Путь израильского наёмника

Глава 1

Старая железная кровать возле двух таких же. Стоят в ряд и ждут возвращения хозяев.

– Влад, ну ты идёшь? Уже полчаса, как сидишь в комнате. Нам пора.

– Иду.

А идти совсем не хочется. Кладу под кровать «англичанку»[1]. Под шкафом шорох. Это Борька там возится, будто не хочет опускать. Но надо идти. Я, солдат армии обороны Израиля, поднялся и обвёл комнату взглядом. Бронежилет сразу напомнил о себе тяжестью. Как-то не хочется идти, будто что-то грызёт внутри. Но шаг, второй – и вот я уже бегу. Даже не закрыл комнату. Так оставил с открытой дверью. После первого шага все страхи позабыты. Последний луч заката коснулся лица.

– Влад, ты чего?

Отвечать на вопрос нет желания. Вокруг военная база, живущая своей жизнью. Суета солдат, флаг со звездой Давида, домики, площадки… Всё как обычно, как всегда. Солнце исчезло где-то далеко за краем земли. Дизель автомобиля плюнул в небо черным дымом и заурчал.

– Влад, спасите его, – слова полковника звучат скорее как просьба.

– Не обещаю, но очень постараемся.

– Ну, вы уж очень постарайтесь. Мальчишке то всего двадцать лет.

Илия обнял пулемёт. То, что для меня тяжесть – для него пушинка. Огромный человек ждёт команды, а рядом с ним ждут Андрей и Фанта. Куда нам без него? Смотрю на них и такое чувство будто прощаюсь. Чернота внутри заполнила сердце и душу.

– Грузимся, – сказал как-то обречённо.

– Влад, ты чего?

– Да вот, что то не то.

– Это потому что гамбургеры в Макдональдсе вчера с майонезом были. Я же просил с кетчупом.

– Давай, садимся, а то Илия ещё чё то приплетёт.

– Влад, что случилось?

Пнул ногой песок.

– Да, ничего. Грузимся и поехали. Нам ещё парня выручать.

Джип легко тронулся с места. Сегодня, где-то там, в темноте, волчья стая должна достать мальчишку из лап смерти. Головы опущены, смотрим в сапоги. Машину кидает влево и резко останавливает, а каждый из нас ещё не окончил свою молитву. Может, она спасёт? А может, умение воина или случай? Камень, о который споткнёшься, и пуля пролетит мимо?

– С Богом!

Открываю дверь. Далеко от квадрата указанного на карте выстраиваемся в линию друг за другом.

– Пошли.

Ночь прячет волчью стаю. Мы двигаемся тихо. Приборы ночного видения хорошие помощники – указывают нам кто, где и зачем. Маленький крестик на карте – как много он значит для меня и моих ребят! И для того, кто нас ждёт. Простой росчерк маркера, испачкавший лист отсканированной бумаги.

Улица, вторая, оставлены позади. Впереди только враг. Тихо обходим всё, что встречается на пути. Стараемся быть словно тени. Вот он – недостроенный дом. Легко проникаем на стройку. Взбираемся на верх бетонной коробки. Каждый знает что делать. Плашмя ложимся на крышу и берём здание напротив в прицелы.

Оно такое маленькое и хрупкое. По результатам разведки в нём находится наш парнишка. Как он туда попал не важно. Нам надо его достать.

– Влад, они держат его в доме для сирот.

– Чёрт, с наскока не пойдёт. Андрей, что там около здания?

– Позади стройка. По бокам два жилых двухэтажных дома.

– Верно. Это наша исходная. Там, наверно, дети.

– Наверно.

– Как бы нам посмотреть, чтоб не шуметь?

– Как бы нам, Влад, самим не нуждаться в помощи!

– Вот чувствовал, что сегодня что-то не так.

– Да, да. И я вот говорю! Не зря вчера вместо кетчупа майонез положили. Не к добру всё это.

– Илия, помолчи.

