Вервольф

Немного истории...

В конце 1944 года рейсхминистр Геббельс выступил по радио. В своей речи он определил задачи организации, которая называлась «Вервольф» («Оборотень»). Оборотни должны были действовать на территории Германии после оккупации союзниками и «утопить в море крови врагов, вторгнувшихся в Фатерлянд».

Геббельс и его сообщники из нацистской иерархии хотели поднять немецкий народ на защиту своей родины. Для разжигания такой всенародной войны создавались специальные подразделения коммандос по типу партизанских отрядов во Франции, в России и других странах, которые героически сражались против фашистских оккупантов в тылу врага.

Подготовкой таких подразделений занималось СС.

Почему для них было выбрано столь зловещее название?

Дело в том, что Гиммлер хотел, чтобы в СС витал особый моральный дух, присущий только этим элитным войскам. Поэтому он присваивал частям названия, связанные с историей Германии, по этой причине звания офицеров СС звучали более импозантно, чем у вермахта. Знаки отличия эсэсовцев включали в себя таинственную символику – черепа, молнии, свастики...

Гитлер утверждал, что немецкий народ происходит от благородной арийской расы, которая во всем превосходит другие народы. Он считал, что в немцах проявилось наивысшее выражение арийской чистоты. Этот пункт стал одним из основных положений "Майн Кампф". Для Гитлера расовое неравенство представлялось несомненным, данным Богом.

Кроме этого, существует много документальных фактов, подтверждающих безоговорочную веру фюрера в астрологию и другие формы мистицизма. Например, он долго и упорно занимался поисками Святого Грааля и других археологических артефактов, чья магическая сила могла бы якобы послужить его собственным целям.

Почему именно в СС возникло название "Вервольф", до сих пор остается тайной, и это дает повод для самых разнообразных гипотез. Вероятно, потому что оборотень днем выглядит обыкновенным человеком, таким как и все, а ночью превращается в смертельно опасного зверя.

Точно так же, во имя арийского превосходства и в честь Германии, которая "превыше всего", нормальные с виду люди облачались в форму с символами мертвой головы и рунических молний, становясь эсэсовцами.

После этого между ними стирались всякие различия – и те, и другие превращались в пособников дьявола.

Пролог

...Белый зверь резко повернулся к Билли Хайду и щелкнул пастью. Билли слабо вскрикнул, упал и остался лежать в росистой траве, укрытый низко стелющейся туманной дымкой. Из пасти монстра закапала кровь.

Гарри Милфорд поднял винтовку и в чудовище ударила очередь. Гарри был подрывником и, в общем-то, другие рейнджеры снайпером его не считали, но с расстояния в десять футов промахнуться нельзя было при всем желании.

Струей свинца зверя отбросило назад и он упал. Гарри подскочил к нему, перехватил Ml за ствол обеими руками и занес приклад над его головой, чтобы размозжить ее и прикончить злобное существо.

Зверь перехватил винтовку в воздухе и вырвал ее из рук Гарри.

Гарри попятился и лицо его приобрело смертельно бледный оттенок.

Белый монстр угрожающе поднялся с земли, словно очередь в упор из автоматической винтовки не причинила ему никакого вреда.

Гарри судорожно задергал из кобуры пистолет.

Зверь размахнулся и ударил уродливой когтистой лапой его по лицу, вырвав левую щеку и глаз. Гарри с воплем схватился за обезображенное лицо и рухнул на спину.

Чудовище прыгнуло сверху, всадило обе лапы ему в грудь и одним движением разорвало грудную клетку. Предсмертный крик Гарри затих, когда зверь вогнал свою оскаленную пасть внутрь вскрытой грудины.

Когда монстр поднял голову, в его клыках еще билось человеческое сердце, заливая чудовищную пасть ручьями крови...

Это страшное воспоминание Эвану Харди навеяли мысли о том, что во время операции будут вскрывать его собственную грудную клетку.

Он понимал, что даже без кошмарных видений из прошлого ему вряд ли удалось бы быстро уснуть, все-таки обходное шунтирование коронарной артерии считалось серьезной операцией и допускало определенный процент летального исхода. Это когда после операции сердце просто останавливалось...

– А теперь перевернитесь на живот и покажите врачу свои беленькие ягодицы...

Харди с трудом поворочал во рту пересохшим языком.

