фургон Стива постепенно исчезает в лабиринте боковых улочек, промышленных предприятий и складов к югу от Кольцевой. Затем без дальнейших рассуждений двинулись дальше. В депо «Ватный город» нам следовало прибыть в 12.45, но, как обычно по утрам, мы сильно опережали график. Однако нас это не очень беспокоило – нам нужно было еще кое-куда заскочить. Через пару миль я подъехал к веренице лавчонок и Джордж вылез из кабины с пирамидой своих кондитерских коробок.

– Не хочешь выйти поздороваться с Сандро? – спросил он. – Чтобы он знал, что на следующей неделе ждать тебя.

– Значит, ты решил, что я все-таки буду их развозить, да?

– Будет тебе, старина. Мне показалось, мы договорились.

– Ладно, тогда камешков мне привезешь.

– Откуда?

– С моря.

– Я ж не поеду в феврале на море, правда?

– А куда ты поедешь?

– Никуда.

– Но камешков все равно привезешь, – сказал я. – Будет чем заняться в отпуске.

– Спасибо, дружище.

Говоря строго, это нарушение, караемое штрафом, – оставлять транспортное средство без присмотра, – но в наши дни почти все так поступают, поэтому я выключил зажигание и мы направились в «Пекарню Сандро», лишь закрыв понадежнее дверцу кабины. С без десяти восемь сегодня утром у нас там работала печка, и не хотелось терять с немалым тщанием накопленное тепло. Однако в дверях пекарни нас встретила такая волна жара, что непонятно стало, чего мы вообще переживали.

– Ёшкин дрын, – пробормотал я, заходя внутрь следом за Джорджем. – Как же работать в такой жарище?

На самом деле нас с Сандро уже официально представили друг другу какое-то время назад, когда Трэйс нагрузила Джорджа таким количеством тортиков, что пришлось помогать ему заносить их внутрь. Только Сандро, похоже, об этом забыл, и проще оказалось познакомиться заново. В действительности нам удалось лишь наскоро пожать друг другу руки: Сандро со своими помощниками носились по всей пекарне как угорелые, очевидно делая несколько дел сразу, – так же тут было и в мой прежний визит. Зашли мы единственно для того, чтобы Сандро признал меня на следующей неделе, когда я заявлюсь с тортиками, но через несколько минут мы с Джорджем вышли, и в руках у меня был целый пакет пончиков – дар доброй воли. Хоть не зря заходили. Мы забрались в кабину, и я решил, что выручать Джорджа, в конечном итоге, будет не такой уж геморрой.

А кроме того, в пекарне мы взяли еще одну коробку. В ней лежал торт, который Джордж надеялся оставить на ночь в конторе Осгуда. Глазурью изделие уже облили, оно теперь дожидалось следующего отрезка своего странствия, а именно, – передачи в руки Пита Гиггса.

– Сколько Питу осталось на седьмом маршруте? – спросил я. Джордж аккуратно утверждал тортик на приборном щитке.

– Заканчивает в конце следующей недели. А потом переходит на четырнадцатый.

– Значит, для тебя какое-то время будет бесполезен.

– Тут дело не в пользе, – возмутился Джордж. – Это взаимовыгодная договоренность. Я помогаю в чем-то ему. Он – мне.

– А с Осгудом так просто не получится.

– Да он ничего отнесся, когда я в последний раз спрашивал. Нормально выйдет – с ним только надо поосторожнее. Наше сотрудничество, наверное, пока стоит расценивать как эксперимент.

К тому времени, как мы снова тронулись в путь, стрелка уютно перевалилась за двенадцать, и мы славно прокатились по Кольцевой и въехали в «Ватный город» точно по расписанию. Вышло очень удачно: Хоскинс стоял возле самых ворот и засекал у каждого время приезда. Мне он как бы кивнул эдак дружелюбно, но я не ответил – просто заехал во двор и задним ходом подогнал фургон прямо к рампе. Следующие четверть часа мы должны провести в ожидании у транспортного средства – в надежде, что кто-нибудь случайно придет и разгрузит его до часу дня. На самом же деле считалось, что утро уже закончилось, поэтому быстренько глянув на Хоскинса, который по-прежнему был занят у ворот, мы слиняли на обед.

– В столовку пойдешь? – спросил Джордж. – В карты перекинемся?

– Нет, – ответил я. – Наверное, схожу в кафе.

– Ладно, тогда увидимся.

– Увидимся.

В половине второго я вернулся на рампу и протер ветровое стекло фургона. Затем откатил дверь и заглянул внутрь. Едва ли можно это назвать полной загрузкой. Ближе ко мне, примерно на середине, лежал одинокий поддон со штабелем не слишком больших ящиков. За ним были навалены пустые поддоны – они прислонялись еще к одному поддону с пустыми ящиками. С ручной тележкой я бы и сам все это выгрузил минут за десять. Но в Схеме так не полагалось, поэтому я просто сел на бетонный приступок и стал ждать. По правде говоря, сидеть тут в такое время дня, когда все спокойно, мне нравилось. Хоскинса нигде не видать, да и в конторе Уоттса, насколько я мог разглядеть, – ни души. Компанию мне составляла лишь полудюжина «УниФуров», выстроившихся вдоль рампы в ожидании своих дневных разнарядок. За ними лежал пожарный шланг, намотанный на барабан. Я понаслаждался безмолвной паузой еще минут десять, а потом услышал шага.

