Полдень В Нью-Йорке
В «Сам Янге» вышколенные официанты определили степень опьянения Розова и компании как высокую. Поэтому столик был накрыт вопреки заказу Тимура, желавшего видеть поджаренную молодую баранину с зеленым горошком и водку. Сначала были выставлены знаменитые корейские пельмени, к которым отдельно был подан бульон с перцем и уксусом, морковь по-корейски, заправленная острым соевым соусом, чимча и молодые побеги бамбука в маринаде. Дополнял все это горячий зеленый чай. Только после того, как поздние посетители одолели половину пельменей, и от перца у них жгло во рту, а на глазах появились слезы, была подана водка. По стеклу бутылок соблазнительно стекали капельки влаги. Водка не лилась в рюмки, – тягуче текла. Пили не в радость…
Следующим утром Артур улетел в Германию.
Навсегда.
В аэропорту, куда приехали за два часа до отлета, была установлена дата встречи в Америке. Тогда они восприняли все как шутку, браваду. Никто из них серьезно не верил в возможность подобной встречи. Но все уверяли друг друга, что так будет. Смешно.
Смешно развела их жизнь. Через год уехал в Санкт-Петербург Богданов. Следом Розов подался в Россию. Оба неплохо устроились в северной столице. Виделись изредка, чаще звонили друг другу.
Однажды, ответив парой дежурных фраз на вопросы Олега, Сергей сообщил ему, что семья Тимура выехала в США на постоянное место жительства…
* * *
– Вы меня совсем не слушаете!
– Что вы сказали?
– Я заказала себе мартини, а вам водку.
– Я не пью водку в самолетах. Поэтому я выпью ваш мартини, а вы закажете себе еще.
– Вы наглый, самоуверенный тип.
– А вы ничего не понимаете в…
– Ну, скажите, скажите, в чем я ничего не понимаю?!
– Не хочу вас расстраивать.
– Я уже расстроена, так что не стесняйтесь, говорите.
– Зачем вы летите в Нью-Йорк?
– Я поругалась со своим женихом.
– Поэтому летите в Америку?! Не обязательно убегать так далеко. Существует риск, что он вас не найдет.
– На это я и рассчитываю.
– Чушь. Вы хотите, что бы он вас нашел. Упал на колени и просил о прощении. Не знаю, за что. Наверное, за что-то все-таки найдется. Я знаю эту игру слишком хорошо.
– Вы случайно не писатель? Я ужас как не люблю писателей. Они всегда все знают наперед.
– Вы говорили, что вам нравится Розов, автор «Французской осени».
– Мне нравится его стиль, нравятся его герои, но…
– Я не писатель.
– У вас есть шанс.
– Понравиться вам?! Не смешите, я вовсе не собираюсь… – Он замолчал, заметив лукавый взгляд Татьяны. – Я старше вас, наверное, лет на десять!
– Самая оптимальная разница. Сколько вам?
– Тридцать три.
– Вы правы, между нами разница почти в десять лет. Видите, как все хорошо складывается!
– Да, было бы здорово…
– И не говорите! Мы бы с вами таких глупостей натворили…
Стюардесса подала напитки. Розов взял мартини. Татьяне пришлось повторить заказ.
– Скажите, что понравилось, а что нет. – Он постучал пальцем по обложке книги. От такого нахального жеста Татьяна опешила. – Только не говорите, что вам все нравится.
– Сейчас Морсен мне больше интересен, чем вы.
– Что ж, не буду мешать.
– Вы обиделись? Я вижу, вы обиделись.
– Как я могу обижаться? Мы почти незнакомы. Ревновать вас к литературному герою смешно. К тому же, на реального Морсена он не похож.
– В предисловии сказано, что книга основана на документальных фактах.
– Это касается лишь хронологии создания Морсеном того или иного произведения. Думаете, автор знал все до мелочей? Все знать никто не может. Автор пишет о встрече Морсена с Камю… Лишь предположение. А отъезд Морсена из Парижа? Сотни причин могли побудить его покинуть город. Автор взял за основу факт – отъезд. Остальное – вымысел.
Он улыбнулся, вспомнив, как долго мучился поиском наиболее возможного хода события. Различные варианты вероятного прошлого вставали перед его мысленным взором. От него зависело, какой будет признан оптимальным. Он выбрал единственно верный, по крайней мере, он так считал, – встреча Морсена с Камю произошла не без помощи Надин…
Да, встреча с Камю произошла не без помощи Надин.