– Мы ведь с вами еще не до такой степени знакомы, Целестина, – нашел он в себе силы пошутить слабым шепотом.

Круглолицая медсестра-негритянка выглядела примерно его ровесницей, значит, должна была в ближайшее время уйти на пенсию. Целестина пыталась поднять его настроение своими шуточками с самого начала, когда вчера вечером пришла к нему в палату, чтобы измерить давление крови.

Харди осторожно поджал под себя левую руку и медленно перевернулся на живот.

Боли в груди начались две недели назад. Он упорно старался не обращать на них внимания.

Но боль не уходила, а наоборот, усиливалась с каждым днем.

– Ох!

– Какая у вас нежная попка, мистер Харди, – захихикала Целестина.

Врач – судя по всему, анестезиолог, – наклонился над операционным столом.

– Мистер Харди, этот укол поможет вам расслабиться. Если вы захотите пописать, скажите медсестре. Только не пытайтесь встать, вам ввели целый коктейль, мышцы будут расслаблены и ноги просто могут вас не послушаться.

Эван ощутил, что рот наполняется липкой слюной, и лишь усмехнулся. Глупо будет умереть на операционном столе после всего того, что он испытал.

Он и Мактавиш. Единственные оставшиеся в живых...

– Знал я одного парня много лет назад, – Эвану почему-то хотелось петь. – Тогда он был самый настоящий подросток, а теперь почти что такой же старик, как и я. Отличный был парень... Мы оба были отличные парни...

– Все, мистер Харди, – раздался голос медсестры, – Можете переворачиваться на спину.

Он перевернулся, снова осторожно переложив левую руку.

Сейчас Целестина показалась ему более привлекательной, чем прежде.

– Не надо было пить коктейль на пустой желудок, – засмеялся он.

Негритянка погладила его лоб.

– Все будет хорошо, вот увидите.

– Я вам не рассказывал, как впервые напился? Единственный раз в жизни... Я и Мак... Короче, мы нашли в одном амбаре вино и здорово надрались. Мы просто не могли без этого уснуть, думали, что они еще гонятся за нами и...

Время исказилось. С одной стороны, он прекрасно осознавал, что происходит вокруг него, а с другой, как будто совершенно безразлично смотрел на себя издалека. И с чего вдруг этот Эван Харди начал болтать о Маке, об амбаре и вине?

– Как вы себя чувствуете?

– Хорошо. Честно, хорошо.

Неужели он и правда потяжелеет во время операции из-за задержки жидкости организмом, когда его подключат к аппарату искусственного кровообращения? С него даже сняли обручальное кольцо... Это тяжело представить. Он засмеялся.

– Чему веселимся, мистер Харди? Расскажите, посмеемся вместе.

– Да я вот подумал... Операция продлится несколько часов, так?

– Так, но вы не будете ощущать время.

На докторе была одета строгая шапочка и маска, но глаза за очками улыбались.

– Нет, нет, я другое хочу сказать. Если вдруг операция продлится дольше, чем положено, и я наберу, скажем, фунтов двадцать, из-за этой жидкости... Я ведь могу просто взорваться! Бум – и меня нет.

– Нет, это невозможно. Так что не волнуйтесь, мистер Харди.

– Легко вам говорить...

– Укол уже подействовал, – раздался новый голос. – Жизнерадостный старик, ничего не скажешь. Наверное, действительно был когда-то отличным парнем...

Еще один укол.

– Больно...

– Ничего, ничего, сейчас все пройдет.

"...Отличный парень... отличный парень... отличный парень...", – кружилось в мозгу и одна его часть хотела что-то сказать склонившимся над операционным столом врачам, но другая просто махнула на это рукой и погрузилась в сладкую дрему...

Тогда Эван Харди был лейтенантом. Изо всех времен года он больше всего любил осень, и хотя была весна, утренняя прохлада и вечерний воздух с привкусом дыма напоминали ему об американской осени.

Компания подобралась неплохая – рейнджеры из его подразделения, которых он всех хорошо знал, три канадца и дюжина коммандос из англичан. Из всего отряда только Форрестол, старший по званию среди англичан, оказался занудой, все остальные были неплохие ребята.

Прошлогодние листья шуршали под армейскими ботинками.