– В комнате с дротиками видел Стива Андерсона, – доложил Джордж. – Он играл один.

– Выигрывал? – поинтересовался я.

– Фиг знает, но он какой-то чудной, мне показалось.

– Почему?

– Ну, я спросил, почему его со Стивом Муром сегодня не было, а он как-то так глаза к мишени отвел и говорит: «Меня расформировали». Знаешь, отрывисто эдак.

– А почему, не сказал?

– Не-а, потом пришел Джумо Уильямс, они стали тренироваться, и я ушел.

– Наверное, все как-то просто объясняется.

– Надеюсь, – сказал Джордж. – Не нравится мне, когда люди чудят.

2

Честь разгрузки нашего транспортного средства в конечном итоге выпала Кевину Дженнингсу. Он объявился как гром среди ясного неба верхом на вильчатом погрузчике одновременно с Уоттсом, который возник на лестнице. Оба опоздали на пятнадцать минут, но относительно друг друга были пунктуальны. Уоттс зашел к себе в контору и закрыл дверь, но не на защелку, и дверь медленно открылась снова – дюймов на шесть.

Кевин же направился к нам прямиком.

– Так-так, что у нас тут? – вопросил он, въезжая в фургон и подсовывая рога под груженый поддон.

– Двадцать четыре средних, – ответил я.

– У меня в накладной столько же. – Он поднял груз и вывез его на свет. – Четырежды шесть – двадцать четыре. Ну, все правильно.

– Одну минуточку! – Из конторы неожиданно вынырнул Уоттс и надвинулся на нас. – Дайте-ка поглядеть на этикетки.

Кевин, Джордж и я стояли и смотрели, как он обходит штабель ящиков, вглядываясь в каждый по очереди. Потом он вгляделся в меня:

– Что это такое?

– Должны быть правые задние мигалки.

– Должны быть, – произнес он. – Но это не они. Судя по этикеткам, все они – задние левые.

– А есть разница?

– Конечно, есть. Они мигают по-разному. Кто вас загружал?

– Э-э… а в путевом листе кто написан?

– Имя неразборчиво. Как обычно.

– А, ну да, – сказал я, поглядев на Джорджа. – Сейчас… э-э… Мартин, да?

– Нет, – ответил Джордж. – Крис, мне кажется.

– Или другой Крис, наверное.

– Да, возможно. Или, может…

– Ладно, ладно! – перебил Уоттс. – За это смертная казнь не полагается. Вешать никого не будут. Но уже второй раз за последние две недели нам с «Долгого плеса» поступают не те ящики. На прошлой неделе были передние левые мигалки.

– Они тоже мигают по-разному? – спросил я.

– Нет, – ответил он, и не моргая уставился на меня. – К счастью, нет.

Трудно сказать, насколько всерьез Уоттс относился к своей работе, но мне он вопросов больше не задавал, да и я ему тоже нет. Тут зазвонил городской телефон.

– Ладненько, – сказал Уоттс, бросив взгляд на Кевина. – Пометь их и определи на место. Похоже, мне с этой публикой придется серьезно поговорить, чтоб у них мыслишки немного зашевелились.

– О чем это он? Мигают по-разному? – спросил Джордж, едва Уоттс скрылся в конторе.

– О, не обращайте на него внимания, – ответил Кевин. – Ему просто заняться больше нечем, вот и все.

Из кармана он вытащил огрызок воскового желтого карандаша и пометил каждый ящик буквами ЛЗ. И проставил сегодняшнее число. Потом уселся на свой погрузчик и поволок груз в складские глубины. А немного погодя вынырнул снова – с полноформатным ящиком.

– Это для «Блэквелла»? – спросил я.

– Ну. Роликовые Направляющие. Четыре Дюжины.

– Ах, вот что я люблю в этой работе, – заметил Джордж. – Разнообразие.

– Для «Веселого парка» что-нибудь есть?

– Сегодня нет, – ответил Кевин.

– Очень кстати, – сказал я.

Но я поторопился, потому что в следующий же миг из своего укрытия показался Уоттс.

– Одну минуточку, – сказал он, подходя к нам. – Похоже, у нас для вас еше кое-что будет. Мне только что позвонил Боб Литтл из «Долгого плеса». «Веселый парк» попросил у него ручную тележку с поддоном. У него ничего свободного нет, поэтому он спросил, не можем ли мы выделить одну свою.

– Надеюсь, вы сказали ему нет?