– Влад, что делать будем?

– Думаю, Андрей. Стрелять нельзя.

– А что можно?

– Илия, давай по старинке. План Б.

– Какой план? Давайте выполним задание и домой.

– Фанта, помолчи!

– Молчу, Влад. Но надо что то решать.

– Я уже решил. Значит, план такой: Фанта ты сейчас возьмёшь всё наше, и ждёшь здесь. Снимаем всё, что может звенеть. В темноте и так не видно. У дома начнём.

– Что начнём, Влад?

– Сымпровизируем, Илия.

В штанах и футболках перебегаем друг за другом дорогу. До дома метров двадцать пять. Крадёмся. Осталось пятнадцать, десять, пять. И тут…

– Андрей, ты сука!!!

– Влад, ты чего?

Не успел он опомниться, как получил кулаком по лицу.

– Илия, держи этого придурка! Я ему сейчас все мозги вышибу!

Крик на русском, пьяная драка. План должен сработать. Так и есть. Он вызывает интерес стоящих у окон охранников. Дверь в нужном доме открывается и один из них выглядывает на улицу.

– Вперёд!

Каждый достал по Беретте[2] и просочился в здание. Стреляем уже внутри. Второй охранник передаёт по рации. Вбегаю в дом последним. Падаю, встаю, опять падаю. Что-то обожгло руку. Чёрт, кажется, мы не успели тихо. Вбегаю в комнату, а там дети. Слава Богу, всё-таки успели.

– Перебили всех, Влад. Ещё раз будешь так импровизировать – без башки останешься.

Андрей не успел договорить, как в дом вбежал Фанта. Наш ослик, нагруженный военной амуницией, запыхался.

– Илия и Фанта к окнам. Дверь закидать кроватями. Дети, за мной.

– Слева стрельба из АК[3]. К нам гости.

– Вижу, Фанта, вижу.

Переодеваемся. Бронежилеты одеты, привычное оружие в руках. Дети, увидев великана Илию, сразу замолчали и прижались к стенке. На полу наш раненный боец. Возле него лежит араб с полуоткрытым ртом.

– Ну вот, тебе надо было это?

Избитый до полусмерти солдат с ранеными ногами. Молчит, ни слова. Только в глазах мольба и боль.

– Чёрт, нам просто так отсюда не выбраться. Укол. Илия, сделай ему укол и мигом к окнам. Андрей, за мной. Говоришь, за зданием стройка?

– Да, новострой с техникой.

– Илия!

– Что?

– Ты уж поаккуратней. Смотри, чтоб не убили.

– Хорошо.

Нас здесь не ждали. Поэтому не смогли сразу организовать атаку. Илия взвалил РПК[4] и начал короткими очередями останавливать тени. Мы огрызнулись. В помощь ему тявкнул выстрелом Фанта. Музыка боя стихла. Сейчас перегруппируются.

– Андрей, за мной. Нужна дверь на детскую площадку.

– Вот она.

– Чего ждёшь? Открывай!

– А ключ?

– Андрей, прекрати цирк. Давай переодевайся. Илия, мы сейчас.

– Влад, во что переодеваться?

– Вон в этих бродяг.

Мёртвые тела тяжело раздевать. Но желание жить помогает это делать быстро. В ботинках большего размера и сползающих штанах мы за три минуты стали похожи на охранников.

– Теперь к двери. Да не к этой, Андрей. А к той, что на площадку.

Слава богу, что всё происходит так быстро. От начала захвата прошло восемь минут.

Стрельба постепенно будит квартал. Мы тихонечко выходим. Зажглись окна, осветив улицу. Две тени скользят вдоль стены.

Одна держит штаны и пистолет, другая крадётся впереди.

– Андрей, нам нужен транспорт и побольше.

– Вон грузовик стоит.

– Нет, не подойдёт.

– Влад, кажется, я знаю что нужно.

– Стой, Андрей. Не надо, не входить в роль. Просто угони легковушку.