Эван поправил на плече винтовку Ml. Темные облака, которые ходили вдоль горизонта весь вечер, стали затягивать небо и на их фоне косые лучи заходящего солнца казались еще ярче. Скоро пойдет дождь. Харди раньше любил дождь, до того, как узнал, что в армии понятия "дождь" не существует – солдаты не должны были обращать на него никакого внимания и он не являлся причиной для невыполнения какого-либо задания, даже самого пустячного. Эван видел фотографии английских офицеров, обходящих свои выстроившиеся подразделения с зонтиками. Форрестол казался именно таким типом.

– Разрешите обратиться, сэр!

Харди очнулся от своих мыслей и повернулся на голос. Он принадлежал капралу Хью Мактавишу, самому молодому из английских коммандос, казавшемуся слишком юным для армии вообще.

– Да, в чем дело?

– Я просто хотел спросить, – замялся тот, поправляя висящий на груди трофейный немецкий автомат МР-40 (ими почему-то были вооружены все англичане в отряде). – Эти эсэсовцы, о которых так много говорят...

Мактавиш подбежал и зашагал рядом. Это был долговязый паренек, совсем подросток, мосластый, но еще не оформившийся во взрослого мужчину. Все называли его просто Мак. Он отличался врожденной сообразительностью и отсутствием образования, что, впрочем, легко объяснялось его возрастом. Когда Мак говорил, то на его щеках возникали забавные ямочки, а карие глаза как будто всегда чему-то улыбались. Однако сейчас он казался непривычно серьезным.

– Мак, я знаю только то, что нам рассказал капитан Эрскин. Тот пленный, которого разговорили ваши, признался, что якобы где-то здесь в горах скрывается целый отряд из первой танковой дивизии СС. И что у этих эсэсовцев есть приказ пропустить нас и ударить в спину.

– Да, – кивнул Мак. – Первая танковая дивизия СС "Адольф Гитлер" была создана в тысяча девятьсот тридцать третьем году. Туда вошли самые преданные фюреру офицеры и сначала она обеспечивала только личную безопасность Гитлера. Не должны эсэсовцы теперь находиться в Баварии, просто не должны... А вдруг и правда здесь существует та их проклятая таинственная Альпийская Цитадель, о которой говорил пленный?

– Не верю я в слухи об Альпийской Цитадели. Через месяц мы будем в Берлине и даже такому фанатичному придурку как Гитлер уже не удастся повлиять на ход войны. – Эван покопался в карманах в поисках сигарет и решил переменить тему разговора. – Мак, а откуда такие познания об эсэсовцах?

– Я всегда интересовался военными вопросами, поэтому и решил стать солдатом ее величества. Я сразу понял, Гитлер развяжет мировую бойню и войны с Германией нам не избежать, что бы там ни говорил Чемберлен. Тогда-то я и решил, что нужно как можно больше узнать о нацистах, чтобы уметь с ними воевать. Шесть лет назад я начал просматривать все газеты в библиотеках и собирать материалы о фашистах.

– И сколько же было тебе лет, – улыбнулся Харди, – в тридцать девятом году?

– По крайней мере, читать уже умел, – засмеялся тот.

Эван хотел еще что-то добавить по поводу его возраста, но его внимание привлек прокатившийся в восточной части неба раскат грома.

– Только дождя нам не хватало, – заметил Мак. – Промокнем до нитки...

Харди кивнул и они зашагали быстрее. Небо полностью заволокло тучами и в лицо ударили первые порывы ветра.

В воздухе запахло дождем.

Целый день их отряд пробирался по горным склонам, густо заросшим соснами и самыми разнообразными лиственными породами. Природа в этой части Германии была прекрасна.

Шагавшие впереди цепочки капитан Эрскин и Форрестол остановились и несколько человек сгрудилась вокруг них, обмениваясь негромкими возгласами удивления. Они явно увидели впереди что-то необычное, иначе не позволили бы себе сбиваться в кучу, представляя отличную мишень для противника.

Харди и Мак ускорили шаг, подбежали к своим и одновременно присвистнули от удивления.

– Замок! – воскликнул Мак с мальчишеским восторгом.

За резко обрывающейся горной грядой расстилалась небольшая, освещенная последними солнечными лучами живописная долина, посреди которой высились массивные серые стены старинной крепости, за которыми был виден настоящий средневековый замок. Рядом с крепостью виднелось озеро, в котором отражались низко нависшие грозовые облака. Стены, башенки и шпили крепости высоко поднимались в небо, как будто бросая еретический вызов небесным силам.