– Вообще-то не сказал, – ответил Уоттс. – У нас на заднем дворе одна простаивает, не так ли, Кевин?

– Ну, – поступил ответ. – Хотя ею давненько не пользовались.

– Это ничего, – сказал Уоттс. – Там, наверное, только подмазать чуть-чуть. Сгоняй-ка за ней, а?

– Иду.

Кевин побрел на мрачные задворки здания, а я повернулся к Уоттсу.

– Это значит, что мы должны заехать в «Веселый парк»?

– Конечно, вы должны заехать в «Веселый парк», – объявил он, извлекая из кармана рейсовое расписание и отыскивая нужную страницу. – Да, это ваш последний пункт.

– А мы надеялись его сегодня совсем пропустить, – сказал я.

– Совсем пропустить?

– Потому что всю неделю туда ничего не возили.

– И ничего там не забирали, – добавил Джордж. – Последний отрезок мы ездили порожняком.

Краем глаза я заметил какое-то движение, и в тот же миг сообразил, что к нам присоединился Хоскинс. Все утро он провел на погрузочном дворе и теперь был облачен в полный комплект, включая черное пальто и черную фуражку с высокой тульей. Уоттс же был по инструкции одет в черную куртку для ношения в помещении. Ощущая взаимную поддержку, начальники с очевидным недоверием воззрились на меня.

– Сколько ты уже в Схеме? – спросил Уоттс.

– Лет пять, – ответил я.

– Ну так вот, – сказал он. – Тебе отлично должно быть известно, что нельзя пропускать пункты заезда лишь потому, что тебе этого хочется.

– Но я подумал: может, кто-нибудь подпишет нам карточку, раз все спокойно.

– Кого ты имеешь в виду под «кем-нибудь»?

– Да фиг знает.

– Например, мистера Гослинга?

– Нет, разумеется, нет.

– А кого тогда?

– По обстоятельствам.

Повисло долгое молчание: Уоттс стоял, медленно и сокрушенно покачивая головой, словно ему напомнили о некой древней невыносимой трагедии. Хоскинс тем временем как-то отвернулся – очевидно, лишь для того, чтобы со скорбной миной оглядеть погрузочный двор.

– Послушай, – наконец изрек Уоттс. – В «Веселом парке» нужна тележка с поддоном, а вы единственные едете сейчас отсюда туда. Если вам сегодня хотелось свернуться раньше, об этом можно забыть.

– Ну ладно. – Я пожал плечами. – Но попытаться стоило, правда?

– Но не с нами, – ответил Хоскинс, прервав наконец властное молчание. – Совершенно определенно не с нами.

И без дальнейших разговоров парочка подчеркнуто медленно зашагала в свою берлогу. Хоскинс скрылся внутри первым, за ним – Уоттс: перед тем, как закрыть дверь, он окинул нас последним значительным взглядом.

– Иногда им кажется, что они лучше всех, да? – пробурчал Джордж.

– Ну, – согласился я.

– А когда им самим что-нибудь нужно, они, конечно, паиньки.

Последние слова утонули в кошмарном визге, донесшемся изнутри. Кевин возвращался с лишней тележкой.

– Весело им будет с ней в «Парке», – сказал он. – Похоже, ею год не пользовались.

– А зачем им вообще тележка? – спросил я. – У них же много погрузчиков.

– А вдруг авария? – объяснил Кевин. – Всем разослали циркуляр, где говорится, что в каждом депо должна быть по меньшей мере одна ручная тележка, на всякий случай.

– На случай чего?

– Про это не сказано.

– Ладно, – ответил я. – Раз надо, значит, надо. Расписываться нужно?

– Лучше распишись. А то официально она никуда не поедет.

Поэтому я подписал Кевину накладную, мы загрузили тележку в фургон, закрепили ее и задвинули дверь. Через минуту мы с Джорджем уже выезжали из «Ватного города», и в нас кипело раздражение. Вмешательство Уоттса эффективно преобразовало приятную дневную прогулку в гонку на время, и что хуже всего – этого так легко было избежать. В «Веселом парке», совершенно очевидно, никакой срочности в тележке не наблюдалось. Когда позвонил Боб Литтл, Уоттсу требовалось всего лишь отбрехнуться от него до следующего дня, а то и до следующей недели. Вот надо было вместо этого навязывать тележку нам, да еще и сразу, чтобы все наши тщательно разработанные планы пошли коту под хвост. С самого обеда мы взяли приятный темп – загружали нас не быстро, и с Кевином мило поболтали. Потом мы собирались неспешно заехать в «Блэквелл» – как раз к чаю. А эта непредусмотренная задержка из-за ручной тележки с поддоном теперь означала, что весь день нам придется носиться как подпаленным, лишь бы все успеть по графику!

– Типично, – сказал я, когда, миновав проходную, мы прибавили газу. – Как это паскудно типично!

– Не забывай, мне еще с Осгудом переговорить надо, – сказал Джордж.