Жар-Птица, или Сказки баюна Барса

Первая глава

…По ночному небу метеором неслось странное существо. Грохотал гром, полыхали молнии, стеной падал с неба проливной дождь, но это существо бесстрашно летело, не замечая ничего на своем пути. Волосы взлохмачены, лицо прикрыто косынкой, к груди прижат сверток, который слабо попискивал. Существо то поднималось выше, внимательно оглядывая окрестности (его универсальное зрение всегда видело все, при любых погодных обстоятельствах), то спускалось ниже, так же внимательно рассматривая каждый дом.

Внизу расстилался небольшой провинциальный город Пензя, Мокшанийского подданства. Но ни думская ратуша, ни казначейский дом, ни тем более церковь, да и прочие общественные заведения, существо не интересовали. Оно искало дома, обыкновенные жилища, правда, трущобы бедняков его не привлекали. Оно вглядывалось в богатые дома, и не просто богатые, а такие, где недавно родились дети. Купеческие или аристократические.

Наконец, существо выбрало нужный дом. Такой удачи оно само не ожидало. А то уж хотело лететь в другой город, седьмой по счету. И ни в одном из пяти предыдущих существо не отыскало нужных условий. Этот же дом подходил идеально. Во-первых, это был аристократический дом, где жил сам городской голова, не абы кто. Во-вторых, его жена недавно родила дочь, их только вчера привезли из акушерской лечебницы. В-третьих, это были добрые люди – почти самое главное условие. Выбор идеален! Существо напрямик полетело к дому, но в эйфории не сразу сообразило, что летит над церковью. Чертыхнулось, споткнувшись о невидимую преграду; пришлось облетать. Но это были уже мелочи.

Вот и дом городского головы. Охранник у ограды дремлет, но он ничего не заметит: он может увидеть обыкновенных людей, но не это существо. Зрение обычного человека не разглядит и его тени… Незваный гость опустился у порога за оградой и на пару секунд, поправляя косынку, приоткрыл лицо. И если бы кто-то в этот момент находился рядом, то разглядел бы женщину с очень привлекательными чертами лица, которые, однако, портила на редкость злая усмешка. Женщина едва слышно пробормотала:

– Ну вот, мой кукушоночек, ты теперь должен пожить и выжить отсюда всех. Но не бойся, твоя мама Лилиана еще к тебе вернется… И тогда ты будешь хозяйкой этого города – для начала. А потом и всей страны.

Женщина ровно шесть раз постучала в дверь и моментально растаяла в ночи.

– Кого в такую непогоду карачурт принес?! – прокряхтел привратник, удивляясь про себя: как неведомый гость мог пройти мимо охраны, открыть многочисленные засовы… И обомлел, увидев на крыльце пищащий пакет.

– Вот это гость! Господин Михей!

Хозяева – отец семейства городской голова Михей и его жена Степанида – выбежали на крик привратника и были также немало удивлены подкидышу. Они совершенно не ожидали даже стука в дверь, ведь прежде надо было преодолеть пост охраны. Или высоченную железную ограду с так тесно прижатыми друг к другу остроконечными прутьями, что палец невозможно между ними просунуть, не то что пролезть. Привратник (а звали его Никифор) решил, что это охранник дал маху. Однако тот божился всеми святыми – мимо него не прошмыгнула даже мышь. Никифор бы не поверил, но его насторожило странное обстоятельство: дождь еще не успел смыть следы, тем более что крыльцо было под навесом, и неведомый гость должен был оставить какие-нибудь следы. Никифор и обнаружил их, но только в одном месте, как будто гость сразу оказался перед их крыльцом, а потом так же сразу испарился. Как нищенка подбросила ребенка, осталось загадкой. (В том, что это нищенка, никто не сомневался: кто ж еще на такое способен. Не могла же подбросить ребенка женщина из княжеского дома).

Ребенка распеленали и обнаружили, что это девочка. Нашли ее вполне милой и здоровой. На пеленках прочитали странные знаки: Л – L – Λ – ל – נ. И еще несколько малопонятных букв. Их смог разобрать только сам Михей, учившийся в юности в академии.

– Может, ее так зовут? Может, она дочка заморцев? – предположила Степанида.

– Это написание одной и той же буквы, только в разных алфавитах: наша буква «люди», тридевятьземельская эль, хеллинская лямбда, арабская лам, хитрованская ламед.

– Вот и назовем ее Лолой, так звали мою тридевятьземельскую подругу, – решила Степанида. Михей возражать не стал. То, что ребенок остается в их семье, было делом как бы само собой разумеющимся.

…Девочка росла своенравной и капризной. Михей и Степанида всплескивали руками: дитя растет жестокое и бессердечное! Лола все время норовила сделать Татьяне – а так звали родную дочь – какую-нибудь гадость. То кипятком вроде бы невзначай ошпарит (та еле успеет увернуться), то также вроде бы случайно толкнет с берега в реку, когда никто не видит, а то накляузничает родителям то, чего и в помине не было. За глаза (а порой, когда выводила из терпения, и в глаза) ее звали Лола-кукушонок, отчего подкидыш злился еще больше.

Приемные родители не делали разницы между родной и приемной дочерью: напротив, неродную дочь, чтобы она и намеком не догадалась, что она неродная, баловали больше. Первая конфетка ей; если у родителей нечетное количество яблок, Лоле доставалось на одно больше. Самое дорогое и лучшее платье – ей. Дошло до того, что настоящая дочь Татьяна однажды устроила истерику родителям: я вам неродная! Еле-еле успокоили. И тем не менее, несмотря на такую избалованность (а может, и благодаря ей), Лола не переставала ненавидеть свою сестру, считая, что именно ей, Лоле, должно доставаться самое лучшее. Но такая самоуверенность сыграла с Лолой злую шутку: достигнув совершеннолетия, она думала, что ей жизнь сама на блюдечке будет подносить подарки. Но на деле получилось иначе.

Однажды Михей как провинциальный городской голова был приглашен со всей семьей на Всемокшанийский светский бал, на котором, само собой, Мокшанийский кесарь должен был присутствовать со своей семьей – женой и сыном Константином, который достиг «возраста жениха» и должен был выбрать себе невесту из лучших красавиц кесаревства. Лола с ходу решила: кесаревич мой! И когда объявили белый танец, ринулась к нему со всех ног. Но Константин, танцуя с одной сестрой, косил глазами в сторону другой. Лола же на этом балу не давала кесаревичу прохода, решив, что охмурила его навеки. Представьте ее изумление, когда Константин прислал сватов, чтобы сосватать… Татьяну. Лола возненавидела сестру еще больше, а заодно и ее будущего мужа. Все домашние, напротив, от мала до велика, вздохнули с облегчением: Татьяна уходила из отчего дома в мужнин, следовательно, Лола будет ее меньше видеть и досаждать. А там, Адонай даст, сварливая сестра сама выйдет за кого-нибудь замуж. Татьяна жила ожиданием свадьбы и считала дни до счастливой даты.

Но не тут-то было. Лола решила во что бы то ни стало свести счеты со своей сводной сестрой. Строила планы мести – но ни один из них ей не нравился. Или они были труднодостижимы, или очень мелки. А хотелось большой и красивой мести, чтобы на всю жизнь. Однако ничего не придумывалось.

Но вот однажды на улице к Лоле подошла женщина в черном и схватила за руку.

– Отойди от меня прочь, нищенка, не видишь, кто перед тобой! – закричала Лола. Но нищенка показала на край своего рукава, где были вышиты те самые знаки, что и на пеленках Лолы, и пробормотала:

– Видишь эти буквы?

– Да, такие были на моих пеленках.

– Иди за мной! – велела черная гадалка. Так звали в городе эту женщину за то, что она держала свой астрологический салон и предсказывала людям и городу разные бедствия, которые сбывались тютелька в тютельку: неурожаи, ураганы, эпидемии и прочие «прелести». Хорошие новости она не пророчила, только плохие – поэтому и звалась «черной гадалкой».

Она привела Лолу в свою каморку, увешанную разными диковинными травами. На очаге большой котёл пыхал густым дымом, и воняло непереносимым смрадом какое-то зелье. (Лола заткнула нос, а старухе хоть бы хны). Само собой, на столе чаша в виде черепа.

Гостья ожидала увидеть в коморке и черную кошку, как у всех уважающих себя ведьм. Или на крайний случай черную ворону. Однако вместо кошки и вороны старуха держала черного, словно сажа, полухорька-полукрысу, который вольготно развалился на кресле-качалке. Заметив Лолу, хорек-крыса подмигнул, как ей показалось, левым глазом:

– Приветствую твое существованье, о прекрасная Лола!

Девушка не успела ничего сообразить, как гадалка осадила хамоватого зверька:

– Помолчи, Сатир! – и объяснила: – Это мой верный слуга.

Черная гадалка махнула своим покрывалом и… тут же оказалась не сморщенной и скрюченной годами старухой, а статной красивой женщиной лет сорока в вечернем аристократическом платье. И они находились не в каморке, а в прекрасной мраморной зале. На ломберном столике вместо черепа – золотая чаша с фруктами, бутылка хорошего виноградного вина. Рядом – мягкие кресла. Вместо дымящей печи с котлом – вполне уютный камин. Вместо смрада запахло благовониями. А полухорек-полукрыса тут же обернулся карликом в дымчатой накидке, он качался в кресле-качалке и курил гаванскую сигару.

– Займись делом! – прикрикнула на него госпожа, но избалованный слуга и ухом не повел. Он лениво, нехотя приподнялся с кресла, потом бухнулся в него снова:

– Знать бы еще каким?

– Кто вы? Где я? – удивилась гостья.

– Я – Лилиана, княгиня Подгорного царства, а ты моя дочь – Лола. А это наш с тобой замок.

– Я – ваша дочь?! – никак не могла опомниться Лола.

– Да! Мы, наконец, нашли друг друга, и это хороший знак. А мой слуга Сатир – твой будущий напарник. Будете работать в паре.

– Чести не имею, но к вам, госпожа, со всем уважением, – расшаркался карлик. – Так как насчет дела, если напарница появилась?

– Сгинь! Дело ему подавай. Дядя Ваня недоделанный! Всему свое время. Напарницу обучить еще надо. Сгинь, кому говорят! – карлик недовольно поднялся с места, чтобы удалиться, но ведьма остановила его: – Подожди, есть дело! Иди к сенатору Федосею – говорят, он завистливый, посмотри на него, может, сгодиться для чего.

– Другое дело, – расплылся в ехидной улыбочке слуга, стряхнул пепел с сигары в пепельницу-череп и… как сквозь землю провалился, словно и не было его.

А ведьма обратилась к дочери:

– Скажи, чего ты хочешь больше всего на свете. Я тотчас это исполню!

– Больше всего на свете я хочу отомстить своей сестре Татьяне.

– Я сведу ее в могилу в три дня.

– Нет, для нее это будет очень легко. Я хочу, чтобы она жила, но жила в нищете и болезнях, а ее муж – кесаревич Константин – ничем не мог помочь ей. Чтоб у них никогда не было детей. Чтобы их жизнь была долгой и мучительной. Чтобы я могла в любой день подойти и позлорадствовать над ее несчастьями.

– О! Моя кровь! – Лилиане понравилось желание дочери. – Будет проще, если ты сама будешь насылать на нее несчастья.

– А разве это возможно?

– Приходи ко мне каждый вечер после захода солнца. Я научу тебя многим интересным штучкам. А пока возьми вот этот порошок и подсыпь в бокал своей сестрице, – усмехнулась черная гадалка, протянув своей дочери мешочек с каким-то порошком.

На свадьбе Лола совершенно неожиданно для всех решила произнести тост за счастье своей сводной сестры и незаметно подменила бокалы, подсунув Татьяне отраву. Как на грех, этот бокал по рассеянности взяла жена первого сенатора Мокшании Федосея Марта. Пришлось подменять второй раз. И Татьяна, и Марта выпили отраву и к вечеру занемогли обе. Позвали лучших лекарей. И оказалось, что болезнь излечима, но даёт нехорошие последствия: у Татьяны и Марты никогда не будет детей.

Татьяна переехала жить к мужу в столицу Мокшании город Мокошь. Навещать родные места желанием не горела. К себе приглашала чуть ли не каждую неделю – родителей, но не сестру. Зная это, Лола сама навязывалась в гости. Встречали ее холодно и под всяким благовидным предлогом старались поскорее выдворить вон. А та, зная о болезни сестры, все колола ей глаза: «А что ребеночка не ждешь? Пора бы уж». Татьяна не терялась с ответом: «Так в твои года замуж тоже пора». Сводная сестра в ответ хитро ухмылялась: «Погоди – это только начало…»

Вторая глава

Мокшанийский кесарь Константин и его жена кесарица Татьяна жили-поживали да добра наживали, потому что добрые были люди. И все было бы хорошо, да вот не было у них детей. Как только ни просили они Адоная: и в монастыри к старцам и старицам паломничали, и перед иконами часами поклоны били, в церкви каждый уголок знали. Многие болезни мимоходом излечили, но деток не намолили. Много богаделен и приютов открыли для сирот, стариков и увечных, не сосчитать. Уж совсем они было смирились со своей судьбиной, когда кесарица решила совершить, одевшись простолюдинкой, последнее паломничество к Святому Пайгармскому источнику. Если уж и в этот раз ничего не получится – то так тому и быть.

За версту от источника, когда Татьяна и два ее телохранителя переправлялись через реку по небольшому мостику, они стали свидетелями неприятного зрелища: на той стороне какой-то дико взлохмаченный и злой мужик нещадно хлестал по лицу девочку-подростка. Кесарица нахмурила брови, не любила она, когда вот так запросто колотят смертным боем детей. Телохранители поняли все правильно, ринулись на выручку и остановили верзилу.

– За что ты ее бьешь?

– Она воровка! Она украла у меня кошелек! И хотела убежать! – орал с каким-то надрывным сипом мужик, телосложению которого мог бы позавидовать цирковой силач.

– Неправда! – закричала девочка. – Мой отец еще год назад дал тебе денег в долг, а ты не хотел отдавать. Мой отец болеет, ему нужны деньги на лекарства!

– Она лжет, евино семя! Я ее знать не знаю! – доказывал свою правоту мужик.

– Неправда, – плакала девочка, – ты наш сосед. И зовут тебя Борис Епифанович.

– Это правда? – поглядела в глаза мужику кесарица.

– А кто ты такая, чтобы дознаваться?! Может, кесарица? – усмехнулся мужик. – А я староста села. Поняла? Староста!

Телохранители сделали было угрожающий жест, чтобы указать мужику его место, но Татьяна остановила их движением руки.

– Сколько он должен твоему отцу? – спросила она девочку.

– Сто гривен.

– Ого, да на эти деньги можно целую конюшню купить, – ахнула кесарица (она немного преувеличивала, но такие деньги для селян действительно были немалые). – Зачем же вы дали ему в долг?

– Мой отец купец. Он всегда давал деньги Борису Епифановичу, прежде тот всегда отдавал. Борис Епифанович играет в карточных домах и делает ставки в петушиных боях. Он задолжал большую сумму, пришел к нам, стал божиться, что отдаст через месяц. Отец пожалел его. А потом… потом отец тяжело заболел. Мы почти разорились. Ведь у нас есть еще и Яшка, мой младший брат. Отцу нужны дорогие лекарства. А этот… – девочка кивнула в сторону соседа, – только и делает, что ходит по карточным домам да петушиным боям, денег не отдает.

– Она лжет, евино семя, ишь какую сказку придумала, чтоб в кутузку не садиться! – орал мужик.

– А что: пойдем в кутузку, там разберутся, должники и воры там не в чести в равной степени, – предложила кесарица.

– Не докажете, я никакой расписки не писал! – ляпнул староста и прикусил язык, поняв, что сморозил глупость.

– Ага, значит, все-таки деньги в долг брал?! – кесарице стало все ясно. Она обратилась к девочке: – Как тебя зовут?

– Ольга.

– Отдай ему его кошелек! С него тебе все равно прибытка не будет!

Девочка с неохотой протянула кошель соседу. Тот жадно, словно боялся, что кесарица передумает, схватил кошелек обеими руками.

– Возьми вот этот кошель, Ольга! Он лучше, с вензелем! – кесарица достала из сумки свое портмоне с кесарским вензелем и протянула его девочке: – Тут хватит и на лекарства, и на твоего младшего братика.

– Спасибо, госпожа, – девочка явно не ожидала такой развязки, но от подарка не отказалась.

– Да не за что, – улыбнулась Татьяна, а потом повернулась к одному из телохранителей: – Не забудь, Георгий, надо сменить старосту села Пайгарм. Слишком жаден. Запиши себе где-нибудь.

– Будет сделано, кесарица, – ответствовал тот.

И мужик, и девочка открыли рты от удивления. Вот уж чего не ожидали они, так это встретить в своей глуши саму кесарицу! А та поспешила дальше, оставив их стоять в изумленном оцепенении. Федор Епифанович, только кесарица скрылась из виду, подлетел коршуном к девочке, пытаясь отобрать портмоне, но только дотронулся до него, как тут же его рука повисла сухой плетью.

– Ведьма! – закричал он на девочку и со всех ног кинулся прочь. А девочка вертела в руках кошелек, совершенно не понимая, что произошло.

Чуть погодя, у источника Татьяна повстречала благообразную бабушку, которая навзрыд плакала:

– Богатая госпожа, дай мне, пожалуйста, хотя бы одну монетку, хотя бы медную… Я должна нашему старосте деньги, а он грозится, если не отдам, упечь меня в долговую яму. На старости лет в тюрьму садиться – позор-то какой!

– Этот хлюст и здесь напортачил! – ахнула Татьяна. – Зачем же вы у него денег взаймы просите, если он из-за гроша удавится?!

– А куда деваться? У меня муж помер, а денег схоронить нет. Мы люди бедные, на черный день даже не осталось ничего. Вот и пришлось просить старосту, а он деньги только в рост дает. У меня была денежка на долг, а под процент-то не хватило. Вот и хожу собираю, кто чем поможет. Лучше б Адонай меня прибрал к себе.

Татьяна хлопнула себя по карманам – вот ведь, кошель-то девочке отдала. Тогда она сняла с руки перстень, подаренный мужем в день свадьбы, и протянула бабушке:

– Денег у меня нет, бабушка, вот перстень есть. Продай его, здесь не только на долг этому старосте, но и на безбедную старость хватит.

Старушка поклонилась, стала вертеть перстень в руках, и вдруг мягко ухватила Татьяну за локоть:

– О чем молишь – сбудется.

– Кто вы? – кесарица с удивлением смотрела, как на ее глазах старица становится прекрасной статной молодой женщиной.