– Ты притворялся?! – яростно воскликнула она. Люк клацнул челюстью и издал стон. – Я никогда не притворяюсь, – промолвил он, сжав ее запястья и еще сильнее навалившись на нее. – Твоими стараниями я заполучил дырку в ноге, а моя голова, похоже, сейчас расколется. Я просто хочу, чтобы и ты разделила мои страдания. Не люблю мучиться в одиночку.
Джесси была ненавистна сама мысль о такой близости с Люком. Куда бы она ни бросила взгляд, везде было его голое тело, черные волосы и налившиеся мускулы. Он сжал ее запястья мертвой хваткой, обдавая ее волнами исходившего от его тела жара. Джесси словно окаменела под его горячим взглядом, изо всех сил пытаясь избежать соприкосновения с его кожей.
Сердце у нее готово было просто выскочить из груди.
– Если я закричу, сюда сбежится весь дом, – сказала она.
Одной рукой перехватив ее запястья. Люк закрыл второй ладонью рот Джесси.
– Ну что ж, попробуй, – предложил он. Джесси готова была обозвать его самыми непристойными словами, которые только есть, или же прокусить ему ладонь. Но вместо этого она вдруг успокоилась. Мщение принесло бы ей такое сильное удовлетворение, что даже думать об этом было слишком опасно. Она даже дышать боялась. Еле удерживаясь от того, чтобы не сорваться в истерику, она думала о том, что не может позволить себе отомстить. Джесси была слишком переполнена не до конца понятным ей самой гневом и неукротимой гордостью. Дотянуться до пистолета она не могла, так что единственным ее оружием оставалась правда. Но, оскорбив его сейчас, она непременно потерпит поражение.
Люк приподнялся на локтях, прижав ее руки к– полу по обе стороны от ее головы.
– А теперь я весь внимание, Джесси. По-моему, этого-то ты и добивалась, потому что теперь моя очередь. Я думаю, в твоей школе тебя учили правилам общения?
Джесси в ответ не удостоила его даже взглядом.
– Явно не учили… Похоже, тебе даже не втолковали, что с оружием шутки плохи. И что хорошие девочки не должны ни в кого стрелять. Да, тебе просто необходимо улучшить свои манеры, моя девочка. Научить тебя, как вести себя в приличном обществе, а?
Циничный тон Люка нарушал ход ее мыслей, подобно прикосновению чего-то неприятного. Сейчас у нее был только один способ защиты – ледяное молчание.
Люк откинулся еще дальше, чтобы лучше видеть свою жертву.
– Ну что, будешь со мной разговаривать? – настойчиво продолжал он уже более суровым голосом. – Или будем играть в Мисс Воспитанность прямо здесь, на полу спальни?
Джесси чувствовала бешеное биение пульса – ответ ее тела на этот глубокий голос, на грубые сексуальные намеки. Кинув на него быстрый взгляд, она увидела именно то, чего боялась. Он словно бы не замечал, что ее ночная рубашка задрана до самого живота, а лямки упали с плеч, почти обнажив грудь, словно бы не понимал, какую обворожительную и беспомощную женщину держит в своих объятиях.
Она пошевелила бедрами в безнадежной попытке вырваться из-под его тела, но это только ухудшило ситуацию. Наблюдая за ее движениями. Люк затаил дыхание, и Джесси к своему ужасу осознала, что она возбудила не только его интерес. Он видел, как набухают ее груди, чувствовал, как низ ее живота прижимается к его бедрам. Со стоном отчаяния она напрягла все свои силы и толкнула его тазом – единственной частью тела, которой могла пошевелить.
Его тело словно окаменело.
– Ради Бога, лежи спокойно, – еле вымолвил он, сверкая в темноте глазами, в то время как Джесси змеей извивалась под ним. – Похоже, ты хочешь трахаться, а не разговаривать.
– Ублюдок, – выдохнула обессилевшая Джесси.
– А, так ты и говорить можешь? – поинтересовался Люк со слабой улыбкой. – В таком случае ты, может быть, соизволишь объяснить мне свою вендетту. Тебе было мало того, что ты обвинила меня в убийстве и вынудила уехать из города. Ты вышла замуж за Саймона, моего смертного врага, а сегодня попробовала застрелить меня прямо здесь – в твоем доме и доме, в котором я вырос.
