Подкидыш

Глава 5

Роберт вернулся из Йорка ноябрьским днем тысяча четыреста сорок первого года в превосходном расположении духа. Бросив поводья коня ближайшему мальчишке, Роберт вбежал в дом, зовя на ходу жену. За годы, пролетевшие с тех пор, как умер его отец, Роберт заметно изменился и стал истинным хозяином Микллит Хауза: располнел, раздался в плечах, чуть отяжелел, налился силой; во всем его облике проявлялась властность – походка, осанка, голос Роберта были теперь уверенными и твердыми. Он превратился в мужчину, на которого стоило посмотреть, и женщины в городе часто бросали на Роберта восхищенные взгляды, когда он ехал или шел пешком по улицам в своих ярких, богатых одеждах – ибо Роберт неожиданно обнаружил в себе дотоле неведомую ему тягу к роскоши.

Джоб встретил его в зале. Верный слуга Элеоноры стал теперь красивым парнем двадцати одного года. Поправив свою ливрею дворецкого, Джоб прервал крики хозяина словами:

– Госпожа в комнате управляющего, сэр.

– Да? Что она там делает? – резко осведомился Роберт. Их отношения с Джобом всегда были натянутыми – из-за скрытой ревности Роберта к юноше.

– Она проверяет счета с управляющим, сэр, – объяснил Джоб. – Похоже, он опять вес перепутал.

– Понятно. Ах, да, Джоб, – спохватился Роберт, уже повернувшись, чтобы уйти. – Там сверток в моей седельной сумке, я забыл его вынуть. Пусть мне его принесут немедленно, хорошо?

Джоб поклонился и вышел, а Роберт шагнул через раздвижные двери в комнату управляющего. Элеонора сидела за столом, склонившись над кучей счетов и бумаг, а Рейнольд, управляющий имением, стоял позади неё с озадаченным и встревоженным видом. Рейнольд был хорошим человеком, способным и снискавшим уважение людей, работавших под его началом. Он знал об овцах почти все, а о шерсти – еще больше, но, умея читать и писать, все же путался в бумагах, и, хотя Роберт не догадывался об этом, почти все расчеты за Рейнольда делала Элеонора.

Сейчас она вскинула глаза на мужа и, увидев выражение его лица, улыбнулась.

– Все прошло хорошо? – спросила Элеонора. Роберт взял её руки и нежно поцеловал.

– Все прошло отлично, миледи, – ответил он, думая о том, как она прекрасна в своем новом зимнем платье из фиолетовой шерсти, отороченном каракулем. – Слушания идут полным ходом, и мы получим решение к следующему месяцу. И тогда имение Твелвтриз будет нашим.

– Хорошо, если так, – рассмеялась Элеонора. – А то ведь у нас там уже пасется сотня овец.

– А почему бы и нет? – пожал плечами Роберт. – Считай, что оно уже наше! И по дороге домой я подумал, что мы можем перебраться туда прямо сейчас. Дом там гораздо лучше: во-первых, больше, а во-вторых, теплее. Временами мне кажется, что я просто превращаюсь в сосульку в этой продуваемой всеми ветрами голубятне – нашем старом доме. Ну, Рейнольд, как дела? – осведомился Роберт, вдруг вспомнив, что они не одни.

– Все хорошо, хозяин, – ответил Рейнольд, но голос его звучал не слишком уверенно.

– Зачем же ты тогда беспокоишь госпожу? – строго взглянул на управляющего Роберт.

– Да все эти счета, хозяин... – начал Рейнольд, но Элеонора взмахом руки велела ему замолчать.

– Я помогаю ему, а он учит меня, – быстро сказала она. – Я хочу разбираться в нашем деле – начиная с разведения овец и кончая поступлением денег за проданную шерсть.

– Тебе не стоит забивать себе голову делами, – проворчал Роберт, – особенно в твоем положении. Элеоноре оставался всего месяц до шестых родов.

– Чем больше я буду знать, тем лучшей женой тебе стану, Роберт, – ответила Элеонора, отлично умевшая умаслить своего господина и повелителя, а потом честно добавила. – И потом, я просто не могу сидеть без дела, а ходить мне сейчас трудно. Хорошо, Рейнольд, я думаю, на этом мы сегодня закончим. Вы можете идти – возможно, завтра я найду время, чтобы продолжить.