Бежим метров двадцать. Одной рукой держу Беретту, второй штаны. Андрей забегает за забор. Слышу, какая-то суета. Потом слова на арабском и удар. Тут же со скрипом открывается дверь и сразу захлопывается. Секунда и завёлся очень грубый мотор. Значит, машина большая. Слева к дому крадётся тень. Падаю на колено, стреляю. Тень упала. Бегу прикрыть тыл. Стрельба на улице не утихает, а здесь, позади дома – тишина. Ещё один – стреляю. Всё происходит автоматически. Человек падает, я вбегаю в дом. И тут, что то огромное ломает забор на стройке. Потом это огромное приближается всё ближе.

– Чёрт, чёрт, чёрт.

Бегу по коридору, сворачиваю в комнату, падаю на пол. Громадный ковш ломает крышу. Андрей!

– Все в ковш!

Илия без раздумий запрыгивает в железную клешню. За ним Фанта. Толкаю наш объект, и гигантская ладонь подымается.

– Андрей, стой! Назад!

Ковш опускается к самому полу.

– Снимайте бронежилеты, Илия, Фанта!

Три бронежилета у меня в руках. Прыгаю на искорёженный пол.

– А ну ка, собрались все вместе, – машу рукой детям.

Они как маленькие роботы быстро собрались в плотную кучу и легли на пол. Кидаю на них бронежилеты. Они бьют по головам, но создают щит от пуль. Назад, обратно в ковш. Стучу рукояткой пистолета по железу. Где то рядом заревел дизель. Пневматика подняла нас вверх. Поехали. Слышу, стреляют. Пули дзинькают по ковшу. Звук приближающегося вертолёта. Три ракеты, одна за другой, взрываются на дороге позади нас.

– Повезло!

– Ага!

– Влад, Фанта на русском с перепуга заговорил!

Смех переходит в истерический. Смотрю на небо над нами. А там – звёзды.

Вот уже черта. Рука солдата означает – наши. Объяснять что мы свои, в чужой одежде, без бронежилетов и с пулемётом Калашникова – нет смысла.

– Без шума сдаёмся в плен.

– Поняли, командир.

Ковш опускается, и мы втроём выкатываемся на землю. Четвёртого пинками вытолкали из кабины. Ну а пятый остался лежать в ковше. Морфий крепко его держит во сне. Страх остановившего нас солдата легко превратил всех четверых во врагов. Заталкивают в джип с завязанными руками и повязками на глазах. Едем. Слава богу, что живы, а всё остальное заживёт. Заплакал. Это нервы. Секундная слабость.

Машина остановилась. Судя по звукам возле штаба. Пинками и толчками нас покидали на песок, словно мешки с картошкой. Слышу недовольный голос Рахиль. Теперь тот, кто пинал, срочно стал освобождать руки от пластиковой ленты.

– Влад, ты плакал?

Женские руки сдёрнули повязку с головы.

– Спасибо, за солдата.

– Это моя работа.

Путь волчьей стаи окончен. Звёздное небо над головой стали пронизывать первые лучи рассвета. Взглянул туда, куда пошла Рахиль. Мелькнула отъезжающая карета скорой помощи. Мир не изменится никогда. Мы живём от войны и до войны. Подъехал джип. Тихонько грузимся. Нет сил даже ругаться с теми, кто нас колотил. Начальство знает, кто мы. А другим ничего не надо знать. И ещё Борька в комнате всё о нас знает. Но ничего не скажет. Потому как его друг сухарь. А я – хозяин сухаря. Улыбнулся сам себе. Машину прилично тряхануло. Вспомнилась от чего-то родная российская дорога. Как то непроизвольно вспомнился город, в котором жил. Лица. Их много: те, которые росли со мной во дворе, учились и шли по жизни. Вспомнилось начало этого пути…

Глава 2

Темнота за окном начинает наполняться красками. Возникает множество незнакомых лиц и среди них я в здании аэропорта.