Потом она вышла замуж.
Что Морсен чувствовал при этом?
Создавалось впечатление, что этот период жизни Морсена был не очень удачным. Молодой поэт не встретил ожидаемой поддержки от мэтра. Любимая выходит замуж за другого. От такого удара не скоро оправишься. И хотя отношения между Люком и Надин не прекращались, он, скорее всего, был разочарован. В такие моменты жизни лучше всего найти новую любовницу, вспомнить старых друзей или, что всего вероятнее, начать пить. Не здесь ли кроется начало трагедии Морсена?
Розов сомневался. Чувствовал, здесь что-то не так. Не таким слабым виделся ему Морсен.
Спустя почти девять лет он создает поэму «Ожидание и Рождение» – самое непонятное, самое мощное произведение, чья загруженность философской мыслью вызывает споры. Нет, нельзя говорить о том, что Морсен сдался.
В свое время Розову попалась в руки небольшая подборка стихов Морсена. В ней были опубликованы отрывки из «Ожидания и Рождения». Отредактированные, сглаженные, сокращенные – в таком виде они потрясли Розова. Теперь же в его руках находилась оригинальная версия поэмы.
Перевод стихов Морсена был возможен только в форме верлибра. Верлибр сохранял такт и ритм, передавая глубину мысли. Розов часто думал, что Люк специально пренебрегает СЛОВОМ, стремясь лишь точнее, жестче очертить рамки идеи. Он мыслил образами…
Годы, отделяющие «Прогулку» от «Ожидания и Рождения», виделись Розову не как время пьянства и уныния, а как время сильных переживаний, раздумий.
Об этом времени у Морсена есть лишь отрывочные записи, не передающие масштаба его поисков. Они полны каких-то мелочей, разбросаны, отрывочны, не интересны.
«Вернул долг. Он мне сказал, что больше не даст…»
«Готи зовет к себе. Уезжать из Парижа не хочется. Но Готи настаивает. Может и уеду».
В одном месте Морсен очень подробно описывает сцену, свидетелем которой он стал в каком-то небольшом кафе. Один посетитель не смог заплатить по счету. Хозяин кафе набросился на него с бранью. Морсен пишет, что хозяин ругался минут десять, и таких слов, он, Морсен, никогда в жизни еще не слышал. Закончив ругаться, хозяин посчитал себя удовлетворенным. Улыбнувшись, он простил клиента. А тот в ответ попросил еще вина, сказав, что хозяин может возместить стоимость бутылки вновь таким оригинальным способом, чем вызвал смех у окружающих. Оценив шутку, хозяин выставил ему две бутылки бесплатно.
Это случай, пишет Морсен, напомнил ему о том, что никогда не надо терять чувство собственного достоинства. Что в самые плохие моменты жизни не стоит пребывать в унынии. Самоирония помогает выжить.
Звезда Морсена восходит в 1959 году. В 1960-ом погибает Альбер Камю. После этого, вняв наконец-то зову Готи, Морсен покидает Париж и уезжает в Невер. Здесь он напишет «Ожидание и Рождение»…
Розов помнил, как работа над книгой затягивала его.
Вначале он робко и боязливо перечитывал дневники Морсена.
Мучился от чувства отвращения к тому, что копается в биографии человека, который вряд ли бы одобрил такое поведение, больше похожее на подглядывание в замочную скважину.
После он пытался вникнуть в самые мельчайшие подробности жизни Морсена, отбросив все сомнения в сторону. Он строил версии, разрушал их до основания. Выискивал то, что отвечало реальности с его точки зрения.
Люк Морсен превращался из человека, полного противоречий и недостатков, сложного, не вписывающегося ни в какие рамки, в философа, чья поэзия стала заложницей его философских амбиций.
При этом Розов прекрасно понимал, что мысли и идеи Морсена представляют собой лишь смесь разных философских течений, пропущенных поэтом сквозь призму собственной жизни. Морсен все свои размышления, выкладки из них, примерял к себе. Он стремился жить в шатком здании собственных сентенций.
Розов выискивал лишь те моменты, которые подталкивали Морсена к наиболее ярким творческим успехам. Он спешил. В этой спешке отметалось все, казавшееся ему лишним, не способным дать или хотя бы дополнить нужную ему картину событий.
Но как раз из мелочей складывается полная картина.