– Слушаюсь, госпожа. Спасибо, хозяин, – поклонился Рейнольд и выскользнул из комнаты. Роберт наградил жену лукавой улыбкой и произнес.

– А Джоб сказал мне, что управляющий опять запутался в счетах.

– Джоб слишком много говорит, – улыбнулась Элеонора и передернула плечами. – Рейнольд – хороший управляющий и честный человек. Просто стыдно ругать его за то, что он не может справиться со счетами. Почему бы нам не поручить Джобу часть его дел?

Роберт слегка нахмурил брови.

– Это работа управляющего, а управляющий у нас – Рейнольд. У Джоба хватает своих забот.

– Парень вполне справится, – настаивала Элеонора, но без особенного нажима. Ей вовсе не улыбалось ввязываться в ссору из-за своего дворецкого. – Как бы то ни было, я и сама совсем не против помогать Рейнольду. И уж коли разговор зашел о слугах, я хочу побеседовать с тобой кос о чем, касающемся Эдуарда.

– А что случилось с Эдуардом? – быстро спросил Роберт. Сын был для него всем.

– О, нет, не волнуйся – он не сделал ничего плохого, – успокоила мужа Элеонора. – Наоборот, порой меня тревожит, что он такой тихий. Конечно, ребенок должен быть послушным, но мне бы хотелось почувствовать в нем и какой-то характер.

– Как у Изабеллы? – сухо усмехнулся Роберт. Изабелла в свои четыре с половиной года заставляла дрожать весь дом. От неё каждую минуту ожидали какой-нибудь отчаянной выходки. Не далее как неделю назад она умудрилась удрать от не спускавшей с неё глаз Энис и полдня пропадала неизвестно где. В доме стоял ужасный крик, почти всех слуг отправили на поиски беглянки и все успокоились только тогда, когда Изабеллу наконец привез Бен, снявший девочку с дерева, на которое её загнал разъяренный баран. Она попыталась покататься на нем верхом, его это разозлило, и он, наставив на малышку рога, принудил спасаться на ветке. За такие дела Изабеллу выпороли, она устроила дикий рев, но наказание явно ничему её не научило. На следующей неделе она, несомненно, выкинет что-нибудь еще.

– Не обязательно как у Изабеллы, – ответила Элеонора. Она с трудом поднялась, и Гелерт, лежавший рядом с её креслом, тоже немедленно вскочил, уткнувшись носом в ладонь хозяйки. Опершись на руку Роберта, Элеонора прошла вместе с ним в крытый сад. – Но Эдуарду ведь три, почти три с половиной. Он уже вырос из доставшихся ему по наследству девчоночьих одежек и носит теперь мальчишечьи костюмчики. Пора ему и переходить из-под женской опеки под мужскую.

– Энис вполне справляется с ним, разве нет? – удивился Роберт. Элеонора раздраженно потрепала его по руке.

– Конечно, справляется. Эдуард – спокойный, послушный мальчик. И, надеюсь, вполне может сам за собой ухаживать. Но дело не в этом. Ему нужен наставник-джентльмен, который из него сделает джентльмена. Эдуарду нужен гувернер – возможно, один на двоих с Робом.

– Робу всего два года, – напомнил Роберт. Второй день рождения самого младшего члена семьи отпраздновали только в прошлом месяце.

– Я знаю, – кивнула Элеонора, – но он – гораздо более живой мальчик, чем Эдуард. Я думаю, что Энис будет только рада передать его кому-нибудь и заниматься лишь девочками и новорожденным.

– Хорошо, дорогая, – согласился Роберт. – Завтра, после мессы, я поспрашиваю, не знает ли кто-нибудь подходящего человека. Если ты считаешь, что Эдуард уже вырос, то, может быть, ему действительно лучше иметь в наставниках мужчину.

– Ну конечно!.. – начала Элеонора, но замолчала, увидев, что в сад входит дворецкий. – Да, Джоб?

– Я принес то, что хозяин забыл в седельной сумке, госпожа, – объяснил Джоб, протягивая завернутый в ткань предмет Роберту.

– Ах, да – это подарок тебе, моя дорогая, я случайно оставил его во дворе. Вот, возьми, со всей моей любовью.

Элеонора приняла подарок с улыбкой, в которой, на взгляд Джоба, было больше веселья, чем признательности. Роберт засыпал её подарками, почти никогда не возвращаясь из своих поездок, какими бы краткими они ни были, без чего-нибудь для жены, а порой – и для детей. Казалось, он делает все возможное, чтобы завоевать сердце Элеоноры, – и все без толку. Элеонора по-прежнему относилась к мужу с уважением, а иногда – и с нежностью, которую проявляла по отношению к детям или любимым слугам, но не более того.

А Роберту хотелось, чтобы она таяла в его руках, улыбалась ему, как улыбаются по-настоящему любимому человеку, и отвечала на его порывистые ласки в супружеской постели чем-то большим, чем простая терпимость. Он пленился Элеонорой с первого взгляда, любил её до безумия и страстно желал её, оставаясь с ней наедине; но Элеонора лишь сносила жаркие объятия мужа, воспринимая их как неизбежную прелюдию к очередной беременности; да и во всем остальном Элеонора, казалось, была почти равнодушна к нему. Сейчас она развернула ткань и увидела роскошный кожаный ошейник, украшенный золотом и эмалью, но в благодарностях Элеоноры снова проскользнула все та же почти неуловимая насмешка.

– Как это любезно с твоей стороны, Роберт, – такая прелесть. Огромное тебе спасибо, – сказала Элеонора и небрежно поцеловала мужа в щеку.

– Я подумал, что старый ошейник Гелерта совсем износился, – смущенно пробормотал Роберт, чувствуя себя неуверенно, как и всегда, когда ему приходилось объяснять причины своих поступков.

– Могу я надеть его на собаку, мадам? – спросил Джоб.

– Да, сделай это за меня, – ответила Элеонора, протягивая юноше ошейник. Взгляды хозяйки и слуги встретились, и в глазах Джоба Элеонора прочла неодобрение. Словно стараясь загладить недостаток внимания со стороны своей госпожи, Джоб повертел ошейник в руках и проговорил:

– Прекрасная вещь, хозяин, – и цвет хорош и работа изумительна! – Юноша опустился на корточки и протянул руку к собаке. – Иди сюда, Гелерт! – Пес сел перед Джобом на задние лапы, а переднюю положил ему на колено, метя хвостом землю, пока Джоб расстегивал старый ошейник и надевал новый. – Ну вот, все в порядке, – улыбнулся юноша.

– Теперь ты смотришься что надо, приятель.

– Хорошо, Джоб, ты можешь идти, – резко произнесла Элеонора. Джоб снова улыбнулся и повернулся, чтобы удалиться, но хозяин остановил его.

– Спасибо, Джоб, – проговорил Роберт с едва заметной печалью в голосе. Роберту было горько сознавать, что его единственным союзником оказался человек, которого он едва переносил.

– Ну, а теперь, – велела Элеонора, – пока не пришли мои женщины, повтори, что ты там говорил насчет Твелвтриза.

Лицо Роберта моментально посветлело.

– Ах, да, я говорил, что считаю: нам надо перебраться туда прямо сейчас – вернее, завтра. Конечно, я понимаю, что тебе, в твоем положении, это нелегко, – воскликнул Роберт, когда Элеонора выразительно посмотрела вниз, на свой живот. – Но слуги прекрасно справятся со всем и без тебя – тебе останется только наблюдать за ними, сидя в кресле. Посуди сама, если мы не переедем в Твелвтриз немедленно, то в следующем месяце тебе рожать, а потом придет Рождество, ударят морозы – и лучше уж встретить их в более теплом доме. В Твелвтризе стекла в каждом окне, – продолжал он соблазнять жену. – Только подумай об этом.

Элеонора погрузилась в размышления. Одним из самых больших недостатков Микллит Хауза были окна: для того, чтобы в доме было светло, надо было открывать ставни, а при распахнутых ставнях в комнаты задувал ледяной ветер, хлестал дождь, а то и залетал снег. Приходилось выбирать между светом и теплом – и чаще нужен был свет.

– Я бы не против переехать, – наконец сказала Элеонора, – но не опережаем ли мы события? Суд ведь пока еще не вынес решения?

– Это только дело времени, – заверил жену Роберт. – Никуда это имение от нас не денется.

– А как насчет встречного иска? – нахмурилась Элеонора. – Как там зовут этого человека?