Решение направиться в это странствие было не совсем моим. Семья захотела последовать примеру многих представителей избранного народа и обосноваться на земле обетованной. Но вначале на разведку отправили меня.

В один счёт решили, собрали и помахали рукой на прощание. Я обнял маму, пожал руку отцу и сделал шаг за порог дома. С этого момента начался мой путь в армию Израильской обороны.

Бог наградил меня умением стрелять. Остальное я получил на тренировках. Даже став мастером спорта по стрельбе, я продолжал ходить в спортзал. Мне нравилось стрелять и анализировать каждое попадание, нравилось быть наедине с мишенью. Фортуна – тётка вредная, но она обожает фанатов своего дела и не покидает их. Окружающий мир был не интересен. Пацаны во дворе, одноклассники, девчонки – всё текло мимо сплошным потоком лиц. Вдвоём с мишенью я был вполне счастлив. Стрелять – это то, что я умел делать лучше всего в тот момент, когда началась новая жизнь в другой стране.

Без особого страха, даже с какой-то долей любопытства, я тронулся в путь. Аэропорт. Суета огромного муравейника. Из образов вдруг появился мальчик. Казалось, что это был не один мальчик, а несколько маленьких клонированных еврейчиков.

Рядом с ним невозмутимая еврейская мама, позволяющая своему малышу всё. Каждые пять секунд по терминалу разносился крик:

– Хаим! Далеко не убегай!

После очередного своего забега этот чудо ребёнок остановился напротив меня. Он был чуть крупнее, чем все малыши в этом возрасте с немного печальными и одновременно хитрыми глазками.

– Дядя, вы тоже едете в Израиль?

– Да, Хаим.

– Мама, я нашёл дядю, который нам поможет нести сумки.

Его крик обратил на меня внимание всех, кто ждал рейса. Люди в чёрных шапках с пейсами[5] были похожи на Незнаек из мультфильма. Им было не до меня. Они нервничали в ожидании задержанного рейса.

– Молодой человек?

– Я помогу.

Желая поспать, я оборвал на полуслове незнакомую мне женщину. Напротив меня никого не было. Устроившись в кресле, я положил ноги на пустое место. Кто ж мог знать, что мальчишке захочется играть именно тут. Почему-то решив, что мои ноги это шлагбаум, он задался целью перелезть через него. Пыхтя и кряхтя, он с олимпийским спокойствием начал преодолевать барьер. Но толстенький зад перевесил остальные части тела. Сочный шлепок, и малыш оказался на полу. Но это непоседливое создание даже не заплакало.

– Хаим, не мешай молодому человеку. Не видишь, он отдыхает. Пусть набирается сил. Ему ещё тащить наши сумки.

Хаим всё правильно понял и нашёл себе другой объект развлечения. Раздвижные двери. Сначала он сделал шаг навстречу и коснулся стекла – дверь открылась. Отошёл – дверь закрылась. Волшебство! Хитрые глазки были полны восторга. Отошёл – подошёл. Отошёл – подошёл. Судя по всему, он решил их достать. Мой сон прошёл окончательно.

– Хаим, отстань от дверей! Не делай маме больно.

– Сейчас, мама.

Хаим отошёл от двери, но только для того, чтобы разогнаться. По терминалу раздался топот, двери открылись и Хаим оказался на улице. Испуг оставшегося без мамы ребёнка вернул Хаима обратно в здание. Дверь беспрекословно повиновалась малышу. Очевидно, он почувствовал себя хозяином двери и решил увеличить дальность разбега. Снова топот. В этот момент голос в динамике объявил посадку. Когда диспетчер замолчал, раздался глухой удар о стекло. Хаим растаявшим мороженным сполз по двери вниз. Она явно вышла из повиновения. Но малыш опять не заплакал. Заставив улыбнуться половину зала, он вскочил и побежал к маме. Дверь больше не открывалась. Шедшие снаружи люди с непривычки стукались в неё головами.