Он спешил. Пока не был определен сюжет, все им написанное представляло собою наброски к главной теме.
В двадцать лет Розов был уверен, – мир примет все, что он готов ему предложить.
В двадцать шесть понял, – мир ничего не ждет от него. Мир вокруг самодостаточен.
Тогда он стал думать, что все еще впереди. Время есть и не стоит лезть на рожон.
В двадцать девять вдруг сказалась нехватка времени, и пришел страх. Страх, что многие возможности упущены навсегда. Четыре книги за два года, – итог того страха.
Любая возможность должна быть использована. Ни один шанс не может быть отвергнут только из-за того, что кажется нелепым.
Самое главное, считал Розов, выстроить хронологию. И тогда события стали видеться ему следующим образом:
Морсен появился в Париже где-то в середине 1958 года.
К началу 1959-го на его счету уже несколько книг, вышедших в издательстве Пилена.
За этот небольшой промежуток времени происходит масса событий – Морсен знакомится с Сольежем, встречается с Камю. Завязываются его отношения с Надин Сольеж. Он пишет «Прогулку» и занимается статьями.
Несомненно, этот год был для него удачным.
Что же происходило в 1959-ом, Розову было не совсем ясно.
Зато 1960-й стал переломным. Морсен не мог не знать о смерти Камю. Трагическое событие стало отправной точкой последующей цепи событий, которые приведут его к печальному концу.
К 1960-му году относится довольно интересная запись:
«В Невер, только в Невер. Париж стал слишком гостеприимен. В Невер, к Готи».
Желание Морсена покинуть Париж только на первый взгляд выглядит нелепым. Гостеприимство Парижа оказалось похожим на радушный прием публикой шута.
Морсен уезжает в Невер, к Готи…
* * *
– Почему вы сбежали от жениха?
– Что?
– Вы не любите своего жениха?
Ответ Розову был совершенно не интересен. Но ему необходимо было продолжить разговор с этой девушкой, иначе воспоминания грозили захватить его.
– Почему вы так думаете?
– Вы же сами сказали…
– Я помню, что сказала. Это не значит, что я его не люблю. И вообще, вам то, какое дело?
– Мне показалось странным…
– Ничего странного в этом нет. Мужчины перед свадьбой устраивают мальчишник, а женщины…
– Я понимаю, но…
– У меня не так много друзей. Перспектива провести последний день холостой жизни в каком-нибудь ночном клубе меня не прельщает. Куда интереснее устроить себе маленькое путешествие. Это позволяет лучше понять, что тебе в жизни хочется больше всего, – обручальное колечко на пальчике и все вытекающие отсюда последствия. Или возможность просыпаться каждое утро свободной и ничем не связанной женщиной. Вы так не считаете?
Розов ничего не ответил.
* * *
– Сегодня на вечер есть планы. Так что не собирайся уходить.
Тон Сергея озадачил Розова.
Богданов заставил его приехать в Санкт-Петербург, занялся оформлением документов. Купил билеты в бизнес-класс, по часам расписал все их время. А теперь строил какие-то планы на вечер.
– Какие планы?
Раздался звонок в дверь.
– Сейчас узнаешь. – Сергей пошел открывать дверь.
Олег понял, в чем подвох.
– Негодяй.
Щелкнул замок, и он услышал:
– Привет, Марина. Проходи. Как доехала?
– Быстро. Он здесь?
– Конечно.
– Черт! – Розов пошел встречать Марину. – Привет, давно не виделись… Прекрасно выглядишь. У тебя новая прическа? Она тебе очень идет.
– Ну, мне пора. – Засобирался Богданов.
– Ты куда? – С тревогой спросил Розов.
– У меня тоже есть личная жизнь. Проходи, Марина, проходи. Меня не будет целую ночь. – Он улыбнулся Марине и посмотрел на Розова.
Олег ответил ему мстительным прищуром.
Сергей хлопнул его по плечу и ушел.
– Ты давно в городе?
– Несколько дней. – Розов прошел на кухню. – Чай будешь?
– Я прихватила с собой вино.
– Отлично, – без особой радости сказал Олег, доставая из холодильника готовые отбивные и сыр.
– Не рад меня видеть? – Марина появилась на кухне вслед за ним. Поставила бутылку на стол. Уселась возле окна. Достала сигареты. – Мясо не буду.
– Сладкое ты тоже не ешь. Что же тебе предложить?