– Джессоп? – подсказал Роберт. – Да ну, это пустая формальность. У Джона Джессопа нет вообще никаких прав на эти земли. Ему принадлежит лишь ферма Кони, расположенная на северной границе имения Твелвтриз. Конечно, Джессопу хотелось бы расширить свои владения на юг; на запад, впрочем, тоже. Но прав на эти земли у него нет никаких. Его претензии основываются на том, что его дед когда-то якобы проспал там ночь на пути домой. Элеонора рассмеялась.

– А наши претензии намного лучше? – спросила она.

– Ну уж, во всяком случае, посерьезнее, чем у него, – улыбнулся в ответ Роберт. – По крайней мере, мы можем доказать, что состояли в родстве с последним владельцем. А если мы переедем туда, это будет только лишним подтверждением справедливости нашего иска. Да и вообще, у них будет больше оснований решить спор в нашу пользу, если мы поставим их перед свершившимся фактом.

– Хорошо, я не возражаю против того, чтобы уехать отсюда, – проговорила Элеонора и повернулась, чтобы посмотреть на дом. – Но как это устроить?

– Очень просто, – заверил её Роберт. – В это время года с овцами делать нечего. Мы сможем позвать на помощь большинство пастухов. И перевезем все дня за три.

– Но прежде, – твердо заявила Элеонора, – наш новый дом должен быть вычищен и вымыт.

– Ну тогда, значит, четыре дня, – кивнул Роберт. – Мы будем там еще до воскресенья. Ага, смотри-ка, твои женщины, если мне не изменяют глаза.

Анкарет и её новая помощница, Беатрис, вбежали в сад, их молодые голоса заранее возвестили о появлении девушек. При виде хозяина и госпожи они замерли и присели в реверансах.

– Джоб сказал нам, что вы закончили с Рейнольдом, мадам, – начала Анкарет. – Может быть, перед ужином вы захотите взглянуть на детей?

Супруги обменялись взглядами, прежде чем Элеонора сочла нужным ответить.

– Мы пойдем вместе, – проговорила она. – Беатрис, сбегай и предупреди госпожу Энис, чтобы мы не застали её врасплох.

Девчушка подпрыгнула и умчалась, а трое остальных последовали за ней более приличествующим их положению шагом.

Дом в Твелвтриз был возведен в двенадцатом веке и перестроен в четырнадцатом. Почти все здание было каменным; с трех сторон его защищала укрепленная стена, а с четвертой, выходившей на заболоченное поле, спускавшееся к реке, – ров с водой. Домики арендаторов стояли отдельно, образуя свой собственный двор по соседству с главным зданием, возле которого был разбит регулярный сад, сейчас, из-за отсутствия хозяев, пришедший в полное запустение, а в восточной части имения еще сохранились кое-какие остатки того, что было когда-то прекрасным парком.

Всю мебель перевезла в новый дом на запряженных быками повозках и расставила в комнатах челядь под наблюдением Элеоноры. Жак был очень доволен новой кухней – огромным восьмиугольным помещением, примыкавшим к главному залу; в кухне повар обнаружил три очага, четыре плиты и нашел в одном из углов отдельную комнатку для своих личных нужд. Пока остальные слуги перетаскивали мебель, Жак со своими поварятами отчищал и отмывал кухню, а потом готовил праздничный обед сразу на всех очагах и плитах, за которыми не требовалось никакого ухода, разве что раз в год прочистить трубы.

Как Роберт и обещал, к следующему воскресенью они уже вполне обустроились в новом доме, и жизнь вошла в обычную колею. Но теперь слуги, которые в Микллит Хаузе ночевали в главном зале, получили в свое распоряжение отдельную большую комнату, а прочая челядь и работники, обитавшие в маленькой деревушке, прилепившейся к старому дому, так там и остались и появлялись в Твелвтризе только тогда, когда в них возникала нужда, это были люди вроде Илинга-плотника, Бена-охотника, Джона-ткача, Джона-пастуха, Рейнольда и заготовщика мяса мастера Клемента, которые трудились не столько в господском доме, сколько во владениях Морлэндов. Детей, носившихся сломя голову все эти четыре дня, было весьма не просто вернуть к прежнему распорядку, и Элеонора опять напомнила Роберту, что Эдуарду необходимо найти гувернера.

– Да, и вот что еще, – сказала она мужу накануне их первого воскресенья в Твелвтризе, – нам нужно пригласить собственного капеллана, уж коли мы уехали так далеко от города. Теперь мы нечасто сможем бывать в храме – особенно с детьми и в плохую погоду.

– Я займусь этим, – пообещал Роберт. – Но нам надо закончить со всеми домашними делами до завтра. Скоро Мартынов день, и нам некогда будет прохлаждаться.

– Я и не собираюсь прохлаждаться, – резко ответила Элеонора.

На следующее утро к мессе отправилась целая процессия, двигаясь по полям к белым стенам города. Впереди верхом на Лепиде ехала Элеонора, держа в руках молитвенник, на котором был вытиснен её герб – белый заяц. Рядом с Лепидой шел Роберт в сопровождении двух своих пажей: Оуэна – виночерпия и Хала – швеца, а с другой стороны вышагивали преисполненные чувства собственного достоинства Анкарет и Беатрис. После мессы их отпускали, чтобы они могли навестить в городе своих родителей и вернуться вечером еще дотемна.

Вслед за лошадью шел Джоб, ведя за руки Эдуарда, а за ними семенили Энис, несшая Роба, и Мэри с Джейн, присматривавшие за тремя девочками – шестилетней Анной, пятилетней Хелен и маленькой Изабеллой. Замыкали процессию дворецкий Уильям и Арнольд – сын Алисы, назначенный ключником. Остальные слуги должны были пойти к вечерней мессе. Как и говорила Элеонора, в Твелвтризе необходим собственный капеллан – без него было очень неудобно.

Правда, посещение воскресной службы в городском храме было для всех не только святым долгом, но и самым ярким событием недели. Когда месса заканчивалась, все прихожане собирались в церковном дворе, где встречались с друзьями, сплетничали, обменивались новостями, горячо обсуждали всякие происшествия и приглашали друг друга в гости. Элеонора была здесь в своей стихии: в роскошном платье, окруженная прелестными детьми и вышколенными слугами, она сразу оказывалась в центре внимания. Ею восхищались, ей завидовали. К тому же, благодаря незаурядным способностям Джоба, она обычно раньше всех узнавала о том, что происходит на свете, и могла первой выложить новости соседям – а тем оставалось лишь слушать, хлопая глазами.

В свое время Элеонора несколько раз первой разносила протрясающие вести. Так было, например, в прошлом году, когда она раньше других узнала о захвате Хартфлера английской армией под командованием лорда Эдмунда Льюфорта. Лорд Эдмунд за этот подвиг был удостоен ордена Подвязки, а Элеонора и Роберт получили тройное удовольствие: во-первых, от того, что первыми услышали эту новость, во-вторых, от того, что новость была доброй, и, в-третьих, от того, что они пользовались покровительством упомянутого лорда. А в начале этого года пришла весть о другом поразительном событии – суде над женой доброго герцога Хамфри Глочестерского, обвиненной в колдовстве.

Жена герцога Хамфри, Элеонора, была признана виновной и приговорена к пожизненному заключению, что неизбежно отразилось и на самом герцоге. Простые люди сочувствовали ему, как сочувствовали бы любому человеку, попавшему в такой переплет, но позиции герцога при дворе были серьезно подорваны, влияние же партии Бьюфорта резко возросло, что снова порадовало Элеонору и Роберта, ибо чем выше поднимался их покровитель, тем с большим уважением взирали горожане на супругов Морлэндов.

Но сегодня никаких особых новостей не было, только местные сплетни. Элеонора потолковала с родителями Анкарет и Беатрис, обсудив с ними поведение и прилежание девушек. Потом подошла к пастору и поведала ему о том, что им нужен капеллан, а Роберт тем временем порасспрашивал своих наиболее влиятельных друзей, не знают ли те какого-нибудь подходящего джентльмена, который согласился бы стать гувернером Эдуарда, его брата, а также всех прочих Морлэндов мужеска пола, могущих появиться на свет. Когда вся семья опять собралась вместе, чтобы отправиться домой, у Роберта уже были хорошие новости. – Мне рассказали о человеке, который вполне подойдет, чтобы присматривать за Эдуардом, – сообщил он Элеоноре, когда они выходили с церковного двора. – Мне посоветовал его нанять мистер Шоу...