В то самое мгновение, когда Харди подумал об этом, из иссиня-черной завесы, нависшей над старинным мрачным строением, ударила молния и на мгновение озарила средневековый замок и свинцовое озеро мертвенно-бледным светом. Эван почувствовал, как по коже бегут мурашки и под каской шевелятся волосы...

Отряд залег за раскидистыми соснами и капитан Эрскин расстелил на опавшей хвое карту. Три офицера и сержант Бикель склонились над ней, положив по краям карты свои ножи, чтобы ее не сдуло порывом ветра.

– Пришло время сообщить вам вот о чем, – негромко начал капитан. – И наши разведчики из Джи-два, и ваши ребята, Форрестол, из Секретной службы, и ОСС считают, что по приказу Гиммлера где-то в этих горах была создана секретная база, последняя цитадель, где собираются укрыться высшие чины из СС и нацистской партии. Они знают эту местность, как свои пять пальцев, и надеются продержаться здесь в течение нескольких месяцев. Так, по крайней мере, мне сообщили разведчики.

– Сомневаюсь я, что даже эсэсовцы, с их претензией на театральность, станут укрываться в такой крепости, – заметил Форрестол, махнув рукой в сторону долины. – Слишком уж она заметна.

Вдруг над головами раздался громкий стук и все вздрогнули от неожиданности.

– Дятел, – прошептал Эрскин.

Он вздохнул и взглянул на Харди.

– А ты что скажешь, Эван?

– Капитан, – поднял тот голову от карты. – Раз уж мы все равно пришли сюда, то, думаю, не помешает взглянуть на эту крепость с замком поближе. Всему отряду нет смысла лезть на рожон – вдруг это и действительно Альпийская Цитадель – я просто могу взять несколько человек и разведать, что к чему. Наш отряд ведь выполняет разведывательное задание, если я не ошибаюсь, не будем же мы возвращаться с пустыми руками...

Эрскин улыбнулся и достал трубку.

– Да. Нам приказано во что бы то ни стало захватить "языка". Нашим нужна информация. Информации у нас пока нет. Поэтому совсем неплохо было бы заполучить какого-нибудь супермена-эсэсовца и развязать ему язык... Какие будут мнения по этому поводу? Форрестол, Бикель, согласны?

Те согласно закивали головами. Капитан поднялся и осторожно выглянул из-за толстого ствола старой сосны. Для рейнджера он не отличался особым ростом, но Харди знал, что Эрскин был чемпионом по боксу в Вест-Пойнте. Остальные офицеры тоже встали и стали внимательно изучать долину перед крепостью.

– Видите вот тот распадок? – показал Эрскин на теснину, прорезающую горный склон и вклинивающуюся в долину. – Думаю, что мы сможем пробраться по нему поближе к крепости и укрыться там. Из-за стен нас не должно быть видно. Нападения с озера тоже вряд ли следует опасаться, не могли же нацисты припереть сюда подводную лодку... Харди!

– Да, сэр.

– А ты отбери себе несколько человек, после наступления темноты подберись поближе к стенам крепости и осмотри ее повнимательней.

– А может, попробуем ночью проникнуть внутрь, за стены? Прямо в замок, а?

Капитан задумался, сжал зубами мундштук трубки и по его щекам заходили желваки.

– Посмотрим, Эван, посмотрим...

Харди кивнул и отошел к своим.

Отряд пробирался по теснине двойной цепочкой, каждый из коммандос прикрывал спину товарища. Они медленно продвигались в сторону долины. Судя по вымытому каменистому дну распадка, в нем когда-то бушевала горная речка. Чем дальше они углублялись в ущелье, тем темнее становилось вокруг из-за растущих на крутых склонах деревьев и густого кустарника.

Харди шел первым. Он обернулся, тревожно посмотрел на медленно ползущие основные силы отряда и помахал рукой, подзывая к себе Мака, Билли и двух канадцев. Те молча присоединились к нему и они отдельной группой без лишнего шума поспешили вперед, чтобы разведать маршрут, по которому пойдут остальные.

Вверху гремел гром и в застоявшемся в низине воздухе ощущался предгрозовой запах озона. Они продолжали продвигаться, переползая от дерева к дереву, и постепенно отдалились от отряда, который еще не достиг и середины теснины.