Джесси снова отступила и затихла. Прежде чем рассказывать Люку Уорнеку мотивы любого ее поступка, в том числе и ее брака с его отцом, ей следовало бы выпить стрихнин. А почему она стреляла в него, он мог бы и сам догадаться. Она-то в подробностях помнила ту ночь, когда умер Хэнк Флад. На следствии Люк говорил, что не может восстановить в деталях свою ссору и Драку с Хэнком, за исключением того, что, когда он уходил от Фладов, отчим Джесси был еще жив, хотя и валялся без сознания. Джесси просто бесило это внезапное беспамятство, тем более что Люк придумал себе очень удобное объяснение – в тот вечер он якобы был в состоянии опьянения.
– Ну же, Джесси, продолжай, – сильно встряхнув ее, сказал Люк. – Я проделал это путешествие не для того, чтобы удовлетворить свою ностальгию по родным пенатам.
Некоторое изменение их положения дало Джесси неожиданную возможность атаковать своего мучителя. Она выгнулась и изо всех сил ударила его в пах коленом. Люк вздрогнул, как от нечеловеческой боли, издав гортанный звук, но хватки своей не ослабил. Сверкнув глазами, он резко оторвал ее от пола и сел, поднимая Джесси за собой, так что их губы были всего лишь в нескольких сантиметрах друг от друга. Он обладал какой-то нечеловеческой силой и в своей ярости напоминал безумца.
– Чтоб ты провалилась, – прорычал он. Джесси издала отчаянный стон, не в силах остановить его. Люк нагнулся к ней, но она наградила его плевком, чего он явно не ожидал. Откинувшись на мгновение назад, он быстро опомнился и встряхнул ее так, что она начала задыхаться. И через секунду ее плевок вернулся к ней – Люк властно прижался к ее губам своими, страстно и грубо целуя ее и откидывая ее голову назад. Джесси не могла больше сопротивляться. В его поцелуе не было любви – это было просто наказание. Он обращался с ней так, как завоеватель обращается со смертным врагом. Казалось, она должна была бы прийти в ужас. Но она ощущала его сильное тело, прижавшееся к ней, прикосновение его пересохших губ, и все это ввергало ее в хаос, порождая невероятный водоворот чувств. У Джесси кружилась голова, и она начинала задыхаться.
Волна возбуждения потрясла все ее существо. Ей хотелось думать, что это страх играет с ней злые шутки, но почти болезненный ритм бешеного пульса отчетливо позволял ей судить о природе своих эмоций. Джесси ощущала каждую складку его рта, настойчиво целовавшего ее, вопреки невнятным протестам. Она чувствовала, как волоски на его ногах раздражают ее мягкую и тонкую кожу, слышала, как отчаянно бьется его сердце, отдаваясь в каждой части его тела – даже в руке. Люк трепетал, движимый каким-то первобытным пылом, и Джесси поняла, что никогда раньше не испытывала ничего подобного. Как будто он открыл долго сдерживаемые шлюзы души и выпустил на свободу всю жестокость, весь гнев, которые в нем накопились.
Люк прервал поцелуй и чуть-чуть отодвинул ее от себя. Их глаза встретились. Джесси содрогалась, потрясенная тем, что она испытывала. Ее соперник тяжело дышал, не в силах скрыть – возбуждение. Когда-то она отдала бы все на свете за то, чтобы увидеть этот захватывающий дух огонь желания в его глазах. В свое время она и мечтать не могла о большем счастье. Но и сейчас все ее нутро сжалось от болезненного, изматывающего возбуждения.
– Ну что ж, можно сказать, что я свое получил, – вымолвил Люк каким-то надломленным голосом. – Я давно уже хотел… м-м-м… Подержать тебя в своих руках, но никогда это желание не было таким сильным, как сегодня.
Джесси сотряс новый приступ дрожи, лишивший ее последних сил.
– Отпусти меня, – взмолилась она. – Я не буду кричать и никуда не уйду.
– А я тебя никуда и не отпущу до тех пор, пока ты не скажешь мне то, что я хочу знать.
Люк чуть ослабил хватку, дав ей возможность откинуться на ковер, но сил бороться у нее уже не было. Ничто не удовлетворило бы ее так, как ответы на те вопросы, которые он хотел задать. Она была бы рада живьем содрать с него кожу той правдой, которую знала. Джесси просто подмывало выкрикнуть ему в лицо свои обвинения, разразиться бранью и отомстить за себя. Но вместо этого она сказала фразу, которая должна была привести его в еще большее бешенство.
– Ты хочешь знать, почему я вышла замуж за твоего отца? Я любила его, поэтому и вышла. Саймон и я были страстно влюблены друг в друга.
Лицо Люка вспыхнуло ненавистью. Издав напоминающий рычание зверя звук, он сжал пальцы так сильно, как будто хотел разрушить кулаком каменную стену. Грубое и нецензурное слово сорвалось с его губ, и он перекатился на спину, освобождая свою пленницу.
– Убирайся отсюда, – сказал он. – Убирайся немедленно.
Джесси с трудом привела свои чувства в порядок и заставила себя встать. Обнаружив, что ее ночная рубашка распахнулась, она торопливо прикрылась и поймала на себе взгляд, исполненный такого ледяного презрения, что по коже ее побежали мурашки. Он смотрел на нее, как на незнакомую женщину, как будто она была не Джесси Флад, а существо без души, без сердца. Может быть, так оно и было. Может быть, она унаследовала это от старшего Уорнека.
Джесси увидела, как ему больно, и ее сердце вдруг сжалось. Бинт размотался, и рана на ноге кровоточила. Чтобы остановить кровь, он снял свой пуловер и сделал жгут.
– Тебе не надо было возвращаться, Люк, – сказала Джесси неожиданно мягким голосом. Он взглянул на нее горящими глазами.
– А тебе надо было меня убить, Джесси. Ты еще пожалеешь о том, что не сделала этого.
Глава 3
За три недели до этого
– Тебя что, по голове нужно как следует ударить?
– В чем дело, Слик[1]? – Люк Уорнек отвернулся от окна своего офиса в Денвере, чтобы встретить полный благодушного недовольства взгляд своей обладавшей весьма резким голоском подчиненной, которую он не так давно сделал вице-президентом. Худая, красивая, начинающая седеть женщина теперь была его правой рукой, но, кроме этого, она выполняла роль всеобщей жены, матери, надсмотрщицы и советчицы в «Уорлдкоме», принадлежавшей Люку информационной компании. На самом деле, заведовала фирмой она, что бы там ни говорила табличка у нее на столе. Люк уже много лет назад пришел к выводу, что любая центральная контора нуждается в своей Мэри Гринблатт. Единственное, что было не в ее власти – это его личная жизнь, хотя он вполне мог обсуждать с ней свои сексуальные успехи.
– Эта шумная компания, которую ты созвал на совещание, ожидает тебя в большом кабинете, – сообщила Мэри, кладя ему на стол утреннюю почту, которую обычно подавала секретарша. – Разве ты не слышишь, как они орут?
Люк прекрасно слышал шум, доносившийся с противоположного конца холла. Он встал, чтобы налить себе чашечку кофе из серебряного кофейника, стоявшего на маленьком столике. Сегодня он собрал лучших сотрудников «Уорлдкома», чтобы вместе с ними подробно проанализировать возможности расширения компании и соперничества с Си-эн-эн, гигантом электронных средств массовой информации. После нескольких недель кропотливого исследования «шумная компания» должна была сообщить ему о своих идеях.
– И что бы я без тебя делал, Слик? – спросил он.
– Я думаю, что ты отправился бы прямо в ад на этом твоем пожарно-красном «феррари», – усмехнулась Мэри. – Кстати, о «феррари» – куда же ты все-таки собрался?
Люк двинулся за ней по просторному офису со стеклянными стенами.
– На встречу с сотрудниками, конечно.
– Нет, не туда.
– Не туда? – Он остановился с вопросительным выражением на лице, готовый поехать туда, куда она скажет. Он всегда прислушивался к словам Мэри Гринблатт, полностью доверял ее инстинктивному знанию человеческой природы, и в большинстве случаев поступал так, как она советовала. Она, в свою очередь, защищала его так, как львица защищает своих детенышей. Судьба не избаловала Люка родителями, которые бы его оберегали. Его мама умерла, когда ему было шесть лет, а отец постепенно превратился в настоящего садиста. Поэтому Люк не мог представить себе своей жизни без Мэри.
– Тебе звонят, – сообщила она. – Твоя назойливая секретарша почти умоляла меня сказать тебе об этом. По-моему, бедняжка просто боялась сама принести тебе это известие.
– А кто звонит? Механик моего «феррари»?
– Хорошо бы, если бы это был механик. Это Джилберт Стрэттон, адвокат твоего покойного отца. Он звонит по поводу его завещания.
Настроение Люка немедленно испортилось.
– Ну и что там по поводу завещания?
– Не знаю. Я пыталась выяснить, но Стрэттон, по-моему, не расположен обсуждать это со мной. И, в любом случае, я думала, что тебе надо подготовиться.
Мэри направилась к двери – то ли для того, чтобы не мешать ему, то ли чтобы сбежать.
– Твои сотрудники подождут, – сказала она. – Возьми трубку.
– Это Стрэттон подождет, – проворчал в ответ Люк. Мэри исчезла за дверью, и Люк нажал кнопку своего селектора. Пусть этот адвокат не думает, что ему не терпится узнать, в чем же там дело.
– Вэл, – сказал он, – попросите мистера Стрэттона пока не класть трубку, хорошо? Скажите ему, что я занят… что я молюсь за бессмертную душу моего отца. Пусть посмеется.
Сердце. Люка глухо стучало в его грудную клетку. Он подошел к окну с чашкой кофе в руках. Мэри снова оказалась права. Ему действительно нужно было время, чтобы подготовиться. Она сказала, что Стрэттон звонит по поводу завещания, но вряд ли Люк может рассчитывать на наследство. «Саймон скорее оставит свое имущество деревенскому дурачку, чем своему единственному сыну», – подумал Люк.
Он крепко держал чашку обеими руками.
Весть о смерти отца застала его врасплох. Люк даже не знал о том, что этот анахорет болен. Кроме того, он не мог не признать, что это было интересное завершение той игры в смертельный покер, которую они с отцом вели уже несколько лет. Старик загнулся как раз тогда когда Люк готовил следующий ход, – и выиграл.
Компания Люка значительно обогнала империю его отца, но не это было его целью. Он хотел владеть «Уорнек Комьюникейшенс», присоединить ее к «Уорлдкому» целиком, однако находившаяся в частных руках компания была недоступна ему. Кроме того, не мог он и соперничать со своим отцом в открытую, потому что обе основные газеты этого района Калифорнии принадлежали Уорнеку-старшему и были защищены от антимонопольных законов федеральными установлениями. В качестве противника Саймон был недосягаем. В качестве отца Люк его просто не воспринимал – он казался ему чудищем из мультика, призраком из тех, которые снятся запуганным детям. Став взрослым человеком, сын не переставал стыдиться своего отца и испытывать ярость по отношению к нему – в этом смысле ничего не изменилось.
Люк отвернулся от ослепительного солнечного цвета, отражавшегося в беспорядочно расположенных небоскребах Денвера, штат Колорадо, мощного форпоста информационного бизнеса обоих побережий. Он переехал сюда отчасти из-за того, что это место диаметрально отличалось от его родного городка – и в географическом, и в климатическом смысле. Денвер был открытым и веселым городом, лишенным наползающих туманов и темных углов. Денверские офисы вполне подходили для небольшой, еде сводящей концы с концами сети газет, которую Люк купил на аукционе после банкротства – на те скромные деньги, которые достались ему от матери, – а позднее развил в то что «Ньюсуик» назвал «растущим монстром».
Люк немедленно влюбился в этот крепкий, средних размеров город, купив дом у подножия горы и ранчо для занятий горнолыжным спортом в Бевер-Крик, хотя многочисленные деловые поездки не позволяли ему проводить много времени ни там, ни там. Кроме того, ему нравился местный кофе – крепкий, обжигающе горячий и приятно горький.
Он глотнул ядреное варево, зная, что это обожжет ему горло. Поговорить, что ли, с этим Джипом Стрэтгоном, подумал он, глядя на часы. Наверное, у адвоката уже глаза на лоб лезут.
Поставив чашку на место, Люк подошел к телефону и нажал на кнопку.
– Алло, Джил? – Звучный голос Стрэттона наполнил кабинет.
Подчеркнутая сердечность адвоката насторожила Люка.
– В чем дело? – продолжил он, решив обойтись без формальностей.
– Вы упомянуты в завещании вашего отца. Я просто считаю, что вы должны об этом знать.
– Что, простите?
– Ну, это небольшое наследство, – извиняющимся тоном объяснил Стрэттон. – Но я уверен, что для вас это имеет огромное значение.
– Не мелите чепухи, Джил. Что он мне оставил – чемодан с заложенной бомбой, машину со сломанными тормозами?
– Это картина. Люк, – ответил адвокат нервно покашливая, – я бы сказал, семейный портрет. Это все, что я могу сказать, потому что сам я его не видел. Если хотите, мы отправим его в Денвер по почте. Саймон потребовал, чтобы после его смерти завещание было зачитало публично, но вам совсем не обязательно при этом присутствовать. Понимаете?
У Люка задрожал подбородок. Семейный портрет?! Господи, да Саймон с ума сошел.
– Необязательно присутствовать на официальном оглашении завещания моего отца? Я не могу позволить себе такое непростительное нарушение закона.
– Что? Люк, послушайте, в этом нет никакой необходимости. Вы только расстроитесь…
Люк медленно нажал на кнопку сброса, отделавшись от голоса Стрэттона с не меньшим удовольствием, чем отделался бы от него самого, окажись этот человек в пределах его досягаемости. Он не собирался ехать в Хаф Мун Бэй, чтобы послушать завещание, но теперь он стал подумывать об этом – только чтобы насолить Джилу Стрэттону.
Почта лежала перед ним на столе – там, где ее оставила Мэри. Люк просмотрел письма – не столько из любопытства, сколько для того, чтобы восстановить душевное равновесие. После совещания он прочитает их внимательнее, подумал он, и вместе с Вэл ответит на самые срочные письма. Но запечатанный конверт с отметкой «Лично и строго секретно» привлек его внимание. Пораженный тем, что имя и адрес были написаны странным, напоминающим детские каракули, почерком. Люк решил, что его сотрудники могут еще немного подождать. Ожидание только подстегнет их злобу, а в бизнесе без этого чувства не обойтись – подобно охотничьим собакам, которых не кормят несколько дней, они отнесутся к своему делу с особым рвением. Люк уже давно понял, что отложить развязку гораздо лучше, чем немедленно удовлетворить все желания собеседника.
Вскрыв конверт, Люк быстро прочел послание, нацарапанное тем же псевдодетским почерком, явно предназначенным для того, чтобы замести следы. «ДЕРЖИСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ХАФ МУН БЭЯ, – гласило оно. – ХЭНК ФЛАД УМЕР НАСИЛЬСТВЕННОЙ СМЕРТЬЮ, И У МЕНЯ ЕСТЬ НОВЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ТВОЕЙ ПРИЧАСТНОСТИ К ЭТОМУ УБИЙСТВУ. ЕСЛИ ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ, Я ПРЕДСТАВЛЮ ИХ В ПОЛИЦИЮ».
Ошеломленный Люк перечитывал эти строчки с нескрываемым интересом. Кто это писал – вымогатель? Любитель? Смерть Хэнка Флада была официально признана несчастным случаем. Хотя в убийстве подозревали именно Люка, полиции не хватило доказательств, для того чтобы предъявить ему официальное обвинение и начать процесс. И, кроме того, с его смерти прошло десять лет.
Однако смыть это пятно было трудно, и смерть Флада оставалась загадкой, и более всего – для Люка. Он получил тогда сотрясение мозга, и несколько часов той ночи полностью выпали у него из памяти. У него была собственная версия того, что произошло, затрагивавшая, среди прочего, Джесси Флад. Но до сегодняшнего дня он не мог как-либо обнародовать свои догадки. Он просто тянул время, откладывая тот момент, когда получит наибольшее удовлетворение от своих разоблачений.
Ну что ж, теперь этот момент настал, подумал он, засовывая письмо поглубже в карман куртки. Кому-то нужно, чтобы он не наведывался в Хаф Мун Бэй. И, если интуиция его не подводила, этот кто-то очень напуган. Тем лучше.
Глава 4
Хаф Мун Бэй
Когда Люк, откинув плед с персидским узором, встал с постели и ощутил босыми ногами грубый и холодный дощатый пол, он уже начал подвергать сомнению достоинства своего метода отложенного удовольствия. Вечерние события выбили его из колеи, и ему хотелось подкрепить их чем-то основательным и твердым. Сделав первые несколько шагов, он почувствовал, как сокращаются мышцы бедра. Боль была острой, но он продолжал брести к телефону, желая оставить сообщение для своего заместителя на автоответчике в своем офисе. Было около полуночи. До Мэри новости дойдут только утром, но Люк предвкушал, как она будет рада, когда узнает, что он вернется еще нескоро. Старый деспот, она любила вести дела в одиночестве. Кроме того, он хотел, чтобы она знала, что он живет в особняке Уорнеков, а не в одной из забитых народом гостиниц на прибрежном хайвее.
– Здорово, Слик, – пробурчал он в трубку уже через минуту, – если бы я сказал тебе, что полуголая баба только что прострелила мне задницу, ты бы мне точно не поверила. И никто бы мне не поверил. Поэтому я скажу, что это был всего лишь несчастный случай и «воссоединение семьи» грозит превратиться в затяжной процесс, Люк продолжал говорить, давая Мэри необходимые наставления по поводу ближайших дел. Внезапно он ощутил под ногой что-то холодное. «Беретта». Джесси оставила пистолет на полу. Поморщившись от боли, Люк нагнулся и поднял его. Большую часть жизни он избегал оружия, отчасти из-за того, что отец просто с ума по нему сходил. Пистолет показался ему очень тяжелым. Определенно, держать его в руках было гораздо приятнее, чем в полном бессилии смотреть на дуло.
– У меня с собой аппаратура, – сказал он Мэри, осторожно повернув пистолет в руке и прицелившись в невидимую мишень. – Поэтому обо всех новостях по делу с «Рэнкомом» ты можешь сообщать мне по факсу. Пока я тут, задай им жару, Слик. Давай-ка поднапряжемся с этим делом.
Люк повесил трубку и оглядел комнату. Он находился в западном крыле дома, но, несмотря на то что в этой его части никто никогда не жил постоянно, Люка окружали дорогие ему с детства предметы. Его мать тщательно подбирала антикварную мебель. Хотя она умерла четверть века назад, – Люк печально сказал себе что почти не помнит ее, – запах ее духов – «Лилии долин» – все еще хранился в складках тяжелой материи.
Эхо. Это имя мать дала их дому за те странные раскаты, которые рождались в переднем вестибюле с двенадцатиметровым потолком. Отец считал это дефектом архитектуры и потратил целое состояние на то, чтобы убрать эхо. Саймон считал, что все, в том числе и его потомство, а может быть, в особенности потомство, должно быть совершенным и лишенным изъянов. К счастью, у него не было возможности усовершенствовать своего ущербного сына так же, как он «усовершенствовал» загадочный вестибюль, который ему, впрочем, после долгих усилий удалось утихомирить.
Люк, положил пистолет на стол и сделал несколько шагов негнущейся ногой, пытаясь выяснить, насколько серьезно повреждение. Господи, он с трудом мог поверить, что не был здесь уже десять лет. Можно было легко заметить, что возвращения героя домой, на которое он надеялся, не получилось. Его отец не должен был умереть, Джесси не должна была быть вдовой Саймона, а империя Уорнека не должна была попасть в руки врага. Что же, черт побери, происходит?
Мальчиком Люк верил в то, что человеческая жестокость – явление врожденное и что Бог, провалив свой опыт с человечеством, должен сделать Землю неплодородной после того, как затопил ее. Именно Джесси Флад заставила его поверить в то, что Господь, возможно, не так уж и ошибся. Рыжая девчонка с несгибаемой волей, всегда спасавшая потерявшихся птенцов и поклонявшаяся бабочкам, однажды стала инструментом его спасения. Она сохранила ему жизнь, когда они были детьми, а затем стала его настоящим, его единственным другом.
Что же, черт побери, произошло? Люк продолжал мерить шагами комнату, не обращая внимания на острую боль. Ошеломляющую новость о том, что Джесси вышла замуж за Саймона, он узнал от семейных адвокатов. Это показалось ему заключительным аккордом в серии предательств, и единственно возможной его реакцией стала холодная ярость, сотрясшая его, подобно снежному бурану. Но в этот вечер его поразила внезапно взорвавшаяся ревность. Представляя себе Джесси в объятиях своего отца, Люк приходил в бешенство, несмотря на то что никогда не смотрел на Джесси с романтической и собственнической точки зрения и вообще не думал о ней как о сексуальной партнерше… до сегодняшнего вечера.
Их «воссоединение» теперь было намертво вытравлено в его памяти, подобно негативу фотографии. Теперь Люку уже никогда не забыть бледную кожу ее напрягшихся плеч и дрожавшую грудь, когда она держала его на прицеле. Он всегда будет помнить те недозволенные импульсы, которыми она словно пронзила его мужскую плоть. Люк почему-то верил, что даже после всего того, что произошло, их должна по-прежнему связывать тоненькая нить дружбы. Но сегодня вечером она доказала, что это уже не прежняя Джесси – подруга его отрочества. Это была женщина – загадочная, пленительная, неистовая, настоящий дьявол в юбке. И он хотел ее.
Кровь прилила к его мускулам, словно подогнанная его мыслями, и это сделало его движения более свободными. Люк ходил более уверенно, почти не обращая внимания на раненую ногу. После недолгих поисков он обнаружил свои вещи – куртку, брюки и ботинки – в шкафу вишневого дерева.
Вы ознакомились с фрагментом книги.