– Пойдём, сыночек, – невозмутимо сказала еврейская мама.

За этой дверью остался мир детства, родные. Теперь я буду приходить сюда только туристом. И может именно поэтому она больше не открывалась, чтобы не впускать, а только выпускать тех, кто покидал родину ради колбасы.

Ту-134 уносил меня всё дальше от Родины. Москва – Тель-Авив. Лететь было недолго – четыре часа. Шумные пассажиры, наполнившие салон, не успев взлететь, уже ждали приземления.

На лице сидящего рядом еврея с длинными пейсами и кипой[6] на голове радость исчезла в тот момент, когда стюардессы забегали по длинному междурядью. В проходе стояли двое левых пассажиров, мешающие движению. Они были посажены на железный ящик у кабины пилотов. Перепуганные люди, широко раскрыв глаза, тихо-тихо шептались. Вдруг самолёт резко накренился в сторону. «Ну, вот и прилетели!», – мелькнуло в голове.

– Отче наш, иже еси на небеси, – молитва старого еврея заставила меня с удивлением отвернуться от иллюминатора. Не знаю, может быть, именно его горячие слова выровняли самолёт, но дальше всё пошло, как надо. Стюардесса с яркой и обворожительной улыбкой объявила, что можно отстегнуть ремни безопасности.

– Уважаемые пассажиры, сейчас будет обед.

А какой еврей не любит покушать? Появилась тележка и ещё одна стюардесса, похожая на первую, но немного постарше. Тогда ещё не подавали кошерную[7] и не кошерную еду. Всем раздали одно: рис, обильно политый коричневой жижей, с кусками сочной свинины. Вокруг интенсивно застучали золотые зубы, пережёвывающие пищу. Процесс пищеварения прервала тихая фраза, прозвучавшая в не выключенный стюардессой микрофон.

– У нас проблемы. Шасси заело.

– И что делать?

– Ничего. Выйди с улыбкой в салон и проследи, чтобы не было паники.

Эта фраза заставила забыть об обеде. Взволнованный шёпот заполнил все уголки самолёта. Пассажиры начали обвинять Аэрофлот, погоду и ещё бог знает кого.

– Господи помоги мне, и не дай сгинуть в этой кутерьме, перепуганный шёпот заставил улыбнуться и взглянуть на старика рядом.

– Молодой человек, не мешайте. Вы что, не видите? Я тут чуть-чуть спастись пробую.

Явный одесский говор заставил меня улыбнутся.

– Ну что вы глядите, молодой человек? Глаза мои устали на вас смотреть.

Возможно, Бог услышал молитву и решил пожалеть самолёт. Полёт вновь стал протекать в обычном режиме и громком шуме вежливых евреев. Улыбки стюардесс после минутного страха светились счастьем. Живы. И только двое влюблённых прижались друг дружке и спокойно спали, не обращая внимания на суету вокруг. Они единственные среди всех нас были похожи на евреев. Соблюдая кашрут[8], молодые люди отказались от еды и были совершенно спокойны в своём взаимном счастье.

После холодной Москвы жаркое солнце в иллюминаторе встретило мой взгляд ярко-рыжим диском. Раздвинулись облака, и я подумал, что внизу тоже голубое небо.

– Это, молодой человек, море.

Вслед за пронзительной синевой появилась тонкая линия берега. Стюардессы стали раздавать декларации. Мой сосед опять проснулся.

– Ой, чтоб я так жил, как я лечу.

Старик попытался снова закрыть глаза, но стюардесса протянула ему декларацию.

– Ой, только не надо мне тыкать эти бумажки. Сёма знает, что ничего не везёт кроме пейсов и кипы.

Самолёт резко накренило.

– Всё, всё. Сёма пишет декларацию, только не надо бросать его об землю с высоты.

С другой стороны от него сидела довольно упитанная женщина.

