Проект 2012

Два автомобиля за пять минут до назначенного срока. Подозрительно…

Возможно, но внешне мысль никак на Кострове-старшем не отразилась. Он только достал ещё одну сигарету и снова закурил. По-прежнему спокойно и с виду абсолютно рассеянно. Так же не спеша убрал пачку и зажигалку, посмотрел по сторонам, словно решая, ждать воображаемого друга или подругу – а именно такой имидж он себе выбрал – ещё, или уже хватит, демонстративно посмотрел на часы, и решительно, но так же медленно, двинулся дальше.

До встречи оставалось три минуты.

В том, что мимо за это время проехали два автомобиля, а на лавочке между клумбами, разбитыми вокруг памятника, развалился парень, Вадим не видел ничего страшного. Странного – да, но не страшного. Такие меры предосторожности могли означать одно: его предложение приняли, и человек из правительства достал нужную информацию. И это не слежка, а элементарная подстраховка. Потому как есть чего бояться, и не руководителя доморощенного подполья (мало чем отличающегося от бандитской шайки), пускай и решившегося на отчаянный шаг, а службы внутренней безопасности.

Грустно.

Розовый цвет асфальта напоминал кровь. Первую, когда впервые порезал палец. Вторую, когда упал с забора и разодрал гвоздём руку, и… из огнестрельной раны, когда ранили жену.

Вику…

Костров-старший затянулся сильнее. Обжигая горло. Пытаясь отвлечься. И не смог. Перед глазами, как тысячу раз до этого, уже прокручивались события рокового вечера. Воспоминания получались неправдоподобно яркими и оттого ещё более болезненными.

Крик сына. Страх и непонимание в глазах жены. Её кровь… на руках, прижатых к ране. И он, молодой, но подающий надежды начальник производства, скрученный в собственной квартире. И молодой капитан Сергеев с перстнем, рассёкшим Вадиму бровь, и два тупых головореза…

Яркие, слишком яркие воспоминания, словно всё случилось только вчера, а не много лет назад.

Рука непроизвольно коснулась виска, мозолистые пальцы нащупали чёрточку незаметного шрама. Рана на коже давно затянулась, а рана на сердце продолжала кровоточить.

Длинный столбик пепла от порыва ветра (а может, и дрожи) сорвался с кончика сигареты и упал на рубашку. Послеполуденное солнце, лужа цинковую крышу, зацепилось за конёк четырёхэтажки.

Началось всё со знакомства с директором школы, где предстояло учиться сыну. Учреждение находилось на балансе предприятия, и Вадиму частенько приходилось бывать в директорском кабинете. Общаясь на субботниках и отмечая вместе семейные праздники, зелёный, полный иллюзий молодой руководитель, и умудрённый опытом пожилой педагог очень быстро прониклись взаимной симпатией. Рано лишившись отца, Вадим тянулся к старому учителю, пытаясь восполнить потерю, получая вместе с другом – наставника и пример для подражания.

Мужчина, недавно разменявший пятый десяток, успел поведать много интересного, и не только рассказать. Много лет назад он наткнулся в школьном хранилище на объёмные полиэтиленовые пакеты, хранившие в себе запрещённую на территории города литературу. О ней следовало немедленно сообщить и сразу уничтожить, но так же, как и кто-то в далёкие времена, когда всё только начиналось, новый директор школы не посмел этого сделать. Вот и получилось, что книги и газеты столетней давности, пожелтевшие и едва не разваливающиеся от прикосновения, нашли своего читателя. Тот неизвестный, спрятавший их среди учебников и пособий, позаботился о сохранности, но прочесть удавалось лишь первые страницы. Но и этого хватало с избытком. Учитель, а потом и несколько преданных друзей узнали, как обманом и силой сгоняли людей в города-тюрьмы, как лишали возможности жить с родными. Как издевались, заставляя работать, и превращали в чудовищ.

Закончились собрания одной-единственной демонстрацией протеста, после чего директор, а с ним и ещё несколько человек, бесследно исчезли, а к Кострову ночью ворвался капитан Сергеев. Но именно тогда Вадим поклялся себе продолжить борьбу.