Вдруг Мак, который пробирался во главе группы чуть выше по склону, замер, укрывшись за деревом, и махнул рукой, давая знак остановиться. Харди повторил его команду и они все распластались на колючей хвое. Эван замер, прислушиваясь. Ему показалось, что он расслышал доносящиеся спереди какие-то негромкие отрывистые слова... Или это просто шелест поднятых ветром волн в озере?

Он осторожно приподнял голову и взглянул на Мака. Тот без движения лежал за стволом сосны и за чем-то пристально наблюдал. Наконец он пригнул голову, бесшумно развернулся и змеей скользнул к своим товарищам. Ни слова не говоря, они повернулись и отползли подальше от таинственного места...

– Около сорока эсэсовцев, – прерывисто задышал Мак, когда они отдалились на минимально безопасное расстояние. – В полевой форме... все вооружены до зубов... автоматы и даже один крупнокалиберный пулемет. Занимают позиции на обоих склонах ущелья.

Неужели их засекли из замка, когда они входили в теснину? Харди взглянул на часы. Мак обнаружил засаду две минуты назад, еще минуты три – и сюда подойдет основной отряд, ничего не подозревающий о ловушке.

– Билли, – шепотом позвал он.

– Да, сэр.

– Ноги в руки – и назад к капитану, только смотри, чтобы тебя свои не пристрелили с перепугу. Быстро доложишь о засаде, пусть Эрскин зайдет по краю ущелья и ударит всеми силами с фланга. А мы тут попытаемся их пока отвлечь. Понял?

– Так точно, понял.

– Так почему ты до сих пор здесь, если понял? Билли развернулся и исчез за деревьями, торопясь назад, к отряду капитана.

Харди обвел взглядом остальных.

– Конечно, нас маловато против сорока, но ничего не поделаешь... Давайте ребята, рассредоточимся, подползем туда, где был Мак, и ударим залпом. Вперед, только тихо.

Они рассредоточились и снова поползли вперед.

В это время начался дождь. Его первые капли казались теплыми и приятными, но вскоре с неба обрушились струи, холодные, словно смерть...

Эван Харди увидел вспышку из автомата Мактавиша за долю секунду до того, как услышал грохот очереди. Он почти одновременно нажал на спусковой крючок своей винтовки и, оглушенный раздавшейся слева и справа стрельбой, увидел, как из-за дерева выпрыгнул и покатился по склону эсэсовец.

Хотелось верить, что мертвый.

Теперь пальба уже шла вовсю. Эван расстрелял первую обойму, жалея, что в ней всего лишь восемь патронов, и быстро вставил вторую.

В это время из-за деревьев выскочил высокий эсэсовец в серой полевой форме, размахивая пистолетом, и повел за собой в атаку на Харди, Мака и двух канадцев десятка полтора немцев.

Эван прицелился в него, выстрелил, но промахнулся.

Эсэсовец резко пригнулся, как будто уворачиваясь от пули, и форменная фуражка с высокой тульей слетела с его головы. Харди успел заметить высокую копну густых белых волос, рассыпавшихся из-под фуражки, и то, что они были почти начисто сострижены над ушами.

Ливень лил, как из ведра.

Эван выстрелил еще два раза, но пули ударили в ствол сосны, за которую тот стремительно отпрыгнул, и отбили от нее несколько кусков коры.

– За мной! – крикнул Харди и, скользя на мокрых опавших листьях, кинулся навстречу бегущему прямо на него эсэсовцу с автоматом. Тот застрочил на ходу и пули ударили в землю в двух шагах перед Эваном, брызнув ему в лицо комьями мокрой земли и колючей хвоей. Харди вскинул винтовку и всадил несколько пуль немцу прямо в грудь. Тот взмахнул руками и рухнул оземь.

Эван на секунду остановился и вытер рукавом грязное лицо.

В горячке схватки он потерял каску, дождевые струи заливали глаза и ему пришлось прищуриться, чтобы сориентироваться в обстановке боя.

– Вперед! – выкрикнул он, но и без этого приказа его товарищи уже сошлись с эсэсовцами врукопашную.

Перед Харди снова мелькнул немец-блондин. Эван повел стволом и выстрелил с бедра, но он настолько запыхался, что винтовка дрогнула в его руках, и он промахнулся.

– Черт побери! – прохрипел он сквозь сжатые зубы.

– Граната! – раздался сбоку крик одного из канадцев. Эван кинулся вправо и упал на землю. Ему оставалось только слепо надеяться, что он прыгнул в сторону от гранаты, а не по направлению к ней, так как он ее не видел. На этот раз повезло – взрыв грохнул в нескольких ярдах от него, подняв в воздух куски мокрой коры, ветки и грязь.

Харди вскочил на ноги и расстрелял оставшиеся в обойме патроны в нескольких немцев, которые суетились дальше по склону у крупнокалиберного пулемета, лихорадочно готовя его к стрельбе. Один упал на землю, другие прыснули в стороны в поисках укрытия.

Эван отбросил в сторону разряженную винтовку, выхватил из кобуры "кольт" и рванул к пулемету. Но когда до него оставалось буквально два шага, сбоку из-за дерева на него прыгнул здоровенный немец, выбил пистолет и они покатились по мокрой земле, бешено колошматя друг друга кулаками.

Эсэсовец оказался дьявольски сильным. Он подмял под себя уставшего Эвана и стал его душить, но тому удалось высвободить левую руку, он неловко размахнулся и врезал немца кулаком по переносице.

Немец взвыл от боли и схватился за окровавленный нос, а Харди воспользовался замешательством противника и выскользнул из-под него.

Тяжело дыша, они поднялись на ноги и в руке фашиста оказался пистолет.

И в этот момент Эван услышал сбоку голос Мака:

– Хайль Гитлер!

Немец вздрогнул от неожиданности и повернул голову в сторону.

Мак налетел на эсэсовца, боднул его с разбега головой в живот и повалил на землю, схватив обеими руками за пояс. Это больше было похоже на ребячью игру в американский футбол, чем на смертельную рукопашную схватку.

Мак и немец промелькнули перед глазами Харди и исчезли внизу.

Эван заметил вновь возникшую опасность – у крупнокалиберного пулемета возился фашист. Неужели тот, в которого он попал? Немец совсем уже изготовился к стрельбе, но направил ствол почему-то не на сцепившихся с эсэсовцами разведчиков, а на склон. Харди присмотрелся внимательнее сквозь плотную завесу дождя и заметил, что с фланга по склону скатывается капитан Эрскин, а за ним в бой спешат вступить и остальные коммандос их отряда. Если пулемет сейчас начнет стрелять...

Эван прыгнул вперед, вырывая из ножен нож – единственное оставшееся у него оружие. Он налетел сверху на эсэсовца и всадил ему лезвие по самую рукоятку в шею. Они упали в грязь, Харди выдернул лезвие и еще раз вогнал его в тело врага, затем еще и еще...

Когда он, задыхаясь от напряжения, поднялся над телом противника, он увидел, что капитан Эрскин во главе своих ребят с ходу налетел на оставшихся эсэсовцев, те дрогнули от такого неожиданного поворота боя и стали отходить.

Он опустил голову и посмотрел на свои руки. Даже такой сильный дождь не смог смыть с них густую липкую кровь...

Харди долго отмывал руки в озере, но все равно его преследовало чувство, что они у него по локоть в крови. Бой закончился. Капитан со своими людьми подошел вовремя и быстро устранил численное превосходство фашистов. Эсэсовцы отступили по теснине и укрылись в крепости.

Дождь неожиданно прекратился. Небо прояснилось, но солнце уже село, а вместо него над горизонтом вскоре медленно всплыла полная луна желто-оранжевого цвета. Она казалась такой огромной и такой яркой, что при ее свете можно было легко читать.

Харди сидел и чистил свое оружие, которое он подобрал с поля боя. К нему подошел капитан Эрскин. Эван попытался подняться, чтобы приветствовать старшего по званию, но тот положил ему на плечо руку.

– Отдыхай, Эван, отдыхай...

– Благодарю, сэр.

– Когда вернемся, я представлю тебя к Серебряной Звезде, – сказал капитан, присаживаясь рядом с ним.

Харди не знал, что и отвечать.

– Ты ведь спас нас от смерти, когда убил того пулеметчика. Хотя я не хотел бы, чтобы тебе еще когда-нибудь пришлось повторять такой подвиг...