Она заняла почти два кресла согласно купленным билетам, поэтому её ребёнку досталась четверть. Он съёжился на этом кусочке и спокойно спал.

Самолёт вдруг хорошенько тряхнуло, будто нашему воздушному кораблю кто-то дал хороший пинок под хвост и он, едва коснувшись земли, стремительно побежал вперёд. В наступившей тишине мы благополучно остановились.

– Вас приветствует Тель-Авив, – с улыбкой подвела итог стюардесса и все зааплодировали умению пилота летать на корыте с крыльями.

Полёт окончился, и началось великое перемещение евреев. Хотя за иллюминаторами стояла жара, но почти все надевали куртки, так как деть их было некуда, а выбросить жалко. В руках кульки, авоськи, сумки. Всё это потоком ринулось к трапу. Я засмотрелся на двоих влюблённых. Они выделялись своим спокойствием среди всеобщей суеты. У них были такие светлые и счастливые лица, что мне тоже щемительно захотелось вот так стоять, прижавшись к любимой и ни о чём не думать. И тут меня толкнула женщина.

– Э, молодой человек, помогите с сумкой. Вы обещали! Хаим, за мной!

Салон постепенно пустел, а автобусы у трапа наполнялись. Сразу захотелось назад, домой. Но вслед за двумя влюблёнными я всё-таки вышел. Как только их ноги коснулись земли, они упали плашмя перед автобусом и стали целовать бетон аэродрома, читая молитву. Никому непонятные слова, возможно идиш или иврит, обратили на себя внимание остальных пассажиров.

– Радуются, что живы, – голос из толпы заставил всех рассмеяться.

Три автобуса, полные новых евреев, поехали в своё будущее мимо самолётов, мимо девчонок и парней с автоматами наперевес.

– Здравствуй, капитализм. Встречай меня.

Пройдя паспортный контроль, я вышел из здания аэропорта и понял, что теперь мне придётся жить в горячем аду, раз не жилось в зелёном раю. Я оглянулся с тоской назад, но потом взвалил на плечо сумку с надписью «Риббок» и пошёл навстречу такси, которое отвезло меня в город…

…Машина остановилась как раз тогда, когда в своём воспоминании я прошёл паспортный контроль. Где я был тогда – и где сейчас? Кем стал за эти годы? Солдат, которого ждёт Англичанка, железная кровать и Борька за шкафом.

– Мы вернулись.

Синяк на руке болит и ещё смертельно хочется спать. Организм, коснувшись попой кровати, расслабился и тут же боль от падений и ударов стукнула по мозгам. Шум телевизора в холле рассказывает о неудачной операции и двух застреленных евреях из армии обороны Израиля. Одного звать Влад второго Андрей.

– Влад, вас убили! – вбежал Фанта, завёрнутый в полотенце, и тут же в недоумении остановился. Почти уснувшие двое смотрели на него удивлёнными глазами.

– Ты что, с ума сошёл? – я еле выдавил из себя.

– Да нет же, убили, – уже как то тише ответил Фанта. – Пойдёмте в вестибюль, там телевизор только об этом и орёт.

Интерес такая штука, что любую усталость пересилит. Мы с Андреем остановились в толпе у телевизора.

– Чёрт, вот почему я так боялся сегодня. Знал же, что убьют.

А телевизор всё распинался об израильтянах, что хотели расстрелять сирот. Но с помощью Аллаха были убиты двое из них. Один, судя по нашивке, Влад с русской фамилией, а второй – Андрей, тоже с не очень еврейской фамилией. Те двое, одетые в наши одежды совсем не были похожи на нас. А мы были в их одеждах живы и смотрели очередной бред по телевизору. Вскоре всё это надоело. Кривые взгляды окружающих солдат заставили уйти в комнату. Заходим, а там Илия в душе моет своё огромное тело и поёт грузинскую песню. Я слушаю её и вдруг начинаю понимать слова. Закрываю на секунду глаза и опять проваливаюсь всё в тот же сон. Мой путь сюда был не очень длинным и не очень коротким…

Глава 3

Большой город, большие деньги. Всё что требовала от меня моя новая родина, это повиновение. За это в банке дали ссуду. И этим сделали меня не совсем свободным человеком. Купил квартиру и стал принадлежать только ей. Любые желания работодателя я выполнял чётко. Всё время боялся остаться без денег. Раб квартиры, я был как джин в своём кувшине. Мы стали с ним невероятно похожи в этом восточном мире жары и красивых песчаных дюн. Как и джин, я каждый раз возвращался в квартиру после выполненного задания. Как сказочный герой я мчался по вызову телефонного звонка на место, где ждал меня работодатель. Раб квартиры нужен был везде. Я так боялся потерять работу, что соглашался на всё, что мне предлагал хозяин. Вечером приходил уставший домой, купался, садился возле компьютера и только теперь, в виртуальном мире, получал свободу. Я был героем женских сердец, и мне нравилась власть над некоторыми из них. Это так увлекало, что порой я сидел у компьютера всю ночь, а утром вновь торопился к своему господину. Вот так я и существовал, загнанный раб в загнанном мире.

Но однажды, то ли бог смилостивился надо мной, то ли фортуна вспомнила о моём существовании. Пришла повестка в армию и внутри меня всё изменилось. К этому времени я уже прожил в Израиле два года и был далеко не тем восторженным ребёнком, который приехал в страну. Всё что у меня было, это сносное знание иврита и профессия «принеси, подай, иди и не мешай».

Мой хозяин Фуат подержал повестку в руках и улыбнулся.

– Зачем тебе всё это? Ты уже не мальчик, чтобы бегать и выполнять приказы.

– Да. И поэтому, Фуат, теперь ты не будешь отдавать мне приказы таскать цемент.

– Ты что? Как ты мог такое подумать? Марш, тащи раствор.

– Фуат! А как же твои слова?!

– Ты помогаешь заработать мне, а я даю заработать тебе. Понятно?

Лицо араба сразу изменилось. Когда что-то шло не по его сценарию, он становился злой. В чёрных глазах я увидел ненависть.

– Ты что, Фуат, сердишься на меня?

– Все вы евреи одинаковые. Вам бы только ничего не делать.

– Ну, ну, Фуат, не нервничай. Я только съезжу туда и сразу вернусь.

– Ты мне это точно обещаешь?

– Конечно, обещаю.

– Ладно, тогда неси раствор и не забудь ещё ящик с плиткой. А потом сбегай за водой и можешь быть свободен.

– Вы сегодня невероятно добры ко мне, – сказал я арабу на русском языке.

– Я ничего не понял, – крикнул он мне из соседней комнаты.

– А ничего и не надо понимать. Сиди, работай, а я за раствором.

Ведра с цементом уже ждали меня. Хитрый Фуат знал, что я вернусь, поэтому и отпустил. Кому я двадцатишестилетний нужен в армии?

– Плитка в ящике. Вода в баклажке, а раствор в вёдрах. Фуат, я могу идти?

– Да, да, и помни об обещании.

– Пока, мой ненаглядный араб.

– Ты что-то сказал?

– Нет, это я попрощался на русском.

День пробежал быстро, и следующее утро не заставило себя долго ждать. Таких как я, с повесткой в руках, у дверей военкомата было человек тридцать. Короткие стрижки, смуглые лица, смех и разговоры только о боевых войсках. И всё это на иврите. Вот тут я понял, что знаю ещё далеко не все слова. У меня было так мало общения за эти два года. Да и с кем общаться, когда друзей так и не нажил? Я давно привык быть один, ещё там, на тренировках. И даже работа у Фуата мне нравилась именно потому, что там я всё время был один. Уж такой я вырос. Небольшой рост, русые волосы, не очень короткая причёска. А ещё я молодо выглядел, и в свои двадцать шесть лет был похож на восемнадцатилетнего соседа.