– Фрукты есть? – Марина достала сигареты.
– Яблоки. Еще есть персики.
– И яблоки, и персики. Ты не ответил на вопрос.
– Да.
– Не рад?! Я предполагала такой ответ, но все же послушалась Сергея. Дура.
– Он тебе звонил?
– Представляешь, – она закурила, изящно откинула головку назад и взглянула на него.
Он всегда боялся такого взгляда. Зная – это игра, не правда, он все же не мог долго выдержать этот взор.
– Он сказал, что ты каждый час спрашиваешь его обо мне. И не звонишь потому, что чувствуешь свою вину.
Розов усмехнулся ее великолепному мастерству, позволяющему любую ситуацию повернуть в сторону собственной выгоды. Сделать свою маленькую оплошность победой.
– Он был прав? – Допытывалась Марина.
– Почти.
– Ты не думал обо мне?
– Я не чувствую вины.
– Сначала ты выгоняешь меня. Потом не звонишь целых два месяца. А когда я, забыв собственную гордость, сама приезжаю сюда, ты говоришь мне, что не чувствуешь за собой вины?! – Она почти кричала.
– Прекрати. Что ты так вспылила?
– А ты не понимаешь? – Она затушила сигарету и поднялась. – Что я в тебе нашла?!
– Мы будем пить вино?
– Подавись ты этим вином, алкаш несчастный! Запомни, никогда я первой не сделаю шаг навстречу. И передай своему дружку, Богданову, если еще раз он мне солжет, то я…
– Ты прекрасно понимала, что каждое его слово – ложь. Неужели ты меня так плохо знаешь?
– Пошел к черту! Завтра я улетаю в Нью-Йорк на три месяца. Реши за это время как быть!
Она залепила ему пощечину и выскочила из квартиры.
Розов откупорил вино.
Люк Морсен.
1958 год
В конце августа в одном из предместий Парижа проходили воскресные скачки. Ипподромная жизнь полна всяких нюансов, которые не понять человеку, здоровому от болезненного пристрастия к бегам. Разговоры, возникающие тут и там в это знаменательное воскресенье на ипподроме, служили самым убедительным доказательством того, что лишь посвященные имели представление о происходящем.
– Я же говорил тебе, не ставь на гнедую…
– …не подвела! Смотри, как она в поворот вошла…
– Черт, я опять все потерял! Где этот сопливый юнец, посоветовавший мне поставить на третий номер?!
– Вы зря слушаете юнцов, мсье. Вот я никогда не ошибаюсь и всего за десять франков дам вам дельный совет, – на какой номер поставить в четвертом заезде.
– Дорогой, мне душно. Зачем ты привел меня сюда? Лошадей я и в деревне видела. Здесь такая давка…
– Я уверен, мне сегодня повезет… Ты посмотри, какой круп! Какие мышцы…
– Делать мне нечего, как только лошадиные задницы разглядывать!
На ипподромах всегда царит атмосфера конюшни. И для многих этот воздух лучше любого парфюма.
В разгар второго забега, когда страсти на трибунах дошли до предела и с кличками гнедых и черных, числившихся сегодня в фаворитах, связывались надежды и чаяния многих и многих, недалеко от ложи богатой публики наблюдал за происходящим молодой человек в неброской, но тщательно отглаженной рубашке. Брюки его тоже ведали тяжесть утюга, хотя и не были новы, а туфли на ногах молодого человека, судя по всему, знали не только чистые мостовые центра Парижа. Он с напряжением следил за тем, что происходило на беговых дорожках, и все время повторял:
– Пятый, только пятый. Я знаю, пятый будет первым.
Тут-то его и приметил Жан-Поль Сольеж. Он только что сделал ставку на третий забег и возвращался на свое место в ложе состоятельных посетителей.
Ударил звон колокола, ипподром вздохнул всей людской толпой, заполнившей его плотной массой от богатых лож до самых ограждений беговых дорожек.
– Пятый! – И ипподром взорвался овациями и криком.
После этого Жан-Поль подошёл к молодому человеку.
– Простите, как вы узнали, что пятый будет первым? Он даже в тройку фаворитов не входил.
Молодой человек улыбнулся.
– Ему примерно года три с половиной. Ноги чуть длиннее, чем у других. И, видимо, ему нравится бегать.
– Но… отсюда не видно, какой длины его ноги, – прищурился Сольеж.
– Вы правы. С утра я побывал на конюшнях ипподрома, тайно конечно. И видел всех сегодняшних претендентов.
– Кто же, по-вашему, победит в третьем заезде? – Обеспокоено спросил Сольеж.
– Седьмой номер. Под ним заявлена кобыла по кличке Алая.
– Да? А я поставил на второй номер.
– Он уступит Алой. – Уверенно заявил молодой человек.
Сольеж закурил.
– Если вы так хорошо разбираетесь, то почему бы вам не сделать ставку?
Молодой человек покраснел.
– У меня остались последние сто франков.
– Но ведь вы так уверены.
– Да, но…
Объявили о начале третьего заезда.
Первой к финишу пришла Алая.
– Я только что потерял полтысячи франков, – вздохнул Сольеж. – На кого посоветуете поставить в четвертом? – Деловито спросил он, и молодой человек оживился.
– Только не на фаворита. Ставки на него высоки, это на руку букмекерам. Поставьте на второй номер.
– Опять?!
– В этом забеге у него нет конкурентов.
Сольеж подумал с минуту.
– Хорошо. – Он отправился к кассам.
Начался четвертый заезд. Молодой человек отметил, что разговаривавший с ним мужчина еще не появился, и больше не думал об этом. Скачки целиком поглотили его внимание.
– Что-то не очень второй рвется к победе, – услышал он за спиной, но не обернулся.
Второй пришел к финишу первым.
– Знаете, молодой человек, я поставил на него две тысячи. Один к десяти. Вы помогли мне выиграть двадцать тысяч франков. Не желаете со мною отобедать?
Молодой человек пожал плечами.
– Не смущайтесь. Часть выигрыша принадлежит вам. Что вы скажите о пяти тысячах? Или ваш совет стоит дороже?
– Пожалуй, пяти тысяч хватит.
– Вот и отлично. – Сольеж хлопнул его по плечу. – Пойдемте, я знаю тут недалеко неплохой ресторан. Не беспокойтесь, платить буду я. Но сначала надо зайти за деньгами. – Он подмигнул.
Получив деньги, Сольеж отсчитал молодому человеку пять тысяч.
– Теперь можно пообедать. Кстати, как вас зовут?
– Люк. Люк Морсен.
– Жан-Поль Сольеж. Владелец компании «Сольеж». Может, слышали?
– Сеть магазинов морских продуктов.
– Именно. И еще два небольших ресторана в Сен-Дени. Чем вы занимаетесь, Морсен? Хотя, можете мне не говорить. У вас оставались последние сто франков, значит, дела ваши не очень хороши.
– Это временно.
– Все в этом мире временно, Люк. Ну ничего, давайте пообедаем, и может быть я смогу вам чем-нибудь помочь.
– Вы и так помогли.
– Это мелочи. Деньги, приобретенные на бегах, шальные деньги. Их надо как можно быстрее спустить.
– Некоторые делают на этом состояния.
– Сказки, Морсен, сказки. Я играю на бегах уже лет восемь. И ни разу не видел крупных выигрышей. Да, кому-то удается оторвать кусок пожирнее. Но проходит неделя, и человек теряет больше, чем получил. Состояния не выигрываются. Они зарабатываются. И чаще всего – умом. Чему вы улыбаетесь?
– Случаю. Если бы второй не пришел первым…
– Ничего страшного. Обедом я бы вас все равно угостил.
За обедом Морсен рассказал Сольежу, откуда он родом и как оказался в Париже.
– Из Фурми?! А мои предки до войны жили в Дуэ. Это же почти рядом. – Сольеж разлил по фужерам вино. – Хоть вы и не сказали мне, кто вы на самом деле, я все же попытаюсь помочь вам. У меня в Мо есть собственная конюшня. Там два племенных жеребца с утра до вечера только и делают, что едят да кобыл покрывают. Если хотите, можете поработать там. От Парижа это недалеко, минут двадцать на машине. Если у вас есть какие-то дела здесь, то работа в Мо не будет вам помехой. Платить буду раз в неделю. Не скажу, что много, но на первое время хватит.
– Вы меня совсем не знаете.
– Мне хватает того, что вы превосходно разбираетесь в лошадях. Официант! Счет! Ну так как, согласны? Правда, есть одно условие. Вы скажите мне, чем занимаетесь на самом деле. Идет?
Из ресторана они вышли почти друзьями.
Люк Морсен, если и не был счастлив сегодняшним днем, то довольным был точно. Два месяца в Париже, в течение которых ему пришлось сменить три работы, пройдя путь от грузчика в мясной лавке до расфасовщика фасоли, убедили его в том, что Париж не очень то похож на рай. Теперь он стал заведующим конюшней. Звучит не бог весть как, но есть хорошая зарплата и немного свободного времени, которое он может использовать для своей творческой работы.
– Писать стихи, – нравоучительно распекал его Сольеж, – дело убыточное. Статейки ваши, Морсен, печатать, конечно же, будут. Особенно, если вы будете писать о лошадях, но большого дохода вам это не принесет, поверьте мне. Бросьте это занятие. Ну какой из вас к черту писатель?!
Через месяц, заполненный хлопотами: конюшню срочно пришлось приводить в порядок, жеребцов гонять по кругу до пены у рта, ибо они заплыли жиром, – Морсен смог, наконец, вздохнуть свободно. Работа была отлажена, конюхи получили должные наставления.
Морсен большую часть времени стал проводить в Париже. Творческие дела не налаживались так быстро, как бытовые. Стихи не принимали ни в одном издательстве. Собственных денег на издание книги он не имел.
Газеты в этот год полнились статьями на политические темы. Была принята конституция пятой республики, дающая больше прав исполнительной власти, и президентом страны стал де Голь. Распалась французская западная Африка…
Нечего было и думать в такой переломный момент о возможности опубликования статьи, в которой и слова нет об важных политических событиях. Но политика Морсена не интересовала. Пару раз он обратился в газеты со статьями, сугубо отвлеченными от реалий времени, и получил оба раза отказ. В конце концов, он написал статью про лошадей, которая была опубликована в каком-то спортивном альманахе, получил небольшой гонорар и больше в газеты не обращался…
В середине сентября в Мо приехал на неделю Жан-Поль с семьей. Это был совсем незнакомый Люку человек. Не крупный делец, а любящий отец и муж. Такая перемена поразила Морсена.
Сольеж не говорил о делах, предаваясь блаженству отдыха в кругу семьи. Но однажды он все-таки завел такой разговор с Морсеном.
– В Западной Африке не спокойно. Мои партнеры по бизнесу, ответственные за поставки продуктов в Париж, уверяют меня, что в скором времени дела будут идти еще хуже. Мы теряем колонии, Морсен. Это обернется большим кризисом.
Морсену было не интересно. А вот что его действительно заинтересовало, так это дочь Сольежа. Надин. Он искал повода с ней познакомиться. Такой случай выдался вечером следующего дня.
Сольеж привел семью взглянуть на жеребцов. Люк, будучи неплохим наездником, сделал несколько кругов, показав, на что способны жеребцы в хороших руках. Сольеж был восхищен. Он не видел в лошадях ни одного изъяна.
– Что ж, если дела обернутся худо, продажа жеребцов принесет хоть какую-то прибыль. Признаюсь, сделать это не легко, но все же придется.
Заявил он жене, которая любовалась грацией животных, и представления не имела о том, что ей говорит муж. Она смогла уловить намек на дополнительную прибыль, что ее вполне устраивало.
Однако это совсем не понравилось дочери Сольежа.
– Неужели ты решишься продать такую красоту? – Спросила его Надин. – Ты же сам говорил, что Морсен подготовил их к скачкам.
– Если все будет так плохо, то… Не беспокойся, они попадут в хорошие руки.
Вечером, на семейный ужин был приглашен Морсен. Жан-Поль официально представил его членам своего семейства.
За ужином Люк во все глаза смотрел на Надин. Она чувствовала его взгляд. Ей было приятно внимание молодого человека. Остроумие, шутки и милые анекдоты Надин про правительство, ходившие тогда среди студенчества, вызывали смех за столом.
После ужина Надин заявила отцу, что хочет вернуться в Париж.
– Мы всего два дня здесь, а тебе уже скучно? – Удивился Сольеж.
– Здесь прекрасно, папа. И жеребцы твои просто прелесть. Но…
– Понимаю, – улыбнулся Сольеж, – среди молодежи не принято сейчас много времени проводить в кругу родителей. Ладно, езжай. Быстро не гони. Как приедешь, сразу позвони мне.
Надин поцеловала отца и ушла переодеваться. Через несколько минут она появилась перед ним в элегантных брюках и легкой